Смерть Фотографа. Тель-Авивские Рассказы

(Из сборника «Зефир в Шоколаде»)
***

                1
Сделав в США неплохую (для инженера-одиночки) карьеру от мойщика посуды до техника по сборке станков, я отправился в Израиль.
План был прост: быстренько оформить необходимые документы для переезда супруги в США и вернуться с нею.
 
В отличие от моей, израильская карьера супруги, в этот же момент времени, переживала период "большого взрыва".
 
Будучи солисткой Одесской оперетты с классической оперной подготовкой, оказавшись в «земле обетованной" она не упускала ни одной возможности быть услышанной на многочисленных прослушиваниях и конкурсах, которые организовывались элитой ашкеназской части населения Израиля для выявления настоящих талантов.
 
Судьба (с помощью американо-израильской бюрократии! ) распорядилась так: документы мы-таки оформили, но вернуться в США мне пришлось одному.
 
"В США твоя супруга не достигнет того, чего она может достичь здесь, если останется в Израиле", — сказала мне Ханна Мунитц, тогдашний директор Израильской Оперы, после очередного прослушивания и накануне моего отъезда.
Я вернулся в Балтимор... Я вернулся в "мой" город знакомый до слёз, на грохочущий сутками «милый» завод. Правда, не на долго. Тем более что израильское приглашение занять должность фотокорреспондента в многоязычном журнале свербело творческим зудом все клетки моего фотографического организма.
 
Вскоре, я поехал в Израиль и застал там супругу... в главной роли, в роли "онегинской" Татьяны - Израильская Опера открывала сезон 1990–1991 годов оперой Чайковского "Евгений Онегин".

И это несмотря на назревающую "Бурю в Пустыне".
И "буря" таки разразилась.

Населению Израиля выдали противогазы так как опасались, что ракеты /СКАД/ которыми Ирак обстреливал Израиль, могут нести химические отравляющие вещества.
Но театральная жизнь не остановилась.

В Опере, солисты и хор имели противогазы /за кулисами/, а оркестр и публика в зале имели противогазы при себе. Было одновременно смешно и трагедийно видеть, как сирена воздушной тревоги вторгалась в спектакль: публика спокойно одевала противогазы, а дирижёр не останавливал оркестр и солистов посреди такта, а заканчивал музыкальную фразу до конца.

«Буря» отгрохотала в Ираке, Израиль подвергался многочисленным ракетным ударам, но жизнь не останавливалась - в нашем случае музыкальные конкурсы и прослушивания продолжались, и таким образом, супруга оказалась частой гостьей израильского телевидения, да ещё победительницей первого тура международного оперного конкурса, организованного самим Лючиано Паворотти.

Первый тур этого конкурса проходил в разных странах, и его победители приглашались на второй тур - на родину великого Паваротти, в Италию, в город Модену.

Приглашались, но ехать нужно было за свой счёт. А у нас "за свой счёт" не получалось: хоть мы и работали и разные премии супруга получала, но расходы не оставляли достаточных средств на такое путешествие.
 
В одном из телеинтервью, супруга так и призналась, что профессионально она готова продолжить борьбу на конкурсе, на финансово...

На следующий, после интервью день, Ханна Мунитц сообщила нам что в оперу поступило несколько звонков от людей, желающих помочь с финансированием поездки в Италию.

Один был из ателье знаменитого израильского кутюрье - они предложили выдать супруге напрокат одно из новейших платьев для её выступления в Италии.
Другой звонок был от человека назвавшегося Амос и готового помочь финансово.
Мы разделили обязанности: супруга занялась примерками в ателье Мизрахи, а я знакомством с Амосом.

Амос оказался настоящим саброй, но с европейскими корнями. Узнав, что у нас нет автомобиля, Амос привёл меня на склад металлолома в Бат Яме и уговорил хозяина «осчастливить олима транспортным средством» БЕСПЛАТНО.
 
И меня "осчастливили" "Форд"ом 1961 года рождения, английского производства. Позднее оказалось, что его регистрационные номера принадлежали ещё к эпохи английского мандата в Палестине, а всевозможных штрафов за ним числилось на сумму превышающую стоимость двух «Тесла» на сегодняшний день.
 
Но в тот день, меня волновал только один вопрос: может ли эта, извлечённая из-под груды металлохлама коробка на стянутых липкой паутиной колёсах, осуществить хоть какое-нибудь самостоятельное движение. Оказалось, что смогла.
А вот с "чисто финансовой" помощью получилось не так гладко, не так быстро и не так много. Но благодаря продаже одного из моих фотоаппаратов нужная сумма для нашей совместной поездки в Италию набралась.
 
                2
Следующим препятствием по дороге в Италию оказалось получение настоящего израильского паспорта - «Даркон»а для моей супруги.

Супруга приехала в Израиль с сыном от предыдущего брака и, не будучи миллианершей, была вынуждена получить от государства Израиль финансовую помощь – тогда это называлось «Корзина абсорбции», которая включала в себя пакет различных льгот и скидок, облегчающих процесс вхождения в новую реальность.

Получатель «корзины абсорбции», не мог выехать за границы Израиля пока не вернёт эту самую «корзину» в обмен на настоящий паспорт «Даркон» дающий право выезда.

И как раз в этот момент она удостоилась крупной государственной премии на покупку рояля.
Мы решили, что рояль, в отличее от конкурса Паваротти подождёт - и она получила «Даркон» - путь в Италию был свободен!
 
В то время я считал себя «заядлым путешественником» и поэтому взялся за планирование нашей поездки сам.
 
Мне очень хотелось показать супруге Рим, который я узнал за время иммиграции и который исходил, в одиночку, вдоль и поперёк, но наши финансы всё же были ограничены – нам предстояло прожить в Модене неделю, а это означало что средств на гостиницу и проживание в Риме нет.
Но Рим я ей показал. И вот каким образом.

                3
Мы прилетели в Италию (Рим, аэропорт «Leonardo da Vinci») ранним утром и сразу на прокатной машине, отправились в город.

Колеся по Риму, я показывал супруге его достопримечательности, испытывая сложный каскад чувств. Смешалось всё: восторг от совместного путешествия, былая грусть одинокого иммигранта, тоска по родным, оставшимся в Одессе, затаённый страх от недавних ночных обстрелов Тель-Авива.
 
Мы завтракали в небольшом кафе, что на Borgo Pio, на границе с Ватиканом и рядом с «Russia Ecumenical Center» - где, будучи иммигрантом я получал бесплатно газеты и книги на русском языке – чтиво имевшее успех у моих ладиспольских друзей.

Мы лакомились мороженным в Parko del Cello, что недалеко от Колизея и рядом с улочкой на которой располагалось отделение международной корпорации « PhotoMe”, где мне повезло поработать техником, незадолго до отъезда в США; и конечно же мы осмотрели Древний Рим, все знаменитые соборы, площади, лестницы и фонтаны. 
Около трёх часов дня мы отправились в город Модена – цель нашего путешествия.

                4
Нам предстояло проехать около шести часов на север по шикарной дороге "Е35" мимо Флоренции, Болоньи и прочих экзотических мест Италии.

В то время Интернет ещё был достоянием спецслужб, а я хоть и считал себя «заядлым путешественником», взялся за планирование нашей поездки не сам, а с помощью турагента Мойше, который имел конторку на улице Ибн Гвироль, в Тель-Авиве.

Мойше имел карту Италии и даже список гостиниц в городе Модена.
Он меня уверил, что по телефону договорился с одной гостиницей, что рядом с синагогой и близко к театру “ The Teatro Comunale di Modena ” в котором должны проходить все мероприятия оперного конкурса.

- За шикарный номер для вас, молодожёны! Ой шоб вы были мне здоровы! – умилялся Мойше получая свой гонорар.

Интересно, что в те времена системы GPS для простых смертных ещё не существовало, но пользуясь картой и подсказками прохожих нам удалось добраться до этой гостиницы поздним вечером.
 
Уж не знаю на каком языке Мойша общался с тамошним администратором, но номер на моё имя был-таки да... не заказан!
 
- Я не иметь комната тебя сейчас! – не очень дружелюбно, но на «английском» языке заявил дежурный.
 – Идти! Идти! – замахал он руками, как только я осмелился продолжить попытку заселения.
 
Хоть мои вокальные способности далеки от супругиных, а тем более от Тото Кутуньо, я всё же спел ему «Lasciatemi cantare» - и имел грандиозный успех!
Он взял меня за руку, перевёл через дорогу и, в соседней гостинице, выбил для нас номер!
                Филологически-Лингвистическое Отступление.

Откровенно говоря, я не знаю откуда в русском языке взялся термин «Гостиничный номер». В Одессе я никогда не задумывался над такими пустяками, тем более что герои Льва Толстого и Булгаковские герои - равно как и герои Ильфа и Петрова иначе как «- Поедемте в номера!», имея в виду гостиницу, не изъяснялись.  Почему «НОМЕР»? Почему не «комната»?

Например, во французском языке то же самое называется «chambre d'h;tel» и  в переводе означает «помещение в гостинице». В английском языке тоже самое обозначается как «Hotel’s Room».

В Одессе мы выражали свой восторг, удивление, огорчение и ещё множество эмоций восклицанием «— Вот это номер!». Быть может, опираясь на эстрадно-цирковые традиции, где отдельное выступление называлось «номер». Помните, «- Следующим номером нашей программы выступит...»?
                Конец отступления.

«Он взял меня за руку, перевёл через дорогу и, в соседней гостинице, выбил для нас номер!»
— Вот это номер! – по-одесски воскликнул я, оказавшись в тесном шкафу без окна и с кукольной кроваткой. Я ещё не знал, что должен быть счастлив получая этот кров.

                5
Незадолго до полуночи противно зазвонил допотопный телефон, и трубка захрипела североитальянским наречием:
  - Hai una donna nella tua stanza. Deve partire prima delle dodici!

День был долгим, мы порядком устали и уже спали «как убитые», но я ответил шёпотом (что б не разбудить супругу):
- Алё?
Хриплый запел:
 - Oh! Non fingere! Hai una donna nella tua stanza. Deve partire prima delle dodici!

Вспомнив свою ладиспольскую иммиграцию и паспорт США, я прошептал:
- Io non parlo Italiano! Vengo dagli Stati Uniti!

Это заявление имело успех: в трубке заскрежетало, а затем женский голос произнёс на английском языке:
- Сэр, в Вашей комнате находится женщина. Она должна покинуть комнату не позднее полуночи!
- Но почему? – взмолился я.
- Потому, что эта комната предназначена ТОЛЬКО для одного человека!
- Я же дал дежурному два паспорта, не так ли?
- Мы не знаем, что Вы дали предыдущему дежурному, но комната зарегистрирована только для Вас, а женщина должна уйти до полуночи!
- Я сейчас спущусь к вам, хорошо?
- Как хотите, но женщина должна уйти до полуночи!

Захватив супругин паспорт, я вылетел к стойке администратора, где меня уже ждали сотрудники гостиницы.
  — Это какое-то недоразумение ласково сказал я, — Вот её паспорт. Давайте зарегистрируем её и дело с концом!
- Эта комната предназначена ТОЛЬКО для одного человека! Женщина должна уйти до полуночи!
- Где начальник? Позовите начальника – я буду жаловаться! - завопил я.

Из полумрака вестибюля появился полицейский. Администраторы, перебивая друг друга поведали ему суть конфликта. Полицейский не знал английского языка, но смотрел на меня строго. Стрелка старинных часов приблизилась к двенадцати.

- Слушайте, - устало сказал я, - Супруга участвует в конкурсе вашего Паваротти. Завтра у неё регистрация и прослушивание. Что, выгоните нас на улицу посреди ночи?

Не знаю, моя ли трепетная речь или одно имя «Паваротти» возымели действие, но коротко посовещавшись итальянцы заявили:
- ОК! Оставайтесь оба до утра, но только до утра – у нас нет свободных комнат на двоих.
Теперь таки, я был счастлив и уснул  богатырским сном.

Утром, рассчитываясь уже с другим администратором я всё-таки спросил:
- Ну, ОК – я понимаю, что комната рассчитана на одного человека. Но почему «Женщина должна уйти до полуночи!»?
- Сэр, - ответил администратор, мы – респектабельное заведение – Мы чтим строгие вкусы и традиции наших горожан: женщина не должна ночевать в комнатах наших гостей- мужчин.

Понимающе махнув головой, я вышел на площадь, где супруга /которая ещё ничего не знала о ночных «приключениях»/ ждала меня в машине. 
- Мы что, уезжаем отсюда навсегда? – удивилась она, глядя как я загружаю багаж обратно в машину, - Осторожнее с платьем, смотри не помни его!
- Да, весело воскликнул я - навсегда! И, помня закон о том, что вокалистов нельзя волновать ("дабы не пропал голос!"), беззаботно добавил:
- Всё идёт по плану! Неделю мы проведём в более роскошном жилище!

                6
К назначенному времени мы подъехали к зданию театра. Дежуривший полицейский указал нам место, где можно оставить машину и, мимо дружелюбного администратора, мы поднялись на второй этаж.
Здесь уже во всю кипела работа по регистрации участников конкурса и аккредитации журналистов.

Всем заправляла тощая белая американка из США. Мне показалась что от неё пахнуло кожаной портупеей, оружейной смазкой и казармой.  Не знаю была ли она из ЦРУ или другого ведомства, но просверлив глазами супругин паспорт и его обладательницу она с непонятной эмоцией переспросила:
 - So, you represent the State of Israel?
 - Yes! – гордо воскликнула супруга, не давая мне переспросить - Why not?
Покончив с регистрацией израильтянки, американка обратилась ко мне с вопросом:
- А ты кто такой?
- Я тоже гордо заявил: Я корреспондент израильского международного журнала «The Israel Tribune», прибыл для освещения этого конкурса! – и протянул ей несколько номеров нашего журнала и верительное письмо от редактора-владельца.

Она молча всё это приняла и ушла за перегородку. Через минуту вернувшись она вручила мне всё обратно и заявила:
- Мы не получили разрешения на аккредитацию вашего журнала и вас лично. Пожалуйста покиньте помещение, - и она пальцем тыкнула в сторону моего уже расчехлённого фотоаппарата.

Я раскрыл было рот чтобы ...Но в тот же момент своды фойе второго этажа заполнились чистым и крепким голосом:
- Salve! Buongiorno! Come va? Piacere di vederti! — это Паваротти... Сам (!) Лючиано Паваротти (!) поднимался по лестнице, одаривая встречных своим удивительным голосом, а войдя в зал регистрации окатил всех ещё и потрясающе-солнечной улыбкой.
 
Если бы ЦРУшница имела пышную грудь, она непременно закрыла б мне кадр. Но это сухое существо не смогло противостоять моему вдохновению, и затвор моего фотоаппарата щёлкал непрерывно, пока не закончились 36 кадров.

Опера-оперой, но необходимость найти кров на предстоящую неделю вытолкала меня на улицу. Здесь меня ожидал «наш» "Фиат" и разгорающийся буйными красками итальянский полдень.
                7
Воспользовавшись возможностью оставить машину на служебной стоянке подле театра, я отправился пешком по Corso Canalgrande, высматривая какую-нибудь гостиницу.
 
В каждой из двух попавшихся мне объяснили, что "...мест нет и не будет до конца недели!", а в третьей добавили, что "... Модена переполнена приезжими родственниками и друзьями выпускников Accademia militare di Modena!"
Вот это был-таки да, номер!  Идея о "Роскошном жилище" таяла под итальянским солнцем.

Я присел на свободный стул уличного кафе и только сейчас осознал, что древний город и пёстрая толпа гуляющих, прежде рассматриваемые мною как декорация и кордебалет для священного действа "Конкурс Паваротти", на самом деле являются реальностью, в которую нам необходимо вписаться и как можно скорее.
 
Машинально сделав несколько снимков прогуливающихся кадетов и кадеток (чёрно-сине - белые мундиры которых мелькали то тут, то там), я отправился дальше.

Так я оказался на Piazza Giuseppe Mazzini. Обойдя ещё несколько гостиниц и получив в них такие же отрицательные ответы, я собрался было вернуться к машине и продолжить поиски в более удалённых районах, как мой взгляд остановился на старинном здании (как выяснилось позже - в ломбардском стиле) на фасаде которого был изваян семисвечник, а фронтон завершался изображениями скрижалей завета.
Это была Синагога, и я подумал: "Во истину пути Господни неисповедимы! Мы спасены!".

Незадумываясь я постучал в большую синагогальную дверь.
Тут можно было бы сказать: «Но только эхо ответило мне!», но на улице было довольно шумно и поэтому я стучал до тех пор, пока слегка отворилась меньшая дверь «Стучите – и Вам откроется!» -мелькнуло из Ветхого Завета и исчезло за небольшой чернявой головой высунувшейся из двери. Не очень дружелюбно голова проронила:
-  Cosa vuoi qui? (Ну, чего тебе тут надо?)
- Vengo da Israele! – выпалил я.
- И поэтому врываешься в синагогу посреди шабата? 
- aun az s vos ir brekhn in di sinagoge in di mitn fun di shbs? – возмутилась голова на Идиш.

И тут я осознал, что голова таки да, права! Сегодня, сейчас – Шабат! «Но ночевать где-то надо ж!» - промелькнула мысль, и я продолжил на английском:

- Супруга участвует в конкурсе вашего Паваротти. Сейчас у неё регистрация и завтра первое прослушивание. Нам негде остановится, негде ночевать. Помоги нам! – и добавил на Иврите, - Бевекаша!
- Я не могу тебе помочь. Ребе придёт с окончанием шабата, а я просто «Шабесгой».
Я ощутил лёгкое головокружение от проносящихся мыслей: «...ребе ждать до вечера... неизвестно чем он поможет... регистрация и знакомство закончатся через час и ... вокалистам нельзя волноваться... Если не ты, то кто... дело спасения утопающих- дело рук самих утопающих...»
- Если не ты, то кто? Кто может нам помочь сейчас? – в отчаянии выпалил я.
Шабесгой просто сказал:
- Я попробую. Подожди здесь. – и, не закрывая двери, он нырнул в прохладное нутро синагоги мгновенно исчезнув в пляске солнечного света пробивающегося сквозь цветные витражи здания. Приглушённое эхо доносило ко меня звуки его голоса, перезвон телефонных звонков.

Вскоре он появился на пороге.
- Смотри, вот тебе адрес, - он протянул мне туристическую карту Модены, -  Это Аббатство Нонантола, - он показал место на карте, обведённое кружком, -  Католическая Церковь. Когда придёшь, спроси Розалинду. Она у них... секретарь. Она поможет вам. Удачи! Оставив карту с намеченным маршрутом в моих руках, он закрыл дверь.

                8
Я вернулся в театр и узнал, что Паваротти пригласил всех конкурсантов на завтрак и они вернутся не раннее, как через пару часов.

Эти "пару часов" я решил посвятить окончательному решению проблемы жилья и отправился в Аббатство Нонантола. Чернильная линия прочерченная шабесгоем была не длинная и действительно, дорога оказалась довольно простой и заняла минут двадцать.

Аббатство представляло собой комплекс зданий древней архитектуры, включающий церковь, монастырь и музей. Естественно, пространство окружающее аббатство было заполнено праздничной толпой, как на ярмарке.
 
В поиске Розалинды я обратился к служащему у ворот музея. Он очень бойко рассказал мне как её найти, но на итальянском языке. Вероятно, по выражению моего лица он понял, что я ничего не понял. Тогда он жестом показал мне что позвонит ей и пригласит её спуститься. Он так и сделал.

Через несколько минут предо мной появилась средних лет, но очаровательная женщина в деловом костюме. Это и была Розалинда. Она владела английским языком и спустя пятнадцать минут потраченных на регистрацию наших документов, я оказался в довольно большой, аскетически оформленной комнате с витражным окном.
Здесь были большая высокая кровать с внушительного размера распятием над её изголовьем, несколько стульев, шкаф и письменный стол.  За пластиковой шторой находилась небольшая душевая, совмещённая с туалетом. Это было потрясающе! Проблема жилья была решена!   
               
                9
Наши трудовые дни в Модене складывались из обязательных трёх-четырёх часов подготовки супруги к конкурсному выступлению и последующих путешествий по городу и его живописным окрестностям.
 Честно говоря, о Модене я ровно ничего не знал до того момента, когда появилась возможность участия супруги в оперном конкурсе устраиваемым самим маэстро Паваротти, на его родине.

Оказавшись здесь, я открыл для себя что город Модена - один из крупных  промышленных районов Европы. Он широко известен как столица автоиндустрии - здесь расположены автозаводы "Ferrari", "Maserati", "De Tomaso" и "Pagani", " Motovario", не говоря уже о крупнейших производителях пищевой промышленности, керамики, текстильных фирм и фармацевтических компаний.

Мы посетили многочисленные выставки и авто-музеи при заводах; мы фотографировались   у и в роскошных автомобилях; даже плавали на каное по реке Секкия.
Но вот наступил последний день конкурса. Супруга прошла на третий тур (который должен был состояться в Париже), и приглашение на участие в заключительном концерте в "Teatro Comunale Modena".
 
Мы подъехали к театру за два часа до начала, но проехать к служебному входу было невозможно: узкая улочка была заблокирована личным "Мерседес"ом Паваротти.
 Это была уникальная машина.  Она была не удлинённая, как принято у такого типа лимузинов, а КВАДРАТНАЯ - индивидуальный заказ!

Поэтому, мы оставили машину на соседней улочке, и нагрузившись партитурами, сумками и (самое главное!) платьем от знаменитого кутюрье, поднялись на второй этаж театра. Через несколько минут я вернулся к машине чтобы взять кофр с фотоаппаратурой.
                10
Как пишут в романах: "Сердце его разорвалось от горя и унижения...", или: "Он пал навзничь сражённый, как пулей (или мечом) страшной вестью...", или: " Он не мог кричать или плакать, но горький ком застрял в его горле..."

Переднее правое стекло прокатной машины было разбито и осколки его сверкали в закатных лучах кровавыми бликами по салону машины и тротуару.

Зато, всё мало-мальски имеющее ценность, что оставалось в машине, включая естественно, кофр со всей фотоаппаратурой и десятками отснятых плёнок, было тщательно вычищено.

Даже сейчас мне тяжело вспоминать этот момент, этот "номер".
Опять же, как пишут в романах и сказках: "Он остолбенел, потеряв дар речи...", или: "Он превратился в соляной столб..."

А меня ждали в театре, где сам Паваротти разрешил мне фотографировать - невзирая на шипение ЦРУшницы.

Не знаю, как долго длилось это "остолбенение", но вихрь мыслей: "... вокалистам нельзя волноваться... Если не ты, то кто... дело спасения утопающих- дело рук самих утопающих...» вернул меня к суровой необходимости вызвать полицию. Что я и сделал с помощью швейцара у дверей театра.
 
Можно сказать, что "полиция приехала с удовольствием" - два улыбающихся красавца-итальянца в парадной форме и при оружии.

Они, конечно, расспрашивали меня о случившееся, а я очень подробно всё рассказывал. Но они владели только итальянским языком, а я только русским, украинским, одесским и английским, не считая нескольких ивритских слов.
 
Мы все поняли, что без переводчика не обойтись - пока один из полицейских осматривал машину, и делал соответствующие моменту записи, другой вёл переговоры по рации.

Концерт уже как полчаса начался, а переводчика, в отличие от желающих поглазеть на моё несчастье, так и не появилось.
Зато появился шанс побывать в местном полицейском участке - мне предложили выпить там чашечку кофе и ждать переводчика.

Не помню, сколько чашечек кофе мы тогда выпили, но, когда появился переводчик, а вернее переводчица - заключительный концерт конкурса подходил к концу.

Наконец-то полицейские получили от меня все необходимые данные, а я от них - бумагу для предоставления в прокатную компанию.  Они привезли меня обратно к машине и помогли залепить разбитое окно куском фанеры.

В театр я успел вовремя. Огни уже были потушены, у служебного входа толпились "фанаты"; на лестнице ведущей в верхние этажи, вдоль стены прижались все участники и участницы конкурса, мимо которых вальяжно и с потрясающей улыбкой спускался Паваротти.

А у меня не было фотоаппарата.
В тот момент я понял, что фотограф внутри меня, умер.

                11
Мы вернулись в аббатство к часу ночи, а в пять утра выехали, направляясь в Рим - в аэропорт "Да Винчи", где нас ожидали два авиарейса: "Рим-Тель-Авив", для супруги и "Рим-Нью-Йорк" - для меня.
На выезде из Модены ночь стало заволакивать туманом, который сгустился у самого входа на уже знакомую трассу "Е 35", до такой степени, что я еле разглядел указатель "ЮГ. РИМ".
 
Миновав этот указатель, опять же, как пишут: "Он остолбенел, потеряв дар речи...", или: "Он превратился в соляной столб..." – да, я таки да остолбенел и остановил машину - мне показалось, что уцелевшие стёкла машины кто-то закрасил белой краской - как это делают в больницах и прочих интересных местах - куда нельзя подглядывать.

Фанера на разбитом окне оставалась фанерой, но сквозь щели лилась всё та же белая "краска".  Это был молочный туман, каких я никогда не видел раньше...даже в Одессе.

Из столбняка меня вывели настойчивые завывания музыкального клаксона и через секунду злобно рыча мимо меня пронеслось нечто мощное и окатило моё ветровое стекло кумачом бортовых огней.
Инстинктивно я рванул машину следуя этим огням.
               
                12
На сей раз, пренебрегая вихрем мыслей: "... вокалистам нельзя волноваться... Если не ты, то кто... дело спасения утопающих- дело рук самих утопающих...как бы не врезаться во впереди идущую машину...» я разбудил супругу, свернувшуюся калачиком на заднем сидении:
- Ты посмотри какой ТУМАНИЩЕ! – перекричал я рёв мотора и свист ветра, пробивающегося сквозь фанеру (Мне нужен был живой свидетель безумия под названием «Гонка в молочном тумане по «Е35»).

- Сиреневый туман над нами проплывает...
Над тамбуром горит полночная звезда.
Кондуктор не СПЕШИ!
А то не опоздаешь...
И будет навещать...
Тебя печальная вдова! – Таков был ответ. Она зевнула и уже спала до самого аэропорта.

Спустя час этой ненормальной гонки туман рассеялся, и я не узнал дороги – это была не «Е35»!
Тем более что впереди несшийся спортивный автомобиль «не задумываясь» влетел в пасть тоннеля, а когда мы из него вырвались то оказались почти на обрыве, за которым луна полоскала в море свою, истоптанную влюблёнными, дорожку.

Превращаться в «соляной столб» времени не было – появился знак «Autostrada - A1 * Milan – Naples» и, будучи «заядлым путешественником», я понял, что где-то между ними будет и Рим!

Через пару часов действительно появился указатель «Юг. Рим.» и ещё через пару часов мы влетели в аэропорт «Да Винчи».