Девятое мая, проводник и колбаса

               Хотите верьте – хотите нет, но напишу, ничего не меняя, всё так, как рассказал он мне эдак лет сорок назад. Назовём рассказчика, допустим, Андрей, а по фамилии… Хотя, впрочем, к чему нам его фамилия? Ну, пусть будет – Нырков, мне-то без разницы, а вам и тем более. Может чего он и выдумал в этой истории, а может чуть и приврал – не знаю, но на правду похоже, даже слишком похоже. Вот его рассказ…

                «Возвращался как-то я в середине восьмидесятых домой из Таллина. Достался мне билет в плацкартном вагоне на нижнее место в самом начале вагона, что рядом с купе проводников. Когда тронулся поезд, проводник, по имени Гриша, молодой парень, принялся собирать билеты, рассовывая их в кожаную книжку с карманчиками. Слово за слово – так и познакомились, а тот, покончив со своими делами, пригласил меня в своё купе, мол, проводников не хватает, ездим по одному, скучно, поговорить не с кем. Я достал из своего чемоданчика бутылку водки и пошёл к нему в гости.
                Выпили, разговорились… А под конец посиделок зашёл разговор о самом важном в жизни человека.
               – А что её бояться, смерти-то? – философствовал Гриша. – Я представляю себе это так, словно все мы, живущие на этом свете, едем в Поезде Жизни, и каждый выходит на той остановке, до которой ему выписан билет. Одни сходят, другие едут дальше, и их остановка под названием Смерть ещё впереди. Чего горевать о сошедших? Они прибыли в свой пункт назначения. Вот если проедешь свою остановку, вот тогда беда – неуютно мёртвому среди живых… Да и вообще, я полагаю, что смерть – это отдых души от тела, в котором она томится всю жизнь…
               Я же философствовать не умел и не любил, и потому молча с ним во всём соглашался.
               Кончилась бутылка, кончились и разговоры – я вернулся на своё место и лёг спать, Гришка заперся у себя в купе и больше оттуда не показывался.

               В Москву прибыли утром 9-го мая. Настроение у всех в вагоне было приподнятым – солнечное майское утро, день Победы, а впереди ещё целое лето!
Когда я сунулся к Гришке в купе сдавать постельное бельё, он спросил:
               – Ты не куда не спешишь? А давай ко мне в общагу, она тут недалеко, в Сокольниках. Отметим День Победы, у меня бутылка водки по этому случаю припасена.  Быстренько сдам свои дела и айда!
               Не хотелось обижать хорошего парня, и я согласился. Да и в самом деле, спешить мне тогда незачем было. Жена с ребёнком у тёщи под Рязанью, дома  пусто, да и жратвы никакой.
               В железнодорожной общаге бабушка-вахтёрша неторопливо вязала что-то, сидя в своей будочке – на нас особого внимания не обратила. Мы поднялись на четвёртый этаж, и Гришка, пошарив какое-то время по карманам в поисках ключа, открыл дверь.
               – Комната на троих, а живу я здесь один. – Пояснил он, пропуская меня вперёд.
               Уселись за стол, хозяин комнаты нырнул под кровать, достав из-под неё бутылку «Московской». Нашлись и два стакана.
               – А вот закуски-то маловато, ну да ладно! – сказал он и потянулся к подоконнику.
               В свёртке, что он положил на стол, оказалась нечто густо обросшее зелёным пухом.
               – Ничего, сойдёт! – бодро заявил Гришка, счищая плесень, под которой показалась колбаса. – Я уже ел такую, ничего, как видишь, со мной не случилось.
               Выпили… От закуски я предусмотрительно отказался, а приятель мой уплетал её с аппетитом.
               Когда бутылка опустела, Гришка зевнул, потянулся и, предложив мне немного подремать, улёгся на свою кровать, махнул вяло рукой, мол, выбирай из двух кроватей любую. Я лёг на ближайшую ко мне и быстро заснул.

               Очнулся я, когда за окном уже начало смеркаться. Вскочил, как ужаленный – до Подольска ещё час на электричке добираться! Ночевать в общаге в мои планы не входило.
               Хотел попрощаться со своим новым знакомым, подошёл к кровати, тронул его за руку – она была холодна, как лёд! Пощупал пульс – его не было… Меня бросило в жар, в глазах потемнело – Гришка был мёртв!
               Я бросился из комнаты прочь. В вестибюле, стараясь не выдавать своей спешки, укоротил шаг и, не глядя в сторону вахтёрши, вышел на улицу…

               Так вот неожиданно прибыл, значит, несчастный проводник на свою станцию назначения. Что было причиной его смерти для меня на всю жизнь осталось загадкой. Никуда я по поводу этой внезапной кончины по сути малознакомого для меня человека я не обращался, но ещё в течение долгих месяцев вздрагивал от телефонных звонков и с тревогой ожидал, что вот-вот явятся ко мне из соответствующих органов и скажут: «А ведь вы там были, молодой человек, не так ли?»