К берегам детства, продолжение 6

ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ НАЧАЛЬНЫЕ…

Реки – это движение, жизнь, и мы перемещаемся вслед за потоками. Беларусь – на развилке, в центре пересекающихся путей, и без переходов не обойтись. Автотрасса, что построили вдоль “варяжской колеи”, вторглась в древний сельский уклад, затронула деревню. С шоссе расходились отростки по бывшим весям и застенкам. На Берещице и канале возвели автомобильные мосты, но машины курсировали строго на Минск, одолевая березинские болота и саму Березину.

Канал “засыхал”, и Веребки теряли роль транспортного узла, что обслуживал перекрестную схему. Если речная система продвигала товары с севера на юг, и с юга на север, то восточно-западный вектор сложился посуху и использовался, главным образом, для оруженосцев. На первой российской землемерной карте за 1800 год хорошо видна обозначенная трасса - дорога “Для прохода войскъ” - через Веребки, через Берещицу.

Функции “путепроводов” исполняли искусственные сооружения. Дорога шла из Борисова через Рудню и выводила к плотине, что поднимала уровень воды в Берещице для судового транспорта. По ней переправлялись на дамбу и двигались к подъемному мосту через канал. Он был устроен у начального, первого, шлюза. Съехав с него, попадали на противоположный берег, и по левосторонней дамбе, мимо караулки, направлялись к крутому повороту на запад, где начинались отроги Пышнянской возвышенности. Рокада взбиралась на плато, к центральной части села, а за ней раздваивалась: одна уводила на Городец и Березино, а другая – на Полоцк, в обход Лепеля. Ближайшим восточным пунктом была Рудня, где добывали в старину болотную руду и выплавляли железо для различных надобностей, в том числе оружейную амуницию.

А самый древний маршрут связывал две возвышенности непосредственно вдоль Берещицы, вдоль ее русла и пересекал Эссу неподалеку от устья. Он был прямым – с ориентацией на Лукомль и Чашники, выводил к Улле и помечался насыпными курганами: волотовками. При них возникла первородная Плоская Гора – городище 2000-летней давности, откуда люди перебрались на более удобное, более просторное место и основали Веребки – опять же на берегу Берещицы, только выше по течению. Там и я родился.

Обход через плотину был для нас неудобен, далековат, и мужики собственными силами соорудили кладки. Переход по кладкам вызывал совсем другие эмоции, нежели по системе. Кладки представляли собой длинные жердины, сплоченные по ширине реки. Обструганнне и просущенные лесины укладывались по вбитым в речное дно столбам, и накрепко сплачивались, чтобы не унесло при весеннем паводке.

Ходить по ним доставляло удовольствие. Для удержания служили такие же деревянные, но отшлифованнве поручни. Ухватившись за них, я безбоязненно ступал на помост и разглядывал близкое дно. Там резвилась журчащая под ногами родная вода, а из нависших кустов доносилось счастливое щебетание птиц. Я часто останавливался на середине и всматривался в неглубокое дно. Оно было покрыто мелкой, в зерно, галькой и обкатанными течением округленными булыжинами. По дну сновали взад-вперед серые рыбешки – курмяли, они легко ловились на удочку прямо с настила. Детей не боялись, а бросались врассыпную при появлении хищниц – зубастых щук.

К кладкам вел крутой спуск – прямо с хатних дворов, и мы “катались” зимой: съезжали в покрытую льдом Берещицу на санях и “трубянках” – искусно изогнутых трубных конструкциях.

По кладкам я ходил в школу. Караулка уже не могла вместить всех детей, которые стремились получить начальное образование, и возвели специальное здание, еще до столкновения с фашистской армадой. Война прервала учебный процесс, мой отец не успел закончить школу, и наверстывал упущенное в зрелом возрасте, когда организовали вечерние курсы. А в первые дни нашествия в школьном здании разместились оккупанты. Их было много, и всем места не хватало. Тетка Ганна вспоминала, как их “попросили” из хаты вон, и семья некоторое время кантовалась в пуне на Берещице. Так веребчане впервые столкнулись с поведением непрошеных “гостей” и ощутили первые “прелести” чужого порядка – германского “орднунг”. Немецкие части были передовыми, и долго не задержались. Словно осознавая гибельность идеи расового превосходства, услащали детей сладостями – угощали конфетами, чего при Сталине сельской детворе недоставало: бюджет расходовался на армию, производство вооружений.

Школу построили в “противовес” церкви, а чтобы она не напоминала о себе, и в другом месте – в промежутке между рекой и каналом, напротив “перемычки”. Так назывался местный куток, где ранее действовал подъемный мост. Когда его не стало, рядом соорудили мосты – сначала деревянные, а потом железобетонные.

Школа, как и караулка, была разделена на две половины, но с одним входом – по центру. Направо и налево распахивались двери двух помещений, где собирались четыре класса - попарно. И учителей было двое. В мое время наставниками работали муж и жена Михно.

В школу я ходил, взбираясь с кладок на левый берег Берещицы, на дамбу. Идти можно было и по правому берегу, но там было менее интересно. К руслу примыкали сплошные огороды, и только. А переход “на другой бок” и несколько шагов вверх по течению вызывали необъяснимый трепет – я путешествовал, рассматривал нависшие над рекой кусты и дотрагивался до листьев, чтобы ощутить их прикосновение. Каждая травинка была знакома, а ракиты, крепко вросшие в береговой обрыв, манили пышными нарядами и звали встать под зеленый “навес”, чтобы узнать, насколько я подрс за последнее время.

С дамбы открывался вид на хатние постройки, и оттуда слышались голоса хозяев, кудахтанье кур, лай собак, звяканье настраиваемых орудий труда. Слева, в прогалине между кустами, просматривался дорогой сердцу закуток, где были огороженные частные участки. Там мы лопатами вспахивали грядки для моркови, лука, огурцов. Поливали, принося воду из Берещицы. Недавно мне приснился сон, что речка снова потекла, но вода уже не требовалась – вкопали железобетонные колодезные сегменты.

Наш участок назывался “под дубом”, но никакого могучего дерева там уже не было. Дуб свой век отжил, оставив воспоминания о мужественном “Тарэнце” – Терентии из древнего рода Шушкевичей, которого Сталин расстрелял за непокорность. Вместо дуба косогор покрывали тоскливо шелестящие осины, а внизу соседствовали, окруженные заборами, квадратные метры личных наделов - огородные сотки. Наши грядки вплотную сходились с полоской земли "бабы Анэты" - супруги расстрелянного Терентия. Он был родным братом моего деда Лукаша.

В мои школьные годы расцвел общественный колхозный строй, и “под дубом”, но через Берещицу, на дамбе, построили курятник – ферму для белых хохлаток. Проходя мимо, я повторял счет до ста, но сбивался: птиц было так много – как белая пурга в солнечный день, и я бросал затею всех их пересчитать.

А береза на фоне фермы выглядела как старомодная прислужница: ее крону украшали вечно золотистые сережки, а кожа – кора морщилась от прожитых лет. Береза была последней из деревьев, что высаживали на дамбе, чтобы укрепить насыпной вал, и назывались “екатерининскими”. Ими же "наряжали" всю длину проезжей части.

Когда я опаздывал в школу, увлеченный “путешествием”, то видел дружно шагающих по другой стороне канала учителей – мужа и жену. Я спешил их обогнать и успеть к занятиям. В коридоре встречала приветливая “баба Зося” – школьная работница. В ее задачу входило убрать помещения, наполнить чернильницы чернилами и налить питьевой воды в бак. Зимой помещения отапливались, и я не помню, чтобы мы дрожали от холода и сморкались. Я тогда не знал всей военной истории моей деревни, но хорошо запомнил знак - пятизначную цифру на руке "бабы Зоси". Однажды урок был посвящен жертвам гитлеровского террора, и "бабу Зосю" позвали в класс, чтобы она рассказала об Освенциме, куда ее загнали фашисты. Только позже раскрылись нервы драмы, что разыгралась в период оккупации. В противостояние были втянуты все мои земляки, и каждая хата наполнена горечью утрат и ярко пламенеющими очагами с отблесками жути.

Школа запомнилась нервными срывами наставника, которые тоже были следствием прошедшей войны, а потому хотелось побыстрее выскочить из-за парты и умчаться к сверстникам на улицу, на свободу.

(Продолжение следует).

На снимке: бывшая начальная школа в Веребках. Фото В.Хацкевича.


18.09/24