Светлый град на холме, или Кузнец Часть 2 Гл. 1

Глава 1. Поход
      Последняя ночь перед выступлением. Последняя ночь дома, последняя, может быть, для многих, кто с таким воодушевлением готовится в выступление на рассвете. Больше того, идём на север, это вообще последняя тёмная ночь, в дне пути начались уже белые ночи, когда солнце встаёт снова, так и не укладываясь в свою небесную постель.
     Я смотрела из окна, уже выводили коней, в предутреннем, предрассветном прохладном тумане люди и лошади почти не слышны, влажный ли воздух приглушает шаги или мне это только мерещится  всё, а я в действительности сплю. Как Сигурд. Нет, и он проснулся и смотрел на меня с постели. Значит, и я не сплю…
     — Что там? – спросил я её, свет от окна обтекал и пронизывал её  волосы, словно обнимал, и она казалась такой хрупкой, такой маленькой сейчас...
       — Просыпаются воины, — Сигню обернулась с грустной улыбкой.
      Я поднялся, подошёл к ней, такой же обнажённый как она. Её кожа успела стать прохладной, значит долго простояла здесь.
       — Тебе грустно? – я поцеловал её волосы, вдыхая их тёплый аромат.
       — Нет. Не то что бы… — она накрыла маленькими тёплыми ладонями мои руки на своём теле. – Это не грусть. Просто… Воевать идём.
       — Боишься?
       — Нет. Но я женщина всё же, не могу не думать, что не все придут обратно.
      Я повернул её лицо к себе ладонью. Прекрасная моя любимая… Сколько раз ещё я поцелую тебя, прежде чем уйду в Валхаллу или Хеллхейм? Я не хочу думать об этом. И я могу пасть в этом бою. Но всякий раз, когда я целую тебя – это как в первый раз и как в последний…
   
     …Яркое тёплое солнце сопутствовало нам. Впереди войска конунг и дроттнинг на высоких конях сразу вслед за тремя ратниками-знаменосцами. Два небольших знамени Сонборга и Брандстана и одно большое – Самманланда, алое с орлом с головой на две стороны, такие точно орлы на спинах йофуров едущих впереди войска. Её смотрит влево – на него, она всегда одесную конунга, его вправо на неё. Я знаю, потому что видел орла на её спине и все видели орла на спине Сигурда во время ратных учений и тренировок. Ну и в кузнице.
      Да, я как скальд ехал среди ближних алаев. А как же! Кто ещё расскажет миру о славных победах Сигурда? Я в победе не сомневаюсь. Никто и ничто перед такой ратью не устоит. И дело не только в подготовке, надёжных кольчугах и панцирях из воловьей кожи с железными пластинами и славном оружии, изрядную часть которого выковал сам конунг собственноручно, дело больше всего в мощном и радостном даже боевом духе, который владел каждым в нашем войске.
     Этот дух сообщён каждому в войске и той подготовкой, которая велась неусыпно все месяцы. Тем, сколько уже сделано в новом йорде. Как он, всего за конец зимы и весну, стал един, дорогами, строящимися и построенными уже фортами и сигнальными башнями, а главное горячей энергией молодого конунга, который так рьяно взялся за дело, будто все свои неполные двадцать два года только и готовился к тому, что начал делать и сделал. И все чувствовали, что это только начало. Что впереди ясная дорога, по которой мы всей Свеей идём в будущее.
      А ещё и это тоже было немаловажно – это присутствие дроттнинг Сигню с мужем во главе войска. Не в обозе с другими женщинами, прачками, поварихами, проститутками, помощницами лекарей, а впереди войска. Вместе с полководцем и воеводами. Все знают, что она умелый лекарь и это тоже внушало каждому надежду на то, что его раны она уврачует и спасёт.
      И ночевали конунг и дроттнинг в простых палатках, как и все воины. И ели то же, что едят все из одних и тех же котлов. Предводители – часть войска. И то, что дроттнинг – прекраснейшая из женщин, виденных каждым из воинов, тоже усиливает боевой дух. Струсить при её очах невозможно, можно только победить.
      Поэтому в победе я не сомневался. И вообще был рад и воодушевлён вместе со всеми. Больше всех. Моя жизнь теперь была освещена тем, чего я не знал раньше – любовью. Теперь я знал не только это слово. Я только теперь понимал, что я и не жил раньше, а только наблюдал жизнь, будто со стороны  сквозь прозрачные, но прочные стены моего кокона. И вот кокон разрушен, и душа моя выпорхнула прекрасной бабочкой на волю.
      Я стал чувствовать и видеть всё иначе. Даже не иначе, я просто стал  чувствовать то, о чём и не подозревал раньше, что проходило мимо  меня. Например, тепло солнечных лучей на коже, прозрачность зелёных листков и ветвей деревьев, под которыми мы проезжали, ветерок, несущий чудный аромат полевых цветов и трав с лугов, сладость ледяной воды из родника, пряный запах сена, на которым я спал в походе… Да много-много всего такого, что окружало меня всегда и чего я не замечал раньше, а теперь это заполняло меня радостью жизни.
      Я смотрю вперёд на Сигню, как золотятся в солнечном свете её волосы, заплетённые в косу, как они говорят с Сигурдом, как смеются… Сигню, какое счастье смотреть на тебя…
      — Ты улыбаешься, Боян, — это Асгейр Берси догнал меня на своём сером жеребце.
      Он присоединился к походу только позавчера, вернувшись с озера Луны, где они с Агнетой провели целый лунный месяц. Не совсем медовый, ведь молодая жена, оказалось, была в тягости, поэтому никакого мёда ей не полагалось. Асгейр выглядел счастливым и довольным. И тем, что счастливо женат, и, что идёт в поход вместе со всеми нами.
       — История вершится на наших глазах, — ответил я, посмотрев на алая нашего конунга. Такого красивого и улыбающегося сейчас…
     …Да, пожалуй, так. Даже за те четыре недели, что я отсутствовал, успели сделать столько, что я глазам не поверил. Во-первых: были вооружены все до одного ратники настоящими мечами, отличными луками, копьями с железными наконечниками, все в надёжных доспехах и крепких шлемах, со щитами. Палатки крепкие и собираются быстро, за минуты. Обоз организован отлично и не отстаёт от рати. И лагерь разбивали каждый вечер толково, умело и быстро, с охраной по периметру, кострами и совещательным шатром в центре лагеря. Всё же Сигурд прирождённый конунг, не могу этого не признать.
      И необыкновенный. Я никогда не то, что не сделал бы такого, как он, да ещё за такой короткий срок, мне в голову не пришла бы и тысячная доля преобразований, которые он начал и уже успел сделать в Самманланде.
       Когда он успевает думать обо всём этом? Или ещё в хаканах всё придумал? Интересно, что бы он делал, если бы Сигню не вышла за него? Завоевал бы её йорд, думаю, и довольно быстро. И взял бы её трофеем?
      Но нет. Так не взял бы. Насильничать никогда не стал бы. Он вообще не поступает так с женщинами. Он не Ньорд. Да и незачем ему, женщины всегда вешались на него сами. Даже мне приходилось прикладывать куда больше усилий, чтобы обольстить любую из них, хотя бы ту же Уну. Он легко выбросил её из сердца после её измены. Когда Сигню изменит ему со мной, он так же легко избавит свою душу и от неё?..
     Что-то не нравится  мне, как Гуннар стал смотреть на нашу дроттнинг, что, пока я отбивал его девушку, он положил глаз на мою добычу?..
   
      …Последняя ночь перед битвой была тихой и безоблачной. Норборн за этими холмами посреди широкой открытой равнины. На Совете вечером, если можно так назвать эти светлые сумерки, решено и объявлено конунгом, что лагерь встанет на холме перед Норборном, с него и поведём полки окружить город.
      Никто не спорил. Все готовы и лишь краткий отдых перед ранним переходом нужен всему войску.

     …Да, отдых нужен всем. Но мы, я и Сигурд, мы не спали в эту ночь. Канун битвы, близость победы, радостное возбуждение всего войска переполняет и нас, его предводителей.
       — Я не даю тебе спать, — проговорила я немного сипло.
      Он улыбнулся весело:
       — Это я не даю тебе спать.
       — Мне не нужен сон, — я не могла не улыбаться, глядя на него, моего милого.
      — Мне тем более. Мне нужна ты.
     Милая… Нежная, гибкая с  горящими глазами, губами, слить с тобой свои руки, губы, слиться душами в одну… Зачем мне этой ночью сон, зачем мне отдых?..
   
               
       …Завтра битва, я — главный воевода, но  не могу думать ни о чём, кроме Сигню.
       И боролся с желанием пойти к их с Сигурдом палатке и подслушать, как они занимаются любовью. Я боролся с этим желанием каждый день, каждую ночь. И только проклятые белые ночи останавливают меня. Если бы не это, я ходил бы во всякую ночь…
      Я совсем сошёл с ума. Я влюбился в дроттнинг, в жену конунга. Хуже - жену друга. Я объят вожделением с той ночи, когда я во власти безумия набросился на неё. Она исцелила меня от тоски по не существовавшей любви и привязала к себе хмельным  воспоминанием о своей коже, длинной и трепетной спине под моими пальцами, губах, вкус которых я почувствовал на краткий миг, но не могу забыть, не могу перестать желать…
     Неужели, завтра битва? Как я пойду в бой? Может, меня убьют, слава Богам, на этом и кончится эта мука…