15. Бунт - дело Божье

15. БУНТ – ДЕЛО БОЖЬЕ. Летом 1327 года из Золотой Орды в Тверь прибыл великий посол Чол-хан, вошедший в русские летописи под именем Шевкал. И был тот Шевкал непростого роду-племени – сын Тудана, внук Менгу-Тимура, двоюродный брат самого Узбека, и ко всему прочему – сволочь каких мало. На Русь Шевкал Дюденевич приволокся не один, а с войском телохранителей, ибо Тверь в ту пору была похожа на растревоженный улей, и соваться в город с малой охраной было равносильно самоубийству. Зачем Узбеку понадобилось это посольство, не ясно по сей день. Ведь знал же великий хан, куда отправляет своего брата. Может Чол-хан ему чем-то не угодил? Или может, отправляя в Тверь заведомого мерзавца, Узбек специально пытался спровоцировать бунт в одном из богатейших своих улусов с тем, чтобы затем разграбить его, так сказать, на «законных основаниях»? В этом случае, Шевкал был нужен брату как спичка, поднесенная к бочке с порохом. А когда хотят взрывать бочку с порохом, кто станет беспокоиться о судьбе спички?

По прибытии в Тверь посол первым делом чуть ли не пинками выставил князя с семьей из его дворца и расположился там в свое удовольствие. Его воинство немедленно рассыпалось по городу и принялось грабить тверских обывателей. Не обошлось и без насилия. На деревянные мостовые Твери пролилась кровь ее жителей. А было это 15 августа, в праздник Успенья Богородицы, когда в город начали сходиться толпы богомольцев со всех окрестных сел. Пришедшие на праздник люди стали свидетелями бесчинств неслыханных, да к тому же еще творимых в святой день. В толпе поднялся ропот. Достаточно было лишь одного крика: «Ратуйте!», чтобы началось побоище. Первым это слово выкрикнул дьякон Дюдко, у которого татары пытались отобрать лошадь. Одинокий крик избиваемого дьякона - «Люди тверские, не выдайте!» - немедленно потонул в многоголосом реве разъяренной толпы. Несостоявшихся конокрадов тут же на месте порвали в клочья. Затем, вооружившись кольями и топорами, всей толпой кинулись искать остальных. Когда ударил набат, за оружие схватились и княжеские дружинники. Рассыпавшиеся по городу татары были мгновенно перебиты. Под горячую руку тверские мужики забили и ни в чем не повинных ордынских купцов, торговавших на городских рынках. Уцелевшие татары отступили к площади перед княжеским дворцом и там приняли бой. На площади началась свалка. Громадная вооруженная толпа буквально вбила Шевкала с остатками его орды внутрь княжеского подворья и, матерясь, на чем свет стоит, полезла вслед за ними. В самый разгар свалки в город примчался великий князь Александр, который поначалу возможно и пытался предотвратить убийство царского посла, но потом, махнув на все рукой, велел спалить свой дворец вместе с засевшими в нем ордынцами. Шевкал и его люди сгорели заживо. Из всего многочисленного ордынского посольства уцелело лишь несколько конюхов, которые пасли коней на берегу Волги. Именно они и доставили Узбеку известие о гибели его брата.

Поведение Александра Михайловича разными историками оценивается по-разному. Одни уверены в том, что он не мог поступить иначе – именно в этот день и в этом городе никакой, даже самый могущественный князь, не смог бы предотвратить гибель ордынского посольства. Другие считают, что будь на его месте Александр Невский, он бы непременно спас Шевкала от смерти, а потом вместе с ним отправился бы в Орду смирять гнев хана. Но не всем же быть Александрами Невскими. Чтобы сдержать безудержный порыв толпы, нужно иметь на это право. У Александра Невского такое право было. Было оно и у Михаила Святого. Александр Михайлович право диктовать свою волю неуправляемой толпе еще не заработал.

На подавление спровоцированного им же самим мятежа Узбек бросил огромную по меркам того времени армию в 50 тысяч сабель с темниками Федорчуком, Турагыном и Сюгом во главе. Впрочем, и на этот раз хан решил перестраховаться. Погром русских княжеств, и Тверского, и тех, что будут лежать на пути его армии, мог привести к разрастанию мятежа и «бегству» Суздальской Руси под руку Гедемина. Для того чтобы этого не случилось, часть ответственности за кровопролитие следовало переложить на самих русских. Именно с этой целью из Москвы был срочно вызван брат лояльного к сарайским властям Юрия - не менее лояльный Иван, который и должен был формально возглавить карательную экспедицию в Тверскую Землю.

Отказаться от ханской «милости» Иван Даниилович не мог. Для него это был единственный способ уберечь от разорения собственное княжество. К тому же, разгром по-прежнему сильной Твери, пусть и руками татар, был Москве только на руку.

К Твери Иван вел орду в обход своих владений. В дороге к темникам присоединились полки Александра Васильевича Суздальского и московская рать. По тверскому княжеству каратели шли широкой облавой, сопротивления нигде не встречая. Тверские князья, бросив свой удел на произвол судьбы, разбежались кто куда: Александр лесами ушел в Псков, а Константин с Василием укрылись в Ладоге. В беззащитном княжестве союзники свирепствовали абсолютно безнаказанно, причем русские старались от татар не отставать; каждый пытался урвать себе побольше, и в обоз тащил все, что потом можно было продать или использовать в хозяйстве. Разбежавшихся по лесам и дальним деревням людей выгоняли на дороги, сбивали в кучи и угоняли в плен. Два самых крупных города Тверской Земли, Тверь и Кашин, были разграблены и сожжены дотла. Попутно досталось Торжку и порубежным новгородским селам. Чтобы степняки не ломанулись дальше на север, новгородцам пришлось срочно скидываться и выплачивать темникам отступное в 2000 гривен серебром. Когда от могучего Тверского Княжества остались одни головешки, Иван постарался как можно быстрее выпроводить союзничков из русских земель. На обратном пути ордынцы спалили Дмитров, Углич, Владимир, прошли облавой по ростовским и суздальским селам и в очередной раз стерли с лица земли Рязань. Рязанский князь Иоанн Ярославич в цепях отправился в Орду и был там казнен. В чем состояла вина этого князя перед Узбеком не известно. Вообще Узбек русских князей, особенно мелких, казнил пачками. Однако в случае с Иоанном Рязанским по Руси сразу поползли слухи и пересуды, что здесь не обошлось без происков Москвы.

После страшной «Федорчуковой рати» Тверь опустела надолго. Вдова Михаила Святого Анна с сыновьями Василием и Константином вернулась на родное пепелище и потихоньку начала отстраивать свою столицу заново, живя при этом «в великой скудности». Стены тверского детинца ей удалось восстановить лишь через несколько лет. Александр возвращаться побоялся. Что называется, нашкодил и – в кусты.

А вот Иван Калита свои земли от погрома уберег. Ни один город и ни одно село в его владениях не пострадали. Кроме всего прочего он пригнал для расселения в Московском Княжестве изрядную толпу пленников, частью захваченных своими силами, частью выкупленных у татар. Темники ордынские, возвратившись к своему господину, поведали ему об усердии и преданности, которые были проявлены московским князем в ходе подавления бунта. Когда Иван Даниилович получил из рук хана ярлык на великое княжение, это никого уже не удивило. Впрочем, и на этот раз хан остался верен себе. Ивану достались лишь Кострома и Великий Новгород. Владимир и Нижний Новгород отошли Александру Васильевичу – внуку Андрея Ярославича, который стал вторым великим князем.

Так закончилась очередная глава русской истории с коротким названием «Тверь». Страница перевернулась, и в самом верху еще неисписанного листа появилось новое оглавление – «Москва».
       

ЭПИЛОГ. «Видите ли, чада мои, не требует вас цесарь, ни иного кого, кроме меня, моей головы хочет, и если я уклонюсь, то вотчина моя вся в полон будет и множество христиан избиены будут, а после того умереть же мне от него, так лучше мне ныне положить голову свою, да неповинные не погибнут» - такие слова вложил летописец в уста Михаила Святого, когда тот прощался с родными перед тем, как отправиться в Орду на суд к хану. Всего несколько фраз, но как широко раскрывают они перед нами душу этого Великого Человека. Выходит, и в те жестокие времена встречались еще на Руси государи способные принести себя в жертву «за все люди своя» и считавшие управление землей служением, вверенным им самим Богом. Так почему же не они, а волки вроде Юрия Московского встали потом у кормила власти?

«С волками жить – по-волчьи выть» - гласит народная мудрость. К началу 14 века Святая Русь, окруженная со всех сторон хищниками, сама опустилась на четвереньки и, ощетинив шерсть, начла сначала выть, потом лаять и рычать, а чуть позже кусаться. С той поры прагматичная светская власть оперировала исключительно земными категориями. На первом месте стояли финансы и ничего больше. О народе, правда, тоже приходилось заботиться, но вовсе не потому, что так повелел Господь. Просто налогоплательщик должен быть сыт, одет, обут, защищен от врагов и лихих людей, иметь крышу над головой и не бояться завтрашнего дня, дабы, не отвлекаясь от исполнения своих обязанностей, сидеть на месте, платить государю подати и растить ему новых налогоплательщиков. Такие категории, как «человеколюбие», «страх Божий», «святость», «верность клятве», «щедрость», на властном Олимпе отныне не котировались, поскольку ни одно из этих понятий не могло принести прибыль или, например, предотвратить набег степной конницы. Власть сама выписала себе индульгенцию, дающую право не грех, и Церковь Русская на первых порах была вынуждена принять эти правила игры. Ведь у святых отцов тоже были глаза, и они тоже понимали, что другого способа выжить у страны нет. Только хитрый и изворотливый хищник способен на равных сражаться с хитрыми и изворотливыми хищниками. Вот почему Святые и Мученики будут потом выдвигаться в основном из церковных кругов, а не из властных. Борьба за душу целого народа, вынужденного превратиться в матерого хищника только для того, чтобы выжить, станет главным смыслом существования Русской Православной Церкви на многие столетия вперед. И даже в наши дни, мы не сможем с уверенностью сказать, справилась она с этой миссией или нет.

И все-таки жаль, что Михаил Святой не сумел…