Олимпиада-80. Взгляд из-под трибун

КАК Я СТАЛ УЧАСТНИКОМ ОЛИМПИАДЫ

Лично для меня время Олимпиады-80 было волнительной и счастливой порой любви, надежд и веры в светлое будущее: я был молод и полон оптимизма, успешно завершилось моё шестилетнее обучение, впереди ждало начало настоящей трудовой карьеры, но, главное, перед самой Олимпиадой любимая подарила мне сына. Столько перемен сразу! Так что не удивляйтесь, если моё восприятие Олимпиады-80 покажется вам несколько сумбурным и чересчур ярко раскрашенным эмоциями счастливого свидетеля тех исторических событий.

Так совпало, что первая запись в моей трудовой книжке связана именно с Московской Олимпиадой. Моё первое официальное место работы – Главное управление внутренних дел Мосгорисполкома, что может показаться странным для выпускника такого сугубо технического вуза, как СТАНКИН. Всё дело в том, что при нашем вузе был Спецкурс углублённого изучения иностранного языка, на котором я получал свою вторую специальность инженера-переводчика, а в связи с проведением в Москве Олимпиады-80 профессиональные переводчики были очень востребованы. Поэтому МВД СССР выделило средства на спецподготовку переводчиков. Для этого в программу нашего обучения дополнительно к основным предметам включили изучение милицейской, юридической и судебной лексики, а также, ознакомление с историческими достопримечательностями и спортивными объектами Москвы. Подготовка слушателей нашего Спецкурса к Олимпиаде-80 длилась целый учебный год, а с 10 июня по 9 августа 1980 года всех нас приняли в штат ГУВД для участия в работе Штабов охраны общественного порядка при разных олимпийских объектах столицы. Таким образом, у меня была реальная возможность наблюдать подготовку к Олимпийским Играм не со стороны, а изнутри. Можно даже сказать, что я сам участвовал в Олимпийских играх, но не как спортсмен, а как один из тех, кто обеспечивал их проведение.

МВД оплатило слушателям нашего Спецкурса экскурсии по строящимся или реконструирующимся олимпийским объектам. Хорошо помню нашу поездку на экскурсионном автобусе к возводимой Олимпийской деревне. В те годы казалось, что Олимпийская деревня расположена за холмами и оврагами на удалённой и пустынной окраине, далеко за пределами жилых районов. Сетчатый забор делал Олимпийскую деревню похожей, если не на зону, то на укреплённый форт, стоящий на возвышенности. Мог ли я тогда представить, что через каких-то двадцать лет мои родители переселятся сюда с Ленинградского проспекта, сама Олимпийская деревня превратится в один из самых уютных уголков Москвы, а забор… куда-то исчезнет за ненадобностью.

ПОДГОТОВКА И ПОКАЗУХА

Коммунистическая партия (а какая же ещё?) поставила задачу с помощью Олимпиады-80 показать всему миру мощь Советского Союза и преимущества развитого социализма над загнивающим капитализмом. Правда, при этом ленинская идея о возможности построения коммунизма в отдельно взятой стране была сведена к демонстрации достижений социализма в отдельно взятом городе. Многое уже было сказано и написано другими авторами о том, как «вычистили» Москву перед началом Олимпиады. Московских школьников постарались отправить на всё лето в пионерские лагеря. Студентов ВУЗов (в те годы эту аббревиатуру ещё полагалось писать заглавными буквами), не задействованных в студенческих торговых отрядах, отправляли в строительные отряды за пределы столицы, высвобождая студенческие общежития для размещения интуристов. Неблагонадёжных граждан, бросающих тень на наш «облико морале» («алкоголиков-тунеядцев», а также, проституток, которых де-юре как-бы никогда в СССР и не существовало) выдворяли за 101-ый километр.
 
Москву превратили в режимный город, в который нельзя было просто так въехать ни на автомобиле, ни на электричке. Таким образом, столица освободилась от «понаехавших» за варёной колбасой, и на прилавках продуктовых магазинов появились дефицитные продукты и, что самое главное, исчезли длинные очереди за ними. Улицы города освободились от машин, тротуары и скверы патрулировались нарядами милиции, а также дружинниками и бойцами молодёжных оперотрядов, сформированных на промышленных предприятиях города. А с учётом прекрасной летней погоды наш город в июле 1980 превратился на целых полтора месяца в идеальное место для счастливой жизни.
 
Ещё весной 1980 года мне часто доводилось бывать на строительстве Спорткомплекса «Олимпийский», а с начала июня и до конца Игр я находился там практически ежедневно. Было любопытно наблюдать за этапами его внутренней и внешней отделки. Если про саму Олимпиаду-80 можно сказать, что главной задачей руководства страны было показать всему миру, что Советский Союз в состоянии провести самые лучшие в мировой истории Олимпийские игры, то про строительство Спорткомплекса «Олимпийский» можно сказать: главной задачей его строителей было показать этому самому руководству страны (а заодно уж и широкой мировой общественности), что все работы идут строго по графику и что к открытию Олимпийских игр новый спорткомплекс будет готов принять соревнования и десятки тысяч болельщиков. Впрочем, особо удивляться не приходится: так в нашей истории повелось издревле. Вспомните про Потёмкинские деревни. Боюсь, так будет ещё не раз.

Сейчас официальной датой открытия Спорткомплекса «Олимпийский» принято считать 19 июля 1980 года, то есть, день открытия Олимпийских Игр. При этом как-то не принято вспоминать, что первые спортивные соревнования, призванные показать, что Спорткомплекс к Олимпиаде уже готов, прошли примерно за два месяца до этой даты. Я как раз был в тот день на Крытом стадионе, с которого шла телевизионная трансляция соревнований по боксу.
 
На тот момент готова была, и то не до конца, одна единственная трибуна, но режиссёры трансляции сумели расставить телекамеры таким образом, что в кадр попадали только эта самая трибуна со случайными зрителями из числа строителей и обслуживающего персонала и один из двух боксёрских рингов. Зато у зрителей, которые не видели три другие, ещё недостроенные, трибуны, могло создаться обманчивое впечатление, что стадион готов полностью. А там, на противоположной трибуне, не попадающей в кадр, во время трансляции вовсю шли работы по установке зрительских кресел. С тех пор я сделал для себя вывод, что не стоит доверять тому, что тебе показывают по телевизору (а до этого, представьте себе, искренне верил всему, что показывают и о чём пишут в газетах).
 
Даже высокое начальство (а строительство олимпийских объектов курировали лично члены Политбюро и секретари ЦК), которое приезжало контролировать ход строительства Спорткомплекса практически еженедельно, тоже становилось жертвой очковтирательства. Причём этот контроль, как ни странно, приводил к ещё большей показухе и, в конце концов, штурмовщине.

Помню однажды, сразу после отъезда больших чёрных лимузинов членов правительственной комиссии, строители стали вскрывать бетонные плиты стилобата. Оказалось, что поначалу в спешке они не успели устроить под ними гидроизоляцию. Проверяющие никак не могли заметить отсутствия изоляции, а уложить её до приезда комиссии строители не успевали, вот и накидали плиты без неё, зато потом им пришлось укладывать плиты повторно, уже после укладки изоляции. Ну, вы знаете, как это обычно бывает…

Другой памятный эпизод связан с заделкой внешних швов остекления стадиона, этого круглого здания в стиле «Стекло, бетон, металл», как пел незабвенный Владимир Высоцкий, скончавшийся именно в дни московской Олимпиады. Приходя на строящийся объект, мы каждый день наблюдали, как рабочие в многочисленных люльках, подвешенных у стеклянных стен Крытого стадиона, заделывали швы между рамами. И вдруг, в один прекрасный день все до одной люльки разом куда-то исчезли. Оказалось, что рано утром приезжала очередная высокая комиссия, которой отрапортовали, что фасадные работы уже завершены в полном соответствии с графиком. Довольная комиссия уехала докладывать «лично дорогому и любимому товарищу Леониду Ильичу Брежневу», что на объекте всё хорошо, а строителям тем временем пришлось доставать из «тайников» и опять вешать на стены люльки, припрятанные от глаз проверяющих, и продолжать работу ещё более ударными темпами. (Если вам, уважаемые читатели, вдруг показалось, что я нарочно привожу эти примеры, чтобы очернить наше славное прошлое, то, смею вас заверить, что вы ошибаетесь. Наоборот, я искренне восхищаюсь смекалкой и изобретательностью наших людей! Сами посудите, если бы комиссия увидела, что строительство сильно отстаёт от графика, не сносить бы прорабам голов. И кому, скажите на милость, от этого было бы лучше? А так, они и головы сохранили, и начальству угодили, и до открытия Олимпиады успели-таки сделать всё как положено. А победителей не судят! И, согласитесь, очень это всё по-нашему… Как говорится, у нас «долго запрягают, да быстро едут»).

Темпы, с которыми велось строительство Спорткомплекса «Олимпийский» были головокружительными. И порой у меня, как у очевидца, находящегося в непосредственной близости со строительством, возникали малодушные сомнения, что, несмотря на все героические усилия строителей, к началу Олимпиады они никак не успеют доделать всё намеченное. Например, ещё за пару дней до начала соревнований на пересечении улицы Дурова и Олимпийского проспекта, то есть, совсем рядом с Крытым стадионом, торчали десятки чёрных труб какого-то завода. Зрелище это было совершенно неприглядное и так портило окружающий пейзаж, что никакие весёлые разноцветные флаги, развевающиеся на ветру, не помогали. И вдруг, за одну ночь, как по мановению волшебной палочки, этих труб не стало, будто не было никогда. На их месте возник ровный пустырь, обнесённый глухим забором. И сразу стало красиво и хорошо!
 
Перед самым-самым открытием, мы с коллегами держали между собой пари относительно того, будет или нет готово к началу соревнований здание, в первом этаже которого располагался наш Штаб. Дело в том, что здание это – Доходный дом А.Д. Чернятина, построенный в 1914 году по проекту архитектора Э.К. Нирнзее, ещё за день до начала Игр был в совершенно «убитом» состоянии. И вот, представьте себе, за одну ночь, как в сказке, произошло чудо. Но сотворили его не сказочные волшебники, а наши простые советские строители. Причём, обошлись они без возведения строительных лесов. Просто взяли и заклеили на время толем все окна на фасадах здания, а потом поднялись на автовышке и покрасили фасады из краскопульта: раз и готово! Получился нарядный пряничный домик (правда, внутри он так и остался в том же «убитом» состоянии, но это уже никого не волновало. Туристы этого не увидели, а наш Штаб к тому времени уже переехал непосредственно на Крытый стадион.

ПОДГОТОВКА К РАБОТЕ В ШТАБЕ

Пришло время рассказать о том, как работал наш Штаб по охране общественного порядка. Должен признаться, что я не смогу дать вам полную картину того, как и какими силами обеспечивалась безопасность на олимпийских объектах. Я был лишь маленьким винтиком в этом сложном механизме и мог только догадываться о том, кто и как им управляет. Кроме милиции, в обеспечении безопасности игр принимали участие подразделения КГБ и Советской Армии. Я же работали переводчиком в подчинении у одного из начальников милицейских Штабов по охране общественного порядка. Штаб при Спорткомплексе «Олимпийский» был сформирован из двух милицейских команд. Одна была из Москвы, вторая из Ярославля. В каждой было по паре десятков милиционеров, часть из угрозыска, часть из ОБХСС. Плюс, мы, переводчики по пять человек на каждый спортивный объект: двое с английским языком, один с немецким, один с французским и ещё один с испанским (проходи Олимпиада сейчас, наверняка потребовался бы ещё переводчик с китайского).
Переводчиками с английского и немецкого были выпускники Спецкурса нашего ВУЗа, молодые люди 22-24 лет, только что получившие второе образование. Переводчицами с французского и испанского были студентки второго или третьего курса МЭИ, девушки 19-20 лет. Меня, за какие-то неизвестные мне заслуги, назначили руководить группой, обслуживающей соревнования по баскетболу, проходившие на одной половине Крытого стадиона. На другой половине Крытого Стадиона проходили соревнования по боксу. Там работала другая группа, тоже из пяти переводчиков. И ещё одна группа переводчиков работала в бассейне. Итого в Спорткомплексе «Олимпийский» на милицию работало 15 переводчиков. А сколько переводчиков работало на КГБ, я не знаю.

Милиционеры, прикомандированные к Штабу, в отличие от постовых, ходили на работу не в милицейской форме, а в своей собственной гражданской одежде. Нам, переводчикам, тоже никакой специальной формы, ни милицейской, ни спортивной, не выдавали – мы должны были ходить во всём «своём». Признаюсь, меня это очень разочаровало. Перед Олимпиадой я надеялся, что нам, обслуживающему персоналу, выдадут бесплатно или хотя-бы продадут со скидкой 50% комплект формы, в которой можно будет гордо расхаживать после Олимпиады. В те годы так было принято: одевать за государственный счёт участников массовых мероприятий, например, участников парадов студентов или физкультурников. Им выдавали, например, кримпленовые пиджаки, в которых многие студенты ходили потом в институт до самой защиты дипломов.

Нашу Олимпийскую спортивную делегацию тоже одевали в специально сшитую форму: белые льняные пиджаки с узкой серой полоской, без подкладки, но с накладными поролоновыми плечами по тогдашней моде, и однотонные светлые брюки. В ней они маршировали на церемонии Открытия Олимпийских Игр. Но увы, нам милицейским переводчикам было велено не выделяться формой, а смешиваться с толпой. (Уже потом, после окончания Олимпиады, я, отстояв огромную очередь, купил-таки за собственные деньги этот самый вожделенный костюм советского олимпийца и с удовольствием и гордостью носил его ещё много лет).

А вот чекистам повезло больше. Их «контора» одела своих бойцов в светлые серо-голубые костюмы-двойки гражданского покроя.  Обычным болельщикам, пришедшим на стадион, эти костюмы ни о чем не говорили, а вот нам сразу было понятно, что человек в таком костюме является сотрудником КГБ (Возможно, на стадионе кроме них было ещё много кэгэбэшников, одетых в гражданскую одежду, но идентифицировать их было невозможно – в то время я ещё не умел так хорошо разбираться в людях, чтобы только по лицу и выправке определить место человека в социальной структуре общества. Если ты не профессионал, то такое умение вырабатывается только с годами).

Итак, наши милицейские коллеги были в гражданской одежде. И что очень удивило меня, так то, что взаимоотношения между ними были тоже совершенно как на гражданке, без какой-либо военной дисциплины и субординации, которую обычно показывают в советских кинофильмах про милицию. Так общаются коллеги в любом сугубо гражданском производственном коллективе, скажем, в конструкторском бюро или в диспетчерской троллейбусного парка. Помню, как-то раз к нам в Штаб зашёл настоящий милицейский генерал-майор. Он был в форме с широкими лампасами на брюках и большой звездой на погонах. И, представьте, сержант милиции, нахально сидевший на краю стола начальника Штаба, не только не встал при виде генерала по стойке смирно, но даже не соизволил оторвать от стола свою задницу. Случись такое в армии, не избежать бы ему гауптвахты, а здесь, ничего. Генерал даже не обратил на такую вольность младшего чина никакого внимания. При этом общались между собой наши милиционеры разных чинов и званий совершенно по-домашнему, не то, чтобы фамильярно, но как-то по-дружески, даже по-семейному уважительно. Друг к другу они обращались по имени, а к начальнику Штаба, пожилому полковнику – по имени-отчеству.

Что удивительно, и к нам, молодым переводчикам, они тоже относились с уважением и даже с каким-то неожиданным для нас пиететом. К простому вчерашнему выпускнику института, каким-то чудом овладевшему сакральным знанием иностранного языка, они относились как к гуру или академику. Помню, за несколько дней до начала Олимпиады, нас, переводчиков пригласили тот самый знаменитый по одноимённому фильму дом по адресу Огарёва, 6. Мы, переводчики, должны были провести мастер-класс для специально по этому поводу собравшихся милиционеров и научить их дюжине самых необходимых в работе выражений («Здравствуйте», «До свиданья», «Спасибо!», «Предъявите ваши документы», «Из какой страны вы приехали?», «Проход воспрещён!», «Вы арестованы!») на каждом из четырёх языков. Когда я демонстрировал с кафедры, как правильно произносить эти выражения по-английски, я чувствовал себя прямо как вождь мирового пролетариата, выступающий с броневика на Финском вокзале – с таким восхищением смотрели на меня сотни пар милицейских глаз.

Лирическое отступление.

Признаюсь, за те два месяца мне так понравились работа и взаимоотношения в Штабе, что даже захотелось поступить на службу лейтенантом милиции (звание армейского лейтенанта запаса у меня уже было). Тем более, что в те годы ещё никто не говорил об оборотнях в погонах, а официальная зарплата у лейтенанта милиции была в полтора раза больше, чем у инженера. Уверен, что и милиционеры с удовольствием приняли бы меня в свою команду, но я уже был распределён на завод, где был обязан отработать три года.

Любопытно, что в советские времена распределение молодых специалистов – выпускников очных факультетов вузов на предприятия соответствующей отрасли воспринималась выпускниками как принудительная форма государственного крепостничества. Учился за государственный счёт – обязан отработать минимум три года по специальности, причём не там, где хочется, а там, куда пошлют (Справедливости ради отмечу, что выбор всё-таки существовал, но очень ограниченный). А вот сейчас, как мне кажется, многие молодые специалисты были бы рады после выпуска иметь гарантированное место работы.

БЕЗОПАСНОСТЬ

Там, на Огарёва, 6, всем нам (и милиционерам, и переводчикам) высокое милицейское начальство объяснило главную задачу Штабов по обеспечению общественного порядка. Эта задача заключалась в том, чтобы совместно с другими спецслужбами не допустить во время Олимпиады никаких эксцессов, провокаций и террористических актов, подобных произошедшему на Мюнхенской Олимпиаде 1972 года.  (Тогда палестинские экстремисты из «Чёрного сентября» захватили 11 заложников из делегации Израиля, а спецслужбы ФРГ оказались неспособными их освободить. Считается, что подобное было возможно из-за того, что Олимпийский комитет Западной Германии старался поддерживать «открытую и дружественную атмосферу в олимпийской деревне, чтобы помочь стереть воспоминания о милитаристском облике Германии военного времени», пожертвовав мерами по обеспечению безопасности. Уже на следующей Олимпиаде 1976, прошедшей в Монреале, безопасности уделялось гораздо больше внимания). Нам показали документальный фильм о том, как это делалось. Признаюсь, для сугубо гражданского человека в этом фильме было много неожиданного.

Вскоре мы своими глазами смогли увидеть, какое внимание уделялось обеспечению безопасности на нашей Олимпиаде. Но до начала Игр я ещё не имел об этом представления. Подробнее об этом я расскажу чуть позже.

Ближе к началу соревнований нам, переводчикам Штаба охраны общественного порядка, объяснили нашу главную задачу: мы должны были помогать милиционерам объясняться с иностранными зрителями и болельщиками в случае возникновения у них внештатных ситуаций, требующих вмешательства милиции. А помощь эта заключалась в обеспечении двустороннего перевода при беседах, опросах и допросах (если вы понимаете, в чём разница между последним и предпоследним). У всех, кто в том или ином качестве работал на Олимпиаде, была определённая аккредитация. У меня до сих пор хранится заламинированный пропуск со штампом «ЗАЛ». Он давал право входа в большинство помещений Крытого Стадиона, в том числе и на зрительские трибуны, как в той части стадиона, где шли баскетбольные матчи, так и в той, где происходили боксёрские поединки. А у моих коллег был такой же пропуск со штампом «БАССЕЙН», дающий право проходить на соревнования по плаванию или прыжкам в воду. Но предметом нашей зависти были пропуска со штампом «ВСЮДУ», дававшие право входить и туда, и сюда, и ещё в какие-то помещения, о существовании которых обычные люди даже не подозревают.

Кстати, все пропуска для аккредитаций, так же, как и входные билеты на спортивные мероприятия для зрителей, были отпечатаны по специальному заказу в ФРГ, а вовсе не на нашем Госзнаке, как бы странно это теперь не казалось.
Мне нужно было приходить на стадион за час до начала соревнований и находиться либо непосредственно в Штабе, либо в любом месте Крытого стадиона, заранее сообщив руководителю или дежурному офицеру, где меня можно найти в случае необходимости. Переводчикам Штаба разрешалось занимать любые свободные зрительские места в определённом секторе стадионе, расположенном относительно недалеко от служебного помещения, где располагался Штаб. Несмотря на то, что все билеты на матчи были распроданы, на Стадионе всегда находились свободные места, на которые сотрудники безопасности и обслуживающий персонал могли присесть и посмотреть соревнования.
 
Если бы обычные зрители, пришедшие на Крытый стадион по билетам, узнали, сколько вокруг них находится людей, обеспечивающих безопасность, они бы очень удивились. Все мы привыкли видеть милицейские кордоны за временными передвижными стальными ограждениями при входе на стадионы, где проходят футбольные матчи и даже конную милицию при выходе со стадионов. Ещё бы, как не заметить людей на фыркающих лошадях, возвышающихся над толпой! Но обычные зрители и болельщики совершенно не представляли, кто окружал их на самом стадионе. На Олимпиаде это можно было заметить только, когда соревнования заканчивались, и потоки зрителей покидали стадион, подобно морскому отливу. И тогда, также, как крупные камни на обнажившемся при отливе берегу, становились видны сотрудники безопасности всех сортов и ведомств, оставшиеся на стадионе до следующего матча. Дело в том, что в каждом стационарном секторе стадиона и на каждом блитчере* в обязательном порядке находилось, как минимум: 4 рядовых СА в повседневной солдатской форме по углам сектора или блитчера; 2 таких же рядовых на верху по бокам от центрального прохода; 2 рядовых слева и справа в внизу; 4 сотрудника КГБ в серо-голубых штатских костюмах и 4 милиционера из низших чинов в серой милицейской форме, хаотично рассредоточенные по сектору. И ещё 1-2 человека в штатском, относящихся непонятно к какому силовому ведомству. Таким образом, выходило минимум по 17-20 сотрудников, ответственных за безопасность, на 300 мест в секторе, то есть, по 1 сотруднику на каждых 15 зрителей. Не забывайте о солдатах, стоящих в оцеплении вокруг стадиона, милиционерах, работающих в вестибюле и о тех, совсем не видимых никому сотрудников, кто работал под трибунами. И что самое удивительное, вся эти люди ничуть не мешали людям смотреть соревнования и наслаждаться праздником спорта.

А кроме людей, участие в обеспечение безопасности принимали и собаки. У нас на Крытом стадионе работала специальная команда кинологов с одной немецкой овчаркой и несколькими чёрно-серыми ушатыми спаниелями. Говорят, эти собаки имеют особый нюх на взрывчатые вещества и наркотики. Каждый раз после окончания соревнований на трибунах производилась так называемая «зачистка», когда с помощью собак и металлодетекторов проверялось, не заложил ли какой-нибудь террорист где-нибудь под сиденьем заряд взрывчатки. Помню, какой переполох был, когда собачка сделала стойку на пачку из-под сигарет, оставленную кем-то на пустом зрительском сиденье. Саперы с металлодетектором обнаружили внутри этой сигаретной пачки простую металлическую зажигалку…

Вы спросите, зачем я привожу все эти сведения, не имеющие прямого отношения к спорту? А я вам отвечу: «Вспомните, как была обеспечена безопасность людей в «Крокус-Сити-Холле» на концерте группы «Пикник». Если бы там безопасности уделили хотя бы малую толику того внимания, что было уделено на Олимпиаде-80, никакой трагедии не случилось бы.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ СОРЕВНОВАНИЙ

19 июля в Лужниках состоялась церемония открытия Олимпийских игр, и, разумеется, она произвела на меня сильнейшее впечатление, хотя наблюдал её я не на стадионе, а дома по старенькому чёрно-белому телевизору (цветной телевизор появился у нас в семье только через шесть лет). Однако намного ярче в моей памяти запечатлелось 20 июля – первый день соревнований на Крытом стадионе. Я был чрезвычайно взволнован, испытывая целую гамму чувств: сопричастность к чему-то великому и значимому не только для нашей страны, но и для всего мира; ответственность, чтобы не случилось какого-либо эксцесса, способного омрачить этот праздник; любопытство, как же всё это будет, и искреннее желание помочь приехавшим к нам гостям увидеть нашу страну с лучшей стороны.
 
Мы, обслуживающий персонал, пришли на работу заранее и в ожидании заняли свои места. Контролёры заняли места у дверей, а буфетчицы – за стойками буфетов; солдаты и кэгэбешники расселись по своим местам на трибунах, постовые милиционеры встали у дверей. Помню, сам я встал возле входа на трибуну, ближайшую к помещению Штаба. Мне не терпелось увидеть, как на стадион зайдут первые зрители, но уходить далеко от Штаба я не решился (вдруг сразу понадоблюсь). Мои коллеги, переводчики и переводчицы, стали рядом.

В предписанное время кто-то невидимый дал отмашку, и все внешние двери распахнулись. И сразу в фойе стадиона влился разноцветный и разноголосый поток зрителей.  Это было незабываемо! Чего только мы не предвкушали, сколько мы не готовились, всё равно оказалось, что мы даже представить себе не могли мощь этого потока, который захлестнул всё фойе. Радостные, возбуждённые лица: белые, чёрные, жёлтые. Пёстрые и необычно фривольные одеяния. Особенно нам, воспитанным в духе строгой советской морали, казалось удивительным, насколько эти иностранные гости непринуждённо чувствуют себя. Многие пришли в общественное место в одних только трусах и майках, хотя они не спортсмены, а зрители («А ведь они в таком легкомысленном виде ехали через всю Москву на метро! Нормального москвича в обычное, не олимпийское время, в метро не только дальше турникета не пропустили бы, но ещё и в транспортную милицию забрали за нарушение общественного порядка!» - подумал я тогда).

Стоило толпе мужчин и женщин в майках и трусах хлынуть в фойе стадиона, как тут же возникли первые проблемы и понадобились переводчики. Во-первых, фото- и кинокамеры. Многие из зарубежных туристов, приехавших на Олимпиаду, явно не были бедняками, хотя и ходили без штанов. У них оказались такие фотокамеры с такими огромными объективами, которые я до этого видел только у профессиональных фотокорреспондентов и то, по телевизору. Увидев эту монструозную аппаратуру на шее у иностранных болельщиков, наши простые советские постовые милиционеры поначалу героически пытались преграждать этим богатеям дорогу. Иностранцы же искренне не могли понять, в чём дело. Почему их не пускают на стадион, ведь они ничего не нарушили? Входные билеты у них в порядке, они проделали дальний путь с другого конца света, чтобы своими глазами увидеть соревнования и запечатлеть радостные моменты на фотоплёнку, и вдруг эти странные люди в серой форме широко расставляют руки в стороны и не хотят их пропустить, и только твердят на непонятном им русском языке: «Не положено!». А туристы, как назло, готовясь к поездке в СССР, успели выучить по-русски только три слова: «спасибо!», «спутник» и «матрёшка». Вот тут-то на сцену выходит профессиональный переводчик и… И что, скажите на милость он может сделать? Перевести то, что говорят милиционеры, он может. Перевести то, что спрашивают интуристы – тоже. Это, разумеется, помогает преодолеть языковой барьер, но никак не решает проблему с проходом. Милиционеры ссылаются на наши законы, согласно которым фотосъёмка без письменного разрешения на стадионах запрещена, интуристы – на Олимпийскую хартию, согласно которой производить фото- и киносъёмку на стадионах не только не запрещается, но и всячески приветствуется. С помощью переводчика люди понимают, о чём им говорит их собеседник, но не понимают, почему он так говорит. Треугольник милиционер-переводчик-интурист превращается в заколдованный круг, из которого нет выхода, пока… Пока какой-то большой милицейский начальник не дозванивается куда следует и не получает соответствующее высочайшее указание: «Во избежание международного конфликта пропускать людей с фотокамерами и телеобъективами». Большой начальник передаёт указание по цепочке своим подчинённым. И тут же постовые милиционеры опускают по швам растопыренные в стороны руки, приветливо улыбаются и говорят: «Пожалуйста, проходите!». Переводчик, улыбаясь до ушей, переводит: «Добро пожаловать! Welcome!». А интуристы, тут же забыв о досадном недоразумении, подхватывают свою фото-киноаппаратуру и спешат занять места на трибунах, потому что первый матч уже начался, «а стадион гремит, как будто подошла волна землетрясения» (Р. Рождественский (с)).

Только решилась проблема с фотоаппаратурой, как появилась другая, более серьёзная. Оказалось, что многие зрители только-только приехали с вокзалов или из аэропортов, ещё не успели заселиться в гостиницы и поэтому пришли на стадион со своими чемоданами. Как говорится, «С корабля на бал». (Хотелось сказать «припёрлись», вместо «пришли», но про дорогих гостей так не говорят). Им-то что, иностранцам, у них же чемоданы на колёсиках. Да только с чемоданами и громоздкими сумками на стадион никак нельзя. Во-первых, кто его знает, что там в чемодане, вдруг взрывчатка, автомат Калашникова или, не дай бог, запрещённая литература, порочащая наш советский строй и традиционные ценности. А во-вторых, даже если там всего лишь смена белья и початая бутылка виски, всё равно, громоздкий багаж создаёт неудобства для других зрителей. Но вот беда: камеры хранения на стадионе нет. Никто и не подумал, что она может понадобиться, и что багаж просто-напросто негде будет оставить. С одной стороны, это вполне объяснимо: наши люди никогда с чемоданами на стадион не ходят. А с другой стороны, куда их девать, эти чемоданы? А милицейским переводчикам нужно было всё это недоразумение разъяснить иностранцам, изнывающим от груза собственного багажа и непреодолимого желания увидеть баскетбольный матч олимпийского турнира. Казалось, компромиссного решения этой патовой ситуации не существует, но…

Но общественный порядок требовал немедленно найти такое решение. Начальник Штаба звонит своему начальнику, тот своему и так дальше по цепочке, пока не дозвонились до начальника, способного взять на себя ответственность и принять решение. В результате, такое смелое решение было принято и было оно, весьма компромиссным: в первый день нам разрешили допускать туристов на стадион с чемоданами и сумками, а вот во второй… Но, не буду забегать, у нас ведь тут мемуары, а не бег с препятствиями (прошу прощения за каламбур).

Ещё одна неожиданность первого дня соревнований не потребовала вмешательства переводчика, но о ней тоже следует упомянуть. Я уже писал, что одной из задач Олимпиады-80 было показать миру, что в СССР со снабжением продуктами нет никаких проблем, и что все россказни западной пропаганды об огромных очередях за дефицитом, не больше, чем инсинуации. Поэтому специально к Олимпиаде были закуплены в большом количестве и помещены в кладовках буфетов финские соки и фруктовые безалкогольные напитки в маленьких пирамидках по 0,2л с трубочками (сказать по правде, фруктовыми их назвать можно было только, глядя на нарисованные на упаковке фрукты и ягоды, и только с большой натяжкой, поскольку сока они содержали не более 12%), а вкус и запах достигался за счёт присутствия в их составе «ароматизаторов, идентичных натуральным».

И вот в первый же день соревнований наши буфетчики, преисполненные гордости за выпавшую им почётную миссию представлять весь отечественный общепит, выкатили в фойе тележки, в которых обычно продавали на улицах мороженное или горячие пирожки. Только на этот раз в тележках были те самые пирамидки с теми самыми так сказать «фруктовыми» напитками. Тут же выяснилось, что это была роковая ошибка организаторов.
 
Наши люди, завидев, что продаётся такая невиданная и оттого дефицитная диковинка, забыли, что вообще-то они пришли на стадион посмотреть международные соревнования. Тут же они выстроились в гигантские очереди к этим тележкам, требуя от буфетчиков не отпускать более двух пирамидок в руки, а то всем не хватит. Наивные иностранцы тоже встали в эти очереди, правда, не потому, что хотели разжиться дефицитом, а потому что элементарно хотели пить, а купить питьё без очереди было невозможно. К счастью для ответственных за общепит лиц, в тележку помещался весьма ограниченный запас пирамидок с напитками, поэтому всем желающим всё равно не хватило.

Когда все пирамидки с тележек были распроданы, и буфетчики увезли их в кладовые, чтобы пополнить запас, очередь жаждущих финской фруктовой водички ни за что не хотела расходиться. Но где-то наверху уже было принято очередное мудрое решение: дефицит более на прилавок не «выбрасывать», дабы не создавать ажиотаж и не позориться перед иностранцами. Они ведь не знают, какой бывает очередь за дефицитом, и тем более, не догадываются, что дефицитом может быть даже сильно разбавленный сок. А если кто захочет пить – добро пожаловать в буфет за «Дюшесом», «Буратино» или «Московской минеральной». Этого добра у нас хоть залейся, хотя для приличия всё-таки придётся постоять в небольшой очереди. Совсем без очереди никак нельзя, но причина тут уже другая: «вас много, а я – одна». (А что до соков и фруктовых напитков, так их больше не «выбрасывали» на прилавки в дни соревнований. Зато после соревнований нам, обслуживающему персоналу, удалось закупить месячный запас, реализованный по блату только среди «своих» с совершенно символической переплатой. Ну, не возвращать же эти запасы на базу?).

Ещё один нежданчик первого дня соревнований – проблема, уж извините за прозу жизни, с туалетами. А что с ними, с этими туалетами, не так, спросите вы? Чтобы ответить на этот вопрос, придётся начать "ab ovo", то есть, в литературном переводе с древней латыни – "от печки". Точнее сказать, от сотворения мира.

В те далёкие времена, когда род людской состоял всего лишь из двух человек: мужчины, по имени Адам, и сделанной из его же ребра женщины, по имени Ева, проблемы туалетов в принципе не существовало, потому что эти двое, не догадываясь о своей наготе, жили в раю (надеюсь, намёк на райские кущи понятен каждому). Но потом эти неблагодарные и незаконопослушные люди наелись червивых яблок и согрешили (или сначала согрешили, а потом наелись, это точно наукой не установлено) и оказались в условиях, когда им понадобились туалеты (во всех смыслах этого слова, ведь туалет – это не только одежда, но и санузел). С дальнейшим ростом популяции хомо сапиенс туалетов стало требоваться всё больше и больше, а с развитием общественной морали и, в особенности, нравственности, возникло разделение туалетов в общественных местах на мужские и женские.

А поскольку те же, уже упомянутые выше, мораль и нравственность, в современном нам демократизированном обществе предполагают равенство между мужчинами и женщинами, то архитекторы, проектируя стадионы, концертные залы, вокзалы и прочие общественные места, закладывают равное количество мужских и женских туалетов. При этом эти высокообразованные по части архитектуры люди плохо подкованы по части анатомии и почему-то не учитывают известных физиологических отличий, имеющихся у представителей (и представительниц) разных гендеров.
 
К чему это столь пространное вступление и подробное разъяснение всем и так хорошо известных вещей, и причём здесь Крытый стадион «Олимпийский»? А притом, что архитекторы по наивности заложили на стадионе равное количество мужских и женских туалетов, обозначенные соответствующими надписями на трёх олимпийских языках. В результате, в первый же день соревнований в женские туалеты возникли такие длинные очереди, что их «хвосты» вылезали в вестибюли стадиона. Но решить проблему этих очередей так же просто, как проблему очередей за напитками, было невозможно. И тем не менее, благодаря народной смекалке и мудрости высшего руководства, уже на следующий день эта проблема была решена.

СЮРПРИЗЫ ВТОРОГО ДНЯ

На следующий день меня ожидало два сюрприза.
Начну с туалета. Утром, прибыв на Крытый Стадион, как и положено, за час до начала соревнований, я зашел по привычке в ближайший к Штабу мужской туалет, сами понимаете… помыть руки. И тут же буквально наткнулся на тот самый сюрприз: стена, на которой ещё вчера на фоне бежевого кафеля белели новенькие писсуары, теперь серебрилась металлическим блеском кровельной жести. А вожделенных писсуаров нигде не было видно. Я, конечно, очень удивился, тем не менее, всё-таки вымыл руки, ведь все остальные сантехнические приборы, а именно, раковины и унитазы, осталось на своих местах. Я вышел из туалета как раз в тот момент, когда мужчина в синем рабочем халате заклеивал стеклянную табличку «Мужской туалет» листом белой бумаги с надписью: «Женский туалет», выполненной пусть от руки, но зато, как и положено, на трёх олимпийских языках.
 
Потом выяснилось, что писсуары никуда не делись. Просто за ночь примерно каждый третий из мужских туалетов по всему Крытому стадиону претерпел операцию по смене пола. И произведена эта операция была не хирургическими, а слесарными инструментами. Наши умельцы взяли и возвели внутри некоторых мужских туалетов жестяные стены, так чтобы скрыть писсуары от глаз женщин, приехавших к нам из других стран, поскольку наличие этих сантехнических приборов в женском туалете могли бы их озадачить.
Как говорится, голь на выдумки хитра.

О следующем сюрпризе я узнал минут через сорок. Именно столько времени потребовалось мне, чтобы заметить с присущей мне наблюдательностью, что в потоке зрителей, спешивших мимо меня на трибуны, не было ни одного туриста с чемоданом или большой сумкой. А как только я это заметил, так забеспокоился и спросил у знакомого лейтенанта милиции, не знает ли он, в чём дело и куда делись чемоданы. Милиционер, как и положено представителю власти, знал. Оказалось, за прошлую ночь рядом со стилобатом Крытого Стадиона была построена камера хранения на 1000 или даже больше мест. За одну лишь ночь!

Вы можете себе такое представить?! Что бы у нас, с нашим привычным долгостроем, и вдруг раз – готово! Лейтенант поведал, что снизу позвонили наверх, партийному начальству, начальство приказало изыскать ресурсы и резервы, и к утру вопрос был решён. Вот сейчас у нас принято ругать КПСС (часто по делу, а зачастую и не по делу). Но, согласитесь, тогда это была реальная сила, способная мобилизоваться и преодолевать любые непредвиденные трудности.

ПРАЗДНИК СПОРТА И ТРУДОВЫЕ БУДНИ

Для большинства людей, приехавших со всех сторон света к нам на Олимпиаду, это был прежде всего праздник спорта и дружбы. Праздничная атмосфера спортивных соревнований оттеснила на задний план бойкот Олимпиады и политические распри. Десятки тысяч зрителей на спортивных аренах переживали яркие эмоции, наблюдая за соревнованиями и болея за своих кумиров. А в то же самое время тысячи людей в униформе и в гражданской одежде делали всё, чтобы не дать злопыхателям омрачить этот праздник. Причём, необходимо было пресекать не только возможные террористические акты, но и идеологические диверсии. А в этом деле самое сложное то, что не знаешь, с какой стороны ждать провокации. Ведь «Враг хитёр и коварен», как говорилось в любимом с детства кинофильме «Неуловимые мстители».

Помню, наши бдительные милиционеры задержали и привели в Штаб одного туриста из ФРГ, показавшегося им подозрительным. Блюстители порядка заметили, что этот турист фотографировал не соревнования, а эскалатор стадиона. Нужно пояснить, что эти самые эскалаторы на многоэтажном Крытом стадионе, хотя и были перед самым началом Игр успешно смонтированы, но никогда не работали. То ли не успели их сдать в эксплуатацию, то ли они сломались сразу после подписания акта об их приёмке. Между нами, эскалаторы на стадионе – это какое-то неоправданное излишество. Раз человек пришёл на стадион, значит он любит спорт, и подняться на шестой или седьмой этаж по лестнице для него не только польза, но и удовольствие. Постовые заподозрили, что западногерманский турист нарочно снимал неработающий эскалатор, чтобы опорочить наш развитой социалистический строй в глаза мировой общественности.

Милиционеры разыскали меня, а я разыскал нашего переводчика с немецкого, чтобы с пристрастием расспросить туриста о целях его подозрительных действий. Надо отметить, что с этим перепуганным туристом обращались крайне вежливо и тактично, хотя поначалу он, отравленный враждебной пропагандой перепугался, что сейчас его будут жестоко пытать, посадят в тюрьму или сошлют Сибирь. В Штабе бедняга попил водички, немного успокоился и признался, что он фермер и приехал к нам из немецкой сельской глубинки. Оказалось, что он никогда в жизни не видел эскалатора, вот он и решил запечатлеть это чудо техники на память. А подозрения в провокационных намерениях были с него сняты, когда блюстители порядка сообразили, что по фото нельзя понять, движется ли эскалатор или стоит, ведь это не киносъёмка и снимки статичны по определению.

Ещё одного юношу, опять же из ФРГ, задержали, когда он начал в вестибюле стадиона раздавать всем желающим яркие футболки. Здесь явно был какой-то подвох. Бесплатная раздача футболок сама по себе вызывает столпотворение и нездоровый ажиотаж, отвлекающий людей от соревнований, но не только в этом дело. В действительности, футболки оказались не простые, а с надписями, которые не так-то просто было сразу прочесть. Многочисленные буквы, нанесённые по диагонали, образовывали бесконечно повторяющиеся слова, прочесть которые можно было только, если угадаешь, где кончается одно слово и начинается другое. А прочтя, мы ужаснулись. Это были не просто слова, а имя и фамилия одного из идеологов фашизма (не хочу упоминать на этих страницах имя этого выродка, отравившегося во время Нюрнбергского трибунала). Зрители, которым удалось заполучить завёрнутые в целлофановый пакет футболки, как только понимали, что за имя них написано, с отвращением бросали их на пол. Милиционерам пришлось потом собирать их в большой мешок и сдавать на уничтожение.

Пресекались также и попытки спекуляции. Помню, наши обэхээсники задержали буфетчика, пытавшегося продать из-под полы какому-то кавказцу несколько упаковок дефицитных одноразовых пластиковых стаканчиков (в те годы в супермаркетах их не продавали, потому что и супермаркетов-то не было). Допрошенный кавказец сознался, что планировал, вернувшись к себе в Гагру, в этих стаканчиках продавать самодельное вино отдыхающим.

Были и просто забавные случаи. Как известно, европейские мужчины в те годы любили ходить в джинсах и имели дурацкую привычку носить бумажник в их заднем кармане. Согласитесь, там он тот сами просится, чтобы его украли. Конечно, в Москве в те дни можно было не опасаться, что кто-нибудь вытянет бумажник из заднего кармана. Но вот беда: некоторые европейские молодые люди имеют ещё более дурацкую привычку сидеть на перилах и ограждениях (совсем, как курица на насесте).

Вот у одного такого расслабившегося в атмосфере всеобщего праздника французского туриста от сидения на перилах бумажник из заднего кармана и вывалился. Кто-то из наших добропорядочных советских болельщиков нашёл этот бумажник на полу в вестибюле и, естественно, отдал постовому милиционеру. Тот принёс его в Штаб охраны общественного порядка. Вскрытие показало, что в бумажнике, кроме бесполезных кредитных карт и некоторой суммы в франках и рублях, оказалась и фотография его легкомысленного длинноволосого владельца в компании с его такой же легкомысленной и длинноволосой подружкой. Тут же был объявлен всестадионный розыск. Через двадцать минут милиционеры нашли-таки ничего не подозревающего француза в фойе стадиона беззаботно сидящим на перилах и попивающим «Нарзан». Люди в мышино-серой форме подошли к нему сразу с двух сторон и на чистом русском попросили: «Пройдёмте, гражданин». Француз по-русски не знал, милиционерам не оставалось ничего другого, как вежливо взять его под белы руки и препроводить в Штаб.

Бедняга, разумеется, страшно перепугался, решив, что его арестовали. Но поскольку в Штабе с ним разговаривали уже при участии милой девушки-переводчика, он успокоился. Оказалось, что он даже и не успел заметить, что потерял свой бумажник. Зато сколько потом было восторгов и восхищения работой нашей советской милиции!

Однажды, злоупотребив служебным положением, нам, переводчикам, удалось попасть в святая святых – помещения, отведенные для аккредитованных журналистов и спортсменов-олимпийцев, в которой они готовились к матчу. Эта была зона где-то под трибунами, недоступная простым смертным. Поэтому здесь не было толп зрителей, не было очередей в буфеты, в которых совершенно бесплатно раздавались лёгкие закуски и казавшийся диковинным в те году напиток «Фанта», а ещё югославский вишнёвый сок в пакетиках с трубочкой. Кто-то объяснил мне, что по правилам Олимпиады еда и напитки для спортсменов-олимпийцев должны быть бесплатны. Я живо представил себе, какой ажиотаж возник бы наверху, если бы «Фанту» и сок стали продавать всем желающим. В те годы у меня ещё не было достаточно жизненного опыта, и я ещё не понимал, как устроены спецраспределители, в которых на практике реализовывалась ленинская идея о возможности построения коммунизма в отдельно взятом … помещении. К сожалению, вынести из этого помещения стаканчик с «Фантой» было невозможно, пришло всё выпивать, не отходя от буфета. Зато, наслаждаясь пузырьками, я имел возможность вблизи увидеть легенд мирового баскетбола и бокса.


СОРЕВНОВАНИЯ

Я уже упоминал, что работал на той половине Крытого стадиона, где проходили мужские и женские баскетбольные турниры. Мы все, конечно, возлагали особые надежды на сборную СССР, которая на Олимпиаде в Мюнхене смогла в финале обыграть признанных фаворитов – сборную США (многие помнят решающий бросок Александра Белова на последней секунде, сделавший тогда нашу команду чемпионом). Тем более, что на московскую Олимпиаду сборная США из-за бойкота не приехала. Правда, со времён той легендарной победы прошло уже восемь лет, а на предыдущей Олимпиаде в Монреале нашей команде удалось завоевать только бронзу. Да и легендарного Александра Белова уже не было в живых (он умер в 1978 году в возрасте 26 лет). Зато в команде был его однофамилец Сергей Белов, способный принесить своей команде по 20 очков за игру. Были и другие талантливые игроки.

Признаюсь, до начала Олимпиады я совершенно не разбирался в баскетболе и не понимал всех правил этой динамичной и зрелищной игры. Теперь же у меня появилась возможность смотреть по четыре (два мужских и два женских) баскетбольных матча в день. По долгу службы мне пришлось присутствовать на всех баскетбольных матчах турнира. В первой половине дня с небольшим перерывом проходило два матча групповых турниров, потом был большой перерыв, во время которого я успевал съездить домой, пообедать и по-агукать с сыном, а потом ещё два матча. К концу второго дня я уже так хорошо изучил правила и научился понимать систему жестикуляции арбитров, что считал, что могу сам судить игру не хуже любого из них. Кстати, так же, похоже, считали и остальные пятнадцать тысяч зрителей, сидящих на трибунах.
 
Вскоре я уже знал в лицо каждого из наших баскетболистов. Помню потрясение, которое я испытал, когда сидел на четвёртом или пятом ряду около прохода, через который из раздевалок на паркет выходили спортсмены. Был перерыв между матчами, зрители разбрелись по буфетам и туалетам, я сидел, смотрел сверху вниз на пустую баскетбольную площадку и думал о чём-то своём. И вдруг, слева от меня на уровне пятого ряда возникла человеческая голова. Это было так же неожиданно, как встретить на улице сказочного великана. Я, конечно, узнал одного из наших баскетболистов – Александра Белостенного, рост которого был 214 см. А через секунду рядом с ним появилась голова самого высокого из наших баскетболистов Владимира Ткаченко, который был на 6 см выше! Если бы я не сидел на блитчере, а находился бы на полу рядом с этими гигантами, я бы, наверное, мог пройти у них подмышкой!
 
Мне очень хотелось, чтобы и моя жена могла увидеть хотя бы один баскетбольный матч. Но билеты на все соревнования были распределены по квотам между различными странами и распроданы задолго до начала Олимпиады. Тем не менее, мне удалось, пользуясь своим постоянным присутствием на стадионе, подловить момент, когда кто-то из болельщиков решил продать лишний билетик. Причем, это был не спекулянт, а обычный москвич, который сам по какой-то причине не мог пойти на матч, так что за билет не пришлось переплачивать. Я срочно позвонил жене, она покормила сына и, отпросившись у тещи, приехала посмотреть один из двух матчей вечерней серии, благо, наш дом был недалеко от Стадиона «Олимпийский» – лишь две остановки на метро. Я встретил её у метро. На стадион она зашла по билету, а уж потом я проводил её на более удобную трибуну, с которой был самый лучший обзор, и, как знаток, стал объяснять правила и комментировать матч.
 
Наши мужчины уверено вышли из группы в полуфинальную часть турнира, где нужно было по очереди сразиться с пятью командами из разных стран. К сожалению, две встречи наши парни проиграли, уступив сборной Югославии и команде Италии, из-за бойкота выступавшей на Играх под олимпийским флагом. Эти два поражения очень огорчили всех нас. По результатам полуфинальных игр лидерами стали Югославы, а наши набрали столько же очков, что и итальянцы и даже имели лучшую, чем у тех разницу забитых и пропущенных мячей, но, увы… По правилам в финал вышли итальянцы, так как в очном противостоянии с нашими они выиграли с минимальным разрывом. А нашим оставалось только бороться за третье место в поединке с испанской командой. Как же я радовался завоеванной нашими мужчинами в последнем матче бронзе! Наверное, ничуть не меньше, чем радовался бы золотой награде.

Зато наши женщины смогли-таки второй раз подряд стать олимпийскими чемпионами. Вся команда играла с полной самоотдачей, но больше всех очков нашей сборной принесла Ульяна Семёнова. Со своим ростом в 220 см она возвышалась на голову над болгарскими спортсменками, и под щитом никто не мог помешать ей отправить мяч в корзину.
 
Формально, наш пропуск со штампом «ЗАЛ» не давал права посещения олимпийского бассейна. Но блат никто не отменял. Поэтому иногда, во время перерыва между утренними и вечерними соревнованиями по баскетболу мне удавалось через знакомых милиционеров договориться, чтобы меня провели в бассейн или в прыжковую ванну. Признаться, я совершенно не разбирался в таких видах спорта, как плавание или прыжки в воду, но смотреть соревнования было чрезвычайно интересно, при этом ты заражался энергией болельщиков, переживающих за успехи или неудачи спортсменов.
Баскетбольный турнир закончился 30 июля. Нас, переводчиков, как и милиционеров, обслуживающих баскетбольные матчи, перевели на ту половину Крытого стадиона, где до 2 августа продолжались соревнования по боксу. Так что мы смогли увидеть самое интересное: полуфиналы и, разумеется, финалы.

Люди, разбирающиеся в боксе, объяснили, что самое интересное в олимпийских турнирах по боксу происходит в самый первый и в самый последний день соревнований. В первый день на ринге самые именитые бойцы из стран с сильнейшими боксёрскими традициями могут по результатам жеребьёвки встретиться с представителями стран-аутсайдеров мирового бокса. То есть, часто случается, что в первый день самые сильные боксёры встречаются с самыми слабыми. Поэтому в первый день происходят самые зрелищные матчи, и зрители могут наблюдать наибольшее количество нокаутов. А в последующие дни в результате «естественного отбора» в четверть финал и в полуфинал выходят наиболее сильные боксёры, чтобы, наконец, в финале встретились наисильнейшие. Они-то и бьются за олимпийское золото с полной самоотдачей. Поэтому боксёрские поединки последнего дня пусть и не такие зрелищные, зато всегда самые драматичные и волнующие.
 
Из одиннадцати весовых категорий команде СССР удалось пробиться в финал в семи. Но в последний день нас ждало шесть разочарований. Лишь одному из наших боксёров, Шамилю Сабирову, удалось стать Олимпийским чемпионом, а остальным пришлось довольствоваться серебряными наградами. А больше всех золотых медалей по боксу – 6 – завоевала команда Кубы. Самым интересным был, разумеется финальный поединок между супертяжеловесами (более 81кг) кубинцем Теофило Стивенсоном и нашим Петром Заевым. Разумеется, все мы болели за Заева, но… победил Теофило Стивенсон, которому вторым в истории Олимпийских игр удалось стать трёхкратным чемпионом.
 
МИШКА УЛЕТЕЛ

3 августа Олимпиада-80 закончилась, а «ласковый Миша» улетел. Завершились два неповторимых месяца непростой, но очень интересной и важной работы. Мы, те кто так или иначе был причастен к проведению Олимпийских игр, провожали его со смешанными чувствами гордости, радости и лёгкой печали. Мы испытывали печаль, потому что эта феерия закончилась. Мы испытывали гордость за нашу страну, сумевшую, вопреки бойкоту провести лучшую в истории Олимпиаду, и за себя, что смогли пресечь любые попытки провокаций и не допустить никаких терактов. А радость мы испытывали от того, что имели возможность лично присутствовать на этом празднике Жизни, Спорта и Мира и смогли разделить его с людьми доброй воли, приехавшими со всех уголков Земного шара.