Однажды в Риме

               


— Император Нерон Цезарь Август, великий принцепс и покровитель Рима! — бодро проговорил Софоний Тигеллин, но тут же запнулся.

— Так, сколько ещё трупов? Говори, не медли! — резко произнёс Нерон, явным нетерпением пронзая воздух.

Нерон нахмурил брови, и его лицо с тяжёлым подбородком и полными щеками начало напоминать сжимающийся кулак, готовый к сокрушительному удару.

— Ещё пятьдесят, — ответил Тигеллин, не медля, голосом, полным достоинства, как и положено начальнику преторианской гвардии.

Нерон поправил золотую пряжку туники на плече. Затем провёл рукой по каштановым волосам, уложенным небольшими локонами, слегка завитыми спереди и на затылке. Император уже готовился к репетиции трагедии "Геро", где собирался играть роль рыцаря Лаэрта. Он любил проговаривать текст при свете солнца ранним утром, а поздним вечером, при свечах, которые едва удавалось освещать сцену, насыщая слова подлинным драматизмом.

— Какая причина смерти, всё та же? — спросил император уже спокойнее.

— Да, укусы по всему телу. Умерли от потери крови. Двоих нашли ещё живыми, но, когда они пришли в себя, оказалось, что они потеряли рассудок от пережитого.

К несчастью, Нерон обладал развитым воображением. Представленная картина заставила его внутренне вздрогнуть. Он направился на мраморную террасу виллы Анции, откуда открывался вид на просторы Тирренского моря и бескрайние холмы с виноградниками и оливковыми рощами. Нерон любил бывать здесь, но сейчас ему особенно была нужна эта красота, чтобы успокоиться.

— «Печень?!» — подумал Нерон, вдохновленно прищурившись.

— Август, что бы вы хотели к обеду сегодня? Может быть, печень в вине с травами или с финиками и инжиром? — как бы угадав мысли императора, спросил Герон, бородатый грек-повар, который поднялся на террасу по боковой лестнице.

Столетие назад его предки, привыкшие к комфорту и роскоши, уступили на поле боя страстным, жадным до завоеваний римлянам, и оказались в рабстве. Однако их культурное наследие сохранилось, даже в неволе. Герон выучился кулинарному искусству и знал, как льстить своему господину. Нерону нравилось, когда его называли Августом — как первого римского императора.

В воображении императора искусанные трупы начали поедать печень с травами, и его чуть не стошнило.

— «Может, распять этого хитрого грека или бросить его на арену со львами на ближайшем празднике», — подумал Нерон.

Но, тут же оборвал себя. Повар обошёлся в 30 тысяч сестерциев. Потчевать львов таким дорогим блюдом было не по карману даже императору.

— «Только гадание по печени может открыть будущее и подсказать, что делать», — вернулся Нерон к прежней мысли.

Глубоко вздохнув, чтобы впитать как можно больше морского воздуха, Нерон распорядился отменить репетицию и направился в самый дальний конец виллы, где через тайную дверь можно было пройти в каменный грот. 
Там находился прямоугольный алтарь из грубого камня, без всяких украшений.

Войдя в грот, Нерон увидел молодую овечку, украшенную лентами, уже готовую для жертвоприношения рядом с алтарём.

Фламен Диалис — главный жрец Юпитера, в белой тоге с пурпурной каймой и лавровым венком на голове — посмотрел на императора, который в ответ слегка кивнул. Началось пение и произнесение молитвы.

— О, Великий Юпитер, Царь Небес! Ты, кто обладаешь громом и молнией, защитник Рима и хранитель закона! Мы взываем к Тебе в этот день, полные уважения и почтения, — начал молитву Фламен Диалис.

Затем он перечислил другие заслуги Юпитера.

— О, Юпитер, услышь нашу молитву и благослови нас! — закончил Фламен Диалис и замолчал.

Нерон посмотрел на жреца с недовольством. Как можно было закончить молитву, не произнеся самой важной части — просьбы!

— «Этого точно можно бросить ко львам! Его должность продать. Желающих много, а на вырученные деньги построить ещё один театр», — подумал Нерон.

Но он тут же оборвал себя. В памяти вновь всплыли обезображенные укусами трупы римлян. Обычно просьбы заключались в победе над врагами, излечении от болезней или благополучном урожае. Но происходящее было настолько жутким и необъяснимым, что подобрать нужные слова казалось невозможным.

Чтобы поскорее покончить с замешательством один из расторопных жрецов подтащил овечку к алтарю и привычным движением вонзил ей кинжал в горло.
Ноги овечки несколько раз дернулись и застыли. Чашу алтаря начала заливать кровь, как вода долину после прорыва дамбы. Потом таким же точным ударом он вспорол брюхо овечки и начал, не глядя, шарить во внутренностях, пока с торжественностью не достал печень, которую передали гаруспику для определения воли богов.

Нерон не удержался, подошёл ближе и через плечо гаруспика взглянул на печень. У него сразу же засосало под ложечкой и стало холодно, хотя рядом горели десятки факелов. То, что он увидел, не предвещало ничего хорошего.

Дольки печени были разного цвета и морщинистые, как лицо старухи. Кругом были пятна и трещины, а сосуды напоминали обглоданные зимой ветки деревьев.

— Проклятье женщины! — наконец произнёс приговор богов гаруспик.

Нерон отшатнулся. В первый раз он полностью доверился предсказанию.

— «Агриппина! Это она!» — подумал Нерон, содрогаясь.

Он вспомнил, как император Калигула убил его отца Агенобарба за участие в заговоре, а его мать Агриппину отправил в ссылку. После убийства Калигулы она вернулась в Рим и принудила императора Клавдия жениться на ней. Хотя Агриппина стремилась к власти, римляне, несмотря на свою демократичность, всё-таки опасались допускать женщин к высшему правлению. Но, она всё -таки добилась власти, когда ей удалось после смерти Клавдия возложить императорскую корону на голову Нерона, который слушался мать во всём, как маленький мальчик.

Римские женщины быстро начали брать пример с Агриппины. Они начали устраивать собрания и требовать больше прав. Самые радикальные из них настаивали на возможности голосовать, утверждая, что мужская тога не сильно отличается от женской, и поэтому вид собрания в сенате мало изменится.

Стирка и глажение белья прекратились. Посуда оставалась немытой, а в домах скапливались нечистоты. Женщины маршировали по улицам с плакатами: «Уборка грязи — не женское дело». Продажа метёлок и щёток упала до нуля, торговцы уже предлагали их даром. Зато цены на сухари взлетели, так как пища не готовилась, и печи на кухнях оставались погашенными.

Сенаторы стали требовать от Нерона навести порядок в семье. Император долго сопротивлялся — настолько сильна была власть матери над ним, — но в конце концов уступил, и Агриппина была убита.

Нерон хорошо помнил её глаза в последние мгновения жизни. Во взгляде была цепкость, как у растопыренной лапы таракана. Этот взгляд предвещал месть. Так и получилось.

Во всех домах Рима расползались огромные тараканы, но самым ужасным стало нашествие летучих клопов. Они налетали стаями, кусали и пили кровь с небывалым азартом и ненасытностью. Выжившие сходили с ума. Поведение клопов было пугающе разумным и организованным. Нерону порой казалось, что в этих существ вселился дух Агриппины, вернувшийся для мести.

Предсказания гаруспика подтвердили опасения Нерона — летающие клопы были местью Агриппины. Когда жертвоприношение завершилось, Нерон остался в гроте вместе с верным Тигеллином. Нужно было принимать решение.

— Где сейчас гнездятся летучие клопы? — спросил Нерон.

— Пока они замечены только рядом с Палатинским холмом, у Большого цирка. Большинство римлян о них ещё не знает, — быстро ответил Тигеллин.

— Значит, они охотятся за кровью атлетов, у которых нет болезней. Похоже, клопы ведут здоровый образ жизни. Пока слухи о них и сами клопы не разлетелись по всему Риму, нужно там всё сжечь! Другого выхода нет, — заметил император.

— Император Нерон Цезарь Август, великий принцепс и покровитель Рима! Если устроить пожар, римлянам нужно объяснить истинную причину. Иначе тебя сочтут за сумасшедшего!

— Лучше остаться в истории сумасшедшим, чем человеком, который так уступал женщине, что даже клопы летать начали. И хватит болтать. Иди за спичками, — ответил Нерон и отправился за факелом.