Элеватор

   (Рассказ собрал в одной из сетей почти 7 тысяч читателей.
Решил опубликовать его и в проза.ру)

             
               
             В нашем посёлке Переволоцкий было лишь несколько небольших предприятий. Выделялись немного механический завод и элеватор. Для нас, подростков, завод не представлял особого интереса. Да, на нём работали родители многих из нас, но мы там не бывали.

             А вот элеватор был местом нашего живейшего участия в его деятельности. Да и вообще, притяжения многого из жизни поселка.
            Оренбургская область, степной и целинный край, тогда была в основном земледельческой, зерновой. А элеватор – это место куда свозится зерно, обрабатывается, хранится.

            Там также работали родители многих, но, кроме этого, там подрабатывали и мы, мальчишки и девчонки посёлка, в основном в летнее время. То есть, в отличие от завода, это было и «наше предприятие».

            В летние каникулы многие из нас подростков, работали на элеваторе, а также с ведром, совком и метёлкой, ходили к весовому контролю недалеко от въезда на территорию элеватора и сметали, вместе с пылью, зерно, высыпавшееся из щелей кузовов непрерывно подъезжающих машин. Пришло время, когда это не считалось разрешенным, но вроде уже и не таким противоправным, по крайней мере за такое деяние теперь не давали срок.

           Вообще «ЭЛЕВАТОР» - был своего рода «бренд», кроме самого предприятия, так называли весь тот микрорайон, где он находился. Если говорили: «Вчера на элеватор ходили, кино классное показывали»,  то тут речь шла о клубе при элеваторе, где можно было посмотреть кино, а билет стоил дешевле, чем в районном Доме культуры. Или спрашивали: «Ты где живешь?». Отвечали: «Да на элеваторе».
            На элеваторе жили многие мои родственники, семьи, с которыми дружили мои родители. Были у меня там и товарищи, хотя наш район посёлка, центральный, немного враждовал с элеваторскими. С одним подростком, Шайдуллой Разяповым, одно время мы были очень дружны.
            В клубе элеватора многим пацанам удавалось посмотреть кино бесплатно. Вход в клуб был свободный, но минут за 15 до сеанса киномеханик, которого мы между собой звали Курманай, от фамилии Курманаев, выгонял всех из зрительного зала, закрывал дверь, и уже прямо перед сеансом, стоя в дверях, продавал билеты. Вот перед тем моментом, как он просил всех освободить помещение и смотрел, чтобы все вышли, мы прятались под длинные деревянные сиденья для зрителей. Когда, запустив зрителей и заперев дверь он уходил в кинобудку, «крутить кино», мы вылезали из-под скамеек и смотрели фильм вместе со всеми.
            Таких умников становилось всё больше и больше. Вероятно, Курманай вскоре заметил, что мальчишкам билетов им продано совсем мало, а в зрительном зале их полно. А может кто-то настучал ему про наши проделки, но теперь довольно часто, после того как перед сеансом все освобождали помещение, он проходил между рядов, заглядывая под сиденья, и вытаскивал затаившихся там пацанят за ухо, невзирая на их громкие вопли. Прочие ребята смотрели на это через входные двери и весело хохотали.
             Когда не удавалось посмотреть фильм таким образом, я шёл в гости к своим родственникам, которые жили в служебном помещении клуба. Жена моего двоюродного брата Аксана работала в должности истопника и уборщицы клуба. В то время клуб отапливался углем, двумя большими печками.
             Экран в клубе разделял здание приблизительно на две равные части. В одной – зрительный зал, в другой, за экраном – служебное помещение с жилой комнатой. Экран представлял собой натянутую на раму белую плотную ткань. При проецировании фильма ткань просвечивала и на обратной стороне появлялось изображение, почти такой же чёткости, что и с лицевой стороны. Только изображения и движения были зеркальными. Нас это не смущало, семья дяди Аксана и пришедшие гости усаживались с той стороны экрана, кто-на табуретки, кто прямо на пол и наслаждались фильмом.

              Мы, мальчишки и девчонки, работали в основном на разгрузке зерна, либо перелопачивании зерна в хранилищах, складах. Во время уборки зерновых часто шли дожди, зерно сушили, но всё же оно закладывалось на хранение не до конца просушенным. В зерне с повышенной влажностью резко возрастает интенсивность разных процессов, вследствие этого выделяется много тепла, температура повышается до 55—60 °С и более. Говорят: «Зерно горит». Наша задача была перелопачивать зерно, то есть бросать из углов склада на середину, с середины – в углы, нижний, нагретый слой - поднимать вверх. И так всю смену.
              Условия работы в зернохранилищах были ужасные. Пыльное зерно, легкая, высоко взлетающая в воздух шелуха. Представьте, что вы 6-7 часов машете лопатой в помещении, где сумрачно от пыли в воздухе, летняя жара дополняется жаром от перегретого зерна. Масок никаких не было, некоторые девочки закрывали нос и рот косынками. Вы вдыхаете всю гадость, причем, так как интенсивно работаете, вынуждены дышать часто и глубоко.
              У меня близко расположены капилляры, поэтому в детстве даже просто на жаре нередко из носа шла кровь. Здесь же, часто прочищая нос, я давал «нагрузки» этим чертовым капиллярам, и почти каждый день, хотя бы раз, но шла кровь. Я выходил из хранилища, стоял наклонив назад голову, прикладывал к переносице платок, смоченный холодной водой. Потом вновь шёл работать. А от пускания крови, наверное, была польза, давление немного спадало.

               Немало моих родственников работало на элеваторе, были они и среди руководителей. Один из них – Равиль Абдулов, мой двоюродный брат по отцу, и дядя по матери
            . Молодой специалист, очень ответственный, ещё не обременённый семейными заботами, он много времени уделял работе. Вскоре его назначили начальником сушилок, в них из зерна удаляли лишнюю влагу перед укладкой на хранение.
              Когда я поступил в техникум, он в летние каникулы доверил мне работу на передвижной сушилке. Нужно было смотреть за её исправной работой, следить за остатком топлива, чтобы в нужный момент сообщить о необходимости дозаправки. Тогда подъезжала машина, я опускал шланг в топливный бак, и смотрел за уровнем, чтобы вовремя крикнуть водителю «Стоп».
              Топливный банк располагался высоко, где-то метра на полтора над моей головой.
              Работала сушилка на низкокачественном мазуте, очень похожим на нефть. При очередной заправке ко мне подошла знакомая девушка, которой я нравился, радостно защебетала. Тут я, конечно, расслабился, разговорился. Гордый тем, что, не как мои товарищи, кидаю лопатой на складе зерно, а стою при сложной технике, оператором передвижной установки, заливался соловьём.
             Очнулись мы с девушкой, когда из переполненного бака на нас потоком ливанула черная, маслянистая гадость. Хныкала девчонка, которая не знала, отмоет ли она свои прекрасные волосы (сарафан точно придется выбрасывать), ругались водитель и подбежавший мастер. Дяде Равилю было жалко племянника, но пришлось ему снова отправить меня на постылое «перелопачивание».

             Однако, уже вскоре мы с друзьями перешли на серьезную, мужскую работу: разгружали на железнодорожной станции вагоны. И в этой части жизни наша связь с элеватором разорвалась. Детство потихоньку уходило от нас.