Конец високосного года 63

- Хотелось бы..., - голос Леона сиплый и прерывистый, но он, по крайней мере, может говорить - уже неплохо. – Вы… начали трепаться - значит, что, Джиму лучше?
Хаус хмыкает, а вслух говорит:
- Тонкое наблюдение, амиго. Действительно, твоему приятелю намного лучше. По сравнению с клинической смертью он сейчас, можно сказать, в полном порядке… Кто ему назначил этот неозумаб?
-Я, - говорю с вызовом.
Хаус выдерживает мгновение паузы и согласно кивает:
- Правильно назначил. Он мнительный, таких лучше хоть чем-то лечить, чем ничем. Эффект плацебо они даже с леденчиками отрабатывают... Ладно, поменяем на что-нибудь такое же бесполезное.
- Почему с ним это случилось? - спрашивает Харт. - Из-за бесполезного лекарства? Его не нужно было назначать?
- С ним то же самое, что было с тобой, когда тебе чужой кулак загнал под кожу осколок оправы очков. Вот куска оправы под кожу, в самом деле . не надо было назначать. Но ты не удержался – назначил. Это анафилактическая реакция. Аллергия – для врачей, только прикидывающихся врачами в кино. Но у тебя она была замедленного типа, а у него, что называется, "на конце иглы", ну, или с таблеткой ещё во рту. Но суть та же. Его организм решил, что неозумаб - страшный интервент, вот только разведка сработала хреново, фотка интервента вышла смазанной, так что он на всякий случай принялся уничтожать всё, что на него похоже хотя бы отдаленно, и под раздачу попали свои. Поломка иммунной системы.
- Но зачем вообще было вводить такой препарат? Если он бесполезный?
- Ты слышал, что я сказал? - Хаус, поворачивается к нему лицом. - Я сказал: поломка иммунной системы. Не неозумаба. Ты его, кстати, тоже получаешь и, судя по динамике, тебе он только на пользу, хотя уж ты-то аллергик, каких поискать. Это – новая вирусная инфекция. Ключевое слово «новая» - сечёшь? Мы не знаем, как её лечить. Не только мы - никто этого пока не знает. Поэтому просто пробуем всё, что может сработать. Например, неозумаб – о`кей? А может и не сработать – данные пока противоречивы. И по всем другим препаратам – тоже. Предлагаешь подождать озарения или всё-таки пробовать вас спасти без гарантийного талона? Уилсон пробует, я жду озарения. Кто прав, я не знаю. Он тоже не знает. И ты не знаешь. Так что лежи и молчи.
Пока он просвещает Харта, Орли начинает приходить в себя и бессознательно тянется рукой к горлу.
- Чу-чу-чу-чу, - Сабини удерживает его руку. - Тут кое-что произошло, пока вы спали, мистер Орли. Мистер Орли! Джеймс! Слышите меня? Моргните, если слышите.
Орли приоткрывает глаза - взгляд плывущий, бессмысленный, но послушно моргает и снова открывает их, пытаясь сфокусировать.
- У вас в горле стоит трубка, - продолжает Сабини, убедившись в том, что то его худо-бедно понимают. – Да, я знаю, что мешает, но пока это необходимо. Мы вынем её чуть позже, когда уже не будет опасности отёка. У вас развилась аллергическая реакция на препарат, который вам ввели, вы не могли дышать, но сейчас все уже позади.
 И он ещё говорит что-то успокаивающее, а я отвлёкся и вспоминаю, как почти вот так же лежал с интубационной трубкой в горле Хаус, а над ним почти с такими же словами склонялась Кэмерон. Эх, Кэмерон-Кэмерон! Неужели, действительно, это она слила нас контролеру, и неужели это, действительно, месть за изоляцию и невозможность провести праздники с дочкой? А может, поговорить с ней начистоту? Хотя... о чем? Формально она права. А может, это и не она? Я стал подозрительным и скрытным, копаюсь в себе, копаюсь в других, ищу скрытые мотивы. А может быть, нет никакой интриги и закулисной грызни. Мы тут, в конце концов, одну работу работаем – я, Хаус, Кэмерон, да хоть и Ньюлан. Пока же он никому ничего плохого не сделал – пишет свои отчёты под картошку–фри. Просто взять – и спросить. Это я опять про Кэмерон.
Взгляд Орли, наконец, становится осмысленным. Кажется, он сейчас забросал бы нас всех вопросами, но говорить пока не может.
- Ну вот, он стабилен, - говорит Сабини Хаус. - Эпинефрин подействовал, декса капает. Давай, экстубируй его . Или я сам?
Сабини почтительно отступает, освобождая место главному "боссу".
- Я сейчас выну трубку, - обращается Хаус к Орли. - Но если выкинешь какой-нибудь фортель и снова начнёшь задыхаться, живо вставлю обратно, так и знай.
Первый раз вижу у интубированного человека попытку улыбнуться.
- Давай, - командует Хаус. - Прямо сейчас глубокий вдох, и-и-и.... – выдох!
Процедура привычная до автоматизма, он одним быстрым движением вытягивает трубку, и Орли издаёт звук, средний между звуками кашля и рвоты. В кино так изображают открытый кран, когда нет воды.
- Давай ещё в мышцу для верности, - командует Хаус Сабини - Создадим депо на случай, если он вздумает повторить.
- Не вздумаю ... - голос Орли сиплый, интубационная трубка здорово оскребла ему горло, но это тоже нормально, так всегда и бывает.
- Ты, как? - спрашивает Хаус, скидывая трубку в лоток.
- Грудь болит...
- На твоей груди я немного поплясал, скажи спасибо, что не током шарахнул. У тебя сердце встало, эта боль пройдёт. Да! Тут, на посту, будет сестра. Если что, зови...
Мне кажется, ему хочется сказать, Орли что-то ещё, что-то другое, значительное, но он не хочет - при Сабини, при Леоне, при мне, поэтому просто поворачивается, чтобы выйти.
Я подхватываю его трость с полу, но не протягиваю ему, не смотря на повелительный жест, а задерживаю в руке.
Вопросительное движение бровей.
- А ты, - говорю, - куда это собрался? Ты был в близком контакте с инфицированным без защиты. Настолько близком, что, как порядочный человек, теперь жениться должен, а ты смыться норовишь? Не выйдет, Хаус, место твое теперь в обсервации.
На какую-то долю мгновения – из-за шутливого тона, что ли - ему кажется, что я и впрямь шучу. Забавно, что спрашивает он об этом, когда уже понимает, что никакой шутки в моих словах нет:
- Ты что, шутишь?
- Если бы я хотел пошутить, - говорю, - я бы рассказал, как встречаются два еврея в синагоге, и один спрашивает другого...
- Я знаю этот анекдот, - резко перебивает Хаус. - С моей обсервацией смешнее.
- Ну, я рад, что тебе понравилось. Но, ты знаешь… по нашему отделению бродит некое должностное лицо, присланное следить за соблюдением карантинных мер… Хотя, дело даже не в этом. Если ты заразился от мистера Орли, - я нарочно называю его так официально, чтобы ситуация вышла из частности на принцип, - ты можешь представлять опасность для других людей до того, как заболеешь. Если продолжишь работать вне карантинных палат, то и для пациентов. Я этого допустить не могу, я тебя госпитализируют.
Несколько мгновений мы играем в «гляделки» - и он проигрывает.
- Куда? - спрашивает коротко - и кротко, но в углах рта его играют желваки.
Это ничего, это злость на ситуацию - не на меня. Сочти он, что я неправ, я уже летел бы, как с горки под раскат, на его мгновенно придуманной манипуляции. Но он даже не пытается, и я, протягивая ему трость, прошу примирительно:
- Посиди немного в фильтре. Сейчас тебе подготовят палату Тауба.
- А его куда?
- А его я выписываю на амбулаторное долечивание. Тест двукратно отрицательный, недостаточность мы ему купировали, держать его под интенсивным наблюдением больше нет нужды.
Как и у меня, собственно, нет нужды проводить эту рокировку - есть и другие палаты, свободные. Но из них не видно бокса Леона и Орли, нет возможности переговариваться с ними через перегородку и не слышно голоса Сатаны. Мне кажется, Хаус это оценит.
Но Хаус говорит о другом оценщике:
- Молодец. Ньюлан это оценит.
- Вот и хорошо, - говорю.
- Ящик там хоть приличный? - ворчит он, уже сдаваясь.
- Даже с вай-фаем.
На дезинфекцию палаты и смену белья уходит почти час, и всё это время Хаус смирно сидит в фильтре, постукивает тростью в пол, и только один раз, когда я оказываюсь через перегородку, поднимает голову и вдруг окликает меня:
- Уилсон!
Подхожу ближе.
- Если бы я стал надевать защитный костюм, Орли умер бы.
Ого! Так он не обижен на меня и не зол, наоборот, он, кажется, виноватым себя чувствует… Вот это правильно.
- Да, - говорю, - скорее всего.
- Значит, я был прав?
- Да ты был прав.
-Тогда за что ты злишься на меня?
Резко подавшись вперёд, прижимаясь грудью к стеклу.
- Всё верно, Хаус. У тебя не было времени надеть костюм, когда сработал тревожный сигнал из бокса. Но у тебя было до черта времени надеть его, когда ты пришёл в инфекционный блок, и это был не первый  раз, когда ты торчал в инфекционном блоке не только без защиты, но и вообще без спецодежды. А теперь ты будешь прохлаждаться в карантине, а я тащить всё это один, под прицелом чёртова Ньюлана. Вот почему я злюсь!
- Зайди, - Хаус делает приглашающий жест, - Я сдёрну с тебя маску, и мы останемся тут вместе. Хочешь?
И я вдруг понимаю, что хочу этого, пожалуй, больше всего на свете. Остаться лежать с ним вдвоём в обсервационной палате, щёлкать пультом, болтать о чём-нибудь незначительном, а там, за пределами, пусть идёт чередой и карантин, и контроль Ньюлана, и всё тому подобное.
- А ещё я злюсь, - говорю я, по-прежнему плотно прижимаясь к прозрачному пластику, - потому что ты мог заразиться этой дрянью с довольно высокой вероятностью. А от неё умирают, знаешь ли…