Про степного сизого орла

               – Нет, Витёк, не хозяин ты у себя дома… Не хозяин! – сочувственно покачал головой Красномордый, и Витька  пожалел, что излил душу перед совершенно незнакомым человеком.
               Не знал Виктор Борюшин даже имени своего собутыльника – тот при знакомстве не назвался, а потом было неудобно спрашивать. Мысленно окрестил его «красномордым» за пылающую – «хоть прикуривай» – его рожу. Этот мордатый стал ему  уже надоедать, но он не знал, как от него отвязаться –  дома Витюшку уже давно ждала жена и тёща.
               Как получилось, что, возвращаясь с работы, он набрёл на этого полупьяного бомжа, Витька и сам теперь не мог понять. Но чего греха таить – выпить хотелось, как никогда, наверное, от того, что на работе под конец смены на него наорал мастер, пригрозив увольнением по статье,  и от того, что дома он давно не слышал от жены и тёщи ничего, кроме упрёков… И тут этот, с красной мордой, окликнул его и поманил бутылкой портвейна, явившись внезапно, словно добрый джинн из сказки.
              – А вот я в своём доме хозяин! – ударив себя в грудь, заорал Красномордый и добавил уже скромнее. – Был когда-то… Нет теперь у меня дома. Но тогда! Тогда у меня все по струнке ходили! И знаешь, почему? Потому что я настоящий мужик, а ты – какой ты мужик... так, слюнтяй! Я на твоём месте вот где бы их держал! 
              Красномордый сунул Витьке под нос свой кулачище, а потом с размаху так треснул им по дощатому ящику, служившему им столом, что опорожнённая ими  бутылка, подскочив, слетела на асфальт и разлетелась дребезги…
              Красномордый вдруг обмяк, зевнул широко и стал остервенело чесаться, а покончив с этим удовольствием, спросил с ухмылкой, глядя куда-то вдаль, через Витькино плечо:
              – Вот ответь мне, Витёк: я тебя угощал?
              – Угощал…
              – А раз угощал, то, дружок, очередь теперь за тобой…
              У Витьки упало сердце: в кармане ни гроша, а новый товарищ, как видно, серьёзно настроен на продолжение банкета. Красномордый с издёвкой теперь смотрел, как Витька, перепадая с носков на пятку, демонстративно шарил по карманам брюк якобы в поисках денег. Он вывернул, словно на показ, и карманы пальто, но  там тоже не было ни гроша – только грязный носовой платок да пыльная мятная карамелька…
             – Эх ты! – красномордый махнул от досады рукой и брезгливо плюнул себе под ноги.
             Витька поник. «Действительно получается нехорошо: сам пил за его счёт, а ответить нечем. У бомжа, что без кола, без двора, денежки-то водятся. А я? Работаю как вол, дом имеется, жена, тёща – а гол, как сокол…», горько размышлял обиженный на жизнь Борюшин и проклинал на чём свет стоит свою судьбу.
            Шансы занять у кого-нибудь из знакомых были  близки к нулю – и без того много задолжал. Он тянул время и молчал; безмолвно стоял и его малознакомый собутыльник.
           Но тут Витьку озарила дерзкая мысль.
           – А ну-ка, пойдём! Будет сейчас на бутылку! – просветлев лицом, бросил он небрежно  Красномордому и бойко, по-хозяйски, зашагал к своему подъезду. Бомж поспешил за ним.
          Лифт не работал. Они потопали на девятый этаж пешком. На четвёртом этаже пришлось убавить шаг – запыхались оба. Витька расстегнул пальто, а Красномордому нечего было расстегивать – он был в утлом пиджачишке, на котором были вырваны «с мясом» все пуговицы. Витьке вдруг стало почему-то весело, и захотелось петь. И, вышагивая ступеньку за ступенькой, он громко запел, непрерывно повторяя только две строчки из известной песни:

                «Выходила, песню заводила
                Про степного сизого орла…»

              Наконец добрались до последнего, девятого, этажа. На лестничной площадке у раскрытой двери их уже ждала Катюха – жена Виктора.
               – И где же ты пропадал, орёл мой сизокрылый? – спросила она и, увидев за спиной мужа Красномордого, вдобавок рыкнула. – А это кого ещё притащил? Ты в какой теплотрассе его откопал?
               Красномордый хотел было что-то сказать, даже поднял в знак протеста руку, но  лишь промычал себе под нос что-то несуразное.
              – Катюшка, – залепетал Витька. – Солнышко, богом прошу, дай трёшку… Последний раз прошу…
               Из комнаты выплыла, смахивающая на бегемотиху из недавно виденной Витькой телепередачи «В мире животных», тёща.
               – Ишь ты, как заговорил, – взвизгнула она. – Сам пьёшь и этого обормота поить собираешься? Вот тебе, а не деньги! – и сунула под Витькин нос мясистый кукиш.
               И тут Витька понял, что наступил момент проделать то же самое, что и год назад. Тогда и жена, и тёща после этой выходки стали (правда, лишь на время) ниже травы и тише воды.
               Витька опрометью бросился в квартиру к балконной двери и, распахнув её настежь, перелез через ограждение:
              –  Ах, так! Вам трёшки жалко? Тогда прощайте навсегда! На поминки больше уйдёт!
              Он крепко вцепился руками за край балкона, выжидая, что вот-вот женщины кинутся ему на помощь, как было в прошлый раз… Посмотрел вниз с высоты девятого этажа,  – нет, лучше не смотреть – голова пошла кругом.
              Тёща с женой предсказуемо выскочили на балкон и с криком «Витька, перестань дурака валять!» ухватили его за пальто.
              «Ага, испугались! – злорадствовал Витька. – «Сейчас начнут затаскивать меня обратно… Пусть попыжатся, пальто-то крепкое, выдержит…»
              Убедившись, что женщины надёжно ухватили его за рукава и воротник, он, разжал пальцы, но… тело его, выскользнув из расстёгнутого пальто, по закону всемирного тяготения стремительно полетело вниз.
              « Эх!  На кой чёрт я пальто-то расстегнул?!», должно быть, подумал в тот момент несчастный. А, может, и не успел подумать – ведь до встречи с вечностью ему оставалось секунды полторы, не больше…