Спасибо деду за победу! 12 Галатея

«ГАЛАТЕЯ»

Начало https://valafila.livejournal.com/38799.html

На третьем курсе обучения в университете надо было определяться со спецификой в направлении будущей работы: лингвистика или литературоведение. Для меня вопрос был решен однозначно и сразу — я хотела заниматься только литературой и только классической. Хотя предложения от языковедов были настойчивыми и даже соблазнительными, - с перспективой аспирантуры. Преподаватели-языковеды были мужчины, и я видела их нескрываемые симпатии не только к моим учебным успехам. Мне было неловко от их постоянных взглядов в мою сторону на лекциях. Я опускала голову и делала вид старательно конспектирующей студентки. Сложнее было на зачетах и экзаменах. Параллельно с тестированием по пройденному курсу мне приходилось выдерживать тест на нравственность. Еще и по этой причине я просто обязана была знать ответы на все билеты. И тем не менее за отказ идти под опеку одного особо настойчивого профессора я получила четверку, несмотря на точный и полный ответ. Если бы мог, он бы с радостью «завалил» меня, чтобы я «еще побегала» за ним.

Преподаватель современной литературы, молодой и симпатичный еврей, тоже делал мне весьма интересные предложения. Но он был еще не достаточно опытным и в общем неплохим человеком. Он с таким воодушевлением читал свои лекции, так увлекался предметом, что, казалось, сам входил в образ литературных героев. Я готова была аплодировать ему, как артисту. И с ним было интересно спорить, когда он пытался увлечь меня своими любимыми писателями-деревенщиками, особенно, Распутиным с его «высоко духовной бабкой Дарьей» из «Прощания с Матерой». Он и не догадывался о том, что я этих бабок, а также дедков и всех деревенских мужиков, баб, парней и девок знаю, что называется, изнутри, что деревенскую жизнь я прошла на собственной опыте и что здесь, в университете, я прохожу курс в том числе по избавлению себя от этого далеко не идеального наследия. И его нападки на «вшивого интеллигентишку» Игоря Саввовича из одноименной повести Виля Липатова только еще более убеждали меня в правильности моего выбора. Я кивала ему и поддакивала, добавляя известное определение интеллигенции вождя всех времен и народов - «на деле это не мозг нации, а г...но». А он сердился и грозил поставить мне «неуд». Я все равно остановила свой выбор на белой гвардии — в том и ином смысле. В «Белой гвардии» Булгакова я нашла наиболее близкий моей мечте образ героев и их жизни.

Я думаю, что литература в большей и лучшей степени помогла мне выйти на ту дорогу, которую я наметила себе еще в подростковом возрасте. Литература помогла мне воплотить в реальность мою красивую детскую мечту и образ «прекрасной дамы». Но это было возможно только с настоящим Учителем, которым для меня стала Людмила. И при моем безусловном уважении, доверии к ней и постоянной работе над собой.

Я абсолютно приняла и неукоснительно выполняла установленные правила ее почти спартанской жизни. Прежде всего порядок во всем. Она говорила — орднунг. Как я уже писала, ее отец был из немцев, сосланных, как «враг народа», а бабушка по матери - из раскулаченных казаков, тоже «врагов народа». Так что Людмила с рождения была приучена к строгой дисциплине и труду. А еще у Людмилы был большой Талант. Она была Поэтом. Лучшее из возможных сочетаний — Учитель и Поэт дает философа. Как Аристотель для Александра Македонского, как Сократ для Платона... или как Пигмалион для Галатеи, если не отвлекаться от литературных сравнений. Можно еще вспомнить лондонского профессора Генри Хиггинса с его ученицей - уличной цветочницей Элизой Дулиттл из известной пьесы Бернарда Шоу. Все подойдет и все будет оправдано в моем случае.

Я была, в общем и целом, благодатным материалом для того обучения, которому Людмила подвергла меня самым жестким образом, начиная с манер, поведения, внешнего вида и заканчивая формированием образа мыслей, необходимого для правильной жизни.

Я никогда бы не поверила, что такое может произойти со мною, если бы сама не была соавтором, участником и одновременно подопытным экземпляром в сложнейшем эксперименте под названием - «Моя жизнь». И этот эксперимент длился не шесть месяцев, как у Хиггинса, а до последнего дня жизни Людмилы.

В ее доме, в ее жизни я впервые увидела воплощенную реальность из моих идеализированных представлений. И, естественно, я старалась соответствовать. Я все делала, как Людмила. Я копировала ее, - в своей манере. Людмилу это поначалу забавляло, хотя она не могла не отметить хороших результатов.

В противоположность методу Станиславского, который использовал подход к вживанию в образ, основанный на принципе «от внутреннего к внешнему», - с поиска схожих черт характера, у меня получалось по методу Чехова - от внешнего к внутреннему — от манер, жестов, походки, через которые начинается наполнение внутренним содержанием. Во время прогулок Людмила просила меня, например, принести ей воду из ларька, а сама смотрела, как я иду, держу голову, двигаю бедрами... Она называла все своими именами и похлеще героини Ахеджаковой из «Служебного романа». Я только удивлялась, откуда она, порождение белогвардейщины, знает такую экспрессивную лексику.... А она в ответ напоминала, что настоящих барышень приучали держать пряменько спинку — указкой или плеточкой.

Для меня такое обучение было не впервой. В танцевальном ансамбле мне посчастливилось первое время заниматься у бывшего солиста балета с громкой фамилией Таганов, который бесконечно любил танцы. Он ничуть не стеснялся называть нас коровами и иногда шлепать по «не такой» ноге или руке. И я понимала, что делает это он во благо.

В общем, менее чем через пару лет Людмила просто ужаснулась схожести нашей манеры речи, письма и даже почерка. «Но не до такой же степени! - возмутилась она. - Мне не нужно подобие!». Она даже напишет такое ироничное стихотворение:

Я И МОЙ АВТОМОБИЛЬ

Я хочу в автомобиль!

Сесть за руль и прокатиться!

Но другой за руль садится,

Тот, чей мой автомобиль.

Я хочу в Гонконг и в Ниццу

Полететь или поплыть.

Но в каюту тот садится,

Кто так хочет мною быть.

Я хочу остаться дома,

Вот сейчас, с аэродрома -

В дом, где кресло и уют!..

...Дома, в кресле, у огня —

Тот, другой, он ждет меня.

Я хочу. Он тоже хочет!

Кто же нас двоих морочит?

Кто руля ему дает

И меня по морде бьет?

А разве могло быть иначе при моем полном погружении в образовательно-воспитательный процесс, при моем полном отходе от привычного до этой поры образа жизни, включая родительский дом, подружек и друзей, и даже при исключении почти всех праздничных студенческих мероприятий?! Я словно наглухо закрыла за собой дверь в прежнюю жизнь. Я стала жить жизнью Людмилы, общаться только в ее круге, читать, смотреть и слушать то, что читала, смотрела и слушала она. Я даже мыслить стала, как она...

Но где же я сама, моя неповторимая индивидуальность, мое «Я»?! Что есть моего, кроме моей яркой красоты... которая тоже стала служить творчеству Людмилы, ее стихам, ее рисункам. Да, она была еще и хорошим художником. Ее наброски отличала психологическая глубина и харАктерность. В ее записных тетрадях «на полях», как у Пушкина, Лермонтова, Баратынского, быстрой и знающей рукой нарисованы иллюстрации к ее мыслям! В ее рисунках — самые выдающиеся черты характеров героев. Действительно, если человек талантлив, то он талантлив во всем.

Мне было интересно, даже захватывающе интересно все, что происходило в мире Людмилы. Однако, стремясь во всем подражать своему Учителю, я уходила со своего личного пути, о котором только смутно догадывалась.



Vala Fila