13-16Москвее некуда. Вспомнить всё

МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.   
            

Поверьте, я почти объективен,  я очень давно, всю жизнь уже там не живу.   Да, и самой Башиловки уже нет.  Но менталитет (будем современными в терминологии), «характер места» не так-то легко и быстро меняется, не исчезает столетиями.  Особенно если  он ярок и активно проявлен.  А он разный в разных районах нашего маленького мегаполиса.   И люди, соответственно, разные. И узнаю я частенько кто откуда. А тамошних всегда безошибочно.  Вот и жил там всего пять (5) лет (правда, в «формирующий» период), а считаю себя парнем с Ленинградки.      
Так вот, он, паханчик, точно был уверен, что ямские ребята заведомо круче трусоватых центровых с Тверских – Ямских.
               
                13-16Москвее некуда. Вспомнить всё.

                13Москвее некуда.  Цирюльня.
Я, кажется, ещё не хвастался своим северным балконом.  Да, есть у меня сейчас и давно уже  большой северный балкон.   Когда дом наш нынешний был только что отстроен, с него видны были шесть (6) сталинских высоток.   С западного - две (2).
И из восточного окна одна (1).  Но не суммируйте. Их, как известно, всего семь (7).  Просто две (2) в двух (2) ракурсах.
А суммировать надо так  шесть (6) на север плюс одна (скорее, один (1) – Университет) на юго-запад.   Все семь (7).  В те времена это значило «весь город».  Тут есть, чем похвастаться.
Да, и к нашему заселению, заслонили только одну, гостиницу «Украину».
С северного смотрового и Кремль, и недавно воскресший Храм Христа – Спасителя успел пощёлкать – запечатлеть.
В мощный бинокль (его мне дальновидный друг подарил на новоселье) хорошо просматривалась Остоженка – Метростроевская.   Её такие разные по внешности,
по возрасту и,  не побоюсь сказать, по социальному положению дома.
Особенно левая, нечётная сторона. (Для меня-то она правая.  Мы ведь подальше на юго-запад от Кремля.)
И, конечно,  зелёная  узенькая четырёхэтажная (4) башенка,  напротив ИнЯза, рядом с деревянным  «домиком Муму».
Лезу в Интернет в поисках иллюстрации.  И, действительно, быстро нахожу фото и сопровождающий текст. Остоженка. Номер.  «Четырёхэтажное (4) здание, построенное по проекту архитектора Н. И. Какорина в тысяча девятьсот первом (1901)  году для складирования и продажи вещей, пожертвованных Московскому совету детских приютов, который распоряжался в то время соседним зданием».
Нет, пять (5) этажей.  Или четыре с половиной (4,5)?  Мансарда не считается?  Ищу дальше.
Вот соответствие моему образу.
Но номер по Остоженке другой.  А под обозначенным номером и год, и архитектор, и функции иные.
Наконец:  «Забавный темно-голубой, построенный в старом русском стиле, эклектичен и по-московски декоративен, но выглядит уютно и мило. Крошечная мужская парикмахерская "Авель" на первом (1) этаже добавляет ему очарования. Кажется, название - просто имя владельца - грузина, но все равно забавно».
Прямо под фотографией, по который каждый может убедиться:
всё-таки зелёненький.
У-у-у!  Ущербный, узкий, ублюдочный, убогий Интернет!
Малообразованный, поверхностный, не тщательный.
Ну, подкрашивали, как помниться, действительно по-разному.
Но вот с чем категорически не согласен, так это со старым русским и по-московски декоративным стилем.
Ищу схожие декорации.  Листаю Амстердам.  Да вот же он, домик, на канале!  Правда,  влез между двумя (2) другими, прижался стенками.
Берлин. Очень гармоничен.   Начало XX-го (20) века. Лошадки вокруг.
Рига. Ба!  Здесь тройня (3), да нет четверня (4).
И даже в Лиссабоне, ему вполне комфортно  как на горке, так и на набережной океана.  И ещё круче: почти брабантская готика.
О-о-о!  Очаровательный, открытый,  очумелый, огромный!
Широко и глубоко информированный, щедрый.
Вот так, сами знаете,  за десять (10) строчек не только отношение к Интернету, -  всё может измениться.
Мне даже очень подходит  «крошечная мужская парикмахерская».
Метростроевская. Парикмахерская.
Она, на моей памяти,  всегда там была.   Большая такая. С огромными окнами.
Сидишь в кресле и видишь, как толстый троллейбус переползает из окна в зеркало.
Ну и из троллейбуса, тебя, конечно, тоже хорошо видно.
Здесь, в этих симпатичных  декорациях случился, как ни странно,  последний акт, завершающий эпизод моей  истории «про школьные драки»,  которая упорно мешает мне окончательно переехать на мои «Балконы» и продолжить обзорную экскурсию по явившемуся и продолжающемуся собственному пространству – времени,
по, скорее управляющей, чем управляемой памяти,
по длинному списку встреч и расставаний,  такому естественному и такому невероятному одновременно (1).
Школьное прошлое бывало ещё напоминало о себе.  Но каждый раз приходило сюда, ко мне «на район» само.   Как, собственно, и тогда.  Ведь «парикмахерская» гораздо ближе к «дому», чем  к «школе».   
Моё предпоследнее посещение подобного заведения.
Да, я прекрасно помню три (3) свои последние «платные стрижки» в жизни.
Места. Даты.  Обстоятельства.
Каждый раз «они не сами по себе», но связаны с событиями, куда как более важными.  Если пафосно – судьбоносными.   
«Боже, как давно это было, помнит лишь мутной реки вода».
Так поёт мой старинный друг в своей старинной песенке.
Собственно, именно с ним, мы только что выскочили из «ИнЯза» и попрощались на троллейбусной остановке, ненадолго, до вечера.
Только что были песни, ребята.   Я слушал и слышал. Меня слушали и слышали.
И на вечер мы приготовили то же самое, яркое и громкое, то, что с тех пор и поныне называют русским роком.  (Тогда все говорили «бит». Рок ещё не оформился в направление; а потом в направления; а потом они все, якобы умерли.)
Казалось, «живи, да радуйся».
Развивай и развивайся!
Пивка, что ли попить, тут за углом, как повсюду в Москве, пивнушка.   
Внезапно в ноздри, и в глаза ударил удушающий одеколон марки «Шипр».
Я увидел буквально в полуметре (1/2) от себя парикмахера.
Он брил клиента как бы на витрине.   
Наверное, сработал демонстрационный эффект - я решил постричься.
Скрытая смута успокоилась и прояснилась.
И здесь, где мне всё нравиться и где меня ценят, где у меня получается и где мне интересно, где есть место для меня - не моё место.
И здесь, прямо под открытой форточкой свободы, ощущались все симптомы жёсткой и, в то же время, дефектной запрограммированности всех и каждого;  полной и окончательной замученности социума.   Нет, «социум», пожалуй, узковато.
Казалось исковерканным само наше пространство.
Ничего для меня не решала (и не решает) поляризация.
Вот моё деление на две группы.
Первая (1), незначительная, но тогда шумная, а ныне весьма влиятельная - хронически простуженные сквозняком. Они и сейчас не сумели избавиться от комплекса вторичности (2).
Вторая (2),  мощно вакцинированная не только от всевозможных западных зараз,
но и от всего сразу, включая, естественно и умное, и нужное.   
Друг друга они никогда не переносили, всегда жили (и живут) почти отдельно.
Но некие общие универсальные правила, противоречащие, на мой взгляд, самой сути творчества соблюдали и те, и другие.
А я уже ощущал, видел «третий путь», уже шёл по нему.
Нет, вовсе не было разочарования в «своих».
И не мне их критиковать.
Они ведь (не все, конечно, но значительным коллективом) состоялись.
Состоялось многое из того, о чём говорили и пели.
Реализовались и реализовали!
Или интегрировались?      
Но я по-прежнему уверен, что жизнь доказала и продолжает доказывать мою правоту.
Как же часто они сами мне об этом говорят!  Я ведь не расстался с ними окончательно ни тогда, ни потом. Я просто решил постричься.

Мордастый цирюльник на мгновение ошарашил меня.
- «Не боишься, что горло бритвой перережу?»
- «А я бритья не заказывал!»  - Быстрая реакция.
Теперь и я узнал.
Он расположился тогда чуть левее и чуть позади Серого.
Такие в шестнадцать (16) выглядят на двадцать два (22),
а в двадцать два (22) на сорок (40).
Бесформенный бушлат расстёгнут, не сходится.
Миша – Пузо, вот погоняло. Взяли его, конечно, за размеры. Для устрашения.
Он меня пальцем не коснулся.  Как-то сразу рухнул.
Что очень странно, ведь по моей памяти я его тоже не трогал, ну ни пальчиком.
-  «А ты меня Серым». -  Поясняет он.  Я смеюсь.
Их ПТУ, оказывается, парикмахеров выпускало.
А он ещё и потомственный, и по призванию.
И цвет телогрейки (из комплекта униформы), якобы цеховой, ему нравится.
- «Тёмно-кремовый».   – Я гогочу.
- «Да не вертись ты!».
Михаил стрижёт меня мастерски: ловко, стильно, вовсе не коротко и… бесплатно.
- «Волосы классные, за удовольствие денег не беру».
Мы отправляемся пить пиво вместе.
Все мы любим happy endы.   Да – да, все.  О книгах, фильмах – можно по-разному судить. Дескать, так не бывает, не жизненно,  не интересно – заранее известно.
Не готовит, не воспитывает.
Но в своей жизни, мы, естественно, предпочитаем только счастливые разрешения проблем.   Хотим, чтобы любая из наших историй заканчивалась, как американское кино.    Желательно со всевозможными бонусами.  А нет, так хоть повеселиться.
Мы пьём далеко не по первой, говорим уже о другом, о музыке.
Он бывал, слушал, и даже хвастался знакомством.
И всё-таки.  Как тот, третий (3), с пером.  Я ведь на нём акцентировался.  Волнуюсь.
Да нет, там ничего страшного:  рёбра, челюсть, ключица. Даже на второй (2) год не остался.
Но…  Тут он кардинально нарушил законы жанра, и подпортил мне настроение.
Они всей своей поварской группой (у них ещё и «на повара» учили) летом в поход пошли, на шашлыки.  Нажрались, как водится.
И там у него аспирация. Нет – аспирация, это когда ещё нет, когда только попало не туда.  Асфиксия рвотными массами.
- «Чего, чего?»
Ему «начала медицины» преподавали, а мне-то нет.
- «Да, захлебнулся он в собственной блевотине».
Я не брезглив, но кружку свою отодвинул.
И соседи, как по команде неприязненно отодвинулись.
Обещал я стричься только у него – не выполнил ни разу (0).
Но его хоть по имени помню.   

                13Москвее некуда. Школы.

А вот учителей по имени – отчеству никого.   
В одном (1) замечательном советском фильме студент пединститута вдохновенно рассуждает о том, что  учитель просто обязан запечатлеться, запомниться своим ученикам на всю жизнь (естественно,  только своими лучшими чертами и проявлениями).
Во втором (2) птенцы слетаются к родному гнезду со всей «необъятной» нашей страны. И каждый год не забывают слетаться.
В третьем (3) выпускники  за тридцать (30) лет ходят и ходят к своей «историчке».
И всех она помнит. И для всех находит чай и нужные слова.
Знаю: всё перечисленное порою случается.      
Но нашей классной удалось избавиться от своих выпускников раз и навсегда.
С «англичанкой», правда,  довелось повторно познакомиться,  при весьма знаменательных и занимательных обстоятельствах.
Дочка её удачно замуж выходила, очень удачно.
А меня на такие свадьбы приглашали. И приглашают ещё (всё реже и реже).
Признаюсь – мило пообщались.
Жаль, что когда я в следующий раз встретился с женихом – журналистом – депутатом – министром, он уже был женат в следующий раз.      
Ни на одной (1) встрече выпускников не был.
И не было у нашего выпуска вовсе таких встреч.
И не заглядывал.
Знаете, как бывает.  Рядом оказался - дай-ка мимо пройду, посмотрю.
Так вот, ни разу (0).  А моменты – поводы случались.   Да какие!
Роддом там, в том же квартале, в двух (2) сотнях (100) метрах.
Я его как-то семнадцать (17) дней подряд посещал.
И время было, но не ёкнуло, не потянуло.
Я учился в трёх (3) школах.  Написал и засомневался – может быть, надо было иначе сформулировать.   Ходил, посещал, числился.
Начальная школа: четыре (4) года. Ощущения вроде бы верные и приятные, но смутные.  Нина Павловна – «учительница первая моя».  Однокашники (1):  один (1), он у меня, правда, с детского сада ещё, до сих пор знаемся;  другого узнал в телепередаче, он теперь  видный полицейский (а был шпаной отпетой);  с третьим (3), профессором – математиком, в разное время возникали совместные дела.  И вообще, фамилии, имена нескольких  сохранились в памяти. Наверняка, потому что встречался с ними потом.  Девчонок не помню совсем.  Даже рассматривая фотографию класса.
«Свидетельство о восьмилетнем (8) образовании» мне вручали уже в  другом районе, другой школе.  Она мне посвятила всего лишь три (3) года, но посветила мне вперёд на всю жизнь.  Я и сейчас помню всё и всех.   И не хочется ничего и никого забывать.
А некоторых и захочешь – не забудешь.  Вот они: сообщения выскакивает и АОН торжественно декламирует с детства знакомый номер.  Подрос он, правда, с возрастом.   Но я эти «знаки множества» и «коды общности»  научился не слышать, и с улыбкой слушаю  пять (5) или чуть позже возникшие семь (7) цифр, ставшие для меня синонимом имени.  Мы ещё и по звонку в дверь узнаем друг друга.      
И ещё, мне до сих пор говорят, что я как-то забавно меняюсь, переходя железную дорогу по Белорусскому мосту – Тверскому путепроводу.
О последней, выпускной я уже недвусмысленно высказался.  Несмотря на «прописку» аттестата, совершенно не считаю «главной». Числился в ней два (2) года.
Четыре (4) + три (3) + два (2).   Убывающая арифметическая прогрессия.
Сумма равна девяти.  (; = 9).   Девять (9) лет в школах.
Ошибки нет. Весь пятый (5) класс я провёл в желтухе (она же болезнь Боткина,
она же  – инфекционный гепатит – он же гепатит А; про него можно много всякой дряни прочесть, он и острый, и затяжной, и… но вы лучше про него никаких справок не наводите – заразитесь ещё).
Я за них  грамоту получил. За гепатит и за пятый (5) класс.   И чуть ли не каждый день, и в больницу (за стекло бокса), и домой приходили ко мне, приносили уроки, и одноклассники (1), и одноклассницы (1).  А я девчонок не помню, память всё-таки не всегда справедлива. Или даже часто?
Девять (9) классов + пятый (5) класс = десятилетка (10).   
О первой (1) стёрлось, отодвинулось. Во второй (2) дружилось. В третьей (3) дралось.
Там вроде и не был, оттуда не вытащишь, туда не затянешь.
Но недопустимо судить о государственном образовательном учреждении только на основе эмоций и ощущений. Субъективизм.
Ну, что ж.  Ныряю очередной раз (1) в сеть.   Здесь легко находятся данные для объективных выводов.   
Сначала о зданиях и датах создания.   
Опять возникает троица (3). (Их уже несколько в тексте.)
Старшая построена и открыта в тысяча девятьсот тридцать шестом  (1936),
две (2) другие на год позже в тысяча девятьсот тридцать седьмом (1937),
по единому (1) проекту. (Обратите внимание - в самый разгар большого террора).   
Такая системка всегда ассоциируется у меня с двумя с половиной. (2,5).
У меня для всего вокруг, среди других, есть и числовой образ.
Иногда это номер, иногда оценка, иногда мера.
Да, я очень люблю цифры.
Вы, конечно, давно заметили.  Кто-то смеётся, кто-то раздражается, а кто-то, возможно, участвует в игре.  Но не только ради игры, я их повсюду расставляю.
Люди, определённо, делятся на две (2) категории.
Кто-то предпочитает буквы  цифрам, а кто-то наоборот.
(Вопросы о любителях   только нот и только мазков оставим на потом.)
Многое, если не всё определяющий выбор.
А я так и не смог за всю жизнь определиться. Я обожаю и буквы, и цифры, и… ноты.  Возможно, эта основная причина моих многочисленных сложностей.
Отдельная, обширнейшая тема.
Но здесь всё попроще. Не смейтесь, не ругайтесь.
Я борюсь за равноправие цифр именно в литературном тексте.
Они годятся не только для нумерации страниц, и, много реже, глав.
Они вовсе не мешают, не сбивают - указуют, украшают. Так бывает!   
Кажется, не грех даже вставлять и решать по ходу всяческие, но, конечно, сюжетно оправданные задачки.  Года за два с половиной (2,5) до начала моей активной работы над  нынешним текстом, как раз (1) одновременно (1)   с зарождением на балконах  самой его  идеи,  начал раскручиваться под ними (балконами) яркий урбанистический сюжет  под названием   «Снос завода «Каучук».
            
                15Москвее некуда. Снос завода «Каучук».   

Планировалось и сообщалось об этой процедуре много раньше.  Что-то даже спорадически происходило.  Возникло нечто сильно напоминающее стройплощадку: расчищенное пространство, балки, но абсолютно  без признаков какой бы то ни было деятельности.  Картинка, в принципе, достаточно привычная для москвича.
Пустые корпуса, освобождённые от хаотического бестолкового окружения  стали выглядеть  даже более солидно и нерушимо, чем раньше. И вдруг.
В первое (1) утро я даже не успел отреагировать.  Но сразу стало ясно, что замышляется нечто грандиозное.  Я, со своим складом характера, никак не мог пропустить такое. И уже на следующее утро приступил к наблюдению на западном балконе. Без двадцати восемь (7.40).  На стройке напротив выстраиваются пунктиром самосвалы, все красивые – одинаковые (1), синяя точка кабины, жёлтое тире кузова.  А экскаватора, к которому они выстроились в очередь на приём, ещё нет. Но я точно знаю, что он, дисциплинированный и напористый, вот-вот будет здесь, и чуть раньше восьми (8), по-ударному, начнёт работу.
Моя жена, Марина, собирается на службу, на своё суточное дежурство.
Я увижу её только  завтра. Удивительно, но после стольких лет непрерывного общения, я буду немного грустить.  Нет, мне не будет скучно, я почти  не понимаю  слова "скучно".  У меня всегда много дел и задумок,  и мне даже порой  сподручнее одному (1).    Но  возникающий каждый раз (1) психологический дискомфорт надо каким-то словом обозначить. Я просто не решаюсь употребить  более пафосное "тосковать".  Хотя ради такой жены не грех и "повысить градус".  Мы будем часто созваниваться.  До неё всего пять (5) минут прогулки. Но дни её дежурств, всё-таки, труднее остальных.    Без десяти восемь (7.50.) первый (1) самосвал уже загружен и накрывается жёлтой попоной.    Не дай Бог,  ошмётки завода просыплются  по пути.
Экскаватору понадобилось десять (10) минут.
Тем временем пунктир удлиняется, подходят ещё машины.  Все одинаковые (1).
А тут и экскаваторы всей компанией. Сначала красный, вчера он был наверху, на куче, первым (1) в короткой цепочке.  Потом большой – главный разрушитель.
И ещё жёлтенький – близнец самого раннего, и такой же шустрый.
У них, конечно, всё по графику, всё учтено.
Но и без бумажек ясно:  шесть (6) самосвалов определённой грузоподъёмности,
по шесть (6?) или по десять (10?) тонн,  в час.
И, если захотеть, то потом можно будет посчитать, сколько весил весь завод "Каучук", неуклонно превращаемый в груду мусора  и вывозимый равными долями в неизвестном мне направлении.   
Ворот мне не видно, но напротив есть некое сооружение, полностью облицованное кровельным  железом, почти зеркальное. И утром, пока Солнце еще на северо-востоке,  каждый въезжающий отмечается в зеркале огромным солнечным зайчиком.   Вдруг на плоскости что-то необычное, быстрое, цветное… Мгновение, и является серебристый джип.  И не к бытовкам, не к "офису", а прямо в эпицентр событий.  Выскакивает.  Издалека вижу – одет, как положено. Мне такая униформа знакома.  Общую цену, правда, затрудняюсь  озвучить.  Но грязи не боится, и сам за рулём.  Тоже энтузиаст, точнее -  тоже ударник  капиталистического труда.  И сразу к нему цепочка, как к экскаватору. Похоже, он здесь не просто нужен -  желанен.  Разобрался с каждым и  покатил, поставил тачку в тенёк, но в домик не вошёл, уселся рядом и развернул какие-то бумаги.   
В девять тридцать (9.30.)  я обнаружил, что самосвалов нет.  А в девять тридцать пять (9.35.)  появился, вернулся первый (1). Оборот, таким образом,  совершается
за час сорок (1.40.). И начинают подходить, подходить уже под два (2) экскаватора.  Вряд ли это всерьёз затруднит подсчёт веса "Каучука".   
Появляются цистерны с бензином. Заправщики.  И мне вдруг кажется, что сейчас все они: экскаваторы, самосвалы, джип начнут заправляться на ходу, на лету, как военные самолёты.  Дозаправка в воздухе.

Тут момент, когда я могу выполнить одну (1) из многочисленных своих задумок,
в данном случае, можно даже сказать, установок.  Очевидный тест на проверку эмоциональной памяти. Я решил при любой возможности, при малейшем намёке
на уместность, при каждом ассоциирующемся слове поминать своего дядю Витю,
которого я любил, а он любил меня.   Именно так, и только так.
Был у меня дядя Витя, мамин брат, безмерно добрый человек, с  талантливыми руками,  которого я любил.  Давным-давно его уже нет.   
Я не планирую  отдельного развёрнутого рассказа о нём.
Хотя, пожалуй, можно было набрать некоторое количество вполне подходящих эпизодов.  Просто всё всё-таки свелось  бы к очередной истории  неприкаянности
и гибели  человека «от водки».  Да, я не собирался этого скрывать.
«От водки» здесь точнее, чем «спился», что почти наверняка бы и произошло,
но несколько позже.   Они вдвоём (2) со своим лучшим другом погибли в результате несчастного случая.  И, понятно, были бы трезвыми – были бы живы.
А произошло это уже вне нормальной жизни, очень далеко от Москвы.
Так я даже не о Витьке, о его друге.
Был он отставным… Нет изгнанным, вышвырнутым из авиации.
Испытывали, отрабатывали в те, стародавние уже времена,  как раз (1) дозаправку
(вот что напомнило) на лету.  И случилась авиакатастрофа.  Комиссия решила, что виноват экипаж самолёта – заправщика.  Они-то сумели приземлиться.
А вот второй (2) самолёт разбился. Его пилотировал, к тому же, именитый пилот.
Да ещё выяснилось, что ребята вроде бы  «не соблюдали режим» перед ответственным заданием.  Судьба других членов экипажа мне неизвестна,
но для Витькиного друга  случай обернулся концом удачной карьеры.
Славу Богу, обошлось без тюремного срока.
Оказался он на малой своей родине, Крестьянской заставе города Москва,
встретил там своего лучшего друга детства, моего дядю Витю, и навсегда,
до конца жизни  стал его собутыльником.  Так их и выслали вместе из города
(и опять не на зону), хотели воспитать, а получилось что пожизненно.   
Забрели они спьяну на железную дорогу, друга сразу ударил локомотив,
а Витя ещё не был на путях, но с одной (1) из платформ сорвалась какая-то доска.
Суждено им было вместе. Печальная такая история. Ну, я предупреждал.

Что же касается событий, разворачивающихся  там внизу, под балконами, то я,
конечно, неправ.   Никаких  и ничьих заправок во внеплановое время.  У них тут натуральный конвейер. Всё соблюдается. А техника безопасности в первую (1) очередь.   Стройка только началась. Посмотрим, что дальше будет.  Каких рабочих нагонят.
Впрочем, это ещё и не стройка вовсе, а лишь расчистка территории.   
На красочной вывеске дома, сады, пруды.  И весьма скорый срок возникновения всех этих чудес.  Замечательно!
Но сначала…  Сначала надо соскрести с лица города завод "Каучук".   
События июля - августа две тысячи девятого  (2009) года.
А вот чуть раньше.   Всю субботу, двадцатого июня две тысячи девятого (20.6. 2009), с восьми (8) утра до позднего вечера, заинтересованно, напористо работает экскаватор.  Ломает инженерный корпус завода "Каучук". Впрочем, давно уже не было там никаких инженеров. Он как бы растягивался, раздувался: въезжали в него  банк, косметический салон, страннопрофильная клиника, непонятные склады.
И место всем находилось. И двери лишние появлялись.   
А до банковско – торгово – медицинского конгломерата здесь действительно работали инженеры.  Например, Длинный.  Соученик моего Юрки Кобры,
не здесь, в Кунцево.  А переехав, с Сынком (наш с Юркой третий (3))
и Фуней (сожитель соседки по набережной).   
Ближайший друг бывшего хозяина наших балконов, и ещё одного (1) парня
– дяди лучшей подруги моей дочери.
В их компании был и бывший сосед сверху, отец активного воздыхателя моей дочери. Старший, кстати, патологически бесстрашный мужик был, я вам скажу,
мог на свой одиннадцатый (11) этаж по наружным решёткам снизу забраться.
И сам отец близкой дочкиной  одноклассницы (1) по любимой школе.
Ну, с Коброй вы уже встречались, и думаю, встретитесь ещё.  Другие упомянутые могут и вовсе больше никогда не появиться в тексте.   
Но все они, так или иначе, связаны с районом.
А как вам такое: Длинный  сослуживец  Брата Петрушки.
Они и в госпитале вместе лежали.
О Петрушке и его Брате вы ещё обязательно услышите в будущем по тексту и в прошлом по жизни. Во всяком случае, я это уверенно планирую.
О Брате у меня есть  стихотворение «ВОН ВОЙНА».  Тема, которую не обойти.
Он ещё и персонаж яркого жизненного фрагмента «День Краснопресненских бань».
Петрушку, понятно, и звать в текст не придётся. Сам выпрыгнет – впрыгнет.   
Но обо всех этих общих знакомствах с Длинным  я узнал, только в третьем (3) тысячелетии (1000), после вселения на десятый (10) этаж, когда только и познакомился с ним, и он стал моим важным партнёром по пиву и непримиримым шахматным противником.  Маленький город Москва.  Тесный.
Инженерный корпус был почти прямо напротив нас, как я  точно пишу, под балконами. И, когда после телефонной договорённости он направлялся ко мне,
я мог наблюдать его чуть ли не от самого выхода.
Но вот в дежурную нашу пивнушку за рынком ему удобнее было идти через территорию завода, через главную, старинную проходную.
А я поступал так:  курил в конце его рабочего дня на балконе, ожидая, когда двухметровая (2) фигура появится между корпусами.
Тогда и я направлялся в том же направлении, но своей дорогой.
Похоже, часто мне придётся делать болезненное каждый раз (1)  объявление.
Слишком  часто. Но ведь обязан.  Нет уже Длинного.
Нет, я, конечно, не установил ежедневного дежурства.  Нетрудно догадаться,
что есть дела и поважнее.  Да и против  я, принципиально, специальных подъёмов
по будильнику. Так что, не каждое утро, но всё-таки я не упускал возможности
понаблюдать за такой непривычной для страны организованностью.
И верите, никаких авралов. Даже с выходными.
Третье августа (3.8.).  Но выяснилось, что и громкая фирма (название  красовалось на каждом из самосвалов, и было мне хорошо знакомо ещё и по личным причинам, именно её риэлтерская «дочка» помогала мне с квартирным вопросом) с некоторыми «фундаментальными законами».   «Эффект понедельника» и здесь не нарушен.   Первые (1) шевеления лишь без двух минут восемь.
А погрузка началась уже в начале девятого (9). Мелочь, мизер, естественно, но забавно. Что они праздновали вчера: Ильин день, день ВДВ, день железнодорожника или все вместе.  Зато именно сегодня выяснилось, что есть, оказывается, короткий обеденный перерыв. Маринка заметила,  что цепочка вдруг застыла.
Она и образ подсказала. Недвижимы, как улитки на ветке, на виноградной лозе.
У нас в Геленджике, в двухтысячном (2000)  огромный виноградник  примыкал прямо к нашей лоджии, на втором (2) этаже городской многоэтажки, чуть ниже, буквально в полуметре (1/2). Мы их (улиток) там видели.  Но в Геленджик мы больше не поедем. Болела дочка в городе аптек. Их там невероятное количество.
Самосвалы встали?! Так у них здесь всё по правилам.
Вон он, экскаваторщик, уже возвращается из столовой.
Они всё успеют, уложатся в сроки, у них чёткий график, и он быстрый.
А неодолимые традиции, типа «эффекта понедельника», конечно, тоже посчитаны.
Здесь я вынужден прерваться.  Внук подошёл. Его вдруг заинтересовало, сколько ног у улитки. Верите, я уже давно не удивляюсь таким совпадениям.
«Информационным блокам», как я их называю.
Ну, по моему мнению, одна (1).  Одна (1) нога у улитки.
Сомневается. Что ж, проверим в Инете.
Да не во мне он сомневается, а просто уже размышляет, как же она на одной-то (1-то) ноге ходит.   Действительно, как?  Не ползёт – ходит.
Вечером вдруг возник антипод.  Жёлтая кабина – синий кузов.  Не стадный.  Заплутал в трёх столбах. Повернул не там. Указали, а он опять за своё - не там встал. И дальтонику видно – нездешний.  Тутошние продолжают работать, блюдут вереницу, но, кажется, как будто оглядываются на заблудшего с ухмылками.   
Впрочем, у него какое-то своё отдельное амплуа.  Я так и не увидел.
А как кого раскрашивать на фирме лучше знают.
Очень быстро они тогда справились.  Уже к восьмому августа (8.8) раздолбали, уронили, соскребли и увезли почти весь старинный, добротный, керамический, красный  кирпич из обожжённой глины, правда, изрядно подпорченный и перемешенный с грязью всех возможных городских сортов.      
Почти.  Оставили нетронутой переднюю, фасадную, кажущуюся теперь высоченной стену.  Вот он какой,  тёмно-красный, но всё равно яркий, вздыбившийся
в аномально вертикальном строю глиняный кирпич.   
И венчающая стену, бросающаяся в глаза, здоровенная, зеркальная надпись «КУЧУАК» (буквы, естественно, тоже развёрнуты, но не буду затруднять наборщиков).   «Кучуак» - так читалось раньше изнутри, а теперь видно с наших балконов.    Кстати, теперь уже нет.  А я так и не удосужился сходить и проверить, что там на самом деле сохранено для исторической и архитектурной памяти.   
Вкруг площадки, по заборам понавешали несчётное количество  новых плакатов.
Собственно, из них и состоят в основном ограждения.
 «Садовые кварталы». «Просим извинения за временные неудобства»
«Завершение первого (1) цикла». «Срок  окончания работ: третий (3)  квартал две тысячи десятого (2010) года».  «Рекультивация территории».  «Стена в грунте».   
А как же без стенки. Там же речка, которую я параллельно (||) рассматриваю  на старых картах и фотографиях.  Впрочем, её исток (исход)  из пруда парка «Усадьба Трубецких»,  толстая труба за решёткой, хорошо видна со скамеек напротив.   
Но в дальнейшем, не самые приятные наши строительные традиции восстанавливаются, берут верх.  Рекультивация территории серьёзно  затягивается.  И в этом могут ежедневно убеждать не только жители ближайших домов.
Одним (1) из первых (1) деяний – самоуверенная установка  веб - камера.
И вот спустя три (3) года в Интернет транслируется едва изменившаяся  картинка.
Плакаты, естественно, периодически обновляются и возвращаются  со скорректированными  сроками.
Соответственно, и мой   фрагмент всё длился и  никак не заканчивался.
      
                16Москвее некуда.  Культуризмы и рейтинги.

Сначала, я довольно быстро решил не тратить время на расчёт веса вывезенного битого кирпича, то бишь,  «общего веса заводских корпусов».
Затем резко снизил, а со временем и вовсе отключил свой интерес к подбалконному строительству. Конечно, совсем ничего не замечать я просто не имел возможности.   
Оно (строительство) и ныне ещё не завершено.
Так что я, пожалуй, пока завершу  о нём. Отложу до самых последних страниц моих.
Понятно, очень уж быстро я до них не доберусь.  Исчисляться будет, определённо годами. Это я то ли пугаю себя, то ли настраиваю.  Так или иначе, но там, впереди
и ниже по тексту что-то да прояснится, или, скорее всего,  затмится с видом из окон.
Тогда и буду рисовать картинки, завершать строительную тему.
Нет, вот ещё что.
Некий симпатичный, и более ранний эпизод.   Тоже разрушение, но аккуратное,
с оптимистическим оттенком, с надеждой.  За год до глобального сноса.
Тридцатого апреля две тысячи восьмого года   (30.4. 2008).
Не такая уж частная совместная семейная трапеза. Последующий, ещё общий, с моим участием, перекур на балконе.
Вдруг замечаем: разбирают левую от нас башенку «Каучука».
Только – только начинают.   
Умно, красиво, тщательно, по кирпичику.   
Определённо, собираются где-то восстанавливать.  (Произошло?)
Впечатляет. Доченька сделала фото, я что-то записал на клочок, но текст  позже
уже не  находится. Ну, да ничего страшного.  Даже хорошо.
Комментарии первого (1) дня не могли быть «готовыми в текст».   
А вот и заново.  Вполне сформировавшиеся впечатления и ощущения.
Тщательность – антоним спешки.   
Двадцать седьмое июня  (27.6.) того же года.
Есть ведь у нас «правильные» во всех областях.  «Умеют, когда хотят».
Издалека заметно уважение к чужому профессионализму, к его результатам
от тысяча девятьсот четырнадцатого (1914) года, к Роману Клейну.
Роман Клейн – архитектор «Каучука».
Именно он окончательно перестроил под завод здешние постройки.
А вообще,  в конце  девятнадцатого (19) – в начале двадцатого (20) веков здесь наблюдалась динамика, вполне сопоставимая по скорости с нынешней.
Сначала на месте усадьбы образовалась бумаготкацкая фабрика, затем какие-то французы переделали её в  шелкокрутильную. Заинтересованные краеведы легко могут уточнить фамилии и года.  От себя отмечу, что шёлковая нить  прямо
по общему районному хамовническому профилю. Параллельно (||), естественно,
не утихало строительство. Тогда-то, к концу века и был задействован Клейн, сравнительно молодой, но именитый.  А чуть позже Первая мировая война простимулировала в его корпусах резиновое производство.
Резина, понятно, фронту нужнее, чем шёлк.   
Клейн в те времена был поистине нарасхват и хват (в самом лучшем смысле).
Я уже совсем скоро просто обязан стать старше его (текст-то надо дописать), невольно задумаешься – сколько успел,  Какой молодец.
У архитекторов и просвещённых дилетантов, правда, название «Каучук» вызывает некую иную ассоциацию.  У них ведь почти поголовно профессиональный сдвиг
в сторону конструктивизма.  Признаюсь, и мне очень нравиться то, что сделал Константин Мельников.  Тут у нас, чуть подальше как раз (1) его Клуб завода «Каучук» (ну, или Дом Культуры, как положено было, в советское время).
Мне кажется исключительно забавным соседство чуть ли не во всех статьях о нём (доме) двух формулировок.  Вы везде прочтёте, что «здание клуба является всемирно известным памятником архитектуры советского конструктивизма», и тут же рядом, часто даже выше по тексту, что по присвоенному статусу он «памятник местного значения».  Разрешён к приватизации.
А я?!  Если мимо тёмно-кровавых клейновских стен я, пусть и множество раз (N).
только проходил, то в мельниковских  стенах мне случалось музицировать.
И несчётное (;) количество раз (1) присутствовать на репетициях и выступлениях моих замечательных друзей – музыкантов, базировавшихся здесь.  О них много и часто будет ниже.
Роман Клейн ещё  и ЦУМ (Центральный универсальный магазин)   построил.
Тогда, конечно, «Мюръ и Мерилизъ».  Все видели.  И не надо быть специалистом, чтобы название стиля угадать.  Неоготика.
А я!?  В тысяча девятьсот семьдесят третьем (1973) и тысяча девятьсот семьдесят  четвёртом (1974) годах трудился я гранитчиком на стройке пристройки ЦУМа, большого нового корпуса.  Была и такая глава в моей жизни, весьма, кстати, драматичная.  Гранитчик работает не только с гранитом, но с мрамором, травертином (это тоже камень) и так далее.  Так там с тылу, на Неглинке, впритык
к Малому театру мраморная стенка до сих пор стоит. Я проверял.   
Ну, а плит на полах и  ступенек (гранитных ступенищ), конечно, теперь уже
не найти – отличить.   
И здание Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина тоже его авторство.
В той истории исключительно важную роль сыграл Иван Владимирович Цветаев,
папа  восхищающей меня Марины.
Есть у меня всякие, вполне вроде компетентные знакомые, которые подчёркнуто называют её исключительно «поэтессой».
Вставляют в какие-то обобщающие списки… Впрочем, это их дело.
Предчувствую, что мне без неё в грядущем тексте не обойтись.
Но стихотворение здесь будет всё-таки моё.  Про музей. Из музея.
Есть у меня такой цикл (циклик)  - «Культуризмы».
               
                СВИДАНИЕ   ШУТОВ.
Свидание  в  пять  вечера  у  “Пляшущих  шутов”,
В  укромном  уголке,  когда  музей  пустеет.
Я  знаю,  в  этом  городе  кроме  тебя  никто,
Такого  места  выбрать  для  встречи  не  сумеет.

Я  воспитал  тебя  и  знаю,  что  не  зря
Ты  выбрала  для  встречи  и  точку,  и  минуты.
Ты  слушаешь  меня,  глазами  как  бы  говоря –
Шут  очень  симпатичен,  но  всего  лишь  шут  он.

Но  я  себя  не  ощущаю  пляшущим  шутом,
А  если  ощущаю – только  тем,  который  с  дудкой.
Прочти  весёлую  записку,  не  сейчас,  потом.
Да,  я  влюблён,  но  весел  и  об  этом  ты  подумай.
                25.4.1983.  В. Куроптев.
      
Есть у меня всякие, вполне вроде компетентные знакомые, которые понятия
не имеют о таком зале в Пушкинском.

И Бородинский мост. Какой эпизод, какая ночная прогулка, какая песня
с ним связаны.
И Трёхгорный пивоваренный завод.  Здесь ключевое слово – пиво.   

Люблю я цифры, но номеров школ всё-таки  не выдам, чтоб никого не обижать, не позорить.   Номера  переезжали, исчезали, возникали на какое-то время вновь.
Но сейчас  почти в первозданном виде  существует ($ - это квантор существования, такой математический значок, просто так, для смеха, обещаю - везде вставлять не буду)  только одна (1) из школ, на том же месте, под тем же номером. Всего лишь добавлен спортзал.  «Выпускная».
Так и буду их называть по-своему:  «начальная», «любимая», выпускная».
Здания на тех же местах, и стали ещё больше похожи:  теперь они все одного (1) цвета с типовой спортивной пристройкой.   Но используются они по-разному.
«Начальная»  стоит посреди уютного внутреннего парка.  Под знакомым мне номером состоялось двадцать пять (25) выпусков, затем школу закрыли, а в здание её и в соседний старый особнячок вселился специнтернат.
«Любимая»  была женской, моей, языковой – держалась.  Но наша демография…
Всего пятьдесят (50) выпусков.   Впрочем,  дом не только, но даже повысил  свой статус «храма знаний».   В нём находится некое высшее учебное заведение, которых в Москве теперь больше, чем школ. (Очевидная аномалия.)  Что-то там будет, когда ВУЗ прикроют?      
«Выпускная»   благополучно (судя по сайту)  отпраздновала семидесятипятилетние (75).    Столько же выпусков.
И вот немного арифметики.   Небольшая табличка.   Чуть-чуть объективности с помощью статистики из Интернета, как я и обещал.
Здесь вполне годятся «Одноклассники» (1).
«Н».    На двадцать пять (25) выпусков четыреста (400) «одноклассников» (1).
В среднем по шестнадцать (16) человек.   Откуда они только взялись?
Вспомните, когда  они учились.   Не то что «досетевой», «докомпьютерный» период.
Ощущается вмешательство внуков.  Но стимулируют-то всё равно бабушки и дедушки.
«Л».   В первом (1) столбце «Выпуски» - пятьдесят (50).   Во втором – две (2) тысячи.
По сорок (40) человек, по доброй половине (1/2) от каждого года.  J
Полезете проверять – пересчитывать  (не трудно), убедитесь – таких школ в стране немало.
Но гораздо больше таких.
«В».   Шестьсот (600) ностальгирующих разделить (/ или :) на семьдесят пять (75)
равно (=) восемь (8).    Подтверждение:  от нашего, чуть ли не первого программистского класса в стране два с половиной (2,5).   Половинка (1/2)– это я.
Заходил, но не записался.   L
Вот и получился обещанный и ожидаемый мною объективный показатель.
Rating (английский) – оценка, положение, ранг.
Рейтинг – «числовой или порядковый показатель, отображающий важность, значимость или популярность определенного объекта или явления», «устанавливаемая путем социологических опросов».
Я дважды (2) поставил кавычки в одном (1) определении, так как составил его из двух (2), взятых из разных энциклопедий.  Зато запятая моя собственная, авторская.
Что ж, для некоторых объектов и явлений; политиков, шоуменов и спортсменов;  ценных бумаг и брендов – это мультипопулярность,  высокие котировки, лидирующие места в чартах, высшие баллы.
Для других просто отнесение к разряду, к определённой категории.
А для третьих (3), не прошедших «проверку на вшивость»  ®   
индекс паршивости,  уровень отвратности, степень хреновости, глубизна глупизны.
В дополнении один (1), только один (1), один (1) из нескольких почти одинаковых (1) отзывов о моей «Выпускной».
(К слову,  о «Начальной» и «Любимой» ничего плохого.)
«Учился в (номер опять убираю – В.К.) школе с 1 по 11 класс.
 Общий климат в школе в мое время, а также во время обучения моего младшего брата - нулевые, мягко говоря не очень. Разборки и драки в школьном дворе - норма.
Резюме: своего ребенка я в эту школу не отдам».
(Нет чисел прописью, так как цитата.)
Нет, я не злорадствую.
В конце концов, во всех школьных дворах  дрались, дерутся и будут драться.
Абсолютное большинство психологов считает, что честная драка необходимый элемент воспитания «мужского» характера.
Незаменимый  тренинг личности.   
Что она, по сути, благородная дуэль былых времён.
Но если бы все школьные драки были честными.   
Идеалист. Пусть восемьдесят процентов (80%).  Или пятьдесят (50%).
Хотя бы двадцать) 20%.  Так ведь нет.
Поверьте, именно эти проценты (%) определяют в последствии оценку (рейтинг) школьного двора.
Я не злорадствую, если только чуть-чуть.
Рейтинг, конечно, от «rate» - курс, уровень показатель.
Но просматривается - прослушивается и «rat».
Так, что термин вполне может поэтически восприниматься как некое крысиное действие, дело.
«Rat» (английский) – не только «крыса», но и «предатель», «шпион», «доносчик».   
Никогда не попадал, и не собираюсь (как-то не хочется), под подобные определения.
Позорить и позориться не буду.  Номера так и не обнародую.
Хотя все мои драки – не главные школьные бяки.
Драки – это индивидуальное.
А вот общее.  Всех нас тогда, весь класс обманули.  После двухступенчатого (2) собеседования, после весьма специфичных дополнительных курсов, после громких обещаний нам так и не дали в дополнение к аттестату красивую и нужную бумажку,
свидетельствующую, что мы «дети образовательного эксперимента»,  «первые в стране», и, вообще, «готовые специалисты».      
«Я не злопамятен, просто хорошая память»  (закавычил строчку из своего старого стихотворения), и не мстителен.   
Но, наверняка, найдутся люди уже вычислившие (пусть даже неверно) засекреченный мною номер московской «центровой» школы.
Прежде всего, для них:
rating (английский) –  ещё и «выговор, нагоняй».
(Причём, это первое (1) значение в словаре.)
Хорошо бы дошло и подействовало.
Прекращаю вредничать и занудствовать.
Есть ведь и позитивное о моей злополучной «выпускной» школе.
Например:  отсутствие  упомянутого выше обещанного нам «ценного удостоверения» отнюдь не помешало многим из класса добиться многого.
И в самых разных, порой неожиданных областях.
Об этом достаточно в сети и случается по телевидению.
Обманули, не дали – ну и ладушки!  А то попёрлись бы все в программисты.               
И не получилось бы тогда ни великого хлебопёка, ни известной культуроведши, ни меня…   Впрочем, я-то как раз (1) сначала попёрся.

Продолжение следует.  МН17…