3. Ростовское серебро

3. РОСТОВСКОЕ СЕРЕБРО. Воевать Иван Даниилович не любил, да и, наверное, не очень-то умел, его коньком всегда были финансы, а также все, с ними связанное. Когда этого требовали интересы казны, Иван шел воевать, но предпочитал все же более мирные способы пополнения своих сундуков. Накопленный капитал в казне надолго не задерживался, его немедленно пускали в оборот. Самым ценным товаром в Москве считали землю и людей, поэтому, как только появлялась такая возможность, скупали все что могли: от сел и деревень до крупных городов и целых княжеств. Если местные бояре и князья не хотели «продаваться», Калита ехал на крупнейшую в истории «ярмарку» русских княжеств, располагавшуюся в Орде, и делал свои приобретения там. В ставке великого хана щедрому московскому князю всегда были рады, ибо знали, что с пустыми руками он не приедет, а послушание его могло бы послужить примером для всех остальных вассалов сарайского владыки. Впрочем, и своих ордынских покровителей послушный Иван обирал всякий раз, когда представлялась такая возможность. Например, следуя его негласному распоряжению, московские чиновники всячески препятствовали проезду в Орду иноземных купцов, следовавших с караванами транзитом через Москву. Европейцам приходилось обменивать свои товары на Руси, и торговые пошлины оседали не в ордынской, а в великокняжеской казне. Иногда убытки казны значительно превышали ее доходы, и, чтобы их возместить, приходилось прибегать к крутым мерам. Вот тогда Иван и пускал в ход силу, как это произошло, например, в истории с ростовским серебром.

Древний Ростов всегда поддерживал самые тесные, можно даже сказать, союзнические, отношения с Тверью. К московитам тверское боярство относилось с нескрываемым презрением, как к выскочкам и нарушителям старины. Терпеть такое соседство и дальше Калита, разумеется, не мог. Вот почему, сразу же после своего утверждения в должности великого князя он повернулся к заносчивому Ростову лицом, вытянул в его сторону указующий перст и произнес всего одно слово: «Взять!».

Первой в указанном направлении отправилась дочь Калиты Мария, отданная замуж за местного князя Константина. Через дочь и зятя Иван получил контроль над половиной Ростовского Княжества, включая Борисоглебскую часть самого Ростова. В 1331 году, как нельзя кстати, умер владетель Сретенской половины Ростова Федор Васильевич. Поскольку умер он бездетным, все его владения должны были достаться Константину, как единственному наследнику, но в Москве на этот счет имели свое собственное мнение. Выморочное наследство Иван у зятя отобрал и без лишних разговоров присоединил к великому княжению. Ярлык на Ростов Калите пришлось выкупать в Орде за большие деньги. К тому же, в это же самое время подошел срок очередных выплат ордынских даней. Ущерб казне был огромный, и Калита, недолго думая, решил покрыть свои расходы за счет самого Ростова, чтобы, значит, купить у хана ростовский ярлык на ростовские же деньги. Сказано – сделано. Московский боярин Кочева с дружиной налетом вошел в город и обобрал его до нитки. У бояр, горожан, смердов москвичи забрали все серебро, какое нашли, от столовой посуды до всевозможных безделушек и пуговиц. Не исключено, что срывали и серебряные нательные кресты, хотя в летописях об этом ничего не сказано. С теми, кто пытался противиться, московские воеводы поступали, так, будто бы Ростов был взят ими в бою на щит. Старейшего ростовского боярина Аверкия, например, воевода Кочева приказал прилюдно повесить за ноги и нещадно бить палками. Затарившись серебром в Ростове, московиты принялись грабить пригородные волости. Попутно шел «перебор людишек»: неблагонадежных высылали в московские пределы, чтобы не терять их из виду, а остальных зазывали переехать в Москву уже добровольно, обещая переселенцам освобождение от податей на несколько лет. Оскудевший ростовский люд, выбирая меньшее из зол, стронулся с насиженных мест и потянулся к Москве.

На новом месте ростовским переселенцам было вначале туго. Жизнь приходилось начинать с чистого листа. Обобранные своими новыми хозяевами люди строили землянки и шалаши, расчищали лес под пашню, бортничали, мало-помалу обзаводились хозяйством. Расчет Калиты был верным: население его княжества значительно увеличилось за счет пришлых, которые до конца своих дней считали себя на Москве чужаками, но их дети и внуки рождались уже коренными москвичами, и на родину предков их не тянуло.

Если верить преданию, в тот год в числе прочих на новое место перебралось и семейство разорившегося ростовского боярина Кирилла. Разместили их в окрестностях маленького городка Радонежа, где они, забыв о своем происхождении, были вынуждены работать на земле наравне со смердами. Сыновьям Кирилла, Стефану и Варфоломею, с раннего детства пришлось приучатся к тяжелому крестьянскому труду: валить деревья, корчевать пни, обрабатывать землю. Никто и подумать тогда не мог, какое славное будущее уготовано этим двум мальцам, что первый из них станет духовником старшего сына Ивана Калиты, Симеона Гордого, а второй на вечные времена будет вписан в историю Земли Русской под именем Сергия Радонежского.

Помимо Ростова Калите удалось провернуть еще две солидные «купли» - Углич и Галич Мерьский. Правда, куплями в полном смысле слова их назвать было нельзя. Правившие там княжеские династии сохранили свои столы, но ввиду их полнейшей «профнепригодности» и неспособности своевременно и сполна уплачивать ордынский выход хан перепоручил их земли заботам великого князя, который сам вносил в ордынскую казну суммы, причитавшиеся с этих княжеств, а затем возмещал свои расходы так, как это умел делать только он. Вместе с этими городами Москва приобрела и огромный потенциал прилегавших к ним богатейших лесных массивов. 

В общем, действовали московские власти чисто по-бессерменски.