Я пьян любовью - дайте мне бокал!

 
                Любовь – и смысл и цель всей сути сущей, -
                Одной любовью жив любой живущий.
                Хафиз

       Дорогой читатель! Если ты устал от суеты, невзгод и недобрых вестей, если в жизни твоей наступила нелегкая полоса, отложи на мгновенье дела и грустные мысли и прикоснись к целительному  слову  великого поэта!

Я пьян любовью – дайте мне бокал!
Хмельной от страсти – винопийцей стал.
Я пьян её глазами – где же чаша?
Уста любимой холодны, как лал.
Пусть снимет покрывало, ибо луны
Её ланит не терпят покрывал.

Я стал дверным кольцом, чтобы соперник
Меня от двери милой не прогнал.
Ты думаешь – я ждал твоих объятий?
Я твоего лишь лицезренья ждал!
Миража блеск, Хафиз, тому, кто жаждал,
Ни разу утоления не дал…

       Хафиз говорит, что если сердце  чем-то опечалено, не терзай свое сердце – твои мысли снова придут в порядок, ты ощутишь гармонию. Если идут дожди и сырость на душе, обязательно придет солнечный день. Никогда не теряй надежды!

       Родился Муслих ад-Дин Абу Мухаммад Абдаллах ибн Мушарриф ибн Муслих ибн Мушарриф (его подлинное имя) в Ширазе  в 1315 или 1317 году на юге Ирана. Уже в раннем возрасте он выучил наизусть Коран, за что и получил уважительное прозвище «хафиз», что означало «хранящий в памяти». Поэт этим именем подписывал все свои газели.
         В современном  Иране имя Хафиза известно каждому первокласснику, как  имя  Пушкина в России. Наивысшее  уважение к поэту в том, что народ сделал его поэтический псевдоним нарицательным  - сегодня слово «Хафиз» означает «народный певец». Любой тегеранский торговец или таксист легко процитирует вам цитаты из изящных газелей.

Расцветшей розе говорит влюбленный соловей:
«Не зазнавайся! В цветнике есть много роз милей».
Смеется роза: «Пусть ты прав, но любящий вовек
Подобных слов не говорил возлюбленной своей!»

      Поэту поклоняются как святому. Считается, что у каждого на книжной полке обязательно должны стоять две книги - Коран и томик стихов Хафиза. Почем поэт пережил столько веков? Вот это мы и постараемся  понять.

     Жил Хафиз не в самые простые времена. Семья переехала из Исфахана в Шираз, когда  династии атабеков Салгуридов Фарса (1148—1270)  в XIII в. были данниками монголов. Отец поэта Баха ад-Дин слыл в Ширазе одним из самых богатых купцов, но  рано умер, и семья, оставшись без кормильца, вскоре разорилась. Старшие братья поэта отправились по свету в поисках лучшей доли, и с матерью остался только малолетний Шамсиддин Мухаммад. Женщина  отдала сына на воспитание в чужую семью.  Бедолага рано стал подмастерьем в хлебопекарне, рос очень   трудолюбивым и любознательным. Треть заработка он  отдавал матери, треть тратил на себя, а  треть он платил учителю соседней школы, где познакомился с наследием Руми и Саади,  Аттара и Низами и сам стал сочинять стихи. Уже в это время Шамсиддин принимал участие в собраниях ученых и мыслителей. После он получил хорошее образование в медресе. Основу его последующего заработка составляла плата за обрядовое чтение Корана и пожалования от покровителей искусства,  которые так и  не принесли ему богатства.

      Сохранилось много легенд о поэте. Легенда 1 гласит о том, как Хафиз начал писать стихи.
Каждую свободную минуту Хафиз стремился провести среди «людей базара» — любителей изящной словесности. Любители не воспринимали всерьез первых поэтических опытов подмастерья из дрожжевого цеха. Бывало, и насмехались, и издевались над ним. В делах любви у юноши тоже ничего не ладилось. Красавица Шохнабот с презрением смотрела поверх головы незадавшегося поэта.. Вот тогда и решил посетить чудотворную гробницу знаменитого отшельника и поэта-мистика Баба Кухи Ширази. Юноша  долго  молился, плакал и жаловался на судьбу, пока не выбился из сил и не заснул. Во сне к нему и  явился благообразный старец, который дал  вкусить  божественной пищи и сказал: «Ступай, ибо врата знаний теперь для тебя открыты». Проснувшись, юноша сложил газель, которая прославила его имя. Красавице Шохнабот не понадобилось сорока ночей, как Шехерезаде,  ей хватило и тридцати девяти. Она бросилась в объятья поэта, он вознесся на все вершины блаженства и не заметил, как пролетела сороковая ночь без молитв. После этого юноша предстал перед своими насмешниками и продекламировал стихи:

Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали,
И воду жизни во тьме, недоступной зренью, мне дали.
Утратил я чувства свои в лучах того естества,
Вина из чаши, что духа родит возвышенье, мне дали.
И благостным утром была и стала блаженства зарёй
Та ночь — повеленьем судьбы, — когда отпущенье мне дали.
Небесный голос в тот день о счастье мне возвестил,
Когда к обидам врагов святое терпенье мне дали.
И взоры теперь устремил на зеркало я красоты,
Ведь там в лучезарность её впервые прозренье мне дали.
Дивиться ли нужно тому, что сердцем так весел я стал?
Томился скудостью я — и вот вспоможенье мне дали.
Весь этот сахар и мёд, в словах текущих моих,
То плата за Шах-Набат, что в утешенье мне дали.
Увидел я в тот же день, что я к победе приду,
Как верный стойкости дар врагам в посрамленье мне дали.
Признателен будь, Хафиз, и лей благодарности мёд
За то, что красавицу ту, чьи прелестны движенья, мне дали.
Перевод Е. Дунаевского

       Но слушатели не поверили юноше  и устроили ему испытание. Хафиз должен был составить ответ на газель-образец. Он справился и тем самым заслужил всеобщее одобрение. Такова легенда. Она рассказала о том, как перед силой любви не устоял и святой чудотворец, и благодаря любви родился великии поэт, которого признал мир.

                И полились газели о любви:

Ты совершенство тайн любви познай – не похоть, не порок!
Тот, в ком дух любви убит, пусть о самом себе скорбит.
Дыханье гурий, амбра их благоухают лишь тому,
Кому и грязь у погребка дыханье мускуса таит.

      Хафиз был отчаянным городским плутом и любителем разгуляться на весь честной базар. Вот он сидит в тюрбане и в халате с чашей вина в руке.

Ветер повеял из сада через тенистый порог.
Гурия – рядом. Отрада – грозный блистающий ток.
Да, я бедняк! Я сегодня величием равен царю.
Кровля мне – облако. Трон мой – берег. Подножье – поток.
Травы лужайки лепечут о наступленье весны.
Светлого рая не надо. Сердце земле я обрек.
Пусть этот мир, разрушаясь, лепит из нас кирпичи, —
Из испарений фиала сердцу воздвигни чертог.
Пусть меня в черную книгу впишут за склонность к вину –
Ты не суди меня! Знаю сам, что готовит мне рок…
Вечер – полный веселья – тучи свивает чалмой.
Утреннее похмелье, похмелье за пиалой.
С красных ланит тюльпана светлая каплет роса,
Падает непрестанно слез источник живой.
Словно дыханье рая, ветер над лугом летит.
Пейте, сердца согревая, чашею круговой!
Ты, возведенный розой на изумрудный трон,
Примешь фиал, где блистает вино, как лал огневой.
Пост наступает постный. Скоро запрут кабаки!
Есть еще винная лавка там, за чертой городской.
Сядь, и подобно Хафизу, чистого выпей вина! –
Пусть, словно юная пери, кравчий цветет красотой!..

      Он написал много лирических газелей  о любви, вине, красоте природы и розах. Благодаря этим стихотворениям поэт получил прозвище Шекерлеб («сахарные уста»).
Его газели – а Хафиз был мастером этого сложнейшего жанра восточной поэзии - всегда с глубоким подтекстом и очень музыкальны. Глубокий смысл и лаконичность в них сочетаются  с удивительной простотой.

Приди: израненное сердце, быть может, исцелится вновь.
Приди: быть может, с мертвым телом душа соединится вновь.
Приди: глаза мои закрыла разлука мрачная с тобой,
И только встреча, только встреча заставит их раскрыться вновь.

          Таким его запомним и мы, когда он  поднимает полную чашу вина  и произносит наполненные чудным хмелем слова:

Песня, брызнуть будь готова – вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Чашу пей – в ней снов основа – вновь, и вновь, и вновь, и снова!
      
        Хафиза часто  приглашали ко дворам восточных владык. Но поэт не пожелал покидать родной  Шираз. Он почти безвыездно прожил там всю жизнь, никогда не женился, не имел детей и только постоянно заботился о семьях своих сестёр. Правда, есть сомнительная версия, будто в зрелом возрасте поэт женился, и у него родились два сына, однако и супруга, и дети умерли раньше Хафиза. Он постоянно жил в бедности, а средства к существованию зарабатывал творчеством, а также чтением и толкованием Корана.

       Сохранилось множество историй об отношениях поэта с правителями родного городе. Хафиз особое признание получил   в годы правления Абу Исхака, которому посвятил два стихотворения, пожелав в касыде правителю твёрдости перед лицом лишений и трудностей.
       В 1357 году Абу Исхак был побеждён и казнён воцарившимся в Ширазе основателем династии Музаффаридов Мубариз-ад-дином. После этого Хафиз оказался в оппозиции к новому правителю и написал  около десятка газелей, высмеивавших жестокого  религиозного фанатика.  Да, поэт не сочинял  философские стихи и не писал политические памфлеты. Но разве не проявил он мужество, когда его отточенное слово во мраке мракобесия  воскрешало  свет, прославляя жажду свободы?

Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.

От нищеты и бед ища защиты,
Учёный муж скитается по свету.
Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь – вмиг призовёт к ответу!

И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, –
Будь сей поэт, как Санаи, искусен –
И чёрствой корки не дадут поэту.

Мне мудрость шепчет: «Удались от мира,
Замкнись в себе, стерпи обиду эту.
В своих стенаньях уподобься флейте,
В терпении и стойкости – аскету».

А мой совет: «Упал – начни сначала!»
Хафиз, последуй этому совету.

      Вскоре  Мубариза-ад-дина сверг и ослепил его собственный сын. В отличие от отца  он   был весьма образованным и покровительствовал искусствам и сам сочинял стихи и трактаты. Положение поэта в эпоху правления Шах-Шуджи было неоднозначным, после покровительства наступила  опала.  Однако, в этот период он создал большинство  стихотворений «Дивана». Сохранилась хвалебная и патетическая  касыда, посвящённая триумфальному возвращению правителя в Шираз из похода в 1366 году:
      
       Когда после смерти Шах-Шуджи (1384) развернулась борьба за престол между членами семейства Музаффаридов, симпатии Хафиза были отданы Шах-Мансуру, который в 1392 году погиб в боях с Тамерланом. Захватив город, эмир приказал вырезать весь род Музаффаридов. Всех от мала до велика вывели в степи под Ширазом и казнили.
       Сохранилась 2 легенда о встрече поэта с грозным завоевателем.
      Предание гласит, что  во время пребывания в Ширазе Тимур  потребовал Хафиза к себе, посчитав начальные строки одной из знаменитейших газелей личным оскорблением.

Когда красавицу Шираза своим кумиром изберу,
За родинку ее отдам я и Самарканд, и Бухару.
Налей мне, кравчий, полный кубок! В раю не будут мне даны
Сады в окрестностях Шираза и лепет речки поутру!

Смутив, похитила наш разум толпа смуглянок озорных:
Так похищают угощенье отряды тюрков на пиру.
К чему возлюбленной прекрасной моя ничтожная любовь?
Нужны ли красоте румяна? Она отвергнет мишуру!

Меня осыплешь едкой бранью – молиться буду на тебя:
Твои уста роняют сахар, — я этот сахар соберу!
Вином и пеньем опьяненный, забудь о тайнах бытия:
Ведь не подвластны эти тайны уму, и слову, и перу!

Ты нанизал, как ожерелье, свою газель. Читай, Хафиз,
Чтоб ожерелье звезд блистало перед тобою ввечеру!


Когда тот явился, Тимур сказал: «Я завоевал полмира своим блистающим мечом, я разрушил тысячи селений и областей, чтобы украсить Самарканд и Бухару, престольные города моего отечества, а ты, ничтожный человечишко, готов их продать за родинку какой-то ширазской тюрчанки, ведь сказано у тебя:

«Дам тюрчанке из Шираза Самарканд, а если надо –Бухару!
А в благодарность жажду родинки и взгляда».

Хафиз поклонился и ответил: «О, повелитель мира! Взгляни, до чего меня довела моя расточительность» (Хафиз явился на аудиенцию в рубище дервиша). Его Величеству понравился остроумный ответ, и он  все же сменил гнев на милость. Такова легенда, а на самом деле во время нападения Тимура на Шираз встреча состояться не могла: Хафиз умер за четыре года до этого события.  в 1389 году.

       Такова сохранившаяся легенда, потому что люди запомнили гордый характер поэта и , видимо, если бы встретился  поэт с Тамерланом, то так бы и прошла эта встреча.

Нет, не сменяю свой венок на царские венцы,
Хоть я от ног до головы, по-вашему, бедняк.
Я раб величия души, свободной от всего,
Что тенью рабства отдает. Я гордостью объят.
Я не таков, чтоб изнемочь под колесом судьбы.
Скорей сломаю я его, коль не пойдет на лад.

      Хафиза иногда сравнивают с Омаром Хайамом, и для этого есть свои основания. Многие его стихи, будь они не газелями, а рубаи, могли бы сойти за произведения своего знаменитого предшественника.

Все уходит из рук в этом мире, на ярмарке этой,
Где тебе продадут пустоту, где тебя непременно обманут.
Где нельзя удержать ничего, к чему сердцем привязан,
Где и троны царей легким прахом со временем станут.
Да продлятся, Хафиз, твои дни! Пей вино и не слушай советов.
Прекратим этот спор – он и так уже слишком затянут.

      Настоящая слава пришла к поэту после смерти. «Диван Хафиза», основу которого составили газели,  распространился по всей Персии в огромном количестве списков. В 1773 г. Ширазе, на месте упокоения поэта, было установлено мраморной надгробие со строками из его стихотворения. В 1935 г. над ним построили восьмиугольную беседку с выложенным изразцами куполом. А вокруг – чарующий сад и пруды с золотыми рыбками. Скромную могилу украшает один-единственный нарцисс. Сюда приходят просить о взаимной любви,  о том, чтобы рассеялись все препятствия на пути к любимой или любимому.  Влюбленные парочки заходят в беседку, и молча прикасаются к надгробию. Приходят не только просить, но и благодарить за свое счастье: за проведенные вместе годы, за эту минуту, за все то, что еще будет в жизни, ведь они  – молодые, счастливые и влюбленные.

Как я страдал, как я любил – не спрашивай меня.
Как яд разлуки долгой пил – не спрашивай меня.
Как я любовь свою искал и кто в конце концов
Теперь мне больше жизни мил – не спрашивай меня.

Как я от страсти изнывал и сколько горьких слёз
Я в пыль у этой двери лил – не спрашивай меня.
Какие слышал я слова из уст её вчера!
Ты хочешь, чтобы повторил? Не спрашивай меня!

Ты не кусай в досаде губ, беседуя со мной.
От скольких губ я сам вкусил – не спрашивай меня.
Как стал я нищ и одинок, как все свои грехи
Я кровью сердца искупил – не спрашивай меня.

Как от соперников Хафиз мученья претерпел
И как он жалок стал и хил – не спрашивай меня.