Немного сухого вина, или память о прошлом

В социальной сети «Одноклассники» есть опция – «Оповещение». Компьютер оповещает участников сайта по разным событиям и поводам, в том числе подбирает друзей на основании довольно многих сходных «параметров», интересов и иных свойств или качеств.

Однажды в одном из таких оповещений компьютер предложил мне в друзья одного из участников сайта – Виталия Г. По его имени и фамилии я без труда вспомнил этого человека, – я знал его с ранней юности, но никогда непосредственно с ним не общался, не поддерживал никакой связи.
 
Я вышел на его страничку в сети. Да, это был тот человек, о котором я впервые узнал лет в четырнадцать и которого помнил по одному примечательном эпизоду, который до сих сохраняется в моей памяти. Мы с ним одногодки, мы оба из одного города, мы оба в одно и то же время учились в одном институте, только он на другом факультете. В данный момент он проживает в Израиле, в Тель-Авиве.

Некоторые черты его лица мне показались знакомыми, – может быть, я когда-нибудь и встречал его позже, не помню... На вид крепкий мужчина среднего роста, держит себя в теле, лысоват, взгляд внимательный, слегка иронический, в лице есть что-то улыбчивое. На его страничке я внимательно просмотрел размещённые там фотографии, в основном, личного характера: жена (довольно полная женщина с весьма приятным лицом), дети (взрослый сын с подругой или женой), интерьеры квартиры – довольно светлой просторной и весьма хорошо, аккуратно, по-современному, но без роскоши обставленной, совместные снимки с женой, отдельные снимки жены и взрослой дочери на пляже, внуки, фотографии военных лет, советские офицеры тех лет на архивных снимках. Чуть позже, в нашем общении он рассказал, что его отец во время войны служил в Красной Армии, был офицером, воевал, потом перебрался в Израиль, где жил и умер в возрасте 95-ти лет...

Прогулявшись по его странице, я вышел из «Одноклассников» и не стал придавать этому оповещению особого значения. Да, я его знал, хотя и весьма поверхностно, по ранней юности, но больше помнил об одном эпизоде, связанном с ним. Что же из этого? Точно знаю, что моё посещение отметилось на его страничке в опции «Гости». Но я не проявил активности в попытке завязать с ним общение и что-то написать ему. Я не стал его ни о чём расспрашивать, уточнять.
 
И вдруг через несколько дней на сайте я получаю от Виталия сообщение. Он вежливо здоровается со мной, обращается ко мне на «вы» и спрашивает меня: «Здравствуйте, Борис. Я хочу узнать, не вы ли путешествовали по городам Закавказья в 1963 году с группой ребят, в которой мы были вместе с вами?». Он пишет о том, что мы посещали Тбилиси, что на одной из экскурсий побывали на могиле Грибоедова и что после этого события он много раз читал, перечитывал, и до сих пор иногда перечитывает его комедию «Горе от ума» и т.д.

Прочитав его сообщение, я ответил ему, вспомнив некоторые подробности тех давних событий лета 1963 года, когда нам было с ним по 14 лет, и того путешествия по Закавказью по маршруту Сухуми, Ереван, Тбилиси, и снова Сухуми с отъездом домой во время летних каникул с группой таких же, как мы с ним, ребят и девушек, занимавшихся в разных кружках при Дворце культуры одного из промышленных предприятий нашего города.

Мы стали немного общаться, и кое-что вспоминать об этой поездке. Я также, как и он, вспомнил эпизоды, связанные с посещение могилы Грибоедова, похороненного в Тбилиси в Пантеоне великих людей Грузии, а он припомнил весьма примечательный факт из своей жизни о том, что его будущая жена (тогда ещё совершенно незнакомая ему юная девушка) во время этого его путешествия, оказывается, проживала в Тбилиси, но он ничего об этом не знал и не ведал, и, впоследствии, став уже взрослым, узнал об этом, только тогда, когда познакомился с ней и женился на ней – в России. Я понял, что этот эпизод в его жизни был ему очень дорог и для него очень важен.

Как оказалось, в 1990 году они с женой и детьми покинули нашу страну и, как я сказал, проживают теперь в Тель-Авиве. Я не слишком интересовался подробностями его теперешней семейной жизни, и многого об этом рассказать не могу. Впрочем, эта сторона его жизни меня особо и не интересовала. Но я написал ему о том, что обратил внимание на этот примечательный момент в его путешествии, связанный с той самой незнакомой ему девушкой, проживавшей тогда в Тбилиси и впоследствии навсегда ставшей его женой в России, о том, как их «путеводные звёзды» сошлись и что-то подобное в этом роде.

Виталий принялся «читать меня» в «Одноклассниках», а также на сайте «Проза.ру». Я иногда публикую в «ОК» и на «Прозе» свои заметки, небольшие эссе, и кое-кто их читает. На моей странице в «Одноклассниках» нет ничего личного из моей жизни, разве только наличие моей фотографии в аватарке, да ещё, пожалуй, январское «селфи» на катке в зимней Казани 2020-го года, перед самым началом пандемии в нашей стране («...за моей спиной зима, каток, Казань, откуда я родом...»). Он стал отмечать, выделяя из многих других, некоторые мои публикации в сети и на «Прозе», например, о возрасте:

«...Время старости – это время больших откровений о прожитой жизни, кому-то высказанных или в самом себе утаённых. Иногда об этом думаешь так, что человек, рассуждая об этом, прощается с миром. Но дело не в этом, а в том, чтобы, слушая его, постараться понять в это время насколько вновь пробуждаются в нём или навсегда угасают в этих его откровениях простые желания продолжения жизни...»

В какой-то мере это было необычно для меня, особенно в сравнении с совершенно «глухим» (в смысле откликов, отзывов или критики) сайтом «Проза.ру».

Просматривая мою страницу в «Одноклассниках», он, вероятно, увидел и некоторые сюжеты моего давнего путешествия по Италии в 2014 году. И он тогда написал (мы уже с ним перешли на «ты»): «Я вижу, ты любишь Италию. Мы с женой и дочерью каждый год отдыхаем в Южной Италии, собираемся и в этом году» («ну что ж, это неплохо, – с капелькой зависти подумал я об этом, – он решил передо мной похвалиться»).

Оказалось, он активно интересуется историей, много читает исторических книг и материалов на самые разные исторические темы, проводит анализ прочитанного. В одном из первых своих сообщений, говоря об этом своём увлечении, он, как бы попутно (это происходило в наши пасхальные дни), поздравил меня с еврейским праздником – Песахом. Некоторые считают этот праздник «еврейской Пасхой», но это в корне неверно, исходя из самого смысла и содержания этих мировых религий – христианства и иудейства, хотя христианство со своими образами, жертвами и символами вышло из недр иудейского общества, иудейской религии. Но это вопрос уже другого порядка, и я не буду об этом распространяться. На самом деле, Песах (хотя он и почти совпадает по своим срокам с христианской Пасхой) – это праздник освобождения евреев из Египетского плена и рабства, и христиане не имеют никакого отношения к этому историческому событию.

Я пропустил мимо себя это поздравление, не отреагировал на него, ничего на него не ответил. И в одном из последующих сообщений Виталий обратил на это внимание и, спрашивая меня о причинах отсутствия моего ответного поздравления, указал на то, что «это и твой национальный праздник». Это было неожиданным! Я понял, что он видит и признаёт во мне своего «этнического соплеменника и собрата».

Я подумал о том положении, в котором неожиданно оказываюсь: я не слишком признаю в себе даже малейшие черты еврейства, исходя из некоторых факторов и обстоятельств собственной жизни.

Я достаточно много читал и о «происхождении еврейских фамилий», это был довольно большой обзорный материал, и моя фамилии там непременно присутствует, хотя сама по себе «говорит» лишь о каком-то далёком предке, «вышедшем из Польши» и пришедшем в Россию во времена Екатерины Великой. Но я точно знаю, что во мне нет и доли «еврейских», свойственных этому этносу, качеств. «Я вовсе не хочу, – подумал я, – обманывать этого человека в его взглядах на меня, в его убеждениях, и говорить в нашем общении с ним об этом предмете». Я не хотел и до сих не хочу его ни в чём обманывать. По крайней мере, я задумался именно об этом, и не знал, как на это правильно отреагировать, как на это ответить.

В одном из своих сообщений Виталий как-то мельком высказался о «промывке» наших мозгов в России. Потом прислал этакое курьёзное высказывание совершенно незнакомого мне деятеля жанра «стенд-ап», а, в сущности, очередного пересмешника о том, что «сорок лет Господь водил евреев по пустыне, пока они не обрели свободу от египетского рабства, а русским хватило лишь двадцать лет, чтобы, как он сказал, «под влиянием своего телевидения», наоборот, – впасть в это самое рабство», и что-то подобное в этом духе. И, если на первое его высказывание о промывке мозгов я ничего не ответил, как бы вежливо пропустил мимо ушей, то на это высказывание о нашем рабстве всё-таки возразил.

Вероятно, он остро воспринял моё возражение. Это моё возражение вовсе нельзя было назвать отповедью, я просто слегка рассердился на своего собеседника в его стереотипных представлениях о жизни в России, но также почувствовал, как проступили в нём некоторые характерные черты в его общении со мной: какая-то едва ощутимая напористость, какое-то проявление превосходства и вечного несогласия ни с чем и ни с кем, какая-то категоричность и «повелительное наклонение» во фразах, в некоторых словах, в высказываниях, хотя и ненавязчивое, подспудное, но грозившее, по моим представлениям, в дальнейшем усилиться и развиться.

На моё возражение он сразу и очень коротко, без каких-либо объяснений, ответил: «Я всё понял. Наше общение невозможно». После этого, на следующий день я удалил со своей страницы в «Одноклассниках» все наши чаты. Я не стал разбираться в том, что же он понял. Я почувствовал некоторое облегчение. Может быть, потому, что для него я перестал в его глазах, в его взгляде на меня быть, как и он, евреем и, стало быть, «собратом» и «соплеменником»? Может быть, потому, что теперь мне уже не надо было бы играть определённую роль или в чём-то оправдываться?

Прошло пару дней, и я написал ему письмо, которое хотел, как можно быстрее, ему отправить:

«Виталий. Я совершенно не хотел тебя чем-то задеть, обидеть или показаться заносчивым парнем. Нет! Я уважительно к тебе отношусь. Приветствую активность, которую ты проявляешь в жизни, отмечаю твой интеллект, пытливость ума, кругозор, стремление к саморазвитию, заключающееся, в том числе, и в активном чтении и изучении исторических материалов, их анализе.

Мне лестно и то, что ты проявил интерес к чтению моих литературных заметок и сообщений на моей странице в «ОК» и, полагаю, на «Прозе», и что откликнулся на них. Я уважительно отношусь и ко многому другому, что мне удалось почерпнуть на твоей странице в сети, в том числе и к тому, что ты придерживаешься здорового образа жизни и держишь себя в хорошей физической форме.

Не надо забывать также и том, что мы – ровесники, что мы выросли в одном городе, получили образование в одном вузе, что наши отцы когда-то трудились в одной производственной сфере, что мы, по большому счёту, принадлежим к одному и тому же слою в той или иной мере образованной интеллигенции. Я говорю об этом без какого-либо ложного пафоса, а так, как оно есть на самом деле.

И ещё один момент, о котором я пока не высказывался. Когда компьютер предложил мне стать твоим другом на сайте «Одноклассники», я сразу же вспомнил твою фамилию, хотя мы до этого момента нигде и никогда не пересекались в жизни за исключением одного короткого эпизода нашей поездки по городам Закавказья в нашей ранней юности.

Но я сразу же вспомнил и другой эпизод той давней поездки, того давнего путешествия, о котором я тебе пока не решался сказать. Когда твои имя и фамилия по велению компьютера появились на моей страничке в «ОК», я удивился тому, что до сих в моей памяти остаётся случай (о котором, может быть, ты уже и не помнишь), когда перед самым отъездом домой, вечером, мы сидели всей нашей группой ребят на веранде какого-то открытого летнего кафе у моря, куда нас привели наши взрослые сопровождающие, и где нам разрешили тогда выпить немного сухого вина.

Посидев на веранде какое-то время, мы начали уходить, спускаться по лестнице. Некоторые из нас слегка захмелели, в том числе и ты, и старшие ребята из группы стали смеяться почему-то именно над тобой и толкать тебя, проявляя по отношению к тебе грубость и силу. И ты безропотно переносил их толчки и насмешки. Я шёл позади тебя и мне было стыдно за них, но я ничего, к сожалению, не сказал и не сделал. Я не защитил тебя. Вероятно, в той ситуации я был напуган и подавлен случившимся. И вот этот эпизод я до настоящего времени помню и удивляюсь тому, что до сих пор он остаётся во мне непреходящим ощущением ничем не оправданной несправедливости по отношению к тебе, свидетелем которой я тогда стал.

Удивительные ощущения и мысли иногда надолго застревают в нашем сознании. Но не надо спрашивать – ни себя, ни других – почему они там застревают и навсегда остаются?

Всего тебе самого доброго, Борис».

Однако, подумав, это письмо я до сих пор ему не отправил.