Спасибо деду за победу! 13 Жизнь как эксперимент

«ЖИЗНЬ КАК ЭКСПЕРИМЕНТ»

Начало https://valafila.livejournal.com/40280.html

Свой первый «выход в свет» я запомнила на всю жизнь. Работа «профессора Хиггинса» оказалась успешной: «Элиза Дулиттл» сдала свой первый экзамен в светском обществе на «отлично». «Галатея» восхитила не только своего Мастера самого «Пигмалиона», но и всех присутствовавших на том «балу». Журналисты, литераторы, врачи и еще какие-то научные работники, входящие в круг знакомых Людмилы, были «в восхищении». Я вела себя безукоризненно. Я уже умела «держать лицо» - прятать за полуопущенные веки «откровенные глаза свои», едва улыбаться своими слишком призывными губами, собирать свое гибкое и раскрепощенное тело в строгую осанку... впопад и немногословно отвечать на вопросы, аккуратно и по чуть-чуть отпивать кофе из малюсенькой чашечки... Я ощущала себя, как на сцене под яркими софитами, словно я исполняла свой самый главный танец в жизни, от которого зависело мое будущее.

Я слушала восторги, как мужчин, так и женщин, моей красотой и молодостью и наслаждалась. «О, красота — один из видов гения, она ещё выше гения, ибо не требует понимания», - цитировал полушепотом мне Оскара Уайльда из «Портрета Дориана Грея» какой-то возрастной интеллигент. Я мягко кивала и добавляла, показывая свои профессиональные знания: «Красота неоспорима. Она имеет высшее право на власть и делает царями тех, кто ею обладает».

Но параллельно с этой захватывающей игрой я прекрасно отдавала себе отчет в том, что это только роль, а не настоящая жизнь и что «крепостная актриса» никогда не будет принята в высшем обществе по причине своего происхождения даже по протекции самого Мастера.

Наивная, я тогда еще не знала истинную цену этого «высшего общества», которое вовсе и не было высшим. Их манеры и легкая болтовня сразу очаровали меня, с детства видевшую только застольные радости родителей с песнями и плясками. Я еще не знала, что за внешним и не таким уж «лоском» скрывается куда более жестокая и беспощадная натура и что эти «новые университеты» преподадут вскоре мне самые убийственные уроки.

 - Не обольщайся на их счет, - пыталась охладить мой настрой Людмила. - Это волки в овечьих шкурах. И ты для них — только вкусное блюдо. Знай это. Но из таких состоит вся элита, в которую ты стремишься.

Я заканчивала университет, и у меня не было вопроса о будущей работе — конечно, преподавателем литературы, как Людмила... Но у Людмилы были другие планы на меня, о которых я пока не знала.

...Такая напряженная работа над собой, которую мы вместе с моим Учителем учинили над моим неготовым к подобным стрессовым нагрузкам организму, привела в результате меня к болезни. У меня началась сильная аллергия с постоянной температурой. Но на пятом курсе я не могла себе позволить сойти с дистанции и таблетками забивала мешающие мне симптомы. Я стала буквально таять на глазах. Но, странное дело, от этого становилась еще более привлекательнее. Мое белое, как лист бумаги, лицо с огромными печальными глазами и пылающими от температуры губами, привлекало каждого. Я продолжала получать предложения на дипломную работу практически от всего мужского преподавательского состава деканата. А один проректор даже решился сделать мне серьезное предложение.

Людмила встречала меня после занятий и уводила «с глаз долой» скорее домой. Там я забиралась под теплый плед, постепенно согревалась, замирала в полузабытьи. А она, сидя напротив, делала бесконечные наброски для будущих картин «угасающей красоты» и говорила, что не встречала еще такой потрясающей натуры для воплощения.

Вся моя жизнь теперь была сосредоточена на ученичестве и по-сути подчинена моему Учителю. Людмила и выбрала для меня тему дипломной работы по роману Булгакова «Белая гвардия» и по-сути стала моим куратором, хотя формально я защищалась у одной пожилой дамы, преподавателя литературы начала прошлого века и доцента филологии. Эта дама больше слушала мои рассуждения, чем консультировала меня, и говорила, что я и так прекрасно подготовлена. Она тоже имела на меня серьезные виды, и все ждала своего племянника из Мурманска, где он служил во флоте. Но мне вполне хватило моего родного отца-морячка в вечных клешах и тельняшке, да еще с «Яблочком» и «Цыганочкой с выходом». Правда, я не рассказывала ей об этом.

У меня не было выпускного бала. После защиты, конечно, «красного» диплома я с температурой под 40 сразу попала в больницу. Несколько месяцев врачи не могли определить мою болезнь и снять температуру. В конце концов Людмила обратилась к своей знакомой доктору, и та просто стала очищать мой организм системами и насыщать разными витаминами. Через пару недель температура ушла, я стала поправляться. Скорее всего у меня было обычное нервное истощение, и мне требовался нормальный отдых и питание.

Я понимала, как устала, как измоталась со мною Людмила, пока я выходила из состояния «умирающей красоты». Теперь ей самой нужен был отдых. И, конечно, деньги, которых катастрофически не хватало на жизнь. Я думала, что устроюсь преподавателем, хоть даже в школу. Но Людмила категорически воспротивилась: ни за что! Ученики окончательно добьют тебя, выпьют все силы и ты станешь, в лучшем случае, заигранной пластинкой. Она сказала, что я буду журналистом, и только. Это ее мечта с детства, и она намерена воплотить ее через меня. Она даже слушать не хотела мои протесты, мои страхи и сомнения. Ведь я же никогда не писала статей, я не знаю, как собирать материал, как проводить интервью... Я вообще не представляю этой работы и такой жизни!

 - Ничего, научишься, - отрезала она. - Ты умная и старательная.

Я не могла и не стала больше перечить ей. Я осознавала, сколько сил, времени и средств вложила она в мое образование, воспитание, в мое спасение, наконец...

 - Хорошо, я попробую, — согласилась я.

Но почему-то мне снова, как тогда, после окончания техникума, захотелось уехать, куда глаза глядят, как убежать от надвигающейся судьбы. Словно я опять оказалась в том самом времени, когда Людмила из жалости к моей неприкаянности, из страха за мою юную и яркую красоту, решилась взять меня под свою защиту.


Vala Fila