Модификация

 
Роман
Жанр: социальная фантастика, героическая фантастика, триллер
Аннотация:
Профессор биохимик получает копии секретных материалов от одного из архивариусов Ватикана. Сенсационные документы не только подтверждают некоторые альтернативные теории, но и пророчат неизбежный крах цивилизации. Дальнейшие попытки обратить внимание общественности на результаты проведенных исследований заканчиваются травлей профессора. Невидимая сила всячески препятствует раскрытию правды, и в этом деле власть имущие - лишь руки чародеев.
Изгнанный из научного сообщества, раскритикованный и лишенный права преподавать в университетах, профессор разочаровывается в собственных целях и задачах, полагая, будто уже не в состоянии обрести потерянный смысл жизни, как в мире начинают происходить предсказанные им события.



Часть первая
Opportunity


Глава 1
ПРОЩАНИЕ


«...на этом я завершу изложение своей теории. Сколько раз я отсылал ее в академии наук, в университеты мира, но меня презрительно обзывали фантастом и альтернативным биохимиком. Лишили не только способа зарабатывать себе на жизнь собственными знаниями, но еще и оклеветали. Я никого не виню... Простите, что не смог всех убедить. Надеюсь, что я ошибся в выводах и всех вас ожидают тысячелетия счастливой жизни, а не ее скорое прерывание в ослепительном огне Самвартаки...»

Профессор Князев Игорь Валентинович аккуратно сложил прощальное письмо, прислонил его к сахарнице на кухонном столе и вышел в гостиную.

Его глаза чуть задержались на коллаже из фотографий, где в центре виднелся циферблат настенных часов. Стрелки на этих часах отмерили ровно час, как он сел за написание последнего в своей жизни письма.

Игорь Валентинович скользнул взглядом по книжным полкам, на расстоянии чувствуя корешки книг и брошюр: все ощущения обострились, сделались яркими, четкими, осознанными, а память подкинула стёртые воспоминания.

Вот он получает из издательства свою первую книгу и гонорар, а вот статья, бережно хранимая в прозрачном файле, о его выступлении в РАН. Рядом втиснут читанный-перечитанный разгромный отзыв научных критиков. Вот отказ в предоставлении лаборатории... Вот отказ в предоставлении права на ознакомление с документами под грифом «совершенно секретно»... Вот восстановленная по памяти запись его приватной беседы с ватиканским архивариусом.

Профессор предусмотрительно записал ту знаменательную беседу шифровкой: взял старую, толстую книгу Афанасьева и просто нашел там нужные слова на каждой странице. Он еле заметно отмечал их точками, а те нужные слова, которые так и не смог отыскать, записывал цифрами, заделанными под расчет показаний электроэнергии, и теперь, если все слова выписать в строки, то получится текст. Самый важный текст в мире.

А это осколки, оставшиеся от разбитой вазы покойной жены – как немое напоминание об обыске, что проводился в его квартире; об угрозах, о допросах без официальных протоколов, об изъятии тиражей, напечатанных уже за свои средства...

– К черту всё! – махнул профессор, рывком открывая комод и вытаскивая оттуда пистолет. – Еще отцовский, – нежно погладив ствол, прошептал он. – Как хорошо, что папа чекистом был, вовремя оружие припрятал. Как раз для такого случая, чтобы живым не сдаться, чтобы умереть с честью, а не на рабской скотобойне. Я – не раб, я – свободный и право имеющий! Спасибо, папа. Я продолжу сражаться! Будь уверен во мне, будь уверен, я не подведу! Даже если это будет последнее сражение в моей жизни.

Застегнув кобуру, хозяин квартиры окинул печальным взглядом своё жилище, проверил документы на имущество, что по завещанию должно было перейти племяннику, и решительно вышел на лестничную клетку.

Закрывая за собой дверь, он нервно оглянулся, точно вор, застуканный на месте преступления, когда мимо прошла соседка – набожная старушка.

– Ах, Игорек, что это ты сегодня так рано? Решил выйти, погулять? Погодка-то какая чудесная!

– А вы, Марья Алексеевна, откуда и куда?

– Да из храма вернулась.

– Вы же недавно болели.

– Болела, да. А что делать? Праздник же нынче – церковный. На кладбище надо съездить, всё прибрать, цветочки посадить, да и не грех службу отстоять. Сколько раз я тебе говорила: сходи в церковь, покрестись, ведь ты уже на пенсии, о смерти нужно заранее позаботиться. Ты думаешь о смерти?

– Только о ней и думаю.

– Вот и покрестись!

– А я вам в сотый раз отвечаю: от того, что я покрещусь, веры во мне не прибавится. Зачем мне вашего Бога обманывать?

– Его невозможно обмануть, – с мудрым видом погрозила пальцем старушенция. – Он всё видит и слышит. Ты всё равно покрестись, а то и слушать тебя не станет на загробном суде.

– Меня и на земном-то суде никто не слушает, что уж про небесный суд говорить... И я не чувствую себя преступником, которого судить полагается.

– Ишь ты... А вот кто знает? – перебирая в морщинистых руках купленные тонкие свечки, заметила Марья Алексеевна. – Вдруг всё иначе бы сложилось? Бог защищает и бережет верующих в него людей. Все пути-дороженьки им открывает.

– Что же он не сберег детей, которые ему молились перед тем, как нацисты их в газовые камеры сажали или в ямы сбрасывали? Глухим, что ли, прикинулся?

– Эх, ты опять за своё, Игорек, – отмахнулась от аргументов соседка и нервно прошла к своей двери, уже ведя беседу сама с собой:

– Бессовестные люди: по 50 рублей уже свечи продают! Так за упокой только купить можно. А за здравие? Где мне с моей пенсией накопить на нормальные свечи? Почему я должна экономить на себе из-за свечей? Или экономить на своих родственниках, покупая дешевые палки, что сгорают за минуту. Психологи фиговы... Мы когда в храм входим, то уже у дверей нас заставляют испытывать чувство вины, если приходится покупать дешевые свечи, да ставить их за упокой. Что же это получается? Я на своих родителях покойных экономлю, на муже, на дочери?.. – она ворчала и ворчала, копаясь в замочной скважине, а Игорь Валентинович смотрел на нее и недоумевал.

Будучи человеком с исключительно научным складом ума, он никогда не понимал все эти церковные обряды, целование и преклонение... невидимому, но требующему денег и покаяния, Богу.

«Лишь бы кому молиться, а идола люди себе сотворят в любом случае. Только не боги судят, стреляют или милосердствуют, а сами люди, перекладывая ответственность за собственное несовершенство на всевозможных идолов», – любил повторять его отец, и Игорь Валентинович вырос, полностью разделяя точку зрения родителя, расстрелянного по ложному доносу.

Зайдя в лифт, он неожиданно поймал себя на мысли, что, разговорившись с соседкой, вовсе забыл, куда путь держал.

– Здоровья вам, Марья Алексеевна! Уезжайте лучше на дачу, не сидите вы в душном городе.

– Так еще холодно, – ответила ему соседка и захлопнула дверь своей квартиры.

– Вот и попрощались. Теперь в парк, – буркнул, нахмурившись, Игорь Валентинович и нажал на кнопку первого этажа.


Глава 2
ПО МЕСТАМ СИЛЫ


Несмотря на весеннее солнышко, никакого щебетания птиц в их спальном районе Москвы почему-то не слышалось. Профессор расстроился, ведь он планировал послушать пение птиц в последний час своей жизни, а вместо этого слушал лишь гомон недовольных людей на автобусной остановке. Людей было так много, как когда-то при открытии первого Макдональдса в Москве.

– А что произошло-то? – спросил он у мужчины, что стоял в самом хвосте этой громадной очереди.

– Автобусов нет. В новостях передали, будто какая-то крупная авария. Дороги перекрыли.

– Небось, какая-то шишка в аварию попала, и теперь людей будут мариновать до самой ночи! – вклинилась в разговор женщина из очереди. – Хорошо, что сегодня суббота, а представьте, что было бы в будни!

– Понятно, – иронично усмехнулся Игорь Валентинович. – Будьте здоровы! – от всего сердца пожелал он людям в очереди и пошел дальше своей дорогой.

Чтобы дойти до парка, нужно было пересечь широкий проспект, пройти по диагонали весь микрорайон, обязательно зайти в булочную, где он когда-то познакомился со своей женой. Примечательно, но он знал будущую супругу раньше, еще со школьных времен. Девушка училась в соседней школе, ходила в музыкалку, что располагалась напротив его окон, и он часто наблюдал за ней в бинокль из кухни, но подойти и познакомиться решился только в самом старшем классе, когда увидел ее в булочной.

С тех пор они постоянно покупали там выпечку, а после ходили кормить птиц в лесопарк их района. Там имелась секретная кормушка, что Игорь Валентинович самостоятельно смастерил, и даже лавочка только для них двоих.

Собственноручно изготовленная лавочка была торжественно установлена именно на то место, где они впервые поцеловались, знаменуя собой самое настоящее "место силы". А впоследствии целоваться, сидя на ней, стало для них особенно приятной семейной традицией.

И сейчас никак нельзя было упустить шанс зайти в булочную, в это священное помещение, которое за шестьдесят лет ни разу не поменяло своего назначения: здесь выпекался лучший в Москве хлеб.

– Эй! – постучал он по закрытым дверям. – Эй, откройте! Что у вас там случилось? Сегодня же не воскресенье!

На двери булочной не было никаких объявлений.

– Как странно... – растерялся Игорь Валентинович, нервничая от рушащегося, строго продуманного последнего плана сражения с жизнью. – Нет-нет, мне непременно нужно туда попасть!

– Что вам угодно? – спросила женщина, курящая на соседнем крыльце, где располагалось ателье.

– Мне бы туда попасть, – сконфузился профессор, тут же представив, как выглядит со стороны: среднего роста, с небольшим лишним весом, седой, но заметно лысеющий мужчина в очках с ненормальным, маниакальным взглядом. – Я не ломлюсь туда, вы не подумайте ничего такого. Мне бы только...

– Хлеб и всякую выпечку можно в доме №15 прикупить, там тоже неплохая булочная, – укоризненно посмотрела на него швея, всё декольте которой было украшено какими-то булавками и нитками, а очки, с прикрепленными к душкам цепочками, держались на самом кончике носа. – И вы очень рассеянный гражданин, – вдруг смягчилась она.

Теперь Игорь Валентинович разнервничался не на шутку. Если он выглядит подозрительно, то его, не дай Бог, еще и в психушку заберут. Он начнет сопротивляться, сами собой поднимутся полы вельветового пиджака, все увидят кобуру, заряженный пистолет...

«О, нет, только не это! – в ужасе подумал он. – Только не в психушку! Я же всё продумал, подготовил, хотел, чтобы квартира перешла племяннику, не омытая кровью и трупным запахом старика, а чистая. Я специально паркет натёр, все углы отдраил, неделю на карачках ползал, пока не отмыл жилище. Даже пыль на стенке в гостиной протер, антресоли разобрал, люстры вымыл, выкинул всякое барахло, разложил всё аккуратно по полочкам, ковер из химчистки забрал... Ах!»

Тут его осенило:

– Я же заказал у вас новые шторы! – хлопнул он себя по лбу. – И забыл явиться за ними на прошлой неделе. Вот я растяпа!

– Вот-вот, господин рассеянный с улицы Бассейной, – засмеялась женщина. – А я вам звонила, между прочим. Вас же Игорь зовут, не так ли?

Он смущенно улыбнулся и активно закивал в ответ.

– Я забыл, простите.

– Ничего, бывает, это проблема старческим склерозом называется, – отмахнулась она, выбрасывая сигарету.

– Да я не такой уж и старый, – мгновенно отреагировал он, но тут же замолчал, удивляясь самому себе: «Что это со мной?!»

Научный ум профессора вынес однозначный вердикт: «Страх смерти и попытка ухватиться за жизнь, найти новые смысл и цель».

– Пойдёмте, я шторы ваши отдам, – поманила за собой швея и грациозно, несмотря на некоторую пышность немолодого тела, скользнула в своё ателье, махнув длинными кистями вязаной ярко-малиновой шали.

Профессор, расстроенный неожиданным поворотом, с мученическим видом посмотрел в небо, где полуденное солнце спешно скрывалось за громадную тучу, и, вздохнув, отправился следом.



В ателье было как всегда прохладно. На подоконниках стояли редкие горшки с алое и парочка кактусов. Не зная, как загладить свою вину (а, может, предпринять попытку оторвать взгляд от пышногрудой швеи) Игорь Валентинович обратил взор на цветы:

– Вам нравятся кактусы? Моя жена не любила кактусы. Она больше по розам была, выращивала их на окошке, на балконе. Мы мечтали о даче, но как-то не сложилось.

– Была? – подняла на него сочувственный взгляд швея.

– Была, – вздохнул он.

– Давно?

– Нет, не очень, чуть больше двенадцати лет.

– И это, по-вашему, «не очень»? – искренне изумилась швея, нарочито медленно и аккуратно складывая шторы. – Вы сильно ее любили, если для вас двенадцать лет, проведенные без нее, это «не очень» давно.

– Да, так и есть. Очень любил. Как будто и не было этих двенадцати лет разлуки, как будто только вчера похоронил и оплакал. Хотя так и было: ездил пару дней назад на кладбище, где снова слёзы лил.

– Мне очень жаль. Вы, вероятно, сильно тоскуете.

– Мне ее безумно не хватает, – грустно улыбнулся Игорь Валентинович, ковыряя ногтем стол. – Не знаю, почему я с вами так разоткровенничался. Простите меня.

– Иногда нужно откровенничать. А я умею слушать. Но знаете, что я вам скажу... Поверьте, ваша тоска – это гораздо лучше, нежели прожить жизнь, как я: мне скоро шестьдесят, а никакой «настоящей» любви в жизни не было. Не встретился мне «тот самый человек».

– Совсем? – не поверил профессор.

– А вот совсем! Многие утверждают, что нет ее, любви-то этой, но я наивная: до сих пор жду. Глупая, глупая, скоро на пенсию, а я всё в сказки верю! – резко дунула в пакет швея, чтобы раскрыть его. – Да что ж такое с этими пакетами!

– Позвольте мне, – робко предложил Игорь Валентинович, – я с ними отлично управляюсь.

– Позволяю, – покраснела швея. – Меня, к слову, Ксенией звать.

– Ксюша, значит... – улыбнулся ей профессор, отдавая раскрытый пакет, – это очень мягкое имя.

– Да где там, мягкое! – засмеялась Ксения. – Резкая я. Порой сама себя останавливаю, а потом опять на всех рычу, ворчу и даже могу накричать.

– Не похоже.

– Да неужели?

– То, что вы строгая женщина – видно сразу, и еще... – отстраненно посмотрел на нее Игорь Валентинович, впервые замечая ее аккуратную прическу из пышных, ярко рыжих волнистых волос, игриво подведенные глаза, перламутровую помаду... «Боже мой, – опешил он, – сколько лет я не смотрел ни на одну женщину! Весь ушел в работу, в статьи, в науку, которая никому не нужна! И я сам никому в этом мире больше не нужен...».

– И еще что? – напряглась Ксения в ожидании дополнительных характеристик ее внешности.

– Ваши очки, что вы носите на самом кончике носа. Они делают вас похожей на строгую аристократку.

– Ах, – засмеялась Ксения, – ну вы и льстец! Скорее на гувернантку! Но... как вы догадались? Я ведь действительно из дворянского сословья. Моя бабка происходила из древнего, княжеского рода. Вот так номер!

– Просто у вас аристократичные черты лица. И взгляд умный. Это сразу бросается в глаза. А кто вы по образованию?

– Смеетесь? – угрюмо окинула его взглядом швея. – Стояла бы я тут, будь у меня хоть какое-то высшее образование! Молодая была – не училась, а потом...

– Почему не учились?

– Семья у нас большая. Младших братьев и сестер старалась прокормить. Отца у нас не было. Вот я и работала вместе с мамой то на заводе, то на стройке. А когда очнулась, когда все мои братья-сестры поженились да поразъехались, беззаботно махнув ручкой, то мне уже за тридцать перевалило. Они-то все у меня выучились, все школы и техникумы закончили, специалистами, значит, стали. Даже двое братьев высшее образование получили. Очень хорошо в жизни устроились. Вы не подумайте, я их не виню. Просто... как-то... Делаешь людям добро, а потом... а потом они тебя даже с днем рождения не поздравляют, совсем не звонят. Им сложно открытку прислать на Новый год, что уж говорить о том, как бы навестить меня или хотя бы устроить к себе на работу, купить мне что-нибудь нужное в дом. Вот такая жизнь. Все теперь далеко, все отдельно, мало кто в одном большом доме живет, как раньше, в старину было. Или хотя бы в соседних квартирах. Всех специально разделили, семьи разбили, всю клановость, общинность уничтожили, а вместе с ней и любовь к близким, заботу, благодарность и справедливость. В сорок лет я срочно выучилась на швею. Потом перестроечное время... опять голод, экономический кризис, маму сама похоронила... Всё одна да одна, сама да сама. И дворником работала, и кассиром. Потом смогла найти работу швеи на фабрике, потом сюда перебралась, когда фабрику закрыли. Всё же продаём иностранцам, ничего сами не производим, будто и страна у нас инвалидная, а не только люди. Никто в производство вкладываться не хочет, а если кто вкладывается, то это иностранные инвесторы, а они крутят-вертят нашей экономикой, как хотят. Всё своё хаем, а всё иностранное боготворим. Как всегда. К этому нас приучили, всю гордость у народа отобрали и растоптали. Да что же это я?! Заболтала вас?

– Нет-нет, – запротестовал Игорь Валентинович, – мне очень приятно с вами разговаривать.

– А вы чем занимаетесь?

– Кхм-кхм... – нащупав пистолет, прочистил горло Игорь Валентинович, – а я уже вышел на пенсию. Я – биохимик.

– Ой, как интересно! – всплеснула руками Ксения. – И что, вы хотите сказать, что работали по специальности?

– Более чем. Я ее даже преподавал в ВУЗе, у меня докторская степень.

– Боже! – Ксения в восхищении округлила глаза. – Вы меня пугаете.

– Почему?

– Не люблю докторов. Особенно со степенями, – засмеялась она, и Игорь Валентинович вскоре присоединился к ней.

Он смеялся легко, совершенно непринужденно. Наверное, в первый раз за последние двенадцать лет.

«И в последний», – подумалось ему как раз в тот момент, когда с оглушительным шумом разбились вдребезги два окна ателье.



************



– Что предлагаешь? – сурово посмотрел на своего юнгу капитан судна. – Если нам не пройти незамеченными, то тогда...

– Капитан! – ворвался старпом. – Нас собираются атаковать!

– Проклятые волчьи морды! – выругался капитан и, поднявшись со своего кресла, скомандовал: – Тогда немедленно приступаем к затариванию! Выпустить челноки, а дальше... хватайте всех, до кого сможете дотянуться. Чтобы через три часа все трюмы были полны «питательными»! Я остаюсь на мостике, сдерживаю атаку всего три часа. Тех, кто не успеет вернуться на корабль, бросаю здесь. Не нужно нам открыто конфликтовать с волками, в ярости им нет равных. Всё ясно?

– Да, капитан! – мрачно отозвался старпом.

– Либер, бери с собой юнгу, ему в первый раз такое.

– Разве я тоже спускаюсь? – удивился старпом по имени Либер.

– Конечно! Сейчас волки придумают свой план, как лучше жратву собрать. Пока они в одном месте будут собирать, мы – здесь, и наоборот. Всё очень просто. Налетайте стаей! Волки любят всё делать по закону, и мы этим воспользуемся. Обыграем их.

– А как быть с оборонительной системой планеты?

– Наш агент должен отключить ее, как только ты известишь его о нашем прибытии и высадке. И вот еще что, Либер...

– Слушаю?

– Не провоцируйте волков. Не суйтесь им под носы. Заберите всё, что причитается нам по закону, а остальное воруйте, но с умом. Берите там, где волки еще не успели побывать, после чего быстро перемещайтесь в другое место. Я буду сбрасывать тебе координаты.



********



– Приступай, – скомандовал Вожак Стаи, – а то обезьяны уже прибыли на своё пиршество. До чего же они тупые, их совершенно ничему не учит история! – Расплылся он в оскале, обнажив острые зубы. – Несколько ракет запусти в их сторону для отвлечения внимания этих макак, но не поражай цель. Отошли им сообщение, чтобы они чтили закон и не лезли вперёд тех, кто имеет привилегированное положение. Одновременно свяжись с нашей земной службой: пусть на полную открывают клапаны шахт и подают максимальное давление. Какой расчет, какое приблизительное время?

Старший помощник нахмурил морду и сосредоточенно засопел, всматриваясь в показатели на голографическом экране:

– Учитывая, что активная подготовка длится уже полгода, то при максимальном выхлопе у нас будет порядка суток, чтобы успеть собрать пригодный урожай.

– Действуй, Анх, ты сам справишься, – скомандовал вожак и, резко отвернувшись, направился в свои апартаменты.

– Всё исполню, как планировалось, – поклонился Анх.

Точно желая освободиться от неприятного чувства, он нервно потряс своим загривком с шелковистыми черными волосами, что лежали клином на лопатках, и не слишком уверенно отдал необходимые приказы.


Глава 3
ПАТРИЦИИ И ПЛЕБЕИ


Ударная волна перебросила Игоря через стол, на котором до этого лежали ткани в рулонах, ножницы, мел... Где-то на задворках сознания промелькнули несвязные мысли:

«Что взорвалось?»

«Теракт?»

«Газовая авария?»

«Хулиганские разборки?»...

Но всё это потом, потому что сейчас важнее было добраться до Ксении. Она лежала без сознания на полу, вся усыпанная осколками стекла.

В ушах долбилось подскочившее давление, голову сжимало, стало трудно дышать, но Игорь вспомнил о том, что он, прежде всего, мужчина, а не новоявленный пенсионер, и пополз по направлению к швее.

– Ксения... – позвал он, будучи уверенным, что произнес это вслух, но лишь с третьей попытки смог отдалённо расслышать собственный дрожащий голос: – Ксюша, Ксюша, очнись! Ты жива?

Он сильно потряс ее за плечо, и вскоре Ксения открыла обезумевшие глаза.

– Что случилось, Игорь?

– Взрыв, там какой-то мощный взрыв на улице.

Они одновременно перевели взгляды на разбитые окна, где увидели бегущих по улице людей.

– Я некрещёная... – промолвила Ксения, осеняя себя крестным знамением. – Не успела. Как ничего не успела в своей жизни. Господи, помилуй!

– Он не поможет.

– Почему? Всем людям помогает. Давай помолимся, а?

– Он тоже раб, не патриций, не тот, кто имел права по рождению. Его даже Понтий Пилат так назвал: «Esse homo!». В ином случае он избежал бы даже порки.

– Что ты! Бог с тобой! Я читала на эту тему и точно знаю: это имеется в виду, что он – сын человеческий, – цепляясь за остатки разума, заспорила Ксения, при этом судорожно вспоминая слова молитвы «Отче наш».

– Не знаю, кто и что там подразумевает, но я читаю, как есть.

Они решили повременить и посидеть на полу. Ксения пребывала на грани истерики. Особенно ее пугали пробегающие мимо ателье люди.

– Может, нам тоже, а?

– Нет, лучше переждать.

– Тогда расскажи мне что-нибудь, Игорь. Иначе я сейчас сойду с ума. Ненавижу долго ждать.

– Я тоже. Что ж... Коли уж зашла речь, то до сих пор essen – это "есть, вкушать, питаться". По-немецки. А это прямые наследники Римского права. Как теперь и весь мир. Вот мы и вкушаем плоть и кровь, питаем свои души humus-гумусом, почвой земной, глиной, из которой сотворены гомо – гоминиды. Humo – это "погребальные почести", humous – это "перегнойный", humana – "человеческие дела", человек, а humanitatis – это "человечество", humanismus – "гуманизм". В Риме человека называли mortalis – "смертный", подразумевая себя – патрициев, бессмертными, равными богам. Будь то граждане, принадлежащие господину-государю, будь то civil, принадлежащие Evil – все мы рабы, civilization, всё человечество. Раб ни тогда не мог, ни в настоящее время не может по собственной воле отказаться от своего господина, он может лишь поменять его. Тогда он получит новое гражданство – читай: холопство, рабство взамен чего-то. Взамен верности, результатов его труда, личных инвестиций или предательства прошлого господина. Вместе с этим он получит паспорт, как модель. Как патриции получали свидетельства того, что им принадлежит тот или иной раб, тот или иной плебей, скот с тавро-номером, сколько он стоит, где его женщина, сколько детей от него произведено и какому господину они приписаны. Свидетельства о рождении плебса до сих пор продаются в развитых странах. А sapien – это «на кухне», а homo = hemo = HEMO. Это не только гемо и гомо, с которых начинаются все слова, характеризующие «кровь», но еще можно по-русски прочитать: немо. Немой, значит, бесправный. Можешь читать по-латыни: nemo – это «никто». Вот тебе и получается, что Homo sapiens – это как «раб вкусный». Как хорошая еда, отличный, изысканный вкус, кухня. Как разумный подход к пище, амрита, амброзия, нектар, пища богов... Можешь, кстати, прочитать и как замысловатую анаграмму, к которой так любили прибегать в древности, и тогда ты получишь вместо sapiens – расиенс. Учитывая перевод слова раса или руса, например, с санскрита, как светоносный, лучистый, свет и всё в таком роде, то делай вывод.

– Всё это так странно, Игорь.

– Что, думаешь, фантастика? Или просто совпадения? Может, притянутые за уши факты? Нет, увы. И как последнее доказательство: сома – удивительный, опьяняющий и дающий силу напиток, описанный в древнеиндийской литературе. Иранцы называли этот божественный напиток "хаома" или "хэомо", или "haomo". Это идентичное название. Из чего он выжимался – никто из исследователей древних текстов, доступных общественности, так и не смог понять. Ты же наверняка знаешь выражения «вкусная и полезная пища» или «питаться нужно с умом»? Вот так и другие говорят о человечестве в целом – «умная пища».

– Другие... – обомлела Ксения. – Ты хочешь сказать, что...

– Я говорю это, чтобы ты не сошла с ума от того, что скоро увидишь. А ты это увидишь. Перед кончиной.

– Что? – сдавленно вскрикнула Ксения, зажав себе рот.

Профессор с трудом поднялся на ноги, помог Ксении отряхнуться от осколков, вытащил из своего рукава парочку стеклянных игл и осторожно направился к выходу.

– Не ходи туда! – пропищала Ксения. – Не надо! Ты же сам говорил, что надо переждать! Там что-то страшное происходит. Я чувствую.

– А я не только чувствую, я еще и знаю наверняка, – потянул носом Игорь. – Как тебе дышится? Не возникает затруднений при дыхании?

– Немного, – прислушалась к себе Ксения. – Голова болит. Но это от взрыва, наверное. Это давление подскочило, сахар в крови...

– Я тоже так сначала подумал. Но нет, это другое.

– Что другое?

– Воздух другой.

– В смысле?

– Началось... – прошептал своим мыслям профессор и, судорожно сглотнув, повернулся к Ксении: – Началось то, что я и предсказывал. Я показывал им расчеты, представлял доказательства, а они не верили. Слепцы, подвластные своим кесарям, утверждающим всеобщие законы. Они всё прекрасно знают, они хорошо стада подготовили. Я так надеялся, что этого не произойдет, но именно сегодня, согласно всем моим расчетам...

– Мне страшно.

– Не бойся. Это будет не так ужасно, как в фильме «Война миров». Это будет гораздо «гуманнее», то есть умнее. Им невыгодно, чтобы на данном этапе жертвы испытывали панику, стресс и страх. Это сильно портит исходные характеристики крови и мешает транспортировке товара, "лежкости" плодов, так сказать. Но знай: отрицательными, больными эмоциями они насладятся позже и в полном объеме.

– Кто "они"?

– Ты же догадываешься. Я вижу это по твоим глазам. Интуитивно догадываешься, о чем и о ком идет речь.

– Ты говоришь, что они... – не смогла договорить Ксения. Ее голос просто сорвался от нервного потрясения.

– Я говорю, что они увеличивают концентрацию CO в атмосфере. Когда концентрация оксида углерода достигнет нужной отметки, мы все просто упадем, задохнувшись угарным газом. Гемоглобин вступит в реакцию с этим газом, и всё клеточное дыхание и транспортировка кислорода автоматически заблокируется. А те, кто выживут – скончаются от воспалительных процессов, от осложнений. Останутся лишь немногие, у которых иные характеристики крови, нежели у большинства, их не волнуют подобные изменения в составе атмосферы, так же как и увеличение эндогенного CO в собственных организмах. Они модифицируют нас, создают новый углеродный вид. Но прежде им нужно собрать питательный урожай из тех, кого, скорее всего, будут транспортировать отсюда.

– Так кто же «они»? – побледнела Ксения, подойдя на шатающихся ногах и изо всех сил вцепившись в рукав профессора. – Откуда такая уверенность?

– Боги. Они прилетели на великую жатву. И делают они это постоянно, с завидной периодичностью. Эти периоды всем, кому нужно, давно известны.

Ксения отступила от Игоря, но он привык к подобному взгляду: его все считали ненормальным альтернативщиком. Все, кроме отчаявшегося священника-архивариуса, имевшего допуск в библиотеку Ватикана, и еще полковника ФСБ, что лично допрашивал его и изымал научные работы, лабораторные данные, труды, доказательства, книги...

Ксения уставилась на профессора остекленевшими глазами, затем нервно хихикнула, предположив:

– Это же какие-то эзотерические штучки, да?

– Отнюдь. Это научно доказанные факты, – раздражённо отмахнулся Игорь. – Это происходит не в первый раз. Поверь мне. Просто нам потом новую историю рассказывают, новые даты летоисчисления навязывают.

– А что будет с теми, кто выживет? – переборов недоверие, решила уточнить Ксения, так как ее интуиция действительно сигналила SOS.

– Гореть им всем синим пламенем!

– Почему именно синим?

– Потому что при той концентрации, что ожидается, начнётся цепная реакция горения в атмосфере. А дальше, если мои расчёты верны, землян навестит комета или что-то вроде того – нечто горящее, нечто сияющее и... мыслящее. Оно, как спичка, беспощадно сожжёт весь коробок, понимаешь?

– Да, – решительно закивала Ксения. – Что же делать? Куда бежать? Как скрыться от этой напасти?

– Как ты скроешься от такой температуры на планете? Чем собираешься дышать, что пить, когда вся вода испарится, а остальное перейдёт в иные формы под воздействием температур и давления. Хотя... – присмотрелся он к ее красивым глазам, что взирали на него, точно на всемогущего Бога, – существуют пещеры... Если удастся добраться до них, если удастся спуститься очень глубоко, то там всё еще сохранились фильтрующие установки прошлой цивилизации, там всё еще работают охладители. Не говоря уже об их собственных заводах. Мы сможем выжить. Я был там однажды и всё видел собственными глазами, и мне хватило ума не рассказывать об этом месте в своих научных работах. Пойдём. У меня приятель владеет крохотным самолетом-кукурузником. Лететь несколько часов, но если мы поторопимся...

– Я всё поняла. Документы бессмысленно брать? Я ведь, получается, простая плебейка.

– Верно, Ксюша. Ты схватываешь на лету, – искренне поразился Игорь.

Тут мимо разбитых окон пронеслась небольшая толпа обезумевших людей. Профессор в уме пересчитал, сколько пуль у него в запасе, а сколько – в обойме, и неутешительно отметил про себя:

"Негусто, но хоть что-то. Не голыми же руками защищаться..."


Глава 4
ОТБОР


Они вышли на улицу, где творилось невообразимое. Повсюду бегали люди. Кто-то особенно тупой мародерствовал вместо того, чтобы спасать свою шкуру. Но в основном люди спасались от того, что невозможно было не заметить: ямы, колодцы – все они словно вытянулись, высунулись из-под земли, а внутри – зияющая пустота на много сотен метров.

По проезжей части ехала полицейская машина. Людей призывали к спокойствию, просили собраться на главной улице микрорайона. Полицейские кордоны, выставленные на районной окраине, говорили сами за себя. Весь транспорт был остановлен.

– Как мы доберемся до твоего приятеля? – вцепившись в руку Игоря, зашептала Ксения. – Нас же не выпустят.

Профессор лихорадочно соображал.

В это время подъехал джип. Из него вышла женщина в элегантном брючном костюме, взяла рупор и принялась оглашать правительственную волю:

– ...и нам пока не совсем понятно, сколько это будет продолжаться. Поэтому, во избежание ненужных жертв, – при этих словах Игорь даже рассмеялся, – да-да, – настороженно посмотрела на него представительница власти, – именно ненужных, принято решение о срочной эвакуации. Люди, в чьей крови будет обнаружено превышение окиси углерода, увозятся на бесплатную, повторяю – бесплатную! – реанимацию. То есть о вас позаботятся. Остальные граждане, у которых не будет замечено явных изменений в крови, будут отправлены в безопасное место, в бомбоубежища, где уже сейчас установлены фильтры. Там нормальный воздух.

– И здесь был бы нормальный, если бы вы его не портили, – пробубнил Игорь.

– Что-что вы сказали? – прищурилась женщина-глашатай.

– Лучше объясните, что ваши самолеты распыляют! – вместо ответа крикнул на весь проспект профессор, указывая на пролетевшие мимо самолеты. За ними тянулись странные дорожки распыляемого вещества и узоры были так точны, словно пилоты вышивали небо старинными символами.

– А вы как думаете? – женщина-глашатай уже откровенно раздражалась. – Пытаются нейтрализовать CO в атмосфере.

– Кажется, именно его они и распыляют.

– Какие глупости! – фыркнула она и презрительно отвернулась к толпе: – Прошу всех выстроиться в очереди. Мы будем дистанционно проверять наличие в крови искомых изменений. У нас имеются все необходимые для этого инструменты, тесты, индикаторные препараты. На весь процесс эвакуации нам отведено не более трех часов. Сейчас по всем квартирам ходят правительственные войска, так как сил правоохранительных органов не хватает. Ходят с тепловизорами, так что не переживайте, всех ваших близких приведут на эту улицу. Вы скоро встретитесь с ними. Проявите гражданскую ответственность и сознательность. Никто ни за кем бегать не собирается! Если вы хотите оставаться на отравленной ядовитым, токсичным газом территории – это ваше право. Вы все свободные граждане и сами в состоянии оценить перспективу.

Подъехали автобусы. Один за другим. Военные раскрыли свои волшебные чемоданчики, установили сканеры и дали знак готовности. Очередь потекла...

– Что делать, Игорь? – занервничала Ксения. – Вдруг они и вправду всех сейчас эвакуируют, а те, кто останется – те просто задохнутся, а?

– Не глупи, – зашипел ей в ухо профессор, – это и есть отбор на транспортировку. Им важно отмести в сторону тех, у кого в крови появилось сопротивление, у кого организмы приступили к мутации.

– К какой еще мутации?

– Очень быстрой. И они опасаются ее больше, чем самого конца света. Смотри, – и профессор указал подбородком на скандальную сцену: у матери обнаружился "предельный уровень CO в крови", а у ее дочери – нет. Ребенка принялись запихивать в другой автобус, а мать, естественно, воспротивилась.

– Нет, детей эвакуируем без согласия родителей, – отрезала представительница власти.

– Как же так?! – зарыдала женщина. – Это мой ребенок! Верните мою дочь! Мы никуда не поедем, мы останемся здесь!

– Это исключено, – менторским тоном, объясняла ей наделенная властью женщина. – Вы что, такая плохая мать, такая несознательная, что готовы задушить этим газом собственное дитя? Что за нацистские выходки? Вы обязаны обеспечить дочери выживание! Вы ее законный опекун.

– Я ее мать! Я ее родила! Она – моя плоть и кровь! Отдайте!!!

– Значит так, я обладаю полномочиями единолично рассматривать ваш вопрос. И я приняла решение: ребенка у вас забирают, вы не способны ухаживать за тем, кто является человеком и гражданином, кто принадлежит этому государству. С вас снимаются все обязательства в отношении ребенка. Теперь о девочке позаботятся государственные службы. И сделают это явно лучше, нежели вы!

– Боже мой, Игорь, – заплакала Ксения, слушая речь власть имущей, – это в точности то, что ты рассказал мне.

– Я тебе и части еще не рассказал.

– Ты можешь как-то помочь этой женщине? Нужно что-то сделать, это же несправедливо, в конце концов! Она – мать, она имеет право... – и Ксения замолчала, поняв, что никаких реальных прав та женщина не имеет. Только обязанности.

По ту сторону проезжей части стояли кордоны. Игорь, рассматривая военных, окруживших людей плотным кольцом, выискивал тех ребят, кто еще не подсел на новые армейские добавки, что делали мозги солдат тугими, словарный запас скудным, а речевой аппарат тормозящим.

– Смотри, – указал он подбородком на двух ребят.

Военные наблюдали за разыгрывающейся драматической сценой у автобусов.

– Им жаль, я это по глазам вижу, – прошептала Ксения.

– А что ты еще видишь?

– Ничего.

– Смотри внимательнее на их руки – они сжаты в кулаки; на лбу, между бровями, залегли складки, на скулах дергаются желваки... Они лихорадочно думают. Они ведут самую главную войну: внутри собственных сердец. Давай надеяться, что добро победит зло, что ярость возьмет верх над страхом перед властью и Хозяином, а воля – над безволием и бесправием, внушаемом с раннего детства. Знаешь, Ксюша, давай-ка обратно в твое ателье пойдем. Спрячемся там под тканями. Видишь кошку на остановке?

– Да.

– Бери ее под предлогом пожалеть-погладить и тихонечко обратно, пока все скандальной сценой заняты.



Глава 5
ЧЕЙ УРОЖАЙ?


Анх оказался умнее и предусмотрительнее своего предшественника: он просмотрел запись прошлых ошибок и отметил моменты, коих стоит опасаться.

– У нас оружие, многократно превосходящее их оружие. Чего ты опасаешься, Анх? – удивился помощник.

– Каждый раз, когда идет жатва, сам процесс сбора урожая записывается в общее поле, в гены тех, кого мы забираем себе на еду и услужение. Даже незначительный инцидент способен всколыхнуть общую генетическую память. Это только кажется, что они разобщены и обладают индивидуальностями, личностями, живут обособлено. На самом деле когда-то они были едины, когда-то это был единый коллективный разум. Углеродная форма жизни вообще крайне плотная за счет высокой прочности самих молекул. Они намного ближе друг к другу, чем воображают, – усмехнулся Анх. – Вон, видишь, – указал он на двух военных. – Эти парни – точная копия тех, кто когда-то взорвал маточный корабль азов.

Помощник вытянул свою волчью морду и, пододвинув кресло к креслу Анха, уселся рядом.

– Я слышал об этом. Но как им удалось?

– О, это секретная информация, брат. Но будь уверен, в этот раз такого не произойдет! Хотя я не могу не признать, что шокирован совпадением: это их дубликаты, и по какой-то нелепой случайности, по странному совпадению, они оказались в том же месте, при такой же ситуации, но в другой раз.

– И смотрят они как-то недружелюбно, – рассмеялся помощник Анха.

– Более того – агрессивно. Вон, хмурятся стоят.

– Расскажи мне, я никому ни слова не скажу. Честью клянусь!

– Они выдали азам заговорщиков в Ордене, а сами обвешались взрывчаткой и под предлогом "быстрей-быстрей" потребовали встречу на маточном корабле. Их просьбу удовлетворили, приняли, а они – бах! – и сами подорвались, а вместе с собой – целый корабль, представляешь?! Всю вайтмару!

– Хитрый ход: мол, мы вам заговорщиков в Ордене выдадим, а сами пробрались туда, куда даже орденцы не смогли пробраться! Слушай, Анх, а они, эти сома, не так уж и глупы, однако.

Анх повернулся к иллюминатору.

Их корабль висел в каких-то ста метрах над улицей, где происходило столпотворение и отбор по группам крови.

– Сдается мне, нам следует прервать этот спектакль земного Ордена и самим явиться, дабы ничего не повторилось. В конце концов, вожак дал мне добро на инициативу.

– Действительно, какая разница, если homo увидят нас? Подумаешь, немного концентрация гормона страха увеличится в их крови. Судя по данным, что мы получаем, там и без нас сейчас паника.

– Да, готовь отряды к веселухе! Спускаемся через пятнадцать минут. Какую-то часть людей как раз закончат фасовать по автобусам. Каких-то мы вместе с автобусами на борт поднимем, а каких-то сами проверим. Этих двоих военных я лично хочу проверить.

– А когда подоспеют остальные расы?

– Теперь они предпочитают покупать товар у нас. Но нужно соблюдать закон и в любом случае не трогать чужое стадо. Если они не явятся, то нам даже лучше: своё стадо они потеряют при зачистке, а у нас возрастут продажи.

– Нам выгодно сделать так, чтобы они своё стадо потеряли, – заржал помощник.

Анх погрозил пальцем:

– Мы живем по закону чести, не забывай, брат.



Глава 6
ОСКВЕРНЕНИЕ ОБРАЗА


Зайдя в ателье, Игорь первым делом поинтересовался, имеется ли подсобное помещение.

– Да, имеется. Вон там, – указала Ксения. – Я дверь в подсобку тканью драпирую, чтобы не вызвать ни у кого желания наведаться туда. Зимой там шубу свою оставляю, сумку, если покурить выхожу.

Профессор заглянул в подсобку и осмотрел дверь. Ощупав косяк, он провел ладонью по полотну и бросил на Ксению озадаченный взгляд.

– А чайник имеется? Электрический.

– Да, – кивнула она, рванувшись вперед, но, чуть не налетев на мужчину, сразу же смущенно извинилась:

– Простите, Игорь...

– Думаю, уже можно на «ты».– Посторонился он, пропуская ее внутрь чуланчика.

– Сейчас... отрою чайник. Сегодня утром ткани привезли, я не успела всё разобрать, так и бросила всё в кучу.

– А микроволновки нет?

– Есть.

– Отлично! – обрадовался профессор. – Давай ее сюда.

– Ты что, обедать собрался? В такой час? – изумилась она.

– Нет, Ксюша. Нам нужно установить всю эту технику перед дверью и включить на полную мощность. Техника хоть немного исказит показания приборов, с которыми нас будут искать. Авось прокатит.

– Так у меня и маленький холодильник имеется, – и Ксения указала на нечто, заваленное рулонами ткани.

– Сейчас подвину.

Пока профессор двигал к двери холодильник, пока устанавливал на него микроволновку и чайник, она рассматривала его руки. Заметив, с каким интересом его разглядывают, Игорь вопросительно поднял брови.

– Я... – покраснела Ксения. – Ты не подумай, я просто...

Он отвернулся, закрыл дверь и уставился на замочную скважину.

– Нам удастся укрыться здесь, если военные не пойдут с собаками, конечно. Но я думаю, что в первую очередь они будут ходить по квартирам, а не по офисам и магазинам. Всё-таки это спальный район.

Заметно нервничая, Ксения достала из своей сумки паспорт. В чехле для документов хранились банковские и бонусные карточки, а также маленькая иконка. Вынув ее, Ксения прижала картинку к груди и зашептала молитву, воздев очи к потолку, а затем с любовью протянула икону Игорю, пояснив:

– Всего лишь сканированное изображение. Сама налепила на картонку. Икона моей бабушке принадлежала. Она говорила, что очень редкая.

Игорь неохотно взял икону. Внимательно рассмотрев, он быстро вернул ее обратно и, скрестив руки на груди, прислонился к стене плечом.

– Знаешь, первые христианские иконы копты создавали в чисто египетском стиле, не говоря уже о божествах, кочующих из одной религии в другую: божественная матерь Исида с младенцем Гором, Осирис – божий сын, но живущий на Земле, убиенный, да воскресший и воссевший на престол ради праведного суда людей... Всё это так похоже! Идентичны даже дни почитания, праздники, традиции, символы – тот же крест Анх.

– Никогда не увлекалась альтернативными теориями, но иногда почему-то смотрела по телевизору всякие передачи. От делать нечего.

– Хм, – пожал плечами профессор, – каждому – своё. И это только с точки зрения официальной науки существуют какие-то альтернативные теории. А на самом деле практически любая современная наука – и история древнего мира в первую очередь! – это всё теории, лишь немного подтвержденные практикой. Просто официально признанные на международном, внешнеполитическом уровне, где как нельзя лучше раскрывается вся суть единого мирового правительства. Это как с апокрифами. Тем не менее, они тоже существуют и содержат массу интереснейшей и важной информации.

– Почему тебе так интересна эта тема?

Профессор недвусмысленно указал на дверь.

– Я понимаю, – закивала Ксения, – но почему ты увлекся этим раньше?

– Это случилось после того, как я, будучи на международном симпозиуме в Каире, поехал на неофициальную экскурсию со своим коллегой. Мы путешествовали по всему Египту, бродили по заброшенным храмам и странным развалинам. Побывали в одном древнем храме, построенном на месте какого-то еще более древнего строения, где неожиданно отвалились облицовочные материалы. И то, что я увидел, меня потрясло до глубины души. Там, под слоями облицовки, были изображены самолеты, вертолеты, подводные лодки, скутера, буры... И буквица. Наша русская буквица! В числе прочих надписей – совершенно не египетских иероглифов! – была и такая: «Последний щит». Да и сам храм, с его ступенями вниз, с запретом на исследования, со всеми этими затопленными – да-да, именно намеренно затопленными! – подземными ходами производил неизгладимое впечатление. Тогда я и задался вопросом: «Ну, хорошо, допустим, всё это – правда. Тогда кто скрывает? Что скрывает? Зачем, с какой целью? И главный вопрос: кому выгодно?» И понеслось... Открытия сами появлялись на моем пути, сами падали мне в руки, как из рога изобилия. Я видел модели сверхзвуковых самолетов древних – их около ста во всём мире, потом разговаривал с инженерами, авиаконструкторами... Всё, что мы имеем сейчас – это лишь пародия. Всё это удалось создать, благодаря древним чертежам, моделям. Даже газовые и электрические лампы... Всё это уже было задолго до нашей эры! Если вообще были эти тысячелетия, о которых нам так упорно рассказывают. Оружие массового поражения – оно тоже было, и память о нем сохранилась не только в эпосах и сказаниях разных народов мира. Я лично видел фотографии – еще черно-белые – той равнины, что раскинулась на километры перед великой китайской стеной. Там была мёртвая земля, как будто ее бомбили. Она представляла собой пустыню, как после атомной войны. Просто пустошь, исковерканная, рваная, всем своим видом излучающая ауру недавней мученической смерти. И спустя сто или сто пятьдесят лет... она вдруг ожила, заросла всевозможной растительностью. Но деревья там очень молодые. Все. Абсолютно все деревья там молодые! И таких историй я могу рассказать тебе множество. Я бывал в разных странах, объездил весь свет, ходил и лазил там, где мало, кто решался. Спрашивается, кто творит эту историю? Кто повторяет, кто рассказывает небылицы об эволюции, о прогрессе? Случаем не те, которые испокон веков сражаются между собой за свои стада?

– Ты обижен на Бога. Это чувствуется, Игорь. Ты не должен. Бог в сердце. Неважно, как ты его называешь, но он существует. Я его чувствую. Особенно сегодня.

– В том-то и дело, что я тоже Его чувствую. И осознаю, что внутри меня существует некий конфликт, ибо те создания, которые на протяжении всей истории человечества выдаются людям за богов, на самом деле не являются Единым. И факты, голые факты говорят сами за себя. Нужно просто воспользоваться своими нейронными связями и включить логическое мышление. А тот, кого ты показываешь мне, не имеет никакого отношения к религии. Он учил добру и свету, но не распространившемуся злу. Он – революционер, понимаешь? Это особый тип существ-защитников, иногда приходящих сюда. И у каждого из них один и тот же сценарий. За счет высшей воли они быстро получают толпу страждущих фанатиков, но вскоре люди уже кричат: «Распни его!», а далее его останки ищут всем миром, как и Исида когда-то искала останки своего Осириса, чтобы выделить из них генетический материал. Знаешь, через сто лет, когда сменится еще одно или два поколения, и образ Че Гевары с легкостью сможет стать очередным эгрегором. У него похожая история. Вплоть до расчленения и создания тайны из мест захоронения его частей тела. Почему? На этот вопрос я могу дать ответ, будучи биохимиком. Но разве собирать энергию будет истинный Че? Нет, кто-то другой, Ксюша, кто-то другой, пользуясь его образом. Всего-то потребуется раздуть давно забытое, снабдить интересными фактами и «утраченными» первоисточниками, а после внедрить «тайное» знание, которое через усердную борьбу и мученичество обязательно станет выгодной религией.

– Как умерла твоя жена? – перебила его Ксения.

Игорь наклонил голову, и какое-то время Ксения могла лишь догадываться, о чем он думал. А думал он о том, что давно пытался выкинуть из головы.

– Я не знаю, – сухо бросив через плечо, поведал он. – Мне сказали, что случился приступ во время допроса.

– Какого еще допроса? – плотнее обернувшись шалью, допытывалась Ксения.

– Мои исследования... Они приехали, когда меня не было дома. Я вышел к соседу, а потом мы с ним отправились за пивом, хотели обмыть его покупку – он машину купил. Оказывается, нас искали. Когда мы вернулись, вдоволь обкатав машину и купив ящик пива, то у дверей его квартиры стояли какие-то парни. Даже не в форме! Жена соседа, перепуганная до смерти, сказала, что искали меня. Я побежал к себе на этаж. А там... дверь нараспашку... какие-то люди ходят... обыск... документы не предъявляют, позвонить не разрешают, угрожают оружием. Жены дома почему-то не оказалось, хотя когда я уходил, она собиралась готовить ужин. Я стал спрашивать, где она, и мне пообещали, что ответят на все вопросы, после того, как я отвечу. Поехал с ними «отвечать». Вернулся под утро, так и не получив ответы. Стал звонить по всем номерам, искать жену. Спустя двое суток нашел ее в морге. Сказали, что сердечный приступ.

– Мне так жаль, Игорь! – положив руку ему на плечо, всхлипнула Ксения.

– Какой сердечный приступ?! – с болью воскликнул он, точно вырвав кинжал из застывшего сердца. – У нее было отменное здоровье! Она спортом занималась, была младше меня на два года. Но это не главное... Она была беременна. У нас долго не выходило с зачатием, и мы давно смирились с этим, как тут такое счастье произошло! Врачи, понятное дело, отговаривали, настаивали на аборте, аргументировали возрастом и то, что это будут первые роды у нее. Всячески высмеивали, говоря, мол, «пенсия на горизонте, а она туда же». Врачи стращали и обещали, что она обязательно «окочурится» в роддоме, что это безответственно: в пятьдесят лет никто не рожает, и что это вообще похоже на ложную беременность, и всё такое. Но жена упёрлась, сказала, что в любом случае будет рожать, раз Бог послал, а там будь что будет. И вот так оно всё обернулось!

– Ты себя винишь? – догадалась Ксения.

– А ты как думаешь?

– О, боже мой... – не сдержавшись, обняла его Ксения и уткнулась носом в его спину.

Не зная, как реагировать на подобное проявление сочувствия, профессор словно закоченел. С одной стороны, ему так не хватало нежности женских рук, да и вообще элементарного человеческого тепла, заботы, дружбы и понимания, а с другой стороны... Всё это произошло так быстро, еще и на фоне воспоминаний о любимой жене, что выглядело предательством памяти, осквернением образа.

Безошибочно прочувствовав его состояние, Ксения резко отпрянула, еле слышно пролепетав скомканные извинения, но Игорь, поддавшись порыву, сам повернулся к ней и обнял.

– Я знаю, что такое чувство вины, – выдохнул он в ее волнистые волосы. – Не хочу, чтобы и ты его испытывала. Особенно сейчас. Спасибо за понимание, спасибо за твой порыв, Ксюша! Спасибо за твою человечность в последние часы этого мира. Безумие творится вокруг, но именно в такие моменты понимаешь, что – напускное, а что действительно важно в этой жизни.

Они простояли так минут пять, точно настраиваясь на одну волну, изучая биение своих сердец и чувствуя разгорающийся жар крови. Немного отстранившись, они продолжали держать друг друга в объятиях, рассматривая черты лиц, заостряя внимание на губах, и почти соединились в робком поцелуе, как за дверью послышался шум.

Там, на улице, кто-то подошел к разбитому окну ателье.

Профессор бросил взгляд на работающие приборы, изо всех сил надеясь обмануть военных.

– Ну, что там? – спросил тот, кто оставался на улице, у того, кто бесцеремонно вошел внутрь ателье.

Битое стекло хрустело под его ботинками. Затем на пол упали какие-то вещи, что-то разбилось, послышался торопливый топот, прыжок...

– Это кошка, – последовал ответ. – Вроде больше никого нет. Знаешь, тут деньги в ящике стола.

– Так бери, чего ждешь! – послышалось с улицы.

– Реально? – ухмыльнулся второй, стоявший совсем близко к двери подсобки, занавешенной с внешней стороны тканевым отрезом. – Вот прям взять?

– А кто докажет, что это ты взял?

– Ты прав, никто. Ну, смотри, не проговорись! Добычу делим поровну.

– Давай быстрей! Нам еще пару домов обходить и гнать всех на улицу.

– Уже иду.

Вскоре всё стихло. Игорь с Ксенией облегченно выдохнули.

– Зачем им деньги? – недоуменно покачала головой Ксения. – Они же военные, Игорь, они должны знать, что сейчас всё обесценится.

– Даже генералы не знают, а ты хочешь, чтобы солдаты знали. Глупые мальчишки, – фыркнул Игорь, осторожно отодвигая холодильник от двери подсобки и делая всё возможное, чтобы не смотреть на Ксению. Не хотелось вспоминать то, что могло произойти между ними еще пять минут назад. Пусть это всего лишь поцелуй, но психологически профессор не был готов даже к поцелую.

«Пусть остаётся всё так, как было последние двенадцать лет! – решил он. – Не хочу ничего менять. Или хочу, но боюсь? Чего? Собственной совести? Разве недостаточно я носил траур? Нет, если он всё еще в душе и сердце. Да и о чем я? Сейчас всё это не к месту и не ко времени. Дурак!..»

От этих мыслей он разозлился, резко распахнул дверь подсобки и... пожалел об этом.

Что-то изменилось на улице. И скоро стало ясно, что конкретно. Теперь бегали не только гражданские, но и военные. Кто-то из них стрелял, кто-то безумно вопил, кто-то просто падал на землю, на тротуар, на проезжую часть, по которой носились военные автомобили, пока не переворачивались от взрывов.

– Игорь! – вцепившись в него, испуганно выдохнула Ксения. – Что там?!

– Ад, – просто ответил он, – ад спустился на землю.




Глава 7
OPPORTUNITY*




Наблюдать сцену, когда ребенка отрывают от нормальной, любящей и заботливой матери, было совершенно невозможно. Что-то ёкнуло внутри и перевернулось, будто дойдя до душевной точки невозврата, и каким-то непостижимым образом, обойдя все запреты и директивы, смело повернуло обратно.

– Не пялься на них, Тёма, – шикнул Мишка своему боевому товарищу и одновременно самому близкому другу еще по детдомовскому прошлому.

– Миш, это всё как-то...

– Я знаю, о чём ты думаешь, – хмыкнул Мишка и демонстративно отвернулся в другую сторону.

– А разве ты сейчас не о том же думаешь? – резонно переспросил Артем. – Мы с тобой детдомовские, но если бы у меня была мать, если бы у тебя она была... Разве ты смог бы вот так спокойно, по собственной воле, сесть в этот грёбаный автобус и укатить от матери, оставив себе на память ее испуганное, зареванное, полное отчаяния лицо? Что здесь вообще происходит?! Это несправедливо, неправильно, жестоко, извращенно!

– Не наше с тобой дело. Не суйся, – шикнул на него Миша, но Артем отлично знал друга: Мишку эта сцена задела едва ли не меньше, чем его самого. – Нас здесь поставили за порядком следить, а не... – Миша замолчал, стиснув зубы, когда ребенка всё-таки оторвали от матери и силой затолкали в другой автобус. На рыдающую мать надели наручники и, угрожая оружием, лишением родительских прав, расправой да тюрьмой с пожизненным сроком, запихнули в другой автобус.

Артем и Миша смотрели на это действо, не отрываясь и уже не переговариваясь, а лишь обдумывая возможные варианты и подмечая все мыслимые и немыслимые детали.

Миша первым нашел выход из положения, незаметно ткнув приятеля локтем в бок и указав на высокого, стройного мужчину, что праздно прогуливался по скверу.

– А его всё это не касается, да? Что-то он не особенно паникует.

– Мне кажется, Миш, его это больше всех касается. Но в отличие от нас, он, похоже, в курсе того, что здесь творится, – заметил Артем, косясь на бронемашину позади них. – У нас там полно взрывчатки... У меня созрел дерзкий план.



Спустя пять минут Артем активно замахал мужчине в сквере. Тот, заметив недвусмысленный жест солдата, настороженно пошел по направлению к оживленной центральной улице.

– Сейчас всё выясним, – засопел Мишка. – Слушай, Тём, а если мы ошиблись в выводах, а? Представь себе, как всё это будет выглядеть. Нас же за психов примут.

– Ну... тогда не быть нам с тобой героями, – нервно втянул воздух Артем и приветственно отсалютовал подошедшему мужчине.

Как скоро выяснилось, солдатский блеф был продан за чистую монету, съеден и проглочен почти моментально. Почти...

– ...вы же видите, что происходит! – едва держал себя в руках Артем, пылко объясняя ситуацию. – Я знаю, кто вы. И кто они. Скажу честно, что не владею полной картиной, а только несколькими документами и доказательствами страшного заговора. Вам же выгоднее выслушать меня, а не гнать в шею.

– Предъявите мне эти доказательства, и тогда я решу, достойны ли вы того, чтобы предстать перед руководством, минуя даже вашего командира, не говоря уже о главнокомандующем, – потребовал сероглазый, не сводя глаз с Артема. Миша нутром почувствовал этот опасный, переломный момент: сероглазый мужик сейчас либо поверит блефу Артема и даст разыграть козырную карту, либо сдаст их к чертям. И тогда – всё. Штрафной батальон покажется райской благодатью по сравнению с тем, куда их отправят за такой обман.

– Не могу, – пролепетал Артем. – Я расскажу о коварном плане только самому руководству. Простите, дело не в том, что я пытаюсь кого-то перепрыгнуть, плюю на субординацию и чины, пытаюсь выслужиться и получить медаль. И не в том, что лично вам не доверяю. Я лишь хочу быть уверенным, что передаю сверхсекретную информацию в правильные руки. Поймите, это серьезные обвинения. И серьезный заговор.

Миша даже повернулся вполоборота, чтобы увидеть наглое лицо врунишки Артема, с висков которого еще немного и уже полился бы ледяной пот. Глаза друга остановились на лице сероглазого, а потом Артем сделал то, чего Миша никак не ожидал: парень смущенно опустил глаза и даже немного покраснел.

«Что за...» – нахмурился Миша и бросил быстрый взгляд на сероглазого. Тому явно нравилась реакция и поведение Артема.

– Но я и есть ваше руководство, – подозрительно резко сменил командный тон и надменную интонацию сероглазый. Его речь стала заметно мягче, бархатистее, можно сказать, что превратилась в ласкающий слух ручей. – Отказываясь подчиняться моему приказу, вы нарушаете субординацию.

– Я понимаю, – облизал губы Артем и как-то уж слишком по-киношному потёр бровь своими длинными, изящными пальцами, после чего скромно потупил взгляд.

«Ах, Тёмка! Ах ты хитрый сукин сын! – внутренне ликовал Миша, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заржать, когда заметил румянец, что чуть тронул щеки сероглазого мужчины. – Этот маневр стар, как мир. «Старый, да, но никем не отменённый», – вспомнил он фразу из советского детского фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!». – Хм, в нынешней ситуации это название точно про нас с Артемом».

– Что ж... – спустя минуту произнес сероглазый, по-прежнему не сводя глаз с Артема. – Я могу доставить вас к своему руководству. Значит, вы уверены, что дело в заговоре внутри самого Ордена? Они пытаются впихнуть нам испорченный товар?

– Зараженный товар, – поправил его Артем, с благодарственным вздохом подняв на него свои зеленые очи, отчего сероглазое «руководство» даже немного пошатнулось. – Орден именно это и задумал.

– Хорошо, следуйте за мной, – сероглазый нахмурился, бросил недовольный взгляд в сторону сортировщиков и автобусов, после чего развернулся и направился в сторону сквера. Парни сразу же покинули свои караульные места.

С одной стороны, уходили они с чувством облегчения – им больше не требовалось следить за порядком во время жестокого отбора и сортировки людей по группам крови, а с другой стороны... было совершенно непонятно, куда их теперь заведет эта авантюра.

Идя следом, Миша красноречиво вытаращился на Артема и бесшумно произнес, выразительно двигая губами:

– Что ты нёс, что за Орден?

Артем лишь поднял брови и недоуменно пожал плечами. Но было видно, что он испытывает гордость: его блеф, как обычно, попал в самую точку.

«И как ему это удаётся?" – в который раз подивился возможностям друга Миша. Но тут он вспомнил основную причину, по которой сероглазый согласился проводить их к руководству, и губы сами собой растянулись в глумливой улыбке, за что он сразу же получил пинок в бок.

Сероглазый повернул в сквере налево, скрывшись за памятником Неизвестному Солдату, и Миша успел прошептать:

– Я, конечно, всё понимаю: на войне все средства хороши, но ты меня убиваешь. Как ты потом от него отделаешься? Как выкрутишься?

Артем собирался съязвить в ответ, да не успел: на секунду они втроем просто... шагнули в тягучую темноту, после чего сразу же вышли из света. Но никакой улицы, никакого сквера вокруг уже не было. Они оказались в помещении.

– Сейчас на лифте, – сообщил им сероглазый, когда отъехала в сторону дверь и открылось квадратное помещение с зеркалами. – Прошу.

Они вошли в кабину лифта. Артем с Мишей принялись искать глазами кнопки, но никакой панели не обнаружилось. Вокруг был только разноцветный свет. Он лился из неизвестного источника, отражался от зеркал, висевших на стенах кабины, и отбрасывал теневые лучи на высоченный потолок.

– Здесь только дискотеку устраивать, – заметно нервничая, хмыкнул Артем, а сероглазый опять прилип взглядом к его лицу.

Легкая улыбка притаилась в уголках его губ, когда он как-то интимно прошептал слова, явно предназначенные только для одних ушей:

– Не бывал здесь? Ни разу?

– Нет, – покачал головой Артем, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Ты можешь остаться после доклада руководству. Тебе нет нужды возвращаться назад.

– А?..

– А твой приятель вернется к людям, – безапелляционно заявил сероглазый, поняв беспокойство Артема. – Я могу рассказать и показать тебе много нового...

«Не сомневаюсь», – внутренне осклабился Миша, делая вид, будто не слышит всего этого интимного шепота. А если и слышит, то совершенно не понимает подтекста.

Артёма же в тот момент больше всего волновало не откровенное расположение к нему сероглазого, а место, где они очутились, да и сам шантаж, коим он собирался воспользоваться в случае неблагоприятного стечения обстоятельств.

Вскоре дверь лифта, который двигался настолько бесшумно, что казалось и вовсе стоял на месте, открылась, и они вышли в коридор. Серые, немного выгнутые стены, облицованные черными блестящими панелями; не слишком широкий, но и далеко не узкий, длинный коридор; отсутствие окон... – всё это напомнило Артему о подводных лодках.

Тут они подошли к небольшому, не превышающему тридцати квадратных метров, залу, вид на который открывал арочный проем без каких-либо дверей. В центре помещения что-то непрерывно вращалось, ярко светилось и переливалось – прямо под стеклянным полом, а чуть выше, словно на круглых трибунах мини-Колизея, сидели... люди. Если их так можно было назвать.

Сероглазый грубо подтолкнул Мишу вперед, в то время как Артема сопроводил нежным поглаживанием между лопаток, при этом обращаясь к сидевшим полукругом Господам:

– Эти молодые люди утверждают, будто обладают доказательством заговора, что созрел в земном Ордене. Оказывается, нам хотели подсунуть зараженный опасным вирусом товар.

– Вот так новости... Найти заговорщиков и сжечь вместе с бракованными партиями товара!

– Это не так просто. Чтобы отделить зерна от плевел, нам потребуются точные сведения. А чтобы их получить, нужно удовлетворить одну просьбу этих человечков.

– Кого ты привел, Раф? Мелких вымогателей? Они недостойны даже того, чтобы стоять здесь, перед нами, в полный рост, не говоря уже о том, чтобы открывать рты и просить, – с презрением высказался главный Господин, восседавший на троне.

Они все говорили по-русски, при этом не раскрывая ртов. Артем с Мишей их прекрасно слышали, однако это не было похоже на голоса в голове. Звуки речи словно вливались извне и проходили тела насквозь.

Сероглазый, названный Рафом, оставил Артема и Мишу посреди светлого зала, а сам вальяжно поднялся по двум ступеням этого уменьшенного Колизея. Он остановился по правую руку от Господина, чья одежда недвусмысленно намекала на высокий статус, хотя сероватая кожа и отсутствие волос на голове больше делали его похожим на мертвеца. И таких титанов-мертвецов Миша насчитал порядка десяти в зале.

– Нет, не вымогателей, а честных купцов. Они желают предложить нам выкуп, – незаметно подмигнул Раф, и Артем весь сжался, но после тут же просиял догадкой.

– Выкуп? – усмехнулся гигант-владыка. – Что мне может предложить этот жалкий сома?

– Пусть сома сами и доложат, – позволительно махнул Раф в несколько распоясанной форме.

Здесь он явно чувствовал себя в своей тарелке: расправил плечи, чудно взлохматил светлые волосы, стал более несдержан в улыбках, которыми то и дело одаривал Артема, да и глаза его странно засветились. Миша даже зажмурился, чтобы проверить: не привиделось ли ему? Но нет, он не ошибся: серые глаза Рафа на самом деле изливали свет, который с каждой секундой становился всё интенсивнее и интенсивнее, а взгляд – пьянее и пьянее.

Покрутив головой, Миша чуть не хлопнулся в обморок, когда заметил гигантский иллюминатор. Пришлось признать «очевидное и невероятное»: они действительно находились на «тарелке».

По левую руку от Артема раскинулась потрясающая панорама Земли.

«Мы в висим в нескольких километрах от поверхности». – Сердце Миши заметалось и понеслось галопом. Он попытался взять себя в руки, но не удалось: впору было закричать и броситься наутек, точно ополоумевшая крыса.

Ища поддержки, он в ужасе повернулся к другу и обомлел: абсолютно спокойный Артем, не отрываясь, смотрел на этого Рафа с такой же всезнающей улыбкой, такими же странными глазами, изливающими небесный свет.

«Ну, всё... нам капут... Придется действовать по плану «Б», – с трудом осознал действительность Миша и решил воспользоваться последними секундами, чтобы вспомнить свою жизнь и все самые важные и лучшие моменты, коих, увы, у детдомовского сироты было совсем немного. Да и те, которые случались, все оказались связаны с Тёмкой, который...

...открыто, восторженно и благодарно улыбался в ответ на несдержанные, опьяненные каким-то экзистенциальным чувством улыбки Рафа.

Владыка вскочил с кресла, как и все остальные Господа в «Колизее».

– Раф! – в панике закричал он. – Кого ты привел?! Не смотри ему в глаза! Раф, очнись!

– Что происходит?! Остановитесь! – кричали они все Рафу. – Убейте этого сома! Срочно! Это не человек!

Но Раф уже ничего не слышал и не видел, кроме святящихся глаз напротив. Он изначально всё понял, но почему-то дал эту возможность Артему. Не стал сопротивляться, не стал проверять. Просто провел землян на корабль мимо сканеров и детекторов, минуя всякий здравый смысл. Под свою полную ответственность.

Артем, благодарно кивнув Рафу, протянул руку и сжал запястье Миши.

Подав условный сигнал, он одновременно с другом рванул на себе взрывчатку, коей были увешаны их пояса смертников. Они спрятали их под теплыми форменными куртками. Стеклянный пол главного зала лопнул, мгновенно открыв доступ к генераторному отсеку...

Гигантскую вайтмару разорвало на части, а вместе с ней и более мелкие вайтманы, что окружали маточный корабль.




Opportunity *

(Пер. с англ. «удобный случай, возможность», а также марсоход космического агентства НАСА, опущенный на поверхность Марса в 2004 году)

Продолжение следует...