Басмачи

              БАСМАЧИ
                Прадеду моему, старому большевику и активному участнику борьбы с басмачеством
               
               ПОСВЯЩАЮ

                -рассказ-
   
Комиссара и члена Реввоенсовета южной группы войск Валериана Владимировича Куйбышева Фёдор впервые увидел в Ташкенте на совещании молодых военных партийцев.
     Это был крупный человек с серыми глазами, большим покатым лбом и зачёсанными назад волосами. Он был в гимнастёрке, подпоясанной армейским ремнём и брюках, заправленных в сапоги.
Участники совещания знали, что Куйбышев большевик с 1904 года, что он неоднократно подвергался арестам, тюремному заключению, был в ссылке.
- Я уезжаю в Москву с чувством беспокойства, - начал своё выступление Куйбышев. Затем он подробно остановился на положении в Туркестане, на происках англичан, их активной поддержке басмачества.
- Трудящиеся Туркестана, - продолжал Куйбышев, - дехкане и ремесленники. Оседлые жители, они привыкли ценить плоды своего труда. Но это тёмные религиозные люди. Бесправная жизнь заставила труженика - мусульманина думать, что нет власти без произвола и верить только в кнут и узду. Для них всякий русский – захватчик, эксплуататор, чужак. Они не знают кто такие большевики.           Темнотой народных масс пользуются и руководители басмачества, и их вдохновители, поставившие перед собой цель восстановить феодальные порядки и оторвать Туркестан от Советской России. Основная задача, стоящая перед военными партийцами – это создание стойких национальных воинских формирований из беднейших слоёв населения, - закончил своё выступление Куйбышев.
После совещания каждый участник получал конкретные задания в штабе округа. Инструктировал их лично комкор Лев Михайлович Гордон, известный участник гражданской войны, дважды награждённый орденом Красного Знамени. Это был замечательный товарищ. Он пользовался большой популярностью среди командиров и бойцов. Отличный кавалерист, на редкость красивый мужчина, он был одним из офицеров, сразу после Октября безоговорочно примкнувших к большевикам. Человек умный, хороший организатор и талантливый командир, он даже бывалых людей удивлял своей сумасшедшей храбростью.
…формировать эскадрон Фёдора направили в Скобелев,  губернский  город, утопающий в садах.
Недостатка в добровольцах не было и сформировать эскадрон Фёдору удалось довольно быстро. Помогло и то, что Фёдор родился и вырос в этом городе.
 Эскадрон состоял на половину из бедняков – мусульман, кипевших лютой ненавистью к басмачам за вырезанные семьи и разорённые жилища, а на половину из молодых русских рабочих, родившихся и выросших в Туркестане, отлично знающих язык и обычаи народа.
В состав эскадрона входило четыре взвода по пятьдесят сабель каждом и два отделения – управления и хозяйственного.
     В один из солнечных весенних дней, когда цвели сады, Скобелев   был празднично украшен: город встречал кавалерийский полк, бойцы которого ещё осенью 1920 года брали Перекоп.
Полк входил под звуки собственного оркестра, при развернутом знамени. Во главе полка, на великолепном ахалтекинце ехал командир. Грудь командира и нескольких красноармейцев украшали ордена Красного Знамени – награда в Республике по тем временам редкостная.
Через несколько дней эскадрон Фёдора придали этому полку. Кроме этого полк усилили ещё двумя такими же эскадронами и по количеству сабель он приближался к бригаде.
     Летом полк расквартировали в большом узбекском кишлаке Вуадиль, верстах в тридцати от Скобелева. Здесь, с конца прошлого века, размещался казачий полк.
Здания казармы, подсобных помещений, складов и конюшен были сложены из добротного красного кирпича
     Кроны огромных чинар, сады, виноградники, ледяная вода горной речки Сай, протекающей через кишлак, создавали благодатную прохладу. Всё располагало к миру. К некоторым молодым командирам приехали жёны. Приехала и семья командира полка – жена и пятилетняя дочка, которую командир безумно любил…
     Но мира не было. Жизнь полка протекала в боях. Изо дня в день шли непрерывные поиски шаек басмачей и их уничтожение.
Было предупреждено огромное количество басмаческих налётов, уничтожено немало басмаческих банд. Но басмаческое движение, поддерживаемое оружием англичан и золотом эмира Бухарского, бежавшего в Афганистан, разрасталось.
     Уже к осени 1921 года численность басмаческих банд в Фергане, Бухаре, Хиве и других районах достигала нескольких десятков тысяч человек. Большинство банд имело на вооружении английские одиннадцати зарядные карабины Дисермента с необходимым запасом патронов. Мелкие басмаческие шайки объединялись в крупные отряды, куда засылались опытные английские и белогвардейские офицеры – инструкторы. Для уничтожения таких отрядов одного эскадрона уже не хватало. Борьба с басмачеством обострялась.
… Осень 1921 года выдалась на редкость холодной и дождливой.
Горная река Сай вздулась, вышла из берегов, подмывая дувалы и глинобитные стены кишлачных домов…
   В этот ноябрьский день Фёдор дежурил по полку. Его эскадрон нёс караульную службу и охранял гарнизон.
По твёрдо установившемуся правилу дежурные командиры изучали последние материалы отдела военной информации, которые регулярно поступали в штаб полка.
     Фёдор внимательно вчитывался в лаконичные строки:
“… Энвер – паша объявил себя верховным главнокомандующим всеми войсками ислама, зятем халифа и наместником Магомета.  Эмир Алимхан (бухарский эмир Саид – Алим – Тюря – Джан) в специальном фирмане, разосланном всем курбашам басмаческих банд, признал за Энвер – пашой этот титул…”
     Фёдор закурил и подошёл к окну. Моросил холодный дождь. Перед окнами штаба качались голые ветви чинар, аллея усыпана опавшими листьями, дома были окружены уже мёртвыми садами.
     Фёдору вспомнилось, что ещё на совещании Куйбышев, характеризуя положение в Туркестане, заострил внимание участников на личности Энвер – паши:
- Энвер – паша был наиболее влиятельным членом триумвирата, который правил Турцией накануне и во время мировой войны, - говорил Куйбышев. – Будучи зятем турецкого султана, он был главнокомандующим турецкой армией. После военного разгрома Оттоманской империи Энвер – паша бежал в Советскую Россию и попросил убежища. Оно было ему предоставлено, но при условии отказа от политической деятельности. Сейчас он живёт в Бухаре и старается не привлекать нашего внимания. Но Энвер – паша – безудержный авантюрист и чекисты не должны выпускать его со своего поля зрения…
- Да, прав был Куйбышев, - подумал Фёдор, глядя в окно. Дождь прекратился. Солнце уже скрылось за горами и сквозь разрывы туч проглядывали яркие звёзды.
     Не знал тогда Фёдор, что не пройдёт и года, как ему придётся участвовать в двухмесячных боях с многотысячной бандой Энвер – паши. 4 августа 1922 года именно его клинок, прервёт жизнь этого авантюриста.
     Зуммер телефона прервал его размышления. Звонил Усман, один из командиров взводов, с которым раньше Фёдор работал в железнодорожных мастерских. Усман доложил, что из Кирили прискакал раненый боец, что на этот кишлак напал большой отряд басмачей.
Приказав, чтоб бойца срочно проводили в штаб, Фёдор доложил обстановку командиру полка. Трубач заиграл тревогу. Не прошло и трёх минут, как в штабе появился командир полка.
Это был высокий молодой мужчина. Каштановый вьющийся чуб выбивался из-под шлема его будёновки. Длинную кавалерийскую шинель, шашку, маузер – всё это комполка носил с каким-то неуловимым и ненавязчивым шиком, которому старались подражать и командиры, и бойцы.
Вскоре подъехали два всадника. Один из них был в грязи и крови, он с трудом держался в седле. Ему помогли сойти со взмыленного коня. Это был красноармеец – мусульманин. Его прислали за помощью из Кирили, маленького кишлака, где для охраны от басмаческих шаек был оставлен гарнизон из пятнадцати всадников со станковым пулемётом. Боец сообщил, что на кишлак напал большой отряд басмачей, что командует отрядом сам курбаши Ибрагим – бек, которого он знает в лицо. Боец истекал кровью, у него оказалось раздроблено бедро и его положили в лазарет.
     В полку знали, что бежавший в Афганистан эмир Алимхан оставил своим главнокомандующим Ибрагим – бека, отличавшегося своей хитростью и патологической жестокостью. Упускать такого зверя было нельзя. Через час полк был готов к выступлению. Помимо станковых пулемётов, на вьюках было четыре трёхдюймовых скорострельных мортиры с полным комплектом выстрелов.
Надо было спешить, но на размытой дороге ноги лошадей погружались в хлябь. Чавкала под копытами вязкая, как смола, грязь.
Дождь то прекращался, то начинался с новой силой. Когда взмокшие лица просыхали, становилось холодно. Резкий ветер, посвистывая в неровностях, дул всё сильнее и сильнее. Справа на горизонте алело далёкое зарево пожара и бегущие в небе тучи, неуловимо меняли окраску гор, когда выныривала луна.
…Кишлак встретил полк гарью и дымом. Выли собаки. Тут и там лежали обезображенные трупы людей. Небольшой гарнизон красноармейцев был полностью уничтожен. Над мёртвыми телами басмачи надругались. Но им дорого пришлось заплатить: перед домом, где оборонялся маленький гарнизон, валялось свыше сотни басмачей.
От немногих, оставшихся в живых, дехкан узнали, что банда Ибрагима – бека состоит из полутора – двух тысяч всадников, вооруженных лёгким стрелковым оружием.
- Банда большая и уничтожить её будет нелегко, - сказал комполка, - Но банда – есть банда и басмачи никогда не посмеют вступать в открытый бой с регулярным полком Красной Армии. Они будут уходить, но мы не дадим им уйти. Тела убитых мирных жителей и красноармейцев, пепелища жилищ взывают к возмездию. Наша задача – прижать банду к непроходимым горам и полностью уничтожить, - гневно, топом приказа закончил командир полка.
     Пять суток шло преследование банды, а на шестые сутки…
…У подножья крутой горы валялись сотни пристреленных лошадей. Было ясно, что басмачи решили уходить горами. Проводник полка, горец – киргиз, сказал, что ни куда басмачи с этого горного массива не денутся, что там есть только одна труднопроходимая тропа, по которой не каждый решится пойти, да и пройти её можно только в одиночку.
Выступ массива, куда скрылись басмачи, прорезало глубокое и узкое ущелье, по дну которого, между острых скал, мчал, перекатывая каменные глыбы, быстрый горный поток.
     У подножья этой горы полк спешился. Развьючили и установили мортиры. Под прикрытием скал командир полка и командиры эскадронов поднялись на гору. Было хорошо видно, где скопились басмачи. Действительно, уходить им было некуда.
Провели телефон. Дали первый пристрелочный выстрел мортирой. Удачно! Басмачи в панике заметались.
- Это вам гады, не мирных жителей вырезать, - в слух произнёс Фёдор.
- Станковые пулемёты сюда, наверх, - приказал командир полка.
- Сами влезли в ловушку, - усмехнулся он.
На краю обрыва показался чернобородый басмач с белым флагом.
- “Сам Ибрагим” – бек, - сказал кто-то из командиров – мусульман.
- Командир, - сказал Ибрагим – бек на довольно чистом русском языке, - ты нас отсюда выпустишь, и я верну тебе твою жену и девчонку. Не выпустишь, они полетят вон туда, - и он ткнул пальцем на дно ущелья.
“Что за бред, какая жена, какая девчонка?” – подумал Фёдор и тут же увидел, как два дюжих басмача подвели к краю обрыва жену и дочку командира. Жена с ужасом смотрела на горный поток и острые скалы на дне ущелья.
- Думай быстрее и не стреляй или … - Ибрагим – бек отшвырнул белый флаг и скрылся за скалой.
Все оцепенели. Потрясённый командир полка вышел из-за укрытия. Девочка увидела отца:
- Папочка, не стреляй, - раздался дрожащий детский голосок, - Я боюсь.
В крике слышался и страх, и надежда. Ребёнок тянул ручки к отцу: “Я бою – у – у – сь!”
- Товарищ командир, может выпустим их к чёртовой матери. “Не пропадать же дитю”, - сказал кто-то срывающимся голосом.
- Нет! Никогда! Этим мы всё равно их не спасём! Они обречены! Нет! – хрипло, с каким-то стоном, ответил командир.
- Милый стреляй, прощай, отомсти!
- Папочка я бой – у – у – сь!
Оба крика слились в единый вопль ужаса и мать с ребёнком, на глазах отца, были сброшены на дно ущелья, на острые скалы, в горный поток…
     …Мортиры открыли навесной прицельный огонь. Поднятые наверх станковые пулемёты срезали кинжальным огнём мечущихся басмачей.
     Когда весь комплект снарядов был использован, полк бросился в атаку. Натиск был стремительный, яростный и беспощадный: у каждого ещё стоял в ушах предсмертный крик женщины и дрожащий голосок ребёнка.
…Среди убитых басмачей Ибрагим – бека не нашли. Спрашивать, куда он делся было не у кого: банда была полностью уничтожена.
“Ушел, гад”, - подумал Фёдор.
…Командира он застал у разбитых тел жены и ребёнка и не узнал. Голова его, ещё утро украшенная каштановыми вьющимися волосами, была совсем седой. Черты лица резко изменились: перед Фёдором был не двадцатисемилетний молодой мужчина, а убитый горем старик.
     Холодный осенний дождь вновь усилился, оплакивая, вместе с командиром его погибшую семью…
     Потери полка были небольшими, но тяжёлыми. Погибли заместитель командира полка и двенадцать бойцов, тяжело ранены были командир, начальник штаба и тридцать бойцов. Но победа была налицо, победа малой кровью.
Возвращались в Вуадиль с тяжёлым сердцем: как попала семья командира в руки Ибрагим – бека, что там случилось, какие жертвы понесли оставшиеся для охраны гарнизона его защитники?
По прибытии в Вуадиль узнали, что через сутки после ухода полка на кишлак напали несколько сотен всадников. Ни штаб, ни арсенал, ни лазарет, ни другие здания полка они атаковать не стали. Они кинулись сразу к дому, где жили семьи командиров. Видимо кто-то из местных богатеев показал им этот дом. Несколько красноармейцев, оборонявших дои, были убиты. В доме басмачи нашли только жену командира и его заболевшую дочь. Все остальные были в гарнизонном клубе на репетиции: через два дня собирались дать концерт, посвящённый четвёртой годовщине Октября. Захватив семью командира как заложников, басмачи, оставив полтора десятка убитыми, ушли… На второй день после прибытия хоронили убитых. Приехали со Скобелева командир и комиссар дивизии, представители трудящихся города и губернии. Несмотря на позднюю осень было очень много живых цветов.
Через несколько дней после похорон, командира свалило двустороннее воспаление лёгких и его увезли в Ташкент. Больше он в полк не возвратился.
     Но борьба с басмачами продолжалась, борьба длительная и упорная. И ещё не мало славных страниц в летопись борьбы с басмачеством запишет этот полк, который позднее развернётся в бригаду.

                Дядя Лёша