Яд

Яд
Пьеса в трёх действиях с эпилогом

Действующие лица:
Игнат Эдуардович Пардов, пассажир, потом – отдыхающий, 45 лет
Анастасия Пардова, жена Игната (образ на экране или голос за сценой)
Ян Дмитриевич Истомин, немолодой пассажир
Леонид Прокопьевич Христофоров, старец, Учитель
Нина Христофорова, его дочь
Андрей Стасов, молодой человек
Афанасий, попутчик в поезде
Проводник
Два деловых пассажира
Врачи, медсёстры санатория
Отдыхающие
Адепты Учителя

Действие 1.
Коридор купейного вагона. Дверь одного из купе открыта. За занавесками виден мелькающий пейзаж. Верхние полки не заняты. На нижней лежит Игнат и смотрит в телефон. На второй нижней полке – беспорядок, очевидно, кто-то проснулся и ушёл. На крючке висит чехол для одежды, под полки убраны чемоданы.
Игнат читает про себя письмо жены (образ жены можно отобразить на экране, где будут показываться действия из письма, либо звучит её голос за сценой)

Анастасия. Дорогой, я знаю, что мне нет оправдания. Раньше я бы считала, что навеки проклята, и должна быть предана невыносимым мучениям в аду. Но моя душа уже здесь, на земле, испытала их, и для меня ад случился на земле, и я захотела избавиться от него. Я решилась на этот шаг не от слабости и не от ненависти к тебе. Ты знаешь, что я любила тебя и буду любить всегда, даже там, куда я иду. Знаю, что любовь прекращается со смертью, потому пусть её частичка, отломившаяся от моей огромной любви, останется с тобой до твоего ухода.
Я хочу объяснить тебе причины своего поступка. После гибели нашей дочери, ах, я не могу без слёз вспоминать её, после того, как её, шестнадцатилетнюю, единственную нашу голубку, опустили в могилу, я не находила себе места, я не могла прийти в себя. Мир перевернулся и перестал быть прежним. Мы вложили в нашу девочку столько любви, столько ласки и нежности, и в один миг всё наше счастье, все надежды были разрушены. Я не жалею ни себя, ни тебя, Игнат, я знаю, ты тоже переживал, ты тоже не мог поверить в её смерть. «Где же Бог?» – кричал ты, стоя у её гроба. Мне казалось тогда, что ты схватишь её за руку и потащишь за собой, призывая встать, проснуться и жить. «Судьба», – ответил тебе кто-то. Ты качнул головой и произнёс: «Судьбы нет, есть только случай». У меня, как у учительницы, тут же мелькнуло: «Нас всех подстерегает случай…». И нет, я не верила тогда уже, что мир прекрасен, что Бог скорбит вместе с нами. Я ожесточилась, мои слёзы высохли, цель жизни была потеряна.
Я вернулась домой, разбитая и нервная, я отказывалась от пищи и хотела умереть вслед за ней. О, как бы мне хотелось верить в рай! В рай, в котором наша птичка поёт славу Творцу, в котором она ждёт нас, и мы, где-то внизу, маленькие и трепыхающиеся в суете, прибережённые для своего часа, плачем о ней, горюем, а она – всё поёт и поёт, живая пред Богом, настоящая, вечная…
Но я разочаровалась в Боге. Помнишь, я выбросила все иконы и религиозные книги, я убрала и её фотографии, и все её вещи. Я не знала, чем занять себя, куда деться от тоски и боли, от съедающей заживо печали. Тогда-то ты, озабоченный моим состоянием, купил мне билеты на поезд и отправил меня в санаторий – успокоить нервы, подлечиться и забыться. Я, словно во сне, сидела в купе; словно в тумане, я жила в санатории, вокруг меня кружили белыми воронами врачи и медсёстры, а я, я хотела услышать не их карканье и видеть не их разинутые клювы, я хотела услышать голос моей птички и целовать её миленькие губки…
Всё изменилось, когда ко мне подсел человек и заговорил об Учителе…

Игнат прекращает читать, вытирает слёзы и, отложив телефон, достаёт из-под подушки коробочку, похожую на портсигар. Открывает её, смотрит внутрь, закрывает, снова прячет.

Игнат. Ты ушла, не взяв меня с собой. Ты знала, что я не смогу, или что я откажусь? Почему ты решила оставить меня здесь? Мы жили с тобой всю жизнь. Вся моя жизнь была твоей… Жаль, что ты не слышишь меня сейчас. Когда-то я верил, что будешь слышать. Нет, сейчас я знаю, что не услышишь больше никогда. Я знаю, что уйдя, перестаёшь слышать и видеть, чувствовать и помнить. Ты ушла, чтобы забыть? А я остался, чтобы помнить?.. Я сделаю, на что решился, я сделаю то, что положил на сердце. Не ради отравленных словами, надеждами, а ради тебя, искавшей, заблудшей…

По коридору идёт Афанасий, одетый в спортивную одежду. Он совершил утренний туалет и возвращается на своё место, напротив Игната.

Афанасий. (заходя в купе) А, уже проснулись. Я не разбудил вас ночью?
Игнат. (садясь) Да, проснулся. Вас я не слышал.
Афанасий. Крепко же вы спите. Совесть ваша, стало быть, покойна, и здоровье не тревожит…
Игнат. Тревожит, к сожалению. Я в санаторий еду.
Афанасий. (садится на своё место) А я в Преполовенск, по делам.
Игнат. (кивая на чехол с одеждой) Спецодежда? Вы случаем не…
Афанасий. Кто?
Игнат. Не священник?
Афанасий. Гм… Почему вы так решили?
Игнат. Не знаю. Из-за бороды, наверно. Я слышал, проводница говорила, что много священников едет на какую-то особенную службу, чуть ли не крестный ход, вот и решил, что вы, возможно, тоже…
Афанасий. Да, я по служебным делам еду.
Игнат. Меня зовут Игнат.
Афанасий. Афанасий.
Игнат. Отец Афанасий?.. Хотя разве вы мне «отец»…
Афанасий. Можете звать меня Афанасием, я не обижусь.
Игнат. Я не к тому. Я в Бога не верю, перестал. Так что мне никто из вашей братии не отец.
Афанасий. Отчего, позвольте спросить, перестали верить?
Игнат. Жизненные обстоятельства так сложились. Бог, будь Он хотя бы немного озабочен человеком, не допустил бы случиться многим событиям в моей жизни.
Афанасий. Но если Бога нет, то стало быть, ваши жизненные обстоятельства произошли случайно?
Игнат. В одной ситуации – случайно, в другой – и я виноват, и ещё один человек. Впрочем, что убегать от ответственности: я везде виноват – не уберёг одну, не уследил за другой.
Афанасий. Коль скоро всем заправляет случай, то и вашей вины нет. Всё само собой совершилось.
Игнат. Именно. Рад, что вы понимаете. Одни мне говорят: судьба, судьба. Судьбы нет, есть только столкновение человеческих воль и природных явлений. Ваши «коллеги», священники, утверждают: всё от Бога – и жизнь, и смерть, и добро, и зло! Вы тоже так считаете? Может, тогда ответите, они затруднились, на вопрос: зачем Он убивает людей, подстраивая жизни так, чтобы люди погибали ни с того, ни с сего? Не от старости, не от длительной болезни, а от стечения случайностей.
Афанасий. Кто-то по глупости вам сказал, что всё, происходящее с нами, от Бога, что любое событие творится Им. Я бы ответил вам так: что-то действительно исходит непосредственно из рук Бога, а что-то – из рук человеческих, а то и из рук дьявольских. А Бог попускает этому совершиться.
Игнат. И как отличить – дьявол ли подстроил, или Бог Сам совершил?
Афанасий. Что же, позвольте спросить, случилось у вас?
Игнат. (зло бросая) Дочь и жена погибли…
Афанасий. Сочувствую вашему горю.
Игнат. (раздражаясь) Наслушался я сочувствия и от вашего брата тоже. Им ничего не поправишь, время не вернёшь назад… Скажите же мне – почему ваш Бог так допускает: моя дочь со своим парнем, он был за рулём, ехали на «зелёный», спокойно, мирно, но пьяная восемнадцатилетняя клуша на своём «гелике», не сбавляя скорости, проехала на «красный» и врезалась в них?
Афанасий. Её посадили?
Игнат. Мне-то с того что? С её денег, с её судимости? Мне дочь, единственную, никто не вернёт! Мы с моей женой – с детского сада вместе, в школе одной учились, женились, дочь, долгожданная, родилась в мои двадцать пять. И в мои сорок два она… погибает. Жена – в депрессии, красавица, умница, учительница, живёт, словно во сне, и… (умолкает, глубоко дыша)
Афанасий. Что с ней случилось?
Игнат. Покончила с собой… А, впрочем, что тут говорить! Я знаю, что вы скажете: та, дура, и виновата, по её злой воле всё и произошло, Бог тут руками разводит. С женой тоже для вас всё понятно – бес искусил, она поддалась. Так ведь?
Афанасий. Это достойное объяснение. В первом случае – нельзя отрицать, что в мире действует в том числе и человеческая воля. Виновница аварии – не знаю, на что она надеялась и рассчитывала, – легкомысленно решила, что она справится с управлением автомобилем в пьяном состоянии. Ваша жена, Царствие ей Небесное, я не знаю её мотивов, но вероятно, в сильном душевном волнении совершила самоубийство. Возможно, вы правы – она была в исступленном состоянии, вне себя, возможно, то был временный эмоциональный порыв, и ей показалось, что так будет правильнее…
Игнат. Почему же ваш Бог не вмешался? Почему не остановил? Зачем мне такие испытания в жизни? Для чего?
Афанасий. Вы слышали выражение: пути Господни неисповедимы? Неисповедимы в том смысле, что из всех вариантов – вмешаться ли, позволить ли совершиться и так далее – Бог делает естественным образом – по Своей воле и любви. Я лично верю в Бога-Любовь, я верю, что Он, желая нам добра, позволяет событиям в нашей жизни случаться так, что они все как-то, непонятно нам, невообразимо, ведут к нашему счастью и к нашему благу. Я сочувствую вашему горю, но повторюсь, если Бога, как вы теперь говорите, нет, а за всем стоит случай, то остаётся лишь смириться и… простите меня, но – махнуть рукой на всё. Все умирают, всё случается, и если за всем этим ничьей благой воли нет, если люди сами, как у Булгакова сказано, всем управляют, то и поделать ничего нельзя. Верующий же в Бога верит, знает точно, что Бог благ, что Он не попустит страдать сверх меры, Он не допустит зла, которое бы не стало в итоге, позже, или на том свете, добром.
Игнат. Какое же добро вы хотите извлечь из моей жизни? Что дочь умерла – где тут благо? Что жена покончила с собой – это добро? Для кого? Для неё или для меня? Нет, я лучше буду верить в случай, в совпадение, в минуту помрачения сознания, чем в то, что кто-то, благой или злой, устроил это. Я лучше буду верить в событие, которое вижу, чем в план, которого я не знаю. Как, покажите мне ясно и очевидно, как может обернуться благом смерть близких людей? Моим обращением к Богу? Их попаданием в рай? Нашим общим прославлением Бога? Вы все говорите «Бог», «Бог», так где же Он? Где Он, чтобы утешить меня, где Он, чтобы объяснить мне Свои действия? Пусть расскажет мне, почему, зачем я должен страдать. Нет, Он не может этого сделать. Зато я могу верить в случай, который хотя бы объясняет мне произошедшее. Да, одно – это нелепое стечение обстоятельств, второе – слабость ума и сердца, желание обрести покой…
Афанасий. Я вас понимаю. Но рассудите и вы сами: что нужно человеку, чтобы понять, что Бог есть? Чтобы Он явился к нему во всей славе Своей? Чтобы самого человека уверили в этом такие же люди, как он? Миллионы людей доказывают ложь Библии, находят противоречия, жестокость, ляпы, недомолвки, двойные смыслы, неудачные фразы, малопонятные притчи и прочее. Миллионы же людей свидетельствуют о правде Библии, находя в ней смысл своей жизни, черпая из неё вдохновение, обретая знание и понимание самих себя и мира. Вы говорите – где же Бог? Но если философия говорит нам – не верь пяти чувствам, то как суметь поверить в Бога, которого мы хотим «пощупать»? Если эволюция говорит нам – ты усовершенствованная обезьяна, то зачем обезьяне духовность и этот вопрос «где Бог»? Если жизнь человека, как он считает, бессмысленна, то кого в этом винить? Если человек не видит Бога, значит ли это, что Бога нет?
Игнат. Если я не вижу домовых, значит ли это, что их нет?.. Я вам скажу прямо – я верил в Бога, верил, пока моя жизнь не пошла наперекосяк. Что это за испытание-то такое – смерть близких? А если бы она была ужасной, мучительной и на моих глазах? Это вы бы тоже оправдали благостью Бога? Мне жена говорила о Достоевском, о его «слезинке ребёнка» и прочем. И в том-то и дело, что вы не сможете никакими благами оправдать сегодняшние мучения. Как компенсирует ваш Бог муки на земле? Как восполнит ежедневный ужас, ежечасную боль? Райскими кущами? Сотрёт не только слезинку, но и память о былом?
Афанасий. Я вновь скажу – вера в случай делает ваш вопрос бессмысленным. Вы ведь верите в иной ход вещей, иное развитие событий. Если для вас всем управляет случай, то боль и муки не компенсируются, нет никакого воздаяния, упрёки в бездействии никчёмны… Но вера в Бога даёт вам надежду, даёт вам смысл жизни…
Игнат. Верный ли? Меня моя жизнь не убеждает в наличии Бога…
Афанасий. Все искренне ищущие Бога – я уверен в этом – находят Его. А все те, кто притворяется, будто ищет истину, Бога, не могут осознать того, как они на самом деле далеки от настоящего понимания мира. Потому что ищут удобного бога для себя и совершенно не желают присоединяться к религии, которая воспринимается ими как навязанная система ценностей и обязательных предписаний. Они хотят свободы, как они её понимают – дозволенности всего для себя, но для познания Бога, как я это понимаю, нужно устремление с отречением от самого себя, своей воли. Но разве могут сказать желающие вседозволенности – твори со мной так, как Ты хочешь, я смиряюсь пред Твоей волей, я предаю всего себя тебе!.. Кто так отречётся от себя? Все ищут своего, а не Божьего… Может быть, и вам, в вашей жизни, так суждено – найти Бога через эти страдания.
Игнат. Я думал, вы будете говорить, что надо потерпеть – немного осталось, лет двадцать-тридцать… По-вашему выходит, что люди не могут найти Бога, потому что не ищут истину, а своего ищут. Я вам отвечу – я верил в Бога как в некое начало всего. Да, я не заморачивался со службами и исполнением обрядов, предписаний. Сейчас я не верю ни во что, кроме голой материи. (трогает столик у окна) Вот столик – он реален. Он не требует веры, то есть не точного знания, а представления о том, что что-то есть. Я долгое время верил в любовь – да, есть чувство, есть возвышенность, есть полёт, но позже я объяснил себе: нет, это всё игра моих мыслей, как усовершенствованного животного, это биение крови, скачки артериального давления и фантазии не желающего умирать мозга. Потому и уверяет он меня, будто есть в мире нечто нематериальное, «заграничное», потустороннее. На самом деле, в реальности, в окружающем мире, ничего, кроме чувственноосязаемого, нет. Всё остальное, что видится, чувствуется, – это моё сознание, обезьяний компьютер, пытается уцепиться за жизнь. Мы всё придумали – богов, дух, любовь, искусство, библии и молитвы, мы усложнили материальную жизнь, нагрузив её духовными силами, лишь затем, чтобы утешить себя, уверить, будто мы никогда не умрём, а если и умрём, то оживём или растворимся, станем частью чего-то великого, будем причастниками божества. Нет, мы тленны, смертны и абсолютно бесполезны на Земле. Потому что ничего полезного для Вселенной не делаем и не сделаем.
Афанасий. Для Вселенной?
Игнат. Да, конечно. Вы думаете, мы приносим добро, – дурацкая категория, тоже придуманная нами, – в мир? Мы отравили планету, мы отравили жизнь животных и растений на ней. Земле было бы гораздо комфортнее, легче дышать без нас. Мы – это яд Вселенной. Маленькая доза, убивающая весь организм. Но природа – нет, не разумна, это слова, чтобы обозначить мысль – ограничила нас, огородила нас, дав нам только одну планету, и то на ней – лишь кусочки суши для копошения и «великих идей» о её переустройстве. Запустим мы космические корабли, станем мы читать мысли друг друга, будем носиться по планете туда-сюда с огромной скоростью, словно пьяные, – и что? Мы очистим её? Мы как-то усовершенствуем её? Мы облагородим природу? Нет, мы делаем комфорт для себя за счёт природы, но никогда не сделаем природу лучше, чем она была до нас. Мы не изменим Вселенную, мы не заглянем вглубь «чёрной дыры», мы саму материю не сможем исследовать… Зато мы мыслим о духовном, стремимся познать некие тайны, которых нет, сочиняем сказки, заботясь о последующей жизни, не желая даже задуматься о жизни после нас. Я теперь не верю в богов, не верю в прогресс человечества, – куда он приведёт? К благу? Чьему? – не верю в посмертное бытие, не верю и в смысл жизни. Мы бесполезные существа… (поезд начинает останавливаться)
Афанасий. Зачем же вы живёте, как вы сами отвечаете на этот вопрос?
Игнат. Ни за чем. Вопрос, начинающийся с «зачем», бессмысленен. Я не просил меня рождать – я родился. Я не просил образовывать меня так, как это сделали мои родители. Но я вырос, получил диплом, работал, жил, даже верил… Мне некуда деваться с Земли, вы же понимаете? Что, я должен был самоубиться? Что это бы мне дало? Ничего. Я могу пожить ещё, посмотреть на мир, наслаждаться им. Да, я отравлен знанием о собственной смерти. Да, я душевно привязан к моим близким, как это устроено у животных. Да, я понимаю, что я их никогда больше не увижу. Но я не хочу умирать, потому что это не приблизит меня к ним, мне их не вернёт, и вообще – это противно сознанию. Возможно, когда я буду так болен, буду испытывать такие муки, что захочу умереть, тогда я скажу – готов, пора. И то – пусть будут они, эти муки, пусть я переживу их, пусть они вонзаются в меня, как иглы, пусть они дурманят моё сознание, пусть мне колют обезболивающие, туманящие мозг… (поезд остановился) Вот вам ответ на вопрос «зачем». Я живу, потому что живётся. Я живу, потому что не могу иначе. Как не повернуть время вспять, как не заставить сердце остановиться и при этом жить, так и невозможно прекратить жизнь. Она появилась на Земле – в силу тогдашних земных условий, в силу обстоятельств, но она началась, и жизнь этой жизни не остановить.

В коридоре появляется Ян и проводник. Шепчутся.

Проводник. (указывая на соседнее с купе Игната). Там они едут. Ещё не выходили, спят.
Ян. (кивая) Хорошо. Я подожду. В соседнем место есть?

Проводник кивает. Ян быстро заходит в купе Игната, осматривается и, не приветствуя никого, залезает на верхнюю полку.

Афанасий. (после паузы, по-деловому, Яну) Добрый день!
Ян. Добрый, добрый… (замечая, что оба попутчика деликатно молчат) Вы продолжайте, беседуйте, я тут отсижусь, надо немного подождать. Вы до какой станции едете?
Игнат. Я выйду в Фаворске.
Ян. Я чуть дальше поеду.
Игнат. (Яну) Что ж вы не плацкартный взяли, лишние деньги переплатили…
Ян. А я (усмехается) свой человек. Проводник этого вагона – мой знакомый, с ним и катаюсь. Бесплатно, на свободном месте. Он меня заранее всегда предупреждает: «Хочешь в Преполовенск завтра?», а у меня там у родителей дом с огородом, я ему отвечаю: «Какой вагон?». Ну и с комфортом еду… Но тш-ш! Молчок!..
Афанасий. (доставая из кармана телефон) Я в вагон-ресторан пойду перекушу.
Игнат. Я думал, вы, отец Афанасий, поддержите беседу…
Ян. Священник? А я думал, (кивает на чехол одежды) бизнесмен, наверно. Костюм везёт.
Игнат. Это церковное облачение.
Ян. Ну всё одно. У вас, «отец», богоугодный бизнес.
Афанасий. Смотря что вы вкладываете в это слово (убирает телефон и, решив повременить с уходом, начинает прибирать постель).
Ян. Вы деньги за что берёте? Водой брызжите тут и там, машину ли, пищу, дома. Кусочком хлеба, обмоченным в вине с водой, кормите сотни людей. Свечи продаёте втридорога. Торгуете в храме, когда ваш бог плёткой таких хлестал. Разве это вашему богу нужно?
Афанасий. Храм должен на что-то существовать.
Ян. И всё же, и всё же – за что деньги берёте?.. (Игнату) Ну а вы, тоже верите в их бога?
Игнат. Верил раньше.
Ян. Отлично! Во что же верите сейчас?
Игнат. В случай.
Ян. Напрасно. Случай случаен. Дух – вот что действительно существует. Дух этот мир создал и отошёл от дел. Почил – как сказано в их Библии, уснул то есть. И там есть ещё одно примечательное место: как бог создал человека – дунул душу живую в прах земной, то есть по кровушке разлил. Вот как я верю – моя душа, жизнь вся моя, разлита в теле...
Игнат. Разлита? Она что, по-вашему, материальна?
Ян. Почему их Церковь (кивает на Афанасия) запрещает есть кровь животных, употреблять удавленину? Не потому ли, что душа животных в их крови, и поэтому, съев кровь, я поглощу душу животного? Почитайте Ветхий завет – там всюду запрет на употребление крови. А человек чем отличен от животного? Чем его душа отлична от души, скажем, обезьяны? Что бог в неё вдунул? Ну а куда вдунул-то? В пятку что ли? (смеётся) У нас душа-то та же, что у животных, это потом мы уже развились немного, и теперь отличаемся от животных, как первый компьютер от сегодняшних ультрабуков и прочих навороченных вещей. Суть, по идее, одна и та же, только «заморочек», прибамбасов стало побольше. Дух от духа, или по их словам – бога, душа от глины. Ещё Серафим Саровский, их святой, говорил, что человек-то до того, как бог в него вдунул своё дыхание, бродил по земле, был животным то есть. Временной промежуток был между созданием человека и дуновением. Первый эволюционист среди их святых, и быть может, единственный.
Игнат. То есть вы верите, что душа и дух это одно и то же?
Ян. Душа – это жизнь, сама жизнь. Душа разлита в теле и заставляет сердце биться, мозг мыслить, человека двигаться. Дуновение жизни, что от бога-духа проистекает, это мыслительная деятельность человека, его способность за естественными вещами видеть сверхъестественные. Это воображение, фантазия, суеверия и всё-всё в этом... да, тавтология получается, духе. И вот – я верю, что этот самый дух ведёт – кого к Христу, кого к Будде, кого к Магомету и Аллаху. Дух обитает там, за пределами нашего земного мира. Истина в нём. А мы, земные, придумываем богов, поклоняемся статуям и картинкам. Нет, дражайшие попы, это всё – фантазии, это всё – измышления, это всё – воображение. Есть дух, дающий полёт фантазии и позволяющий уму унестись прочь из этого мира. Но важнее всего – душа, разлитая в теле кровью, душа, которая и есть сама жизнь. И мы, духовно-душевные, должны что сделать?
Игнат. Что?
Ян. Правильно вернуть дуновение жизни духу. Ведь кровь была глиною, дух оживотворил её, дав нам жизнь. И теперь наша кровь – носительница духа и души, создаёт воздушные замки, фантазирует, воображает, абстрагируется. Это соединение души и духа должно продолжиться после смерти. Мы должны правильно извлечь дух из крови…
Игнат. Что же будет после смерти?
Ян. Прочтите у Екклесиаста. Напомнить вам? Мёртвым нет воздаяния, память о них предана забвению; и любовь их, и ненависть исчезли. Иди, ешь с весельем хлеб и пей вино, наслаждайся жизнью с женою. А в могиле, куда пойдёшь, нет ни работы, ни размышления... И возвратится прах в землю, чем он был, а дух возвратится к богу, который дал его... Вот и всё, это уже мои слова. Дух уйдёт назад к богу, который почивает, к духовному миру, который сокрыт для нас за порогом смерти. Итак, уйдя к духовному миру, мы там и должны обрести свой рай…
Афанасий. (уже стоя на пороге) Но сказано также – всякое дело Бог приведёт на суд. За всё Бог приведёт на суд. Бойся Бога и заповеди Его соблюдай...
Ян. Ну да, потому что в этом всё для человека. Это общечеловеческие законы. Не делай так, чтобы не было плохо. Вы, конечно, со мной не согласны, а?
Афанасий. Как я вас понял, вы всё-таки верите в духовное, помимо материального. Однако не говорите, откуда оно произошло.
Ян. Будда, помнится, отказывался отвечать на подобные вопросы.
Афанасий. Но что скажете вы?
Ян. А что если отвечу, что это всё вечно? Сама духовность вечна.
Афанасий. Но и мир вечен? Тогда духовный мир, духовность не имеет начала и конца, мир, материя также не имеет начала и конца. Или вечная духовность создал наш временный мир? И как создала? Насколько я понимаю, разумность духовности вы отрицаете. Как же неразумное может произвести разумное? Это все равно, что утверждать о зарождении жизни из ничего. Та же логика.
Ян. Но вы же верите, что Бог вечен?
Афанасий. Бог вечен, и я в это верю. Вопрос о том, кто создал Бога, нелогичен, ведь мы оперируем земными понятиями причин и следствий. А ведь и эти понятия, собственно сам закон причин и следствий, само время, которое и позволяет говорить о начале чего бы то ни было, создал Бог. Вне нашего мира – другая реальность, другие законы, которые наш ум, привыкший к особенностям этой Вселенной, созданный под неё, находящийся в её пределах, не может постичь. Только Сам Бог может открыть нам то, что лежит вне этого мира, потому что ни представить, ни вообразить то мы не в состоянии. Мы верим Богу, верим Его Слову и можем в какой-то мере, в какой нам это открыто и дано, судить о будущем веке, о вечности, о Боге.
Ян. В которую, я говорю о вашей вечности, попадут не все?
Афанасий. В вечности-то будут все. В аду тоже вечность, и муки в аду вечны…
Ян. Вам, кажется, пора идти…
Афанасий. Что ж, и правда, пойду. Если не увидимся больше, Игнат, я вам желаю утешения, веры и ответов на ваши вопрошания. Пусть Бог откроет вам истину, которая осветит вашу жизнь и не оставит вас до самого конца. (всем) Прощайте.

Афанасий уходит из купе, доставая телефон, и идёт вправо. Пауза.

Ян. Вы в санаторий едете?
Игнат. Да. Жена год назад была в одном, и… ей понравилось.
Ян. Скажите, а она не говорила вам об Учителе – Леониде Христофорове?
Игнат. (начинает собираться, т.к. выходит на следующей станции; осторожно) Она слышала только, что в санатории о нём говорили.
Ян. Старец Леонид может ответить вам на все вопросы о жизни, её смысле и значении. Подумайте, может, захотите с ним встретиться. Это недалеко, всего в двух километрах от Фаворска. У него свой посёлок, и все жители – его ученики…
Игнат. Велик ли посёлок?
Ян. Душ сто, а может, больше. Я там иногда бываю…
Игнат. Что ж, может быть, я и не прочь съездить, посмотреть…
Ян. Прекрасно. Я туда не собирался на этой неделе, но знаю пару человек, близких к старцу, могу им сообщить, что вы хотите послушать его. В каком санатории вы остановитесь?
Игнат. В «Светлом».
Ян. Отличный санаторий. Я шепну нужным людям, и к вам придут.
Игнат. Хорошо. Пусть спросят Игната Пардова.
Ян. Запомню. Меня зовут Ян Истомин… Вы по профсоюзной путёвке едете?
Игнат. Нет, я сам.
Ян. Было время, когда я по профсоюзной путёвке сюда катался. Потом уволился с завода и переехал. Родителей перевёз… Всем хорошо – живи не тужи, кто-то специально лечиться приезжает, а ты здесь всё время живёшь. Вы-то кем работали?
Игнат. В департаменте…
Ян. Служащий значит. Я тоже на заводе не детали обтёсывал, за столом тоже сидел… Мне б успокоиться уже, но нет, езжу в Преполовенск, с людьми общаюсь. Вон попов гоняю. Ух, как же я их ненавижу! Эту вечно лезущую не в свои дела братию! Я с ними тысячу раз спорил – ну отошёл Бог ваш от дел, отпустил мир в свободное плавание, все беды и несчастья – не Его рук дело, а людское, природное, оставьте уже в покое всех, не поливайте всё водой направо и налево, не пытайтесь всюду всунуть ваши проповеди.
Игнат. Я бы поспорил с вами. Бог на какое-то время почил, а потом, по Библии, стал действовать весьма активно…
Ян. А, то потоп наведёт, то башню разрушит – вы это имеете в виду? Вообще Библия – это тоже фантазия. Для простого обывательского ума придумана и написана. Ну можете ли вы поверить, что Бог ходит по райскому саду? Чего он боится, что человек станет равным ему, с чего бы? Или что за Ноев ковчег – всякой твари по паре, разве ж так размножаются, один какой-нибудь слонёнок родится или тигрёнок, и всё, привет всему роду… Да и вообще – в Ветхом Завете люди истребляются тысячами, просто потому, что в Бога не верят. Сейчас бы так, а? В Новом Завете ещё хлеще написано: Иисус – какой-то рефлексирующий хлюпик-проповедник, который лишь изредка может вспыхнуть, обругать фарисеев да, взяв бич, прогнать торгующих из храма. И ошибок в Евангелиях полно. Сколько раз пел петух при отречении Петра – один или два? В котором часу распяли Иисуса – в третьем или позже – в шестом часу только сели судить? Сколько было бесноватых – один или два, а сколько было слепых у Иерихона – один или два? Какая точно родословная у Иисуса – есть же два различных варианта? Какие точно слова сказал Иуда в Гефсиманском саду, а какие – Иисус на Тайной вечере? В какой последовательности шли ко гробу женщины? Что там, Мария Магдалина туда-сюда бегала? Чего уж говорить о нынешних «преемниках апостолов», они сами точно фарисеи: любят дорогие часы и машины, любят власть и подчинение, лесть и деньги, чтоб их звали «отец, отец». И что же? Вместе с ними я пойду в рай? Я не хочу в одном месте с ними находиться, не то чтобы в раю быть.
Игнат. Но вы же не верите Библии, значит разделяете другую религию…
Ян. Я обязан это делать? Кому и чем я обязан? Нет, ни одной религии я ничего не должен. Одни скажут: всё – иллюзия. Я отвечу – я и так знаю. Что все растворимся, как капля, в чём-то безликом – да, пожалуйста. Или болтают – живём мы здесь и сейчас, давайте как-то с хлебом насущным разберёмся, а загробная жизнь сама покажет, что к чему. Я не хочу идти со всеми ними в их раи, пусть идут, я не пытаюсь обратить их. Но я-то пойду в свой. А вот как его создать, как его материализовать в духовном мире – вот главнейший вопрос. Потому-то важно найти знающего человека. Вы непременно к старцу обратитесь с этим вопросом.

Соседнее купе открылось, выходят два пассажира в деловых костюмах и идут вправо. В коридоре появляется проводник, проходит мимо их купе, коротко заглянув внутрь, и у купе Игната делает знак Яну. Тот мгновенно спрыгивает с верхней полки и подходит к нему.

Проводник. (тихо) Двое из Москвы пошли в вагон-ресторан, ещё один в купе. Кажется, это твой человек.
Ян. (шёпотом) Молодец. Я твой должник. Зайду к нему. (Игнату) Я всё передам, куда следует.

Ян выходит из купе и заходит в соседнее, закрывая за собой дверь.

Проводник. (Игнату) Прошу прощения за беспокойство! (собирается уходить)
Игнат. Постойте! Вы его знаете? Он сказал, что вы – его знакомый…
Проводник. (нехотя) Да…
Игнат. Я вижу, что он умный человек и со знающими людьми на короткой ноге. Может, если вам известно, то расскажете – кто он. Я ведь могу ему доверять, как вы считаете?
Проводник. (прикрывает дверь купе) Доверять – смотря в чём. Только не рассказывайте, пожалуйста, никому. Он в нашем районе в своём роде знаменитость. Ян Дмитриевич Истомин. Мы с ним на заводе познакомились. Он в отделе кадров работал, я машины водил, потом вот сюда перебрался, устроили тоже… Он в Усть-Юженске недолго на заводе оставался. Пришлось уехать, хотя у него и связи были, и тут тоже вроде как есть. Но шуму большого наделали, поэтому…
Игнат. Шуму?
Проводник. Про старца Христофорова слышали? Около Фаворска в посёлке заброшенном поселился. На одном заводе мы все работали. Он там агитировал, учение своё рассказывал. Как три человека умерло, так всех причастных погнали. Ян Дмитриевич и привёз его сюда, место нашёл, сам при нём был некоторое время, потом ещё и своими делами занялся.
Игнат. Вы говорите – смерти были…
Проводник. Вы, если про учение слышали, про смерть знаете. Это своя… гм… философия. Я их… (шёпотом) не одобряю. Ян Дмитриевич тоже раньше был в восторге, а сейчас… вот из Москвы люди едут, не знаю, как они выкручиваться будут… Ладно, я пойду. Фаворск уже через пять минут.
Игнат. Да, спасибо!

Проводник уходит. Игнат начинает собираться.

Игнат. Моя любовь, ты знала, как мне тяжело, ты видела, что и я не знаю, к чему приложить руки. Как я стал рассеян, как пришлось уйти с работы, потому что не мог совладать с собой. Тебе казалось, что я успокоился, что забыл и вытравил из памяти воспоминания о дочери. Нет. Память о ней всегда была в моём сердце. И отправляя тебя в санаторий, я надеялся, что ты не успокоишься, нет, но вернёшься к жизни. Я боялся, что без меня с тобой может случиться несчастье. Что ж, возможно, оно было неизбежным…

Поезд начинает замедлять ход.

Игнат. Ты вернулась в приподнятом настроении. Тебя словно подменили, ты почувствовала вкус жизни… Это длилось всего месяц, после чего… после чего… (утирает слёзы) Моя любовь, разве это был выход? Я вслед за тобой, а может, и раньше, отрёкся от Бога, в любовь лишь продолжал верить – что мы справимся, что мы переживём и эту муку… Ты разочаровалась в Боге, не нашла ответов в атеизме, но почему же, почему Учитель прав?

Берёт чемоданы и выходит из купе.

Действие 2.

Акт 1.
Парк на территории санатория. Видны дорожки, деревья, газон. Изредка проходят врачи и медсёстры, отдыхающие.
На скамейке сидит Игнат, читает в телефоне письмо жены.

Анастасия. Человек был мне незнаком. Молодой, даже несколько смущённый, он начал с расспросов о моём состоянии – неважном и очевидно больном, потом перешёл на мировоззренческие темы и, узнав, что я не верю больше в Бога, что я нахожусь в бедственном душевном положении, предложил мне послушать Учителя – Леонида Христофорова, старца, как он сказал, которого мир ещё не знал. Я согласилась. Мне было скучно и грустно, мне было всё равно, кого слушать и что слышать.
Молодой человек, Андрей, отвёз меня в посёлок к старцу. Дорогою он говорил, что захаживает в санатории, особенно в «Светлый», и часто встречает там людей, мятущихся, ищущих, жаждущих обрести смысл жизни, но решивших, что они потеряли его. Старец, уверял он, расскажет тайны жизни, откроет смысл во всей красе и укажет верный, надёжный путь.
Я слушала его и не верила. Я много думала об этом сама. Ведь я раньше верила, ты сам свидетель тому, Игнат. И вот настал момент, когда на меня напала мысль: может быть, я слишком много читала книг, может быть, после прочтения и в антураже храма я внушила себе веру, может быть, я чересчур впечатлительна была и восприимчива к литературе и искусству, может быть, сила человеческого слова, сила тщательно подобранных фраз оказала на меня такое влияние – и поэтому я «верила». Верила потому, что хочется верить, верила потому, что в меня вложили мысли о необходимости существования Бога как Высшей Любви и Справедливости. И мне лишь только кажется, что я верю в Бога, только представляется, будто Бог помогает мне.
И я верила, верила… Позже, когда всё случилось, я не могла понять – как же так я обманывала себя? Разве я верила? Разве была во мне такая убеждённость, такая уверенность в Боге? Нет, это всё рассыпалось. Я была одурманена своими фантазиями, и вмиг я потеряла смысл жизни. Ребёнка, а вместе с ней и веру…
Я задавалась вопросом: зачем жить, когда единственный ребёнок погиб, когда впереди – только безнадёжная, скучная и ведущая к пустоте старость, немощная и дряхлая жизнь? Как нам жить дальше с тобой, Игнат? Раньше я думала, как всё просто: зарабатывай деньги, чтобы обеспечить себя, выйди замуж, роди детей, воспитай их, жди внуков. Всю жизнь можно расписать, на жизнь вполне можно составить план и пытаться действовать согласно ему. Моя жизнь так легко укладывалась в стандартные рамки: работа, семья, дети, досуг. Всё было перечёркнуто, планы разрушились, а новые – зачем они, если уже близок конец?
И Андрей, когда мы уже подъезжали, вдруг сказал: в этой жизни нет ничего нового, как говорил Екклесиаст. Но мы можем сконструировать новое для самих себя. Если вы оказались в отчаянном положении, то из него всегда есть выход. Старец укажет вам, какой.
Я увидела сплошной забор и ворота. Во мне всё сжалось – я засомневалась в своём решении. Немало я слышала историй, как одиноких женщин заманивают в такие дома, гипнотизируют, накачивают наркотиками и творят с ними всякие непотребства. Хорошо, если только имущество отберут… Я отмела все мелочные мысли и сосредоточилась на главном: я ждала услышать новое о своей жизни и была открыта к познанию своего дальнейшего пути.

К скамейке подходит Андрей и аккуратно садится рядом с Игнатом. Игнат замечает его и выключает телефон.

Андрей. Добрый день. Мне сказали, что вы – Игнат Пардов.
Игнат. Верно! С кем имею честь?
Андрей. Андрей. Мне Ян Дмитриевич сообщил, что вы хотели бы встретиться с Учителем.
Игнат. Да, верно.
Андрей. Вы случайно не родственник Анастасии Пардовой?
Игнат. Я её муж.
Андрей. Она была здесь в прошлом году, я возил её к старцу. Она трижды встречалась с Учителем и уехала от нас счастливой. Она в этот раз не смогла прибыть?
Игнат. Нет, она умерла.
Андрей. Это печально. Мои соболезнования. Неужели лечение не помогло?!
Игнат. Она месяц после возвращения ходила в приподнятом настроении, рассказывала об учении, а потом... произошёл несчастный случай.
Андрей. Это ужасно! Я надеюсь, что Учитель излечил её от душевных мук, и она ушла в свой рай без боли и страха.
Игнат. Я тоже на это надеюсь…
Андрей. Вы приехали сюда почтить её память?
Игнат. В некотором роде и это тоже. Я бы хотел встретиться с Учителем, о котором так много говорила моя жена, и задать ему несколько вопросов – о жизни, смерти, смысле существования. Видите ли, я человек без веры. Я не знаю, во что, в кого верить после смерти близких.
Андрей. Тогда вы обратились по адресу. У старца есть ответы на ваши вопросы.
Игнат. Вы сами давно с ним?
Андрей. С момента переезда из Усть-Юженска. Именно там раскрылись способности Учителя, именно там, внезапно, в шестьдесят восемь лет, он понял, как нужно жить, и стал учить. Не всем это пришлось по душе. Нашлись завистники и клеветники. На заводе, где работал Учитель, произошла склока, трагически погибли три рабочих, его обвинили в их смерти. И один добрый человек, Ян Истомин, с которым вы познакомились, привёз старца сюда, в покинутый людьми посёлок Гиреево под Фаворском. Я только начинал работу на заводе, меня увлекли его проповеди и учение, я бросил всё, как апостол, и уехал вслед за ним… Два года прошло. Посёлок потихоньку обрастает людьми, слова Учителя слышны всё дальше и дальше. Скоро, возможно, уже в самом Фаворске мы найдём помещение для наших нужд, а пока вынуждены, с поддержки дирекции санатория, просвещать отдыхающих… К сожалению, средств не хватает, и мы вынуждены просить каждого, жаждущего просвещения, о материальной помощи…
Игнат. То есть мне придётся заплатить за встречу с Учителем?
Андрей. (заминаясь) Мы очень нуждаемся в финансировании, поэтому да… Но зато это будет личная встреча со старцем – в его доме. Мы договоримся на определённое время, я заеду за вами, довезу до посёлка и приведу прямо к Учителю. Вы поговорите о своих делах, затем я вас заберу и привезу обратно в санаторий.
Игнат. А если я хотел бы, чтобы старец мне уделил больше времени?
Андрей. Гм… Это можно устроить… Вы хотите заночевать в посёлке?
Игнат. Я хотел бы поужинать в санатории и приехать к старцу, поговорить с ним и, когда он отправится ко сну, выехать назад.
Андрей. Для вас это важно?
Игнат. Видите ли, я кое-что слышал о его учении. Жена рассказала, и я не могу не попробовать… сконструировать что-то своё. На это требуется время, так ведь? Я бы хотел полного уединения, чтобы мы не отвлекались на остальных членов общины.
Андрей. Повышенное внимание Учителя…
Игнат. Оплачивается по повышенным расценкам, я понимаю. Я готов заплатить, сколько скажете.
Андрей. Учитель озвучит сумму, если есть время и возможность.
Игнат. Сообщите мне, как можно скорее.
Андрей. (подозрительно) Вы куда-то торопитесь?
Игнат. Я боюсь, что кончатся дни моего пребывания в санатории, а я так и не увижу старца, о котором так восторженно отзывалась моя жена…
Андрей. Да, жаль, что её нет с нами. Уверен, она захотела бы снова с ним встретиться.
Игнат. Может быть. Хотя… мне кажется, он ей всё рассказал и показал. И отдал…
Андрей. (взволнованно) Отдал?.. То есть он… А что за несчастный случай с ней произошёл, извините, что спрашиваю.
Игнат. Не думаю, что это важно.
Андрей. Да… Да, извините. Я должен обсудить со старцем… Завтра я приду и сообщу вам ответ. До завтра! (быстро уходит)
Игнат. (один) Понял ли он? Что так взволновало его? Вопрос о деньгах? Или он догадался, что дело не только в уединённом общении?.. Что ж, деньги не проблема. Не вспугнуть бы старца… Впрочем, если они остро нуждаются в деньгах, то на всё согласятся (достаёт из нагрудного кармана рубашки «портсигар», целует его). Завтра, завтра всё решится (убирает «портсигар» обратно).

Гаснет свет на сцене.

Акт 2. Следующий день. То же место, время немного раньше, чем вчера. Игнат так же сидит на скамье и читает в телефоне письмо жены.

Анастасия. Мы проехали крепкие ворота и остановились на просторном дворе. Андрей вышел и открыл мне дверцу машины. Я вылезла из автомобиля и осмотрелась.
Очевидно, что гостей здесь не жаловали. Мощные ворота преграждали путь любым посетителям. Забор высотой болеее трёх метров опоясывал весь обширный участок старца. Вокруг дома расстилался зеленый газон. Одна дорожка вела от дома к воротам, две другие – к хозяйственным постройкам и огороду.
Старец не заставил себя ждать. Прошло всего несколько секунд после того, как я ступила на его землю, как дверь в доме отворилась, и показался высокий пожилой мужчина в просторной белой рубахе и темно-коричневых штанах. На ноги наскоро, как поняла, были надеты изящные туфли, которые я почему-то поначалу приняла за сандалии. Меня пронзил внимательный взгляд хозяина, он словно ощупывал меня и искал – нет ли подвоха в моём появлении. Очевидно, успокоившись, он отпустил свою жилистую руку с двери.
- Анастасия, – представилась я.
- Леонид, – ответил старец. – Андрей, ставь машину в гараж и бегом обедать. Прошу, – Учитель пригласил меня в дом.
Внутри дом оказался очень уютным и ухоженным. Навстречу нам вышла тонкая, как тростинка, девушка с грустными глазами, которую старец представил как «Нина, моя дочь». Ей Учитель приказал «осмотреть» меня. «В целях безопасности», – пояснил он. Девушка бегло ощупала меня, я вывернула карманы и раскрыла сумочку. Убедившись, что я не представляю опасности для них, Учитель сказал Нине ставить обед на стол и подать в гостиную, в которую мы и проследовали.
Расположившись на диване, хозяин дома предложил мне сесть за круглым столом, накрытым белой скатертью. Сам же, потянувшись за трубкой и начав набивать её табаком, заговорил первым:
- Андрей мне сказал, что вы приехали узнать о смысле жизни. Вижу, что вы не из бедных людей, и это похвально, что вы интересуетесь такой важной темой. Многие люди, живущие на широкую ногу, и уразуметь-то не успевают, в чём смысл жизни. Когда им этим заниматься! Нужно делать деньги, нужно наслаждаться жизнью. А я так скажу: если ты дожил до сорока лет, ты, считай, только-только начал приобщаться к тайнам жизни... Вот вам сколько лет?
- Мне как раз сорок.
- Вот! Тогда слушайте.

Появляется Нина, проходит к скамье.

Нина. Простите, вы – Игнат Пардов?
Игнат. (выключая телефон и поднимая на неё глаза) Да. А вы кто?
Нина. Меня зовут Нина… Я могу присесть?
Игнат. Пожалуйста.

Нина садится и несколько секунд молчит, осматриваясь.

Нина. Я вчера говорила с Андреем. Вы с ним виделись по поводу встречи с отцом… то есть с Леонидом Христофоровым.
Игнат. Учитель – ваш отец? Не думал, что у него есть дети… Да, я встречался вчера с Андреем, он просил время для разговора со старцем. Он прислал вас вместо себя, чтобы сообщить ответ?
Нина. Отчасти. Я принесла ответ и пришла от себя кое-что вам сказать. Я знаю, зачем вы здесь. Вы приехали мстить за свою жену.
Игнат. С чего вы взяли?
Нина. Многие так уже поступали. Приезжали мстить за жён, мужей, грозили полицией, судами и прокуратурой. У некоторых были пистолеты… Мой отец всех проверяет, прежде чем принять. С вашей женой всё было просто – за ней никого не стояло, ни полиции, ни шпионов, поэтому она без помех зашла в наш дом. Вы же… ставите условия встречи, готовы платить большие деньги, говорите о несчастном случае, о том, что мой отец кое-что передал вашей жене. Андрей сразу всё понял.
Игнат. Если вам грозили полицией, как же вы отделались от неё?
Нина. (оглядываясь и, убедившись, что они одни, негромко) Вы видели Яна Истомина. Он всё и устраивает. В Преполовенск ездит, договаривается, здесь в санатории связи есть. Из Москвы за эти два года несколько раз приезжали, смотрели, обсуждали. За прошлый год три раза ездили, с отцом встречались, и, как видите, ничего…
Игнат. Стало быть, вы мне откажете во встрече?
Нина. (снова оглядываясь) Нет. Вы поедете к отцу, вечером, как и хотели. Мы скажем, что иного времени у вас нет. Вам нужно будет заплатить… (достаёт бумажку и показывает написанную на ней цифру) вот столько. Эту цену отец написал.
Игнат. Сто тысяч? Это довольно большие деньги.
Нина. Это за… приватность и вечернее время. Иначе нельзя…
Игнат. Я так понимаю, у вас есть какой-то план, в противном случае вы бы мне отказали. Вы хотите, чтобы я… отомстил?
Нина. Рано или поздно до отца доберутся, и тогда Андрей будет в опасности. Сейчас у нас всё готово, чтобы спастись.
Игнат. Почему вы говорите мне об этом?
Нина. Потому что я знаю, что ваша жена по приказу моего отца приняла яд. Она должна была его дать и вам, но видимо, либо испугалась, либо…
Игнат. Я обнаружил её слишком поздно… Впрочем, это цианид, я навряд ли что-то мог бы для неё сделать.
Нина. Мой отец жестокий человек. Вместе с Истоминым они творят ужасные вещи. Ян Дмитриевич верит, что душа человека заключена в крови, и что яды, избранные вещества, как будто отравляют кровь, лишают жизни, на самом же деле они освобождают душу, очищают её и извлекают из тела, как он верит, неповреждённой, не связанной более с материей. Выходит чистый дух. А отец уже говорит, что происходит с извлечённой душой. И они… верят, что помогают людям… Андрей поначалу тоже был ярым приверженцем идей отца, а потом, видя все эти ужасы, уже не знал, как сбежать от него. А я… моя жизнь в последние годы – сплошной кошмар. Моя мать думала, что выходит замуж за работящего, уже немолодого, но опытного и весёлого человека. До десяти лет я росла счастливой и беззаботной девушкой. Потом отец познакомился с Яном, тот достал ему откуда-то яды, то ли кураре был первым ядом, то ли яд какого-то паука… В общем, они нашли друг друга… Моя мать умерла от кураре. В нашем селе не было врача, который бы понял, что к чему. Фельдшера «подмазали», полиции её тело не показали… Потом мы переехали в Усть-Юженск, отца Ян Дмитриевич устроил на завод к себе…
Игнат. Остальное, кажется, я знаю…
Нина. Да? Он вам рассказал?
Игнат. Косвенно… Вы с Андреем тоже – нашли друг друга?
Нина. Да… В прошлом году, после… вашей жены… Мы открылись друг другу и поняли, что хотим сбежать от этой жизни, но отец так просто нас не отпустит.
Игнат. Если вашего отца не станет, то что будет с Яном Дмитриевичем? Как вы с ним решите вопрос?
Нина. Мы сумеем с ним договориться. Его большая политика интересует, нужные связи, выходы. Мы оставим ему посёлок, оставим ему все деньги. Думаю, у нас всё получится.
Игнат. Да, он здесь пустил корни. Родителей перевёз.
Нина. Он родителей своих в Преполовенске держит под замком. Отравил их чем-то, они болеют, живые, но заключённые, в полной его власти. Так что да, ему некуда будет деться. У нас же будет в запасе время, чтобы скрыться.
Игнат. Значит вот зачем он в Преполовенск ехал – за родителями надзирать. Ужасный человек.
Нина. В этот раз он поехал договариваться с каким-то проверяющим из Москвы. Важная «шишка», как я поняла…
Игнат. Может, всё и разрешится для вас само собой – посёлок разгонят, вы будете свободны?
Нина. Нет-нет. Не так творится судьба, не так она действует. Я ведь пришла к вам, знаете почему. Я услышала от Андрея о вас и поняла: вы – рука судьбы. В Бога я не верю после всего того, что случилось в моей жизни, всех несчастий, смертей. Я верю в возмездие. В то, что ничто напрасно не происходит, нет случайностей, есть судьба, которую вершат люди, сами того не ведая.
Игнат. Куда вы хотите сбежать?
Нина. Есть у нас местечко на примете. А может, к Андрею, к его семье приедем…
Игнат. Что ж, если всё получится, может, я не в судьбу, а в Бога поверю…
Нина. Бог бы простил их всех. Сказал бы – идите с миром и не грешите больше.
Игнат. Не думаю. Бог, создавший огненное озеро для грешников, посылающий Ангелов вылить семь чаш гнева, может быть справедливым, как рок.
Нина. Бог – это любовь, разве нет?
Игнат. Любовь, бывает, вынуждена и резать. Как хирург. Или заставлять пить горькое лекарство, чтобы любимый исцелился.
Нина. Неужели яд, смерть – это горькое лекарство для исцеления?
Игнат. Моего? Нет, я не болен. Я не грешил столько, чтобы мне пить такую чашу… И жена моя тоже, про дочь не говорю…
Нина. Что случилось с вашей дочерью?
Игнат. Погибла в шестнадцать лет в автокатастрофе.
Нина. Ужасно! Я всё же думаю, что это судьба… Я тоже не могла решиться – принять ли яд, умереть, только бы не жить такой жизнью, или бороться, сохранив жизнь, искать своё счастье. Андрей образумил меня, спас…  Может, ваша дочь умерла счастливой, может, оставшись здесь, она была бы несчастна.
Игнат. Хотите сказать, что ей лучше мёртвой, чем живой сейчас?
Нина. Мы не знаем, к чему привела бы её судьба. Что было бы с нею, от чего её предостерёг случай… Я верю, что её смерть неслучайна. Причины и следствия иногда ускользают от нас. Вы не видите – почему так совпали события, почему так должно было произойти. Вы можете как-то узнать это – раньше или позже, после смерти или уже при жизни.
Игнат. Да, один священник, пытаясь меня уверить в существовании Бога и утешить, говорил: может, она умерла, чтобы там, в раю, молиться за вас и спасти вас; вы должны молиться за неё и спасёте её, спасаясь сами… Нет, таким способом я не хочу войти в рай.
Нина. Мы балансируем в этом мире. Чтобы ваша жизнь, её жизнь, жизнь вашей семьи не пропала, не ушла вниз ваша чаша весов, нужна была жертва. И баланс сохранился. Вы узнаете потом, для чего так было нужно.
Игнат. Моя жена – тоже жертва?
Нина. Думаю, да… И вы – спасёте две жизни, мою и Андрея, выручите нас и, потеряв, обретёте. Две ушедшие души – две спасённые души.
Игнат. Не ради вас они умерли, нет-нет… (встаёт и прохаживается) Каков же ваш план? Что я должен сделать? Я хотел… ах, да всё равно (достаёт «портсигар»). Здесь доза, предназначенная мне. Я хотел спрятать пакетик в носок. Оставшись наедине, снял бы и силой заставил бы съесть. Подождал бы, посмотрел и сдался бы со спокойной душой. Мне уже терять нечего – все деньги я уже снял и все концы отрезал. Я сюда на смерть или в тюрьму ехал.
Нина. (поднимаясь) Вас бы растерзали ученики, если бы услышали о смерти отца… Отец силён, вы бы долго боролись… Что ж, вот вам и план. Да, при входе всех людей обыскивает Андрей. Хотя носки… кажется, не проверяет…
Игнат. Погодите, но вы же сами можете подмешать в пищу яд. Или Андрей может привезти. Зачем вам я?
Нина. В доме нет никаких ядов, их привозит и даёт только Ян Дмитриевич и только прямо в руки отцу. Андрей в дом не заходит, ждёт в машине на улице…
Игнат. Но он мог бы купить или достать яд какой угодно.
Нина. Не какой угодно… А обычные… видите ли, у нас в посёлке есть опытный медик, он же – личный врач отца. Он тоже научен распознавать действия ядов, и… мы первые были бы под подозрением…
Игнат. А так буду я…
Нина. Вы можете успеть сбежать. Вот как мы поступим. Вы передадите Андрею яд, я выйду во двор, поговорю будто бы с ним, он мне передаст дозу, и я, вернувшись в дом, принесу отравленную пищу, или чай, вам дам без яда… Потом… вы уедете с Андреем на машине…
Игнат. Вы так просто говорите об убийстве отца…
Нина. Он давно перестал быть любящим отцом, каким он был раньше. Сейчас он – делец, учитель, проповедник. Человек, думающий, что создал свой рай…
Игнат. Если я уеду с Андреем, вас арестуют. (размышляет) Пусть будет, как я и предполагал. Только вы не допустите в дом никого, вызовете полицию… У меня есть мотив. Да, правда, моя жена официально умерла от… передозировки успокоительным. Здесь я никому не говорил о ней, даже Яну в поезде я сказал лишь, что жена слышала о старце, но не говорил, что она с ним встречалась. Да, скажу я, моя жена была в этом санатории, я, дабы почтить её память, приехал сюда же. Здесь меня «завербовал» Андрей, предложив послушать знаменитого старца. Всё сложилось, как нельзя удачно… Я складно излагаю?
Нина. Вполне.
Игнат. Учитель съел, или выпил, он стал задыхаться, и тут вы вошли в комнату, увидели меня, всё поняли, крикнули Андрея, вы вместе скрутили меня и сразу же вызвали полицию…
Нина. Это большая жертва с вашей стороны…
Игнат. Мне нечего терять, я уже всё потерял… У неимеющего отнимется и то, что имеет. Пусть будет так.
Нина. (склоняя голову) Я скажу Андрею, что мы с вами договорились. Деньги передадите завтра ему.

Появляются несколько отдыхающих, прогуливающихся по парку.

Нина. Мне пора. Меня не должны тут видеть, я и так сказала отцу, что поеду в санаторий за его таблетками. Завтра Андрей придёт к вам… (быстро уходит)
Игнат. Что же это? Судьба? Бог? Случай?.. Почему непременно сейчас и именно я?.. Я и не надеялся уйти безнаказанным. Но что если это и вправду – справедливый суд, что если моей рукой вершится правосудие, высшее, божественное, а не светское? Кто я такой, чтобы мнить о себе, будто я – судия?.. Коль Бога нет, то и моё мщение – моя свободная воля, моё решение, за которое я понесу ответственность лишь на земле. Судьба – делает меня своим орудием, говорит – верши, твори. А Бог? Я сказал ей, что Бог бы убил… Ветхий Бог – наверняка, а Евангельский? Предал бы полиции? Пусть дадут срок, отсидят и выйдут снова творить зло? Не лучше ль пресечь, отрубить корень и солью присыпать?.. И не убьют ли меня самого Андрей с Ниной, им будет легко оправдаться – мой план, моя инициатива, мои действия, они – наблюдали, они были в стороне, защищались… Да, нет ли здесь подвоха с их стороны? (садится на скамью и погружается в раздумья)

Акт 3. Следующий день. Игнат на скамье читает письмо жены.

Анастасия. «Тогда слушайте. Жизнь каждого человека начинается с рождения. Государство, власть, признаёт человека человеком, когда он родился. Религия признаёт человека, едва он соткался в утробе матери. Что же есть человек, и что есть его жизнь в таком случае? Государство говорит, ты человек по рождению, у тебя есть права и обязанности, у тебя есть свобода и есть её ограничители в виде законов, норм морали и нравственности, для тебя существуют социальные службы, для тебя функционируют больницы, продуктовые магазины, школы и прочее. Ты волен выбирать свою жизнь, как её прожить, чем в ней заниматься. И поскольку труд свободен, ты можешь быть лентяем и бездельником. Правда, денег тебе на существование никто не даст, если ты не начнёшь их зарабатывать. Общество и государство тем самым стимулируют человека трудиться, вовлекают его в общественную жизнь, требуют от него исполнения долга, как в виде уплаты налогов, так и в виде прохождения армейской службы. Человек рождается хотя и управомоченным, но и обязанным. И другие люди, чиновники, родители и прочие, вправе требовать от него определённого поведения, исполнения некоего долга. И первый вопрос, который возникает в связи с этим, – а почему я, человек, уже с момента своего появления на свет оказываюсь должен всем и всякому? Почему я, ещё ничего не осознающий, ещё ничего не понимающий, уже заранее вовлечён в процесс функционирования общественных институтов? Почему я вынужден жить в таких условиях?
Религия говорит мне, что я являюсь результатом чьего-то замысла, будь то Промысла Бога или колеса сансары, снов Брахмы, или что я всего лишь марионетка в борьбе тёмных и светлых сил. Кто-то говорит, что я свободен, кто-то, наоборот, призывает оставить меня в покое, потому что, потревожив меня, можно испортить мою карму. Желая получить свободу, желая не быть связанным никакими условностями и догмами, законами, установленными не мною, но навязанными мне, я обращаюсь к религии. И что я слышу?».
Я внимала речи старца и соглашалась. Действительно, почему я везде и всем обязана? И даже не дослушав до слов о религии, я понимала, что и религия накладывает на меня обязанности. Где же моя свобода? Я поймала себя на мысли, что моя религиозная вера была основана на моём опыте и ощущениях. Я верила не потому, что мне сказали, а я сама – своей жизнью, своими чувствами – поняла, как может понять человек, что есть Бог. Ещё в ту пору, когда я увлекалась милой ложью, будто мир – это эфемерность, это обманчивая дымка, пространство, в котором никому и ничему нельзя верить, что всё относительно и абсолютной истины нет, я уже тогда чувствовала – есть, есть Абсолют. И вот теперь я возвращалась к тем мыслям, и опровергала саму себя.
Мне говорили как-то, что веру человек не приобретает, не создаёт в себе. Веру даёт Бог. Даёт её как семя. Как в Крещении – даётся благодать, которую взращивает человек в себе, так и вера – даётся и от слышания, и от видения, и от всего того, через что её хочет дать Бог. Что же я видела, и что такого происходило со мной, что заставило меня поверить в Бога? Случайности, как ты и говорил, совпадения, которым как будто было сложно совершиться. Они стали несовпадениями, а доказательствами существования Бога исключительно по моему желанию. Я сама ими доказала себе, что есть Бог. А Его и не было вовсе.
И религия, любая вера – это обязанность верить, следовать правилам и законам её. Я захотела, чтобы Бог был, чтобы Его правила и заповеди распространялись на меня. Я отдавала Ему свою свободу в обмен на рай? Я сама вверила себя людям, установившим правила. Чем же подкреплены они? Верой, то есть – ничем.

Появляется Андрей и подсаживается к Игнату. Игнат, заметив его, убирает телефон, достаёт конверт с деньгами и передаёт Андрею, тот прячет конверт у себя в одежде. Игнат делает вид, что смотрит на небо.

Андрей. (тихо) Завтра в половину седьмого вечера будьте у выхода из санатория, я заберу вас. Яд отдадите мне в машине, я передам его Нине. После того, как Учитель примет яд, зовите Нину. Мы договорились, что она закричит и даст мне сигнал. Я должен сторожить снаружи и в дом войду только на её крик. Больше мы никого в дом, кроме полиции, не пустим.
Игнат. Если вы сами меня не убьёте…
Андрей. Вы нам не доверяете?
Игнат. Нет, не доверяю. Я предаюсь в ваши руки – и будь, что будет: судьба ли, Провидение ли, или банальное стечение обстоятельств. На то я и приехал, чтобы действовать, и от своего не отступлюсь.
Андрей. А как вообще вы хотели? Совершить поступок и сдаться? Жители посёлка бы вас линчевали, я бы вынужден был тоже бросить в вас камень… Послушайте мою историю, может, ваши сомнения в доверии к нам рассеются. Мой отец – ярый атеист и мою мать в том убедил. Он ни в какие чувства, ни в дух не верит, говорит, что это «выдумка эволюции», что любовь – завуалированный половой инстинкт, что наш мозг придумал все эмоции, чтобы ему было удобно существовать. Выдумал мозг и бога, и душу, потому что, осознав себя как себя, он не хочет умирать, гонит прочь саму мысль о смерти. На том они и сошлись поначалу с Яном Дмитриевичем и разошлись с Леонидом. Ян Дмитриевич меня под своё крыло взял, к себе на работу устроил, а с отцом моим постепенно рассорился и напоследок, уезжая, поговорил зло – расстались они врагами, мировоззрения у них разные стали… И мне теперь некуда возвращаться – отец с матерью меня не примут, родственников у меня нет. Есть лишь любовь к Нине, бедной девочке, затерзанной отцом-тираном.
Игнат. Стало быть, вы к ним не сможете сбежать в случае чего?
Андрей. Не могу, мосты сожжены.
Игнат. Понимаю, понимаю… Что ж, надеюсь, ваши слова правдивы… Вы любите Нину?
Андрей. Люблю. Но вы всё равно не верите? Поверите, коль скажу, что люблю её, несмотря на то, что мы по-разному верим: она верит в судьбу, я верю в дух? Я убеждён, что мы не можем, нет, не можем быть просто материальными людьми и следовать слепо некоей судьбе. Почему не можем? Потому что вся наша жизнь вопиет – есть что-то вне материи, вне атомов бытия. Это не выдумка мозга, не его желание уцепиться за жизнь, это такие же факты, как реальность. Мир реален? Философ скажет – смотря как взглянуть. Физик скажет – конечно. Скептик возразит – не доказано, что мы существуем. И если всё так зыбко и непрочно, то чем доказательства бытия духа, Бога, если хотите, отличны от доказательств самого бытия мира? Если шатки наши чувства, которыми мы познаём мир, то почему не так же прочны наши духовные созерцания? Если мы можем сказать, что мир – иллюзия, то почему мы отрицаем возможность познания духовного мира?
Игнат. Разве мир – иллюзия?
Андрей. Сколько раз наши органы чувств обманываются?! И зрение, и обоняние, и осязание нас могут подвести. Сколько раз подвергали сомнению наш опыт?! Ведь с чего мы решили, что видим объективную реальность, с чего мы взяли, что вообще что-то есть истинное? Может, мы лежим в коконе, и нам внушают этот мир?
Игнат. Я бы не стал множить сущности…
Андрей. И я не стану. Но коль так можно ставить вопрос, то почему мы не можем представить доказательства бытия Бога?
Игнат. Вы в Бога веруете?
Андрей. Я сомневаюсь в том, что Его нет. Но я не знаю, кто Он. Я верю, что Бог, как некая сила, не могу её назвать и определить, создала мир – разумно устроенный, отдала Землю во власть жизни, предоставив ей возможность самой развиваться, эволюционировать, совершенствоваться.
Игнат. И так жизнь дошла до человека?
Андрей. Дошла, но не остановится в дальнейшем. Если бы Бог хотел создать идеальное существо, то им бы не был человек в том виде, в каком он есть сейчас. В нашем теле много несовершенств. Возьмите хотя бы икоту – откуда она? От несуществующих жабр…
Игнат. Погодите, вы тоже верите в то, что Бог, создав мир, устранился от него? Как Ян.
Андрей. Не устранился. Он ведёт этот мир, надзирает за ним. Нам предоставлена полная свобода, но обратившись к Богу духом, мы – коль наш дух соединится с себе подобным Духом – получим от Него поддержку, помощь.
Игнат. Понимаю…

Мимо проходит оживлённо беседующая группа отдыхающих.

Андрей. (тихо) Итак, вы не доверяете мне?
Игнат. У меня в любом случае нет выбора.  Я доверяю лишь тем, у кого дела и слова не расходятся. Раз уж говоришь и тем более учишь, как правильно жить, соблюдай сам эти правила, показывай пример… Я говорил вчера с Ниной, говорю сегодня с вами. Вы правы – я должен решиться, и я решаюсь: встретимся завтра.
Андрей. Прекрасно! Вы тоже правы в том, что слова и дела должны совпадать. И в этом вся соль – у Учителя и у Яна Дмитриевича они различаются. Да, если кто-то предал или поступает по-скотски, это вовсе не значит, что нужно перестать доверять кому бы то ни было, всем и всегда, сомневаться в учении. Но Леонид жесток по отношению к Нине, Ян Дмитриевич – ко всем людям… Завтра, я вам обещаю, каждый получит по заслугам.
Игнат. Знаю. Точно знаю…

Жмут друг другу руки и расходятся в разные стороны.

Действие 3.
Гостиная в доме Учителя. Обстановка проста и безыскусна. В центре стоит стол с расставленными стульями. Справа дверь из прихожей. Слева в глубине видна дверь в кабинет Учителя, рядом – дверь на кухню.
Стол накрыт, но блюд на нём нет. Леонид Христофоров пьёт из графина воду. За его спиной покорно стоит Нина.

Леонид. Где же они? Где Ян?
Нина. Уже почти семь. Андрей не опоздает. Яну Дмитриевичу дольше добираться до нас.
Леонид. Интересно, как прошла встреча. Ян был очень взволнован, даже, как видишь, спешит сюда.
Нина. Как бы Игнат Пардов, наш посетитель, не стал возмущаться, что он не один в доме…
Леонид. Вечно ты заботишься о малом… Ну покричит, покричит и будет…
Нина. Деньги он большие заплатил. Мне с рассказа Андрея показалось, что этот Игнат весьма скуп и будет требовать приватной встречи.
Леонид. Где, кстати, деньги? Я запросил пятьдесят тысяч. Не такая уж большая сумма.
Нина. Надеюсь, ты не будешь в разговоре с ним упоминать об этом? Он ещё решит, что ты его поддразниваешь. Деньги – в ящике, всё, как положено.
Леонид. Моя маленькая бухгалтерша… И почему этому Игнату надо стало встречаться со мной вечером?
Нина. Андрей сказал: чтобы не вызывать подозрений в санатории.
Леонид. Понятно. Поужинал – и подавай зрелищ. Он женат?
Нина. Был.
Леонид. Развёлся?
Нина. Она умерла от сердечной недостаточности.
Леонид. Довёл, наверно…
Нина. (прислушивается). Кажется, кто-то приехал. Пойду на кухню.

Нина уходит. Справа входят Игнат и Андрей.

Леонид. (поднимаясь) Добро пожаловать! (Андрею) Всё в порядке?
Андрей. Да, Учитель. Ничего запрещённого.
Леонид. Великолепно!.. А теперь иди, жди.

Андрей уходит.

Леонид. (Игнату) Прошу садитесь!

Игнат садится. Леонид тоже.

Леонид. Вы – Игнат, верно? Откуда приехали? С какой целью решили меня навестить?
Игнат. Из Сибири, маленького городка… Ищу себя… Хочу найти ответы на вопросы о смысле жизни. Религии меня уже не устраивают, изучил я их и понял, что ничего толкового они предложить не могут. Хочу вас послушать.
Леонид. Это верно вы сказали. Что ж, если вы готовы меня выслушать, я изложу всё по порядку, оно того стоит.
Игнат. Я весь внимание.
Леонид. Тогда слушайте. Меня давно возмущали религиозные призывы от одних – к смирению, к кротости, покорности и преданию себя в руки Бога, слова других – о мифичности и иллюзорности страданий, убеждённость третьих – что я всего лишь сон, и что моей личности на самом деле не существует. Они были смешны в своей непоколебимости. Я всем им отвечал, настырным тюфякам, я есть тот, кто я есть. Я образовался в человеческой среде, как человек, но я хочу жить по-своему, по своим нормам и порядкам, я не хочу быть связанным ни культурно, ни национально с кем бы то ни было. Я хочу быть чистой индивидуальностью, очищенной личностью, которая сама, с белого листа, решит, что ей написать на своём сердце. Религия не должна навязывать себя человеку, так я отверг их притязания и отказался от всех вер, которые говорят, что к ним нужно приучать с детства. С негодованием я отказался от связей с прошлым, с преемственностью, с генеалогией, с нравственностью и моралью существующего общества. Нет, сказал я, человек должен быть свободен от всех навязываемых ему обществом принципов, идей и норм. Человек должен быть чист, и в сознательном возрасте он должен решать для себя – что избрать, какую веру, линию поведения, какие нормы морали принять. С детства родители должны его учить всему. Всем нормам, всем моралям, если угодно, всем возможным вариантам поведения, не давая, однако, предпочтения или приоритета ничему, предоставляя ему право выбора. Ведь, будучи воспитанным однобоко, в рамках одной системы взглядов, как молодой человек поймёт, что существуют другие воззрения, что и иные точки зрения имеют право на существование, и если бы родители не навязали ему свой – их личный – выбор, то быть может, он был бы совершенно другим человеком? И такой принцип должен быть положен во главу угла в воспитании: вырастет – сам решит. И таков принцип должен проводиться родителями повсеместно. До 18 лет, раз уж государство установило такой возраст совершенства в летах, человека нельзя принуждать к «генеральной линии», его нельзя трогать в вопросах нравственности, морали и идеологии. Ведь люди с детства насилуют психику детей. Им внушают принципы и нормы, принятые в данном конкретном обществе в данное конкретное время. Дескать, живёт-то он не в Древнем Риме, поэтому его нужно обучить нормам современного общества. Спрашиваю я: а чем в Древнем Риме было худо? Нормы морали подвижны – сегодня одно в почёте, завтра другое. Сегодня мы воскуряем фимиам и приносим жертвы единственности брачных уз, завтра мы благословляем гомосексуальные пары и многожёнство. И это всё, я уверен, находится в пределах нормы. Это нормально в том смысле, что является актом свободного выбора человека. В этом и есть свобода.
Игнат. Разве свобода не должна быть ограничена свободой другого?
Леонид. Ясно и очевидно! Никто не имеет права убивать, считая это нормой. Потому что можно быть убитым в ответ. Равно как и насилие, если ты его допускаешь в отношении к другим, значит для тебя это нормально, но это и значит, что ты принимаешь и тот факт, что насилие может быть применено и к тебе. Устанавливая свои нормы для себя, ты тем самым возглашаешь их для всех в отношении тебя. Твоя мораль применяется как тобою, так и в отношении тебя. Однако ты не имеешь права требовать соблюдения твоих моральных норм в отношениях других людей. Если два гомосексуалиста делают своё дело, а твоя мораль не позволяет тебе это, не указывай им на самого себя, на свои принципы. Это твоя свобода, но то – их свобода. И вот послушайте главное: смысл жизни заключается в свободе. В настоящей, истинной, чистой свободе, без навязываний, однобокости и узости взглядов. В отречении от норм общества и морали. В установлении собственных норм и следовании им. Увы и ах, когда я говорю это, я осознаю, что я живу в доме и плачу налоги, что я связан по рукам и ногам законами государства, что я фактически бесправен на тёмной улице... но моя вера, моя убеждённость «сильной свободы» непоколебима.
Игнат. Неужели эта теория и принесла вам славу? К вам, говорят, ездили паломники, если можно так выразиться, последователи?
Леонид. Да, я многих научил. Я всем и всюду говорил, что нормы нужно свергать и создавать свои. Из христианства чуть-чуть, из ислама немножко, из буддизма каплю. И создать стройную систему собственных, личных норм и принципов, которые и будут вести тебя по жизни.
Игнат. А потом? После смерти?
Леонид. А, вот вы к чему клоните, Игнат! Здесь тот же принцип. Я исповедую собственную веру и никому её не навязываю. Каждому, подчеркну это, каждому воздастся по его вере. Атеисту – тьма и пустота. Христианину – его Христос. Мусульманину – его Аллах.
Игнат. Как же мы, материальные люди, плотские, можем создавать собственную потустороннюю жизнь?
Леонид. Мы можем очень даже легко. Духовность, если вы не знаете, то я вам скажу, разлита всюду. Мир духовен и материален. Духовность, как эфир, наполняет всё материальное. И приобщаясь ей, наш мозг, или душа, кто как исповедует, создаёт свой собственный путь после смерти. Если не задумывался над ним, уйдёшь во тьму, потому что ничего не создал. Христиане, или разделившие духовность христиан, – пойдут ко Христу, которого они сами создали, который и существует благодаря их усилиям, их душевной энергии. Их духовность поддерживается вот уже 2000 лет, ислам чуть помладше, но тоже поддерживает свою духовность. Если угодно – по ту сторону, в духовном мире, в разлитом эфире духовности, параллельно существуют Царство Небесное Христа, Царство Аллаха, нирвана и прочее. Ту веру, которую ты принял, то учение, которое ты сам создал, его ты и приемлешь после смерти. Разлучаясь с телом, наша душа, как часть духовности, как часть того мира, входит в ту реальность, что она сама создала, будучи в теле. Тело, соединяясь с душой, творит реальность в духовном мире. Без тела душа лишена творческой силы. Лишь в соединении с телом она, а точнее человек, как единство души и тела, способен создать духовную реальность, в которую он и войдёт по разлучении тела и души. Посему-то я и исповедую и учу, насколько важно, и как это необходимо создавать свои нормы морали и жизни. Как важно самому избрать религию, не будучи связанным стереотипами националистического толка, семейных ценностей и иных. Свободный выбор веры, свободное произволение о своей участи в духовном мире – вот столпы моего учения. Что ты выбрал, то и получил. По твоей вере и воздастся тебе!..
Игнат. То есть всё равно во что верить? Не нужно угождать Богу, не нужно стараться ходить перед Ним, как бы Он ни назывался, нужно просто выдумать свою религию и жить в соответствии с ней? Можно создать свой рай – с кисельными берегами и молочными реками, с тысячами гурий и миллионом блюд, с золотым городом и блаженством покоя, с яростью наказания прогневавших тебя при жизни и с ублажением тех, кто ублажил тебя? Нет, не может быть так, чтоб душа творила своё посмертное существование! Невозможно, чтобы Гитлер, Нерон и Пол Пот были в их собственных «райских кущах». Ведь и они во что-то верили, на что-то надеялись после смерти. И теперь они там, во что они верили? В своём личном раю? Нет-нет! Не верю!
Леонид. Во что же веруете вы? Не считаете ли, что каждый свободен верить, во что хочет: кто-то – в свой придуманный мир, кто-то присоединяется свободно к чужому мировоззрению.
Игнат. По-вашему, выходит, все религии не просто становятся равными, но и все становятся истинными. А истина должна и есть только одна.
Леонид. С чего вы взяли? Вас учили, наверно, что только достойные жизни с Богом идут к Нему, а недостойные – в ад? Или быть может, люди, растворяясь в этом мире, должны вновь показать себя, вновь постараться угодить Богу, судьбе или нирване? Подумайте о справедливости. Эта краткая жизнь не может быть для всех однократной. Ведь иному достаточно и пары минут, чтобы соединиться с Богом, а для другого и всей жизни мало, чтобы достичь хотя бы подножия Синая или Сиона. Рассудите же: мы все различны, и то, что одна жизнь дана всем, как некое испытание, как экзамен, несправедливо, ибо у нас у всех разные стартовые условия, разные места рождения, разные родители и воспитание, разные способности и тела. А жизнь – равно одна, единственная для всех. Вот покумекайте – где тут истина: в единственности ли правды, или в единственности жизни, и поймёте тогда – ни один разумный бог не пошлёт миллиарды живых и будто любимых им существ в ад. Он что, садист что ли? И ни одна система, даже самообразовавшись, никогда не будет работать гладко – нет-нет, да даст сбой. Подумайте – к кому или чему хотите присоединиться.

Слышен звук подъезжающей машины.

Игнат. Я не могу согласиться с вашим тезисом – мол, что я ни воображу, то и станет после смерти со мной.
Леонид. Смотря как вы умрёте, ведь – я говорил – человек это единство души и тела. Тело тоже важно. А что тело составляет? Кровь. Вот здесь и…

Справа входит Ян.

Леонид. Вот здесь и Ян пожаловал. (Яну) Садись, чаю выпьешь? Это…
Ян. Игнат. Знаю. (подавая руку Игнату, тот пожимает её) Не думал, что встретимся снова… (садится) Без чая. Хоть я и голодный… Нам надо серьёзно поговорить, Леонид.
Леонид. Всё хорошо? На тебе лица нет.
Ян. Нет, всё далеко не хорошо.
Леонид. Подожди немного. Мы закончим с Игнатом, и я уделю тебе время.
Ян. Время? Его нет… Впрочем, (смотрит на Игната, задумчиво) ты, наверное, прав. Закончите вашу беседу, и потом мы с тобой пообщаемся. О чём вы говорили?
Леонид. Как жить будем дальше.
Ян. Известно как. Посмертную жизнь мы, благодаря тебе, отстроили, осталось тут покопаться ещё, дотянуть лямку…
Игнат. Зачем? Если там, после смерти лучше, зачем быть здесь?
Ян. На лету схватываете. Именно! Мы готовимся к той жизни. Кровушку нашу почистим и в нужный момент – войдём в свой рай. Может быть, уже совсем скоро.
Игнат. Откуда же вы знаете, что тот рай действительно будет? Что всё, после смерти, случится именно так, как вы верите?
Ян. Что, Леонид, ты ему ещё не объяснил?
Леонид. Мы уже успели многое обсудить. Игнат, вера в других богов такова, что если веришь, то и доказательства не нужны. Умственные доказательства хороши для науки. Я верю в свой рай, который я создал. И он истинен потому, что я вижу подтверждение моих суждений во всех мировых религиях и учениях. Скажите – где нет учения о духовности, о преобладании духа над телом? Где не говорится о божественных энергиях, пронизывающих мир? Где не говорится о величии загробной жизни, о том, что она лучше, чем земная? Везде, в общем-то, одно и то же, за небольшими различиями. Зная одну религию, можно легко понять почти все остальные. Я и объясняю, почему так, отчего. Все религии – это в большей степени результат традиций конкретного народа. Православие – для греков и русских, ислам – для арабов, индуизм – для индийцев, конфуцианство – для китайцев. Если же религия распространяется за пределы народа, то это лишь результат умелых речей и незаурядного таланта проповедников, миссионеров. И миссионеры вынуждены приспосабливать религию под конкретный народ и его традиции. И каждый народ верит по-своему, у него свои традиции и вера. Вот скажите русскому, что Иисус был евреем, это вызовет шок! А что Богородица была еврейкой, ортодоксальной еврейкой, это же взорвёт умы многих православных!.. Так что все веры – это часть культуры народа.
Игнат. А как же Бог?
Ян. Бога нет! Нет Бога, нет никакого Христа, нет Аллаха и нет никаких Брахм, Кришн и прочих. Ты же слышал Леонида?
Игнат. Наоборот – я слышал, что все они параллельно существуют.
Леонид. Ян по-своему прав. Каждый конструирует свой рай, в котором нет места условностям и стереотипам этого мира. Отвлекитесь, раскройте своё сознание. Все боги мира – мишура и ничтожество. Люди сами их придумали, люди сами их сконструировали, чтобы, коллективно веря в них, построить коллективный же рай. К Христу идут те, кто разделяет его учение, кто хочет того рая, который обещан им. Построили рай его ученики, которые расширили его краткие слова до целой философской системы, объявили его богом и пригласили в этот рай всех, кто хочет там быть. Вот и идут туда верующие в него, разделяющие придумку его учеников. Зовут-то всех, званые – весь мир, а попадают туда избранные, те, кто поверил, кто ввёл своё сознание в этот рай. Но самого Христа, равно как и прочих богов, нет. Их сконструировали люди.
Ян. Всё – по Леониду Христофорову!.. И каждый в этом посёлке нынче уже построил свой рай, он уже знает, где окажется после смерти...
Игнат. Я бы тоже не отказался построить свой рай, но я перестал верить в Бога.
Леонид. Отчего?
Игнат. Я верил в своего бога… По-своему.
Леонид. И как же? Вот расскажите, постройте свой рай прямо здесь и сейчас.
Игнат. Я верил, что с Богом в конце концов будут только избранные, те, кто угодил Ему в этой жизни, те, кто достоин. Других ждёт новая жизнь в этом земном мире. Я верил, что не угодившие Богу, живущие не по Его законам, вновь после своей смерти попадут в наш мир.
Леонид. Смесь единобожия и эзотерики.
Игнат. Да… Потом уже я стал задавать себе вопросы: как узнать Божественные законы? Где они написаны? Если после смерти есть вторая жизнь в этом же мире, то почему мы не помним о ней? И я решил для себя: вот, Платон утверждал, что души, омываясь в водах реки забвения, забывают о прежней жизни. Значит память о прежней жизни лежит глубоко в нас. Она является составной частью нашей души, она переходяща. И мне, как верующему, нужно раскрыть этот тайник души, найти его. Если я вспомню, в чём согрешил в прошлой жизни, то смогу понять, как мне поступить в этой. Божественные законы приводятся во всех религиозных текстах и правилах. Есть общие нравственные и моральные правила – они-то, пусть и находятся в разных верованиях, религиозных текстах, едины, одинаковы. И по ним-то и следует жить. Если человек живет нравственно, он угождает Богу...
Ян. Разве мы не говорим то же самое? Всё едино, в этой жизни мы можем выбирать религию, мы можем следовать нравственным законам в любой религии, поскольку законы едины.
Игнат. Я понимаю, и я так считал. Что во всех религиях должно искать общее и следовать этому общему, жить по этим нормам. Я и думал, рассчитывал, что вы, Леонид Христофоров, создали такую веру, такое мировоззрение, которое объединяет все веры, находит общие точки и выстраивает истинную, исконную, изначальную веру, частицы которой разбросаны во всех нынешних верах. Я думал, что вы знаете истинного Бога, которого я ищу.
Леонид. (кричит на кухню) Нина, неси чай. (Игнату) Я знаю истинного бога… Бог – это духовность, духовный мир, в котором создан мир и которым он создан. Бог, то есть дух, создал этот мир и почил. Всё, Бога нет, он, если хотите, умер для нас. Мы, благодаря вложенному в нас духу, можем там, за порогом, построить свой духовный мир.
Ян. Неужели это так не очевидно, Игнат? Я вам говорил уже: наша душа заключена в теле, душа – это кровь; я даже думаю, что душа находится в аорте или ином сосуде тела, что она находится в соединении мозга и сердца, в тех важнейших органах, благодаря которым и живёт человек... Бог, то есть духовность, даёт нам жизнь, создаёт души, творит тела, но он, это ясно видно во всём, не помогает нам жить, в трудную минуту он не избавляет нас от зла, он бездействует и безмолвствует.
Игнат. Я думал, что вы, Леонид, скажете мне, как понять, постичь Бога, как вступить с Ним в контакт. А вы говорите, что Бога нет, и что бы ты ни делал в этом мире, ты всё равно получишь тот рай, который сам для себя создал. Ты можешь убивать и насиловать, грабить и оскорблять всех, жить по своему разумению, по своей злобной и страстной воле, но ты всё равно – по вашей вере – попадёшь в свой рай. Тебе обеспечен рай, хоть бы тебя осудили все религии и суды мира, тебе обеспечен рай, будь ты хоть сожжён на костре инквизиции или убит серебряной пулей.
Ян. (вскакивая) Да, Христофоров гарантирует личный рай! Духовность поддерживает этот рай в вечности. Гарантия вечности – в неизменности и бесконечном бытии самой духовности. Таким образом, душа уйдёт туда, откуда и пришла, но уже в иные условия, иные апартаменты, которые сама для себя создала. Душа была в отпуске, или лучше так – душе дали кредит, чтобы она построила себе дом. И мир, если мы так рассуждаем, – это большая стройка, большой склад материалов, отбирая которые, душа строит свой личный рай. Из христианства – фундамент, из ислама – стены, из буддизма – крыша, вот и готов домик в вечности!
Леонид. Заметьте, Игнат, мы никого не осуждаем. Духовность нейтральна. Мы сами создаём мораль и нравственность, мы сами определяем, что убийство – это зло, что насилие – это аморально. Но взгляните с точки зрения вечности, духовности – это всё человеческие выдумки, договорённости для совместной жизни в этом мире. Для спокойствия в обществе нужны законы морали, нравственности, а для вашей жизни в вечности – они не нужны. Поэтому для духовности равнозначны и убитый, и его убийца. Они оба имеют право, могут и должны, быть в своём месте в этой вечности. Вас смущает рай для маньяка? Но это его личный рай, его комнатка, его не зависимое от вашего рая место. Пусть он живёт, если можно так выразиться, там, а вы – будете жить в своём раю.

Нина вносит чашки, чайник и сладости. Бросив короткий взгляд на Игната, она чуть кивает. Ставит чашку Леониду, потом – Яну и Игнату.

Нина. Охлаждённый чай, как ты любишь. Без сахара… Отец, ты не забыл, что с Игнатом у тебя личная встреча. Может быть, вы переместитесь в кабинет?
Леонид. Да, верно. Вы же (подмигивает Игнату) заплатили, так что нечего рассиживаться… Сейчас решим. Ступай! (машет ей. Нина уходит) Ян, говори поскорее, что там стряслось и что ты уладил.
Ян. Я бы позже… (косится на Игната, но потом решается) Я должен тебе лично сказать.
Леонид. Ох, всё лично и лично. (отставляет чашку) Тогда пошли в кабинет.

Уходят в кабинет старца. Игнат глубоко вздыхает и достаёт телефон, чтобы наскоро прочесть оставшуюся часть письма Анастасии.

Анастасия. Почему я поверила ему? Почему приняла этот яд сначала душою, а затем приму и телесно? Он не сказал мне ничего нового, его слова не были, как молния в небе, и убедительности в них не было ни капли. Ты бы, будь на моём месте, встал бы и вышел, ты бы даже спорить не стал с ним. Безумец, произнёс бы и хлопнул дверью.
Нет, это не было гипнозом, это не было и порывом – прошёл уже месяц с тех пор… Я  лишь сейчас поняла, почему я решаюсь на этот шаг. Потому что люблю и хочу, чтобы любовь не проходила, чтобы любовь жила в нас. Ведь Бог простит, коль я ошиблась, а мёртвая земля – и так примет нас всех, ошибающихся и будто бы правых. Я поняла – не вдруг и не сразу, – что его равнодушная вера, вера в собственный рай, ничем не отлична от атеизма. В последнем ты веришь в пустоту, в вере Леонида ты веришь словам, не подкреплённым опытом и практикой, то есть тоже пустоте.
Я была у него три раза, я взяла и для тебя яд, полагая, что, быть может, и ты, отрекшийся, как и я, примешь мою точку зрения. Прошёл месяц, и я не решаюсь открыться тебе. Я не смогу передать тебе своё ощущение пустоты, ты можешь лишь помешать мне исполнить задуманное.
Леонид сказал, что гибель не будет мгновенной. Я буду исторгать из себя душу, моё тело будет рвать и метать, как буквально, так и метафорически. Что ж, я испытаю эту муку ради призрачной надежды. Я хочу, чтобы там, куда я иду, была она, наша Евдокия, наша Дуся, Дуняша… И знаешь, я подготовлю тебе место. Я не стану отравлять тебе жизнь своим присутствием, я не хочу, чтобы ты страдал. Женись на другой, живи легко и непринуждённо – знай, что я жду тебя, я создала рай для нас. Целый месяц я выписывала его, и теперь… знаешь, теперь я думаю, что Леонид был прав – мы сами создаём свой потусторонний рай, мы сами творцы своего пакибытия.
Я надеюсь, ты не огорчишься, увидев меня уже покинувшей Землю… Я не говорю тебе «прощай», я говорю «До встречи, любимый!».

Слышен тихий стук в дверь справа. Игнат поднимается и открывает её. Там показывается Андрей.

Андрей. Ну что?
Игнат. Ян разговаривает с Леонидом. Чай старец не пил. Придётся подождать, пока Ян уедет.
Андрей. Я видел, как он бросил машину и побежал сломя голову к вам… Всё пошло наперекосяк. Подождём.

В кабинете Леонида слышен звук падающего тела.

Игнат. Что это?
Андрей. Кажется, это у Учителя. (входит в дом)

Нина выбегает из кухни.

Нина. Что случилось?

Ян выходит из комнаты старца с пистолетом в одной руке и ножом в другой. На ноже видна кровь.

Ян. Кончился ваш Учитель.

Нина вскрикивает. Игнат и Андрей делают движение к Яну, но тот угрожает им пистолетом и машет ножом. Они отступают.

Ян. Но-но!.. Всему своё время…
Нина. Зачем вы это сделали?
Ян. Я только что из Преполовенска. Завтра утром тут будет полиция, прокуратура, все-все-все. Всех подняли на уши, всех взбаламутили… Наш человек из Москвы приехал, я думал, он за нас, а он всех нас сдал… Вот тебе и Пётр, предатель, иуда… Пришлось срочно спешить в посёлок, пока не стало слишком поздно. Я предупредил всех жителей, чтобы пришли сюда, каждому нужно дать успокоение.
Нина. Вы убьёте всех?
Ян. Они все уже в раю, каждый – в своём. Кровушка очистится, недаром мясо от кураре становится ещё вкуснее. Все, все там будем… А теперь по одному – ко мне (взмахивает ножом). Достаточно одной царапины. Больно будет совсем чуть-чуть…
Игнат. Мне бы чаю напоследок глотнуть.
Ян. Ну выпей.

Игнат берёт свою чашку с чаем.

Игнат. Вы бы, Ян, тоже выпили. Я свой рай не успел построить… Где я окажусь?
Ян. Что сумел слепить в уме, то и получишь… Ничего, очистишься, кровь твоя закипит, душу вынет из тела, и полетит душа, чистая, прямиком в твой рай.
Игнат. Я забыл задать этот вопрос Леониду, тогда задам его вам. Что же было в начале? Кто создал мир таковым?
Ян. Кто? Я же говорил тебе, помнишь? Леонид, как Будда, молчал. Вообще же это не тот вопрос, который требует ответа. Когда душа расстанется с телом, она узнает про то... Начало не так уж и важно. Важен конец.
Игнат. Но кто-то же даёт энергию душе, чтобы та жила в духовном мире? Кто-то же даёт ей эту власть – создавать собственный загробный мир?
Ян. Не думаю, что душа должна интересоваться этим... Я вижу, тебе не понравилось услышанное.
Игнат. Я – не в обиду будет сказано здесь присутствующей Нине – не верю в эту… помесь бреда и галлюцинаций, это просто излияние безумного сознания! С одной стороны, конечно, удобно: всё равно, во что верить. Всё равно, какую религию исповедовать или не исповедовать никакой. Твоя загробная жизнь зависит от тебя самого, от твоего ума и талантов. Но с другой стороны – если ты сумасшедший, если ты не слишком развит умом, если твои фантазии остановились на уровне «поесть-поспать», то таков будет и твой «рай». Если ты застрял в развитии на уровне двух-трёхлетнего ребёнка, то и твоя участь после смерти будет в загробном мире представлений двух-трёхлетнего.
Ян. А разве не так должно быть по справедливости? Что, в раю должны быть равны и святой, проживший в подвигах кучу лет, и младенец, умерший на третий день? В нашем учении всё просто: рождаясь в этот мир, человек соединяет в себе духовное и материальное. Человек становится богом и сам проектирует и строит свою посмертную участь, которая ждёт его после разлучения души и тела. То есть за этот короткий период жизни, соединения души и тела, душа с помощью тела проектирует свою вечность. Душе даётся шанс построить своё неземное бытие. Понятно вам, Игнат? Семя мужчины и утроба женщины – это лишь орудия для слияния души, духа и материи мира. Тело – это орудие души для сотворения её дальнейшей посмертной участи.
Игнат. Кто же создал этот мир таковым? Кто запустил в материю духовность? Нет ответа… А если ты маньяк, то твой рай – это ужаснейшее место для его обитателей.
Ян. Каждый имеет право на свой рай!.. И в конце концов они, обитатели рая маньяка, разве реальны? Как реальны разве персонажи компьютерных игр?
Игнат. То есть я буду тешить себя в своём раю иллюзиями?
Ян. В горле пересохло… Нам пора заканчивать эту дискуссию. Сейчас вы всё узнаете сами. Подниму чашку чая за ваш рай, Игнат (кладя нож на стол и беря чашку, предназначенную старцу). Последнюю в нашей с вами жизни.
Игнат. До дна! (поднимает вверх чашку и пьёт из своей).

Ян осушает чашку.

Ян. Что за…
Игнат. Это цианистый калий. Моя жена умерла, но не дала его мне.
Ян. Ах ты… вы… (поворачивается к нему и поднимает пистолет. Рука неожиданно дергается, и пистолет падает на пол).

Ян хватается за грудь и горло. Нина бросается на Яна. Андрей, отстранив Игната, тоже. Нина хватает со стола нож и колет Яна. Тот вскрикивает и падает на пол. Игнат в остолбенении стоит у стола. Нина резким движением задевает его руку лезвием.

Игнат. Что вы делаете? (от неожиданности, покачнувшись, падает рядом с Яном)

Нина и Андрей замирают, переглядываются. Глубоко вздохнув, Андрей аккуратно, с помощью салфетки, берёт нож у Нины и вкладывает в руку Яна. Нина вытирает руки об одежду, её немного потряхивает.

Андрей. Ты не поранилась?
Нина. Нет… Я думаю, надо вложить нож в руку Игната.
Андрей. Давай сразу, спокойно, придумаем версию. Отдышись. Итак, когда Ян схватился за горло, я был первый, кто подбежал к нему, потом налетела ты, в гневе, он переводил на тебя пистолет, а Игнат благородно схватил нож и резанул Яна, но сам получил рану.
Нина. Я старалась…
Андрей. Вижу. Мы сейчас ещё осмотрим их и решим, как развивались события… Чёрт же дёрнул его приехать! Всё так удачно складывалось. Игнат бы отравил Леонида, я бы пристрелил Игната. Теперь придётся придумывать заново…
Нина. Ян сказал, что позвал сюда людей.
Андрей. Мы их впустим. Потом. Когда всё обдумаем. Скажем, что старец и Ян успели уйти раньше, но конструирование личного рая не прекращается.
Нина. Пётр Петрович нас сдал.
Андрей. Что ж, он же сдал Истомина и твоего отца. Нас-то не тронут. Деньги есть, если что – уедем. Если оставят в покое, то ещё повыжимаем тут соки. С директором санатория я договорюсь.
Нина. Яна надо ещё раз обыскать. Посмотри, есть ли у него деньги. В машину бы ещё заглянуть.
Андрей. Обязательно. Людей вначале отправим восвояси, и я всё обыщу. Полицию вызовем не сразу, скажем, что связь плохо ловит. А она действительно тут не ловит, мы все вышки посносили…

Наклоняются над телами.  За входной дверью слышны голоса. Стук в дверь.

Нина. (подходит к двери) Кто там?
Голоса адептов Учителя. Нас Ян Дмитриевич позвал. Говорит, пора в рай всем. Мы и пришли. Весь посёлок тут.
Нина. (оборачиваясь к Андрею). Впускаем?
Андрей. Нет, давай выйдем сами, надо подготовить их к такому зрелищу. Мне есть, что сказать им: наслушался за эти годы Истомина и твоего отца.

Андрей открывает входную дверь, и оба выходят.

Эпилог.

Купе поезда. Окно открыто, дверь купе также распахнута. На нижней полке сидит Афанасий в спортивном костюме и читает газету. В расстёгнутом чехле, который висит рядом, видна одежда – деловой костюм.

Афанасий. Надо же, главная новость (трясёт газетой) Ян Дмитриевич Истомин убил старца Леонида Христофорова и был убит мстителем. Жалко, не довелось мне тебя допросить, Ян. Смалодушничал тогда в купе. Бедняга Игнат! Я догадывался, что не просто так он едет в санаторий. Кто же знал, что влезет в самое пекло… (читает газету и фыркает) «Два года держал в страхе всю округу»! «Орудовал во всём районе, подыскивал жертв и переселял их в Гиреево». Да-да, конечно! И когда, наконец, из Москвы соизволили поехать важные люди, быстренько покончил с собой… Да, правы были ребята тогда, в вагоне-ресторане, слабоват Истомин, Пётр-то Петрович тоже трусоват… Ладно… Повезло ему (снова смотрит в газету). «Истомин, желая совершить массовое самоубийство, приказал жителям посёлка прийти к дому Христофорова. Но когда люди пришли, к ним вышел Андрей Стасов, ближайший ученик старца, и объявил, что Ян Истомин отправился в рай вместе со старцем, передав всю власть в посёлке ему и дочери старца Нине». (качает головой) И поверили ведь! Поверили! Ну да, и чего бы не верить: Андрея они давно знают. В дом зашли, посмотрели на тела, разошлись, разочарованные. Интересно, через сколько месяцев разбредаться начнут, всё же старец и Истомин их силой и авторитетом держали. А может, Андрей и Нина, став во главе общины, будут ещё почище старца их обирать и вливать яд в их мозги. Деньги у них есть, учение они знают, бежать вроде как никуда не собираются. Может, они и порешить его давно думали, случай выгадывали. И тут – сама судьба идёт к ним в руки: Ян Истомин убивает старца… (читает дальше газету) «Полицию селяне вызвали не сразу только лишь потому, что Андрею Стасову пришлось ехать за нею в город, поскольку связь в посёлке глушится». (фыркает) Ну да, чтобы волны электромагнитные не мешали конструировать их раи. (вздыхает) Жаль, что мы по другому делу приехали. Довелось, конечно, покопаться, ребятам помочь и Петра Петровича Сульперина, московского друга Истомина, на чистую воду вывести. Всё рассказал. В поезде они дела обсудили, до Преполовенска отложили разговор, а потом уже Пётр Петрович всё Истомину и выложил – мол, деваться некуда, за вами приехали, конец вашей райской сказке. Следователи поверили, что поэтому Истомин старца и весь посёлок поехал убивать. Однако тут случай вмешался – рука Игната Пардова. Зато Андрей и Нина ни при чём: присутствовали, оборонялись, но случайно вышло… Эх, если б вы, Игнат, могли видеть, как всё обернулось… Знали ли вы, на что идёте? Понимали ли вы, что они вас в ловушку затаскивают?.. Надеюсь, вы обрели Бога и поняли, что не всем в мире правит случай.

Откладывает газету и смотрит в окно.

Афанасий. Я бы спросил Игната сейчас: вот, верите вы в неуправляемость мира никем. Чего ж вы горюете тогда, коль все мы прах и в землю уйдём? Ну умерла ваша дочь, ну умерла жена – рано или поздно так должно было случиться, мир не изменить. Женитесь снова, заведите детей и умирайте спокойно – там, за угасанием сознания, тьма и небытие. Так верите вы. А вера в Бога даёт надежду. Вы видите неслучайность событий, вы слышите свидетельства миллионов, вы сами в своей жизни ощущаете чудеса. Разве это не повод поверить в духовный мир за пределами материального? И если поверите, то вы – после смерти – будете вправе задать Богу вопрос: что это было и зачем, почему Он позволил вам переживать смерти дочери и жены, чем Он компенсирует и оправдает ваши страдания. У вас есть право спрашивать Творца, есть право на знание своей судьбы как жизни, складывающейся из событий, в которые вмешиваются чужие воли, Бог, дьявол. И эта надежда – на то, что вы увидите вновь своих близких, на то, что ваше сознание не угаснет, на то, что вы – несмотря ни на что – вечны, и что вам уготовано, то и не объять умом, – эта надежда и подарит вам радостное ожидание, веру в справедливость любви.

Пауза.

Афанасий. Поверил бы он моим словам? Поверил бы, что в конце пути – не пустота, а свет и жизнь? Эх, Игнат, даже если и пустота, допустим, там, за порогом, то не легче, не правильнее ли для души вашей, мятущейся и израненной, верить во встречу с близкими и в воздаяние, утешение в будущей жизни? Если там пустота, то ваша вера здесь и сейчас так же равнобессмысленна, как и вера в небытие. Вы можете верить в райские обители и в вечную тьму – это всё равнозначно, коль вы думаете, что после смерти пустота. И как легче умирать вам – веря в посмертную жизнь, или понимая, что закрыв глаза, вы как личность исчезнете навсегда? Что ж теперь, коль в Бога веры нет, то заниматься всю жизнь обгладыванием своей души? Ваша тихая грусть сильнее и утешительнее – для них и для вас – безудержного рыдания и беспросветного отчаяния. И даже месть не утешит вас… Игнат, Игнат, сохранили бы вы светлую память о родных, не забывали их, надеялись на встречу, но не ехали бы мстить и погибать.

Достаёт  «портсигар» Игната и смотрит на него.

Афанасий. Улика? Нет. Просто находка, на улице, на заднем дворе… Игнат, вы, наверное, уже всё узнали у Бога, почему так случилось, и надеюсь, вы нашли утешение.

Пауза. Справа появляются два пассажира в деловых костюмах и, проходя мимо купе Афанасия, заглядывают внутрь.

Афанасий. По кофе? За закрытие дела? (встаёт и идёт вслед за ними) Читаю их газету «Фаворский свет», каких только небылиц не пишут про Истомина! Ну взять хотя бы эту… (уходят)

Занавес.