Что-то

Сегодня я увидел ласточек. Быстрые темные точки пропадали за деревьями и снова стремительной дугой проносились в небе. Мне было страшно сдвинуться с места, упустить момент, с удивлением и восхищением я наблюдал за ними. Здесь не бывает птиц, никаких животных. В разных местах я находил неопределенные следы, сломанные ветки, окруженные горсткой почвы дырки в земле, но своими глазами не видел ни одного зверька. А тут вот они. Но зачем так высоко, родные мои, ближе, ближе, дайте я вас увижу, ваши глаза, клюв, хвост, крылья. Вы мои друзья, я вас так ждал. Как мне с вами хорошо!

Гиблое это место, больное. Много оврагов с застоявшейся водой, деревья чаще встречаются хвойные, стволы их покрыты коростой ржавого цвета, иголки бесцветные, желтоватые, такого же цвета и немногие листья жиденьких кустов и низких тополей. Под ногами всегда хруст и хлюпанье, всюду затхлый запах, всякий сор путается в волосах.

Не помню, как я здесь оказался. Проснулся на опушке, нет никого, голова гудит, имени своего не знаю. При себе только ботинки, брюки да рубашка. Ни дороги, ни тропинки. Пошел в лес, прямо, кричу, зову. Тишина. Здесь жуткая тишина. Стоишь, слушаешь — только ветер в ушах и старые деревья скрипят. Ни мухи не пролетит, ни в траве никто не шелохнется. Вскоре передо мной открылась сплошная стена высотой в пять-шесть ростов человека. Попытался обойти её слева, но вскоре повернул и прошел столько же справа. Ухватиться негде, торчат кое-где корешки из серых и коричневых прожилок, но высоко, у самого верхнего края, куда не поднимешься, не рискуя упасть и разбиться. Повернул обратно, надеясь найти путь в другой стороне. Думал уже так и придется переночевать на голой земле, как вышел к хижине. Низкая, крыша покосилась, мох со всех боков, брусья обглоданы короедами. Сейчас у меня там жилище. Вымел хвойные иголки, опилки, солому, закрыл дощечками места, где разбиты окна, подлатал глиной и растопил ветками очаг. У стены были сложены мешки, вытряхнул из них труху, а из мешков скроил себе одеяло и подушку. Соломы для подушки мало, подкладываю одежду.

С того времени так и живу. Питаюсь мало, плохо. Ищу ягоды и орехи. Ягоды кислые, прибродившие, орехи с гнильцой. С животом от них скверно. Бывает, что скрутит, упаду, корни и иголки впиваются в кожу, а я лежу, обхватив живот руками и тихо стону. На левый бок повернусь - плохо, перебираю ногами, собираю пыль в ботинки, на правый бок повернусь, потом на спину, весь в пыли, иголках. А что делать, другой пищи здесь нет.

Каждый день хожу к стене, ищу место, где можно подняться или вскарабкаться. Не понимаю, что это за место. Овраг ли, или может быть огромная яма, но уже почти всю стену осмотрел, а выхода никакого нет.

За всё время одна только радость случилась. Я закрывал последние белые пятна в моей мысленной карте, отрисованной в пределах непреодолимой стены. Идти по влажной земле было тяжело, шаги сопровождались громким чавканьем под ступнями, голые ветви кустарников царапали руки и шею. В какой-то момент я услышал отдаленное журчание и бульканье. Ну, думаю, наконец я нашел выход из этой гибельной ловушки. Я ускорил шаг, почти побежал. А там всё та же стена, но сверху тянутся серебристые струйки, рассыпаются веером в тумане брызг, блестят, переливаются всеми цветами. Небольшой водоем образовался и змейкой ручеек в лес тянется. Зашел по колено в воду, сложил ладони лодочкой, опрокинул на себя, чувствую, как по разгоряченному телу прохладные капли потекли. Пил, лил на себя, снова пил, смеялся. Свежо так и хорошо! Даже воздух стал казаться чище и Солнце ярче. Упал на сухое место навзничь, лежу, на голубом небе проплывают клочки облаков. В груди тревожно, тяжело, но гоню мысли прочь. Представляю, что лежу я на берегу озера, подо мной расстелено покрывало, другие люди купаются и я слышу их крики и громкие всплески ныряльщиков, где-то по радио играет модная и бодрая мелодия, вот-вот подойдет близки и добрый человек, потеребит мне волосы, а я улыбнусь и скажу, как сегодня тепло и благостно на белом свете. Открываю глаза и вижу те же клочки облаков, такие же куцые и бедные, как и всё в этой яме. Краем глаза замечаю движение, некая тень качается у края обрыва. Прищуриваюсь, присматриваюсь - и перестаю дышать. У того места, где вода срывается вниз, стоит олень. Бурая шерсть, выдающаяся важная грудь, а ветвящиеся рога величественной короной качаются на его голове. Он смотрит на меня то левым глазом, то медленно поведет мордой и смотрит правым. Я вскочил, замер и тоже на него смотрю. Я готов был простоять так вечность, я готов был умолять его остаться и не бросать меня, я готов был стать его слугой и до конца света кланяться пред его великолепной короной. Это был олень всех оленей, это было божество, озаренное светом иного Солнца, это был гордый владыка. Я же стоял в рваной и грязной одежде, со спутавшимися влажными волосами, мелкая букашка у его ног. Он развернулся и ушел. Я ещё долго не смел шелохнуться и вглядывался в то место, надеясь, что он вернется. Но он не вернулся.

Каждую ночь приходит оно. Я не видел его, только слышал. Я ложусь на топчан, закрываю глаза, но внутри меня всё сжимается, я его жду. Сквозь своё дыхание, сквозь завывание проникающего в щели ветра, сквозь треск догорающих в очаге ветвей я выискиваю звуки его шагов. Протяжный влажный звук, словно в трясину погружается нечто массивное, несколько секунд ничего, потом звук повторяется. Что-то стоит у двери, вкрадчивый шорох, что-то тоненько скребется. Легонько так, будто мышка коготками, шорк-шорк, шорк-шорк. И длинно, вшшшшух. Шорк-шорк, вшшшшух. Я едва дышу, глаза широко раскрыты, от напряжения радужные круги растекаются в темноте передо мной. Ладони и ступни леденеют, ноздри заполняет сырой воздух, неуютно, нехорошо, нехорошо. Шорк-шорк. Тук-тук. Оно воет. У меня будто леденеют кишки. Хриплый, протяжный, страшный, жуткий вой. С надломом, надрывом, вы-ы-ы-ы-ы-ы-ы, у-у-у-у-у-у-у. Словно из длинного ствола гнилого дерева, гулкое, надсадное у-у-у-у-у-у-у-у-у. В этом вое столько боли, бесконечной скорбной тоски, что мне хочется плакать. Или это от страха. Оно не ломится, не пытается открыть дверь или как-либо проникнуть внутрь, просто скребется и воет. Потом оно идет вдоль стены, коготочки скребут и скребут, шаг за шагом, и вот оно уже у стены, в которой маленькое мутное окошко. Я не решаюсь посмотреть в ту сторону, просто лежу и во все глаза смотрю на потолок. Тоненькие коготочки беспокойно барабанят по стеклу. Цок-цок-цок, и оглушительный вой. Я лежу, не шевелюсь. Едва заметно блестит паутина в углу. Словно сухой горошек сыпят на стеклышко, коготки цок-цок-цок, тихо-тихо, потом длинный скрежет и снова вой. Оно издает утробное клокочущее рычание. Идет дальше. Вдоль другой стены. Звук скребущихся коготочков стихает, слышно только, как оно клокочет и воет. Оно доходит до другой стены, становится под другим маленьким окошком. Я всё смотрю строго вверх, не двигаюсь и дышу так, словно оно может меня услышать. Вновь маленькие коготки постукивают по стеклу, скребутся, что-то тяжело дышит, сопит, рычит. Вой, долгий-долгий, жуткий, мертвящий.

Иногда оно делает один круг вокруг хижины и я слышу, как шмяканье удаляется и вой становится всё тише и тише. Всё дальше и дальше, всё тише и тише. Иногда оно ходит круг за кругом, или пройдет вдоль стены, развернется на углу и шмякает обратно, и так бродит около двери, недовольно фыркает, под его шагом с треском ломаются ветви, что я обронил, собирая растопку для очага. Стучит, скребется, воет, а потом убирается восвояси. Некоторое время я лежу, вслушиваюсь, потом проваливаюсь в сон без снов.

Утром я доел горстку бледно-фиолетовых ягод, которые собрал под вечер. Язык онемел и в нос дало невнятной тухлятиной. Сразу же появились рези в желудке. Я немного посидел, пока не стало легче. Болела голова, но как только я вышел за порог и подышал свежим воздухом, тупые удары в виски притихли. Тяжелые ноги, тяжелые плечи, тяжелые руки. Кажется, выхода отсюда нет. Я обошел весь периметр, но так и не нашел участка, где мог бы попытаться выбраться наружу. В монолите скалы не за что надежно ухватиться. Где-то она выше, где-то ниже, но всё равно слишком высоко. Теперь остается просто бродить среди быстро превращающихся в труху деревьев и собирать то, что можно съесть.

Погода стояла жаркая, близкое и горячее Солнце висело в зените и, казалось, останется там навсегда. От духоты дышалось с трудом. Я останавливался в тени, чтобы перевести дух и остыть, но из-за влажности облегчение не наступало. Одна мысль меня поддерживала и ободряла, что я доберусь до водопада и с блаженством окунусь в воду. Чем ближе я походил к месту, где должен быть водопад, тем более вязкой становилась земля. Становилось всё сложнее выдирать ногу из обхватившей ступню жижи. То и дело моя нога выскальзывала из промокших ботинок. Я пытался обуться, терял равновесие и падал. В итоге жижа стояла уже по щиколотку, когда я услышал шум падающей воды. Некогда небольшой водоем заполнил площадь во много раз большую, чем в тот день, когда я его обнаружил. На треть скрытое водой лежало массивное тело. Я подошел к нему. Это был тот самый олень, которого я видел. Может быть, он оступился и упал, может… Не знаю… Ноги его переломаны, половина его роскошных рогов отломилась и где-то пропала, из его раскрытой пасти вываливался сизый разбухший язык, шерсть свалялась и потускнела, мутный и тусклый глаз никуда не смотрел и ничего не видел. Так я стоял над ним и внутри меня было пусто.

Вечером я лег, не разведя огня, мысли мои блуждали неопределенно, я не обращал внимание ни на холод, ни на сырость, меня не беспокоил голод, только в желудке давило и ныло. Что-то снова подкралось к двери, что-то снова скреблось в дверь, стучало и протяжно выло. Вместо того, чтобы как обычно замереть и ждать его ухода, я часто задышал, сжал кулаки. Меня охватила ярость, с руганью я подпрыгнул и бросился к двери. Плевать уже, кто там и что оно со мной сделает! Страшный, да, жуткий, а вот тебе! Я отпер засов, раскрыл дверь и вышел на деревянный настил перед дверью, ожидая… Я не знал, что ожидать. Из моего рта вырывался пар, я весь дрожал, а ноги подкашивались. Огляделся, но никого не увидел. Никого не было. Я обошел дом раз, другой, но и следа этого существа не обнаружил. Тихо, никого. Я вернулся в дом, не закрыв дверь. Снаружи никого. Наверное, он притаился где-то в стороне. Я лежал и ожидал, когда услышу знакомое хлюпанье. Но ничего.

Проснулся я поздно. Косые лучи из окна пронзали помещение. Наплывали облака и окунали мой домик в серый мрак. Меня знобило. Першило горло, била мелкая дрожь и ломило кости. Голова трещала как ломающееся от урагана дерево. Я не чувствовал язык, в животе стучались друг о дружку камни, ножом резало желудок. Упрямо билось усталое сердце. Вода достигла порога и медленно растекалась по полу.