1. Роковое утро

Назойливый луч пробрался сквозь щель в жалюзи и попытался заглянуть под ресницы.
Гоша недовольно поморщился, перевернулся на другой бок, чтобы досмотреть сон, в котором они с отцом прокладывали лыжню по пухляку. Снег, приминаясь, похрустывал под ногами, морозный воздух щекотал в носу, а потом облачком пара вырывался наружу…
Гоша машинально засунул руку под подушку и нащупал прохладную металлическую крышку. Старинный компас времен первой мировой был подарком отца. Он вручил семейный раритет Гоше, когда отправлял сына в скаутский лагерь. Мамуля утверждала, что не стоит мучить ребенка искусственными трудностями, но согласилась на аргумент отца, что хоть на пару недель парень оторвется от гаджетов и научится чему-то полезному для жизни.
Хотя кому это нужно — разводить костер без зажигалки и находить дорогу без навигатора GPS? Ведь не в каменном веке живем.
Гоше эта походная романтика поперек горла была. Причем в буквальном смысле. Ну не мог он глотать эту суховатую пшенку из котла полевой кухни. Палатки убогие брезентовые где только выкопали, а спальник со свалившимся синтепоном? Марш-броски с тяжеленным солдатским рюкзаком, врезавшимся в плечи узкими лямками… Что за самоистязание? Вернее, что за издевательство — проводить свои честно заслуженные каникулы в этой добровольно-принудительной казарме?
Но отец был неумолим.
— Пацану нужно характер вырабатывать, волю закалять, уметь преодолевать сложности и собственные слабости, а не держаться за мамину юбку. Знаю вас! Просидит за гаджетами и книгами все лето и нос даже на улицу не высунет. Будет твои сырнички уминать, не отрываясь от экрана. Жизни нужно нюхнуть парню. Эх, в мои четырнадцать в такой бы лагерь попасть! Романтика! Не то что в пионерском детстве — линейки, трубы-барабаны. Везде строем под окрики вожатых:
— Сюда нельзя, это опасно, за территорию не выходить! Купаться чуть не по секундомеру — ни минуты лишней и только там, где по колено. Повезло тебе, Гошка!
А Гоше даже вспоминать не хочется про свои мучения в этой скаутской резервации. Голодно, холодно, одиноко. Пацаны посмеиваются, когда последним полосу препятствий проходишь или не можешь разжечь одной спичкой влажный валежник.
Так что, когда мамуля приехала навестить любимое чадо, Гоша обратился с укором:
— За что меня сюда?
И принялся рассказывать о своих злоключениях и демонстрировать свежий рубец на спине. На гвоздь напоролся.
Мамуля организаторам скандал закатила, собрала гошины пожитки и увезла сына домой. Откармливать и обласкивать страдальца.
А когда отец из очередной командировки вернулся, такой тарарам и разборки устроила, что стены дрожали. У нее темперамент южный, испанский. Без огня загорается.
А Гоша лежал на своем диванчике за закрытыми дверями, накрыв подушкой голову, чтобы не слышать возбужденные голоса и грубые слова, которыми награждали другу друга его любимые предки. И думал — уж лучше бы потерпел еще недельку в этом скаутском изгнании.
Лишь бы не быть «manzana de la discordia» — «яблоком раздора», по поводу которого все чаще вступали в непримиримое противоречие родительские педагогические концепции.
А потом Гоша надел наушники и ушел бродить по виртуальным закоулкам и кровавым сражениям любимых стратегий.

********
— ;Buenos d;as!* — заглянула в спальню мамуля. — ;C;mo est;s? ;Hay que levantarse!** — нараспев протянула она. — Todo est; preparado para desayunar. ***
— Да встаю уже! — хмуро отозвался Гоша, стряхиваясь остатки сна. — И я же просил тебя, хоть дома не мучить этим своим castellano****. В школе уже сыт по горло.
— Гошик-горошек, надо же активнее вливаться в новую жизнь. Это теперь твоя вторая родина, земля предков, родные корни. 
— Моим корням и на первой родине неплохо было, — буркнул под нос Гоша. И, принюхиваясь к запахам на кухне, спросил — А что на завтрак?
— У тебя что, милый, насморк? Не чувствуешь?
Гоша потянул носом и уловил аромат ванили и зажаренной творожной корочки.
— Что, сырники?! Мои любимые! — Гоша благодарно обнял хрупкие мамины плечи и прижался к ее щеке, наклонив вниз голову.
Миниатюрную Марию Гонсалес он уже давно перерос. Статью в отцовскую сибирскую породу пошел, а смугловато-оливковой кожей и черными как смоль завитками волос — в маминых «потомков конкистадоров» — как в шутку называл отец ее испанскую родословную.
Мама, едва дотянувшись, потрепала шевелюру сына и чмокнула в щеку.
— Да вот, поднялась ни свет ни заря, настряпала дорогому сынульке. Вчера творог сквасила.  Вроде неплохо получилось. — похвасталась мама, выкладывая на тарелочку подрумяненные  сырники. — Такой в здешних супермаркетах не сыщешь. В русских магазинах цены кусаются. 
— А сметанки? — сложив ладони в просительном жесте, протянул Гоша.
— Вот попробуй — yogur griego. Греческий йогурт. Один в один — наша сметана, — заверила мама, щедро плюхнув на золотистую корочку сырника большую ложку густого йогурта.
Гоша зажмурился от удовольствия, жуя слегка обжигающий небо кусочек сырника.
— Как дома! — мечтательно произнес Гоша. — Только папы за столом не хватает. Представляешь, сегодня сон видел, как мы с отцом лыжню прокладывали. А я почти утонул по колено, когда…
— Ты и есть дома! Вот денег подкоплю, ремонт сделаем… А папа… Это его был выбор. Если бы постарался, а не упрямился как осел, тоже смог переехать, а не держаться за старорежимные пережитки. Все... разговор закрыт. Жуй скорее и бегом в instituto*****. У меня еще тысячу дел. В notaria****** подписание контракта у клиентов. Переводчик нужен. Так что денежка сегодня капнет. Все, я полетела. И ты не задерживайся. Люблю тебя!
Мама звонко чмокнула Гошу в макушку. 
Он отозвался на автомате:
— Я тебя тоже! — и постарался изобразить улыбочку.
— Hasta luego!******* И крестик не забудь, — махнула на прощанье мама, и повесив на плечо сумочку, скрылась за дверью.


* Доброе утро!
** Как дела? Пора вставать!
*** Завтрак готов!
**** Кастельно, государственный язык в Испании.
***** Институт — вторая ступень в средней школе.
****** Нотариальная контора
******* Увидимся!