Пальто

               – А что, доченька, может и правда, вернёмся? – с навернувшейся на глаза влагой, обратилась с вопросом к дочери Вера Петровна.
               Но не слышит свою мать Настя – в её ушах наушники, в руках – аудиоплеер, новенький, только что купленный, чуть более часа назад. Вера Петровна, откинув тревожные мысли,  невольно залюбовалась дочерью: ну и ладно, пусть хоть она порадуется своей покупке. Ведь все уши прожужжала про этот плеер, мол, у всех в классе уже есть, а я что, рыжая?
               Сквозь урчание двигателя и шум ветра, пробивающегося в салон через поднятые верхние люки юркого «ПАЗика» Вера Петровна едва может понять, что доносится из наушников. А ведь хорошая музыка –  такая приятная, мелодичная. Летит мимо степь – степь родного Придонья, и мотив так здорово ложится на вид за окном , что сердце замирает.
               Вера Петровна снова, волей-неволей, вернулась к своим грустным мыслям, ещё раз взглянула на пальто через сделанный ею надрыв в обёрточной бумаге, и опять расстроилась: ну вот, теперь ещё и расцветка разонравилась! «Ох! И зачем только я его купила!», горько подумала она и стала перебирать в памяти события последних часов.
               С чего же всё началось? Ах, да – Степан вчера днём заскочил с другом, с кем работает в мастерских, и попросил быстренько собрать что-нибудь из съестного с собой, мол, всю ночь придётся работать, что-то там сломалось, предстоит сложный ремонт. Поверила Вера мужу, сделала всё, как он велел, но как уехал – сердце изнылось. Может и вправду там какой ремонт, но что на всю ночь – верилось с трудом. Давно уже слухи по хутору да по станице ходят, мол, Клавка, что учётчицей в конторе работает, не очень-то строгих нравов. Боялась Вера Петровна, что после работы завернёт к ней муж её, Степан. Молоденькая, незамужняя, да легкомысленная – вот к ней мужики и липнут.
               Днём Вера Петровна ещё держалась, но как опустился вечер – стала не находить себе места. Чем ни займётся, перед глазами Клавка эта в том коротеньком платьице, в котором она её в последний раз летом видела. «Вот ведь подлец», думала она про мужа. «Негодяй! Ведь, скорее всего, ремонт закончил и уже у неё.». И тем ей было горше, что не могла она знать этого наверняка, а, значит, было раздолье для безудержной фантазии. И чего она себе только не рисовала в уме в эту бессонную ночь! Лишь перед рассветом, устав от тяжёлых мыслей, сомкнула веки ненадолго – но сны! сны! И в них всё Степан да Клавка…
Утром встала, умылась холодной водой и вдруг… А что? Что я хуже этой потаскухи? И я себе цену знаю!
               Полезла в шкаф, где деньги они со Степаном хранили (он ведь, зараза, всё о мотоцикле мечтал, опять же, чтобы к Клавке гонять!), и сунула себе в сумочку. Что я для себя для любимой ничего не могу купить? Пальто, например! Видели они со Степаном, когда по весне в райцентр ездили, в универмаге пальто шикарное, с пояском, с меховым воротником, но жутко дорогое…
               И вот загорелась желанием Валентина, разбудила дочь, мол, давай, собирайся быстрей, в город едем. А та и рада – но с условием: поеду, если плеер мне купишь… А Вера Петровна на всё согласна, лишь бы дочь не заупрямилась.
Ехали в райцентр, и всю дорогу Вера Петровна представляла себя в этом пальто. «Вот утру нос этой паршивой овце, что чужих мужей отбивает! Даже у неё такого нет! Ходит всю зиму в куцей куртёжке!»
              Когда вошли в универмаг и поднялись на второй этаж в отдел верхней одежды, то две продавщицы, явно скучающие от отсутствия покупателей, сразу взяли Веру Петровну в оборот. Не успела даже та опомниться, как вышла на улицу с пустым кошельком и со свёртком в руках.
              А Насте было всё равно – она ждала обещанного подарка. Пришлось идти в радиотовары и купить ей плеер да ещё в музыкальном киоске кассеты к нему. Все деньги потратила, еле-еле на обратный путь наскребла.
              Сначала радовалась обновке и тому, как наказала Степана своего, мол, обойдётся и без мотоцикла, пусть знает, как по другим бабам бегать! Но как автобус тронулся от станции, как помчался по степной дороге, вдруг засомневалась. Надорвала обёрточную бумагу, посмотрела на пальто – и зачем только я его купила? Горько и тревожно стало на душе. Закрыла глаза, представила, как вернётся Степан, как увидит пальто, спросит, что это да откуда – что ему отвечать? И денег, что они копили, нет… Плакала его мечта о мотоцикле. А вдруг и в самом деле он всю ночь работал? Вдруг это всё только её фантазии, и ни у какой Клавки он не был?
              Заныло сердце у Веры Петровны… Ах, дура я, какая я дура! Вот вернуться бы часа на два назад, ни за что это пальто не взяла бы!
              –  Насть, –  она опять повернулась к дочери. – А может всё-таки поехать назад, сдать пальто? Может всё-таки деньги нам вернут?
              На этот раз дочь услышала, что ей сказала мать.
              –  Нет, мама, не возьмут его у нас обратно! Да и возвращаться уже поздно…
              –  Нисколько не поздно! Если выйдем на следующей остановке, то перехватим автобус, идущий из Зимовного в центр. А домой вернёмся вечерним. А?
Но Настя опять вставила в уши наушники и уже не слушала мать.
              Вера Петровна посмотрела в окно… Так и есть! Поздно –  автобус из Зимовного в райцентр, только что промелькнул за окном. Теперь назад пути нет, придётся дома объясняться с мужем. «Нет, не поймёт он меня, как не объясняй. Скажет: на кой чёрт тебе это пальто?! Да и на самом деле, зачем мне оно? Что же я натворила? Куда я в нём ходить буду? Раз-два за зиму в город съездить?»
Сердце её вдруг запрыгало в груди, потом словно съёжилось, выступил холодный пот, в ушах зазвенело и   голова как-то странно закружилась...  И вдруг боль – резкая и неумолимая боль, пронзившая всё её тело.
              Случайно находившаяся среди пассажиров станичная фельдшерица подскочила к сползшей с сиденья на пол смертельно побледневшей Вере Петровне, стала щупать на её запястье пульс.
              Пульса не было…