Бездомный

      Не помню зачем, но однажды, с трудом найдя место для парковки, я оставил машину и шел по улице по своим делам. Шел по важнейшей надобности, разглядывая то фасады домов, то прохожих. Фасады как обычно были разные. Большинство вполне приличного вида, сохраняли краски последнего обновления центральных улиц перед посещением нашего города президентом. То ли Северный форум, толи ещё что то, но город как водится помыли и подкрасили.
      Прохожие то же были разные, отягощённые заботами и свободные как птицы, но все радовались теплу, после долгой и хмурой и серой зимы.
Иду. Солнечно, и для конца июня, вполне спокойно на улицах. Горожане подались в отпуска и начали плавно перетекать - кто на дачи, кто на юг. Постоял на светофоре, перешел улочку и тут мой любопытный взгляд зацепился за нечто необычное. Да. Совсем необычное для главного проспекта.
На ступеньках большого продуктового магазина сидит человек. Бородатый мужчина, за пятьдесят, одет скромно, одежда чистая, но поношенная. Рядом с ним разместился небольшой, самодельный плакат. Сантиметров сорок на шестьдесят. Маркером, большими буквами, аккуратно, на нём написано следующее: « Я бездомный, прошу на еду».
      Интересно устроена психика. Как-то сразу переместился в девяностые. Темно, холодно, пустые полки магазинов, грязь на улицах, спирт, жестокость и гордая, скромная бедность. Переместился в то время, в котором БОМЖ понятие не размыто абстрактное, а конкретное. Сильный заморозок и скорая, рядом с тем, что осталось от человека в картонной коробке. Скамейки в Москве, ступеньки парадных в Питере, дворы в Архангельске, Смоленске, Кирове.
      Остановился. Знаете, у нас ещё часто можно встретить просящих милостыню. Но не в центре. Обычно это люди с явным отпечатком алкогольной пустыни на лице.
Это совсем иной случай. Сидящий на ступеньках мужичок не походил на алкаша. Наоборот, его вид преисполнен достоинства и порядка, покрайней мере внешнего. Странно.
Засунув куку в карман, я достал пятьдесят рублей и подал просящему. Тот взял банкноту и лаконично поблагодарил, спокойным низким голосом, чуть наклонив при этом голову. Он как бы соглашался с чем то, важным и значимым, хотя и очень простым. Мне стало до крайности интересно.
Присев на корточки, удивляясь происходящему задаю наиболее глупый из всех вопрос.
- Вы правда бездомный?
- Да, правда.
- И что, совсем некуда идти?
 – Нет, почему же, вот соберу немного денег, поем и пойду дальше.
- Извините за навязчивость, вы давно тут.
- Нет, минут сорок. 
Внутри меня произошел толчок, сдвиг, открылась форточка.
Простота ситуации, ненавязчивость манеры общения моего собеседника подсказали что надо сделать. Поднявшись, я зашел в магазин, купил молока, батон, и половинку краковской колбасы. Её мне подала продавщица в голубой униформе и чепчике, пропустив через специальный механизм, колбасорезку.
За стеклянными дверями было так же солнечно и тепло, как и пятнадцать минут назад.
- Вот, возьмите, это вам.
Незнакомец поднял на меня умные глаза и произнёс.
- Спасибо, но не нужно, мне тут накидали кое-что. На завтрак хватит.
Я положил перед ним продукты и предложил. – Давайте так,  вы кушаете то что я принёс , взамен. немного расскажете о себе.  Мы в расчёте.
Мужчина немного подумал и согласился.
- Только не здесь. Неудобно, ступеньки, люди ходят. Это было произнесено мной явно зря. Но улыбка всё исправила. Мы расположились во дворе дома на плитах теплотрассы, вымытых талой водой и весенними дождями.
- Вас как зовут? Меня Михаил.
- Сергей Георгиевич.
- Кушайте. Молоко, наше, пастеризованное. Не совсем убитое. Вы значит бомж?
Мужчина посмотрел на меня с удивлением.
- С чего вы взяли?
- Дык, плакатик.
- Бездомный, это человек без дома. Живу на земле, под небом.
Опять простота ответа, что тут возразишь.
- Как же так получилось?
- Как вам сказать.  Всё довольно просто. Родился я пятьдесят девять лет назад в Москве. Отец гидробиолог, мама детская медсестра. Жили в панельной двушке. Рядом школа, небольшой магазин, и в двадцати минутах ходьбы, огромный по тем временам универсам. В общем, у меня неплохое детство, даже на Чёрное море родители свозили. Лишнего ничего не было, но было всё необходимое. Так жила большая половина москвичей.
Реально оценив свои оценки в последних классах, я поступил в педагогический, и успешно окончил факультет географии. Институтская жизнь была наполнена и интересна, за исключением двух лет армии. Были походы и экспедиции, интересные друзья и работа по ночам, портвейн «Кавказ» и картошка. Ярко жили, не скучно.   Потом работа в школе. Зарплата девяносто - сто рублей. Деньги неплохие по тем временам сразу после гуманитарного вуза.
Всё бы ничего вот только женился. Любили друг друга. Покрайней мере искренне в это верили. А на доре была перестройка. Было очень трудно. Город изменился до неузнаваемости. Люди менялись медленнее, но изменились глубже. В нескольких словах это можно описать так – никто, никому, никогда, ничего.
     Мы разошлись. Причин было много. Рухнуло, как мне тогда казалось, всё. Даже с детьми видеться не давали. Они были маленькие. Мальчишки. Тёща с тестем меня никогда особо не принимали, а после развода – тушите свет. Детей я очень любил и раз в две недели, несмотря ни на что, выходные мы проводили вместе. Обеспечить детей и бывшую супругу, тогда мне было не по силам. Что мог отдавал. Её родители и моя мама сделали всё возможное, и дети выросли. Отношения с ними у меня были разные. Но мы дружили, это было очень важно. Ребята закончили финансово экономический университет, пошли работать и стали жить на съёмной квартире. Я жил в квартире моей умершей родственницы, доставшейся мне по наследству и когда один из моих парней женился, молодые переехали ко мне, а второй сын стал жить отдельно. Вскоре родилась внучка.
         Тут то всё и началось. Я потерял работу. В столице это обычное дело. Тем более после пятидесяти, особенно если твой вес не впечатывает твой зад навсегда в начальствующее кресло. Мой вес меня никуда не впечатывал.
         Искал работу, но надо сказать безуспешно. После пятидесяти ты в общем то, в столице, никому не нужен, и если вы думаете, что друзья помогут, здорово ошибаетесь. Как только ты прекращаешь статусно говорить, статусно ходить в гости, покупать статусные вещи и ими хвастаться, поверь ты сразу почувствуешь – что то не так. А потом поймёшь – всё не так. Просто ты вдруг оказываешься один.  Интересно то, что не важно какой статус ты имеешь.  Но это я так, отвлёкся.
      Со мной было проще, я никакого статуса не имел. Просто делал, не плохо делал, свою работу. Друзей у меня было мало. Они искренне хотели помочь, но не могли. Они были из тех, кто так же как и я делали свою работу, жили и радовались жизни. Жили без влиятельного положения в обществе.
Родственников. на тот момент, почти не осталось, только дальние, их я знал плохо и за помощью не обращался. Дети помочь пытались, и не раз, но всё как-то мимо, без особого положительного результата.
Мы вам обязательно позвоним, – эта фраза мне запомнилась видимо на долго.
      Так как квартира была моя то и коммуналку платил я. Сбережения таяли, а обстановка дома медленно, но верно сначала нагревалась, а потом накалялась. Дело в том, что мы не разделяли питание и расходы по нему. Каждый приносил и клал в холодильник то, что считал нужным. Я постепенно стал приносить продуктов, моющих средств и тому подобного меньше и в конце концов был лишён этой возможности совсем. Это было замечено, и в первую очередь снохой. Сноха, если вы не знаете это жена сына.  Пришло время оплатить очередные квартирные платежи. Денег у меня не было и я решил откровенно поговорить с сыном. Он внимательно выслушал и предложил -  пока я ищу работу, коммуналку платит он. Я согласился. Буквально через две недели, в ответ на какое-то моё замечание, жена сына заявила, что они платят за квартиру, покупают продукты, а я дескать только командую. Дальше больше, понеслось. Так продолжалось некоторое время.
       Однажды, рано, как обычно, я проснулся утром, посмотрел в окно на просыпающейся город, оделся, вышел на улицу и пошел вдоль домов. Не оглядываясь. Не вернусь. В нутри меня жило, и уже давно, яркое чувство - не хочу. 
Вот, собственно, и всё.  Иду.
       Вы врятли поверите, но у меня никогда не было столь наполненной, и больше чем теперь, ощущаемой жизни.
Сергей Георгиевич умолк.
Молоко выпито, колбаса и пол батона съедены.
- Вы не подумайте, что я только попрошайничаю. Нет. Когда подворачивается случай я работаю. На дачах копаю огороды, в деревнях колю дрова одиноким и престарелым людям, немного плотничаю, зимой устраиваюсь где нибудь дворником. Как правило находится и небольшая комнатёнка, в которой живу. Чем меньше и древнее город, тем больше шансов устроится с проживанием.
Ещё иногда работаю у фермеров, но эти стараются что бы я остался. Ведь во мне нет от природы лени и не ворую. Но долго стараюсь не задерживаться на одном месте. Прирастаю к вещам и к людям. К вещам привычками, к людям симпатиями. Появляются повторяющиеся желания и как следствие, ослабевает, теряется чувство жизни. Ухожу. Потом иногда жалею об этом.
        - Улица, лес, или так сказать чисто поле, это прежде всего ведь место, где меня не ждут, и никто, ничего для меня не готов сделать. Вы один из первых. Кроме того, город особенно ночной, это куча опасностей. Менты, мелкие бандиты, хулиганы, профессиональные нищие, алкоголики, охотники за рабами, в больших городах социальные службы и множество других. Например, зайдя ночью на территорию вокзала или автостанции, случайно заснув там в тепле и сухости, я могу оттуда не выйти, живым. Для вас это открытие? Это правда. А она почти всегда неприятна.
 
- Но объясните, почему? Почему вы ушли? Ведь это дело семейное.  Можно было побороться, тем более квартира ваша, можно было разменять её в конце концов. Вы ушли, не разрешив ситуацию.   Вместо этого ушли в никуда. Простите за резкость.

- Михаил. Я всю жизнь за что-то боролся. Кроме того кого-то  жалел, и потом часто оправдывался, перед людьми и Богом. Редко когда мне доводилось бегать по кругу. Работа – магазин – дом – телевизор - диван – работа. Постоянно были обстоятельства, с которыми я боролся. Сопротивлялся, возражал, соглашался, терпел. Проявлял инициативу и опять сопротивлялся.  Не соглашался, был против, набивал шишки.  Не плыл по течению. Старался как говорят быть течением. Я думал над этим. Мне казалось, что это и есть реализация.
      Смотря в окно, на просыпающийся город, я понял за этой борьбой и беготнёй мне не удалось сделать простой вещи. Стать хоть немного счастливым. И главное я не сделал никого счастливым рядом с собой.
Еще, не смог выдержать экзамен семьёй. Как результат мне не удалось привить детям уважения к себе. Любовь. Я считал, что если я отдаю, иногда последнее, как было после развода, помогаю тогда, когда дети взрослеют, и у нас, выражаясь по-современному, отношения ровные, этого достаточно.  Нет, это не так. Совсем не так. Это глубочайшее заблуждение и самообман.
      Всю жизнь я торопился, пытался успеть как можно больше. По сути, это суета. В ней, в этой погоне, за исполнением желания что-то доказать себе и другим я измельчал. Окружающее меня стало обыденностью. Краски померкли. Самообман, в какой бы форме он не проявлялся, приторно безвкусен. Даже если вокруг калейдоскоп событий.
      Смотря на солнечный, беззаботный, утренний город, я понял. – Не хочу. Сопротивляться, возражать, соглашаться, терпеть и ждать. Я хочу жить. Хочу найти для себя то заветное, что надо беречь. То, зачем мы сюда вообще приходим, в наш мир. 
Может повезёт.   
Всевышний и время всё расставят по своим местам.
       Ну да ладно. Спасибо вам. Большое спасибо. Пойду я. Сергей Георгиевич поднялся, поправил воротник рубашки.
- Прощайте.
- Куда вы теперь? Наш город не большой, но есть что посмотреть. Второй раз за полтора часа я говорю полнейшую чушь.
- Дальше.
Оставшись сидеть в одиночестве,  на теплотрассе, я с трудом осознавал место и время.
Что это было? Как такое вообще может быть?
Может я сплю?