Завырлов. Глава 3

На похоронах было пять человек, не считая выглядывающего из-за мусорки попрошайки, который так и стремился влиться в толпу. По обе стороны гроба разместились две женщины и трое мужчин. А именно: соседка Валентина и любительница алкоголя Ира, бухгалтерша Нина, Эдик Завырлов собственной персоной, следователь Петушарин и единственный родственник усопшего - парализованный прадед, которого приволокли на похороны прямо с кроватью; он до последнего не понимал, где он находится и что происходит. Нина единственная кто ревела, и ревела она от того, что Валентин Ментярович так и не подарил ей вишнёвую шестёрку, как обещал, и достался автомобиль, по наследству, его прадеду. Эдик смущённо жевал бонбинбом и не отрывал глаз с сисястой девушки на соседних похоронах. Та целовала в лоб несимпатичного мертвеца, но смотрела на Эдуарда, будто представляла, что целует Завырлова. Тот возбудился.
- Он так-то нормальный мужик был… - завёл грустную речь толстый Петушарин. - Если в долг брал, то отдавал незамедлительно. Хотя, вот сто тысяч до получки выпросил, но так и не дожил. Нина, будь добра, перечисли мне его зарплату, тем более я ещё и на венок скидывался.
- Ты серьёзно, да? - всхлипнула Нина. - Думаешь на чьи деньги я похороны организовала? Между прочим, ещё свои добавила. Заберу его новенький Панасоник, нафиг.
- Двухкассетный? - раскрыл глаза Петушарин.
- А то.
Следователь плюнул с горя прямо на усопшего и удивительным образом заплакал, выстрельнув из табельного в воздух. На шум даже сторож выглянул из своей конуры, а двое могильщиков убежали в лес, побросав лопаты.
- Уважаемый, вы в своём уме? - пьяно проговорила Ирина, облив себя из стакана.
- Накипело… - буркнул следак. - Жалко мужика... и... денег жалко...
Эдуард сочувственно прослезился, а на смежных погребаниях блондинка со своей свитой поспешно загрузились в в бело-грязную Ниву и умчали от греха и шумной компании подальше. Несимпатичный труп так и остался лежать незакопаным. Теперь его целовала ворона.
- А где Тыква? - поинтересовалась Нина, опасаясь, что с кладбища придётся идти пешком.
- Он на дне рождения у двоюродного племянника, - ответил Эдик.
- О, насчёт дня рождения… - цыкнула соседка Ира. - Поминки-то будут?
- Ну если старик всё подготовил… - сказал Петушарин и повернулся на лежачего прадеда, который ошеломлённо разглядывал незнакомые лица.
Все грустно опустили головы. Даже попрошайка.
На следующий день Завырлов опоздал на полдня, он забыл, что ему надо на работу и поехал к другу на крестины. Хорошо, что по пути увидел спящего в кустах милиционера - это как-то напомнило.
При входе в управление, на стене, среди фотороботов, неаккуратно висел портрет Валентина в чёрной рамке. Портрет был ручной работы, но, судя по качеству, руки у художника росли из жопы. Нарисованное лицо напоминало больше карикатуру на Чубайса.
"Помнем, любем, скарбим…" гласила надпись снизу листка.
Эдуард снял шапку и простоял с ней минуту, затем коснулся портрета и нечаянно обронил его на пол, вдребезги разбив.
- Ё-моё! - чертыхнулся Завырлов и принялся прибираться. Дежурный даже швабру не соизволил принести. Со скрипом отворились входные двери и в помещение, запустив пожелтевшие листья, вошёл Тыква. Капитан, не заметив Эдика, наступил и на лисью шапку и на портрет.
- Эдя, - проговорил неопохмелённым голосом Тыква. - Ты чё здесь, ёлки-палки? Давай ко мне в кабинет.
Эдик с трудом повесил рамку на место и теперь Валентин Ментярович был с огромным отпечатком подошвы ботинка на лице.
Капитан с лейтенантом зашли в каморку с табличкой "завхоз" на двери и упёрлись в какие-то грабли и транспарант.
- Ещё не до конца переехал, - оправдался Тыква и сел на табурет возле тумбы, обклеенной голыми женщинами. - Мой кабинет под архив заняли.
Эдик с пониманием кивнул, хотя сам думал, что в архиве хранятся старые видеозаписи со Дня города для телевидения.
Посидев пару часов помянуя Ментяровича, мужчины перешли в состояние алкогольного опьянения, а потом и на ТЫ. Тыква смеясь пририсовывал усы жуликам в личных делах и немножко изменял составы преступлений, чтобы поиздеваться над Петушариным.
- Ты запомнил этого урода? - спросил Тыква у Эдика.
- Валентин Ментярович - не урод! - брызжа слюной аргументировал Завырлов.
- Да причём тут Валентин! Тот, что его… прямо в жопу... пырнул. - Тыква был очень пьяный и говорил через слёзы с нотками циничного патриотизма.
- Никогда не забуду! - Эдик влил в себя полстакана гремучей жидкости, достал из-за пазухи блокнот и кинул на тумбу. Тыква открыл его и на первой страничке увидел единственную надпись, сделанную наскоро: "одна мудрость" и двоеточие.
- Это что? - спросил капитан.
- Память о Валентине Ментяровиче.
Тыква пролистал до последней страницы, где был портретный набросок Валентина как он ковыряется в носу.
- Валя... - хмыкнул Тыква, обронив слезу. - Как живой...
- Так здесь он ещё живой. Это он о чём-то задумался.
- Найдём урода! - вскрикнул Тыква.
- И накажем! - добавил Завырлов и ударил кулаком по тумбе. Та открылась и из неё посыпались видеокассеты с порнухой.
- Во! - взбодрился Тыква. - А мы их всем отделом ищем.

Разругавшись с дежурным очень пьяный Эдуард покинул отдел. Перед красивым уходом он повесил вырванный листок со своим эскизом на некролог Валентина, и отворил дверь. Навстречу ему, чуть не сбив, промчался Дристунов с кучей вещей и монтажкой. Эдик поздоровался с ним на пьяном языке, но тот ничего не ответил, скорее всего, потому что не понял. Перед роковым крыльцом отдела жалобно пылилась вишнёвая шестёрка, заждавшись своего хозяина. Эдик пустил слезу, подошёл к машине и погладил её. Так же заглянул внутрь через треснутое стекло: руль отсутствовал, не было магнитолы, зеркала заднего вида тоже не было. Да и сама ласточка стояла на кирпичах. Завырлов отошёл и осмотрев автомобиль как следует, удивился:

- И как Валентин умудрялся на ней ездить?