Мастер смены Шмурдяков

                «Если кто-то причинил тебе зло,
                не мсти. Сядь на берегу реки,
                и вскоре ты увидишь, как мимо
                тебя проплывает труп твоего
                врага»
                Лао Цзы, древнекитайский философ




               Всю ночь валил снег, а к утру ещё и завьюжило.
               Генка Шитов, затемно ещё, разбудил сыновей – пятилетнего Серёжку и трёхлетнего Гришутку, – стал копошиться, собирая одного в детский сад, другого в ясли, да и ему самому надо было спешить на работу. Тот, что поменьше, капризничал, не хотел сначала просыпаться, потом одеваться; со старшим было проще: тот собирался, готовясь к выходу, уже сам.
              Через полчаса, усадив мальчишек в санки, помчался Генка, что есть духу, по зимней улице сквозь снежную круговерть. Автобусы ещё не ходили – первый рейс с конечной остановки только в шесть ноль пять. Хорошо, что хоть ясли рядом. Нужно успеть отдать младшенького в группу и везти автобусом Серёжку почти в центр города, за семь остановок, в детский сад. Вот такая складывалась в то утро несладкая картина…
              Так, конечно, было не всегда – только в течение последних двух с половиной месяцев. Как оформили младшего сынишку в ясли, Валентина, Генкина жена, вышла на работу. Пошла не в свою смену, в которой они с мужем прежде работали вместе, а попросилась в другую, чтобы всякий раз кто-нибудь из них обязательно был дома с детьми. Но два-три раза в месяц выпадало так, что Валентина не успевала ещё вернуться с ночной смены, а Генке надо было выходить в утреннюю. Вот и приходилось молодому папаше совершать головокружительный марафон: из дома в ясли, из яслей в детсад, из детсада на работу. Увы, как ни старался он, всё равно опаздывал к началу смены на пятнадцать-двадцать минут. Даже то, что, отведя сына в детсад, он не ждал автобуса (тот мог задержаться или вообще не придти), а бегом, через пустырь, мимо гаражного кооператива, вдоль железнодорожных путей мчался вовсю прыть на работу, не меняло дела. Благо, что на территорию цементного завода можно было попасть запросто – как таковых проходных на предприятии не было. Сидела на проходной вахтёрша, которая время от времени открывала и закрывала ворота, пропуская машины, а так перелазь через забор в любом месте, а лень лезть – дойди до ближайшего пролома в заборе и заходи!
             Генка перелез поближе к раздевалке, чтобы скорее скрыться в ней –  не дай бог попасться на глаза начальству! Но стоило ему сделать несколько шагов по территории завода, как из помольного отделения вышел тот, кого он меньше всего хотел бы сейчас видеть.
             –  Шитов! – окликнул его мастер Шмурдяков, прибавив  для острастки пару-тройку бранных слов. – Я же тебя уже дважды предупреждал! Опять опоздал! И слушать тебя не хочу!  Некому детей по яслям-детсадам отводить, так пусть баба твоя дома сидит, если больше некому с детьми заниматься! Уж и не знаю, что с тобой теперь делать!
             Шмурдяков махнул рукой, развернулся и пошёл в конторку.
             Генка молчал… Оправдываться было бесполезно. Конечно, он сам виноват, порядок есть порядок. Просил же сместить ему график на эти злополучные четверть часа – не разрешили. Да и мастер прав, ведь на нём ответственность и за всю смену, и за каждого работника. Генка тяжко вздохнул, жалея больше не себя, а Шмурдякова. Пожалел его искренне, от всего сердца, а переодеваясь у своего шкафчика стал горько думать, как ему быть дальше. Может и в самом деле Вальке посидеть дома, но тогда с деньгами будет туго. Или самому найти другую работу?
             В этих раздумьях, которые и на короткое время теперь не отпускали его, Генка отработал тот день. Жене дома вечером ничего не сказал – не хотел заранее беспокоить. Так прошло ещё две недели…

         … Однажды утром, выйдя в смену, Генка зашёл в комнату мастеров. За столом вместо Шмурдякова он застал мастера другой смены – Серёгу Зубарева.
         –   Наш-то где? – вяло поинтересовался Генка.
         – А ты что, не слышал разве? – Зубарев от удивления даже бросил заполнять сменный журнал.
         –   Нет… А что такое?
         –  Ну, ты и даёшь! Все вокруг об этом только и говорят! Представляешь, вчера вдруг ни с того ни с сего поднялась у их годовалой дочери температура. Понесли они с женой её в детскую поликлинику –  благо недалеко, через два дома.  А пока стояли в очереди на приём, дочка-то прямо на руках возьми и помри!

         Генку это известие ошарашило. Ну и дела! Надо же такому случиться!
         И вдруг почувствовал Шитов отчего-то себя в этой смерти виноватым. Думалось: вот если бы тогда, когда Шмурдяков отчитал его за опоздание, Генка отругал бы его, пусть даже не вслух, если бы проникся к нему ненавистью и проклял бы его, то, как знать, может быть, этой беды и не случилось бы…
И понёс Генка в своём добром сердце эту нечаянную вину дальше по всей своей жизни.

          Вот так, получается, что, прощая наших врагов, мы наказываем их ещё больше. Значит, что же, выходит – лучше не прощать?
          А Шмурдякова Генка так больше и не видел – тот уволился с завода, и вернулись они с женой к себе на родину – куда-то на тамбовщину. Мастером в смене остался Зубарев, и теперь, когда Генка предупреждал его, что завтра немножко опоздает на смену, тот с улыбкой говорил: «Не спеши, если чего я тебя прикрою от начальства –  дети важнее…»