Глава 29 Куплет двадцать девятый Отрывок из книги

В «восьмом блоке», куда нас недавно перевели из «пятого» из-за ремонта, условия «проживания» оказались ещё круче, но надо иметь  в виду, что здесь месяц- максимум два и потом пшол вон, на зону!  Чтобы ни от кого не зависеть, я по-прежнему много рисую,  благо от заказчиков по-прежнему нет отбоя. Кто у меня только в клиентах не перебывал: и наркоторговцы с наркоманами, и клЕфтесы (воры), и аферисты с гангстерами. 

Скорее по инерции, наши блатные ещё продолжают  сортировать для меня  клиентов, но мой сокамерник Николай, уже имевший достаточный  тюремный опыт, недвусмысленно намекнул мне недавно, что, мол, это посредничество выгодно только им одним и я вправе отказаться от него, если захочу.  Я немного припозднился с броском, но мне просто жизненно необходимо отколоться от компании блатных. Мне особенно мерзко наблюдать за их вознёй вокруг «общака».  Но если с хавкой и куревом дела у меня теперь обстоят вполне нормально, то со шмоткой, особенно с обувью,  сущая беда.

Кроссовки  у меня были старые, без шнурков,  в них мне  жарко,  неудобно снимать каждый раз, потом одевать, брючки тоже так себе, все «мэджиком» извозюканы и давно не  стираны уже, а достойной сменки нет. Разве что, бэушные стираные джинсы, которые я приберегаю для депортации? Но, как известно, все  наши беды проистекают от неинформированности.

И вот когда в очередное воскресенье, согласно плановой очерёдности, нашу «христианскую конфессию» снова повели в зону для участия в богослужении, то тут-то я и решил сразу действовать. Надо так же иметь в виду, что воскресный поход в эклиссИю (церковь) обычно использовался нашим братом из сизо и в корыстных целях тоже, так как одним надо было срочно стрелку забить, чтобы базар перетереть, а кому-то разжиться «подогревом».

Вот и сейчас, как только церковная служба закончилась, все тут же разбрелись по друзьям и знакомым, а я отправился искать вещевой склад. Как раз недавно прошла инфа, что мне, оказывается, по закону полагается бесплатное вещевое довольствие, причём с иголочки! Чтобы я и  не нашёл то, что искал? Уже минут через десять я стоял перед кладовщиком и докладывал ему о своих проблемах! Что приятно удивило, так это полное отсутствие у кладовщика высокомерия и какой-то личной заинтересованности в этом деле.

Напротив,  сверившись с моей личной карточкой, он оперативно  снял с  меня мерку и – вуа ля,  вскоре  я держал в своих руках комплект  совершенно новеньких шерстяных брюк цвета беж, чёрной футболки с бело-зелёным лейблом на груди и пары абсолютно новеньких чёрных полуботинок! Испросив на то его соизволения,  я  переоделся  в новое прямо тут же,  на складе, а своё старое тряпьё запихал в освободившийся  пакет и с чувством великого удовлетворения  выбросил в урну. Когда я вернулся к своим, то все рты пораскрывали от моего волшебного преображения, хотя казалось бы, чего особенного  я сделал?

На зоне правда свободы больше, но там, как говорится, спешить уже некуда, сидите, товарищ, и не рыпайтесь. Может быть, кому-то эта аналогия покажется странной, но знаете…  вот, скажем,  служил я  когда-то в учебке и это была одна данность, с изнуряющими занятиями по строевой подготовке, ежедневной муштрой на плацу, строгим распорядком дня и так далее, а после попал  я в линейные  войска и что, думаете там мне было лучше?  Как раз дисциплина  и порядок, на мой взгляд, и являются залогом стабильности, тогда и служба предсказуема, и карьерный рост просматривается. Короче, мне это больше по вкусу. В блоке №8 со свободой  у нас не очень,  зато и порядка побольше, как в учебке. Зажатая между отмостками двух корпусов, «пятым» и «восьмым» блоками, небольшая песчаная площадка во внутреннем тюремном дворе, примерно двадцать на десять метров,  это и есть  пока вся наша истинная свобода.

Конец марта, а на улице уже печёт по-летнему. С  этим  трудно смириться, но сегодняшняя весна на Кипре  наступает как бы без моего непосредственного участия, скорей «по привычке». Конечно плюс, что нам разрешается выходить во двор размяться, здесь даже можно в футбол погонять, кому интересно. Мне не интересно, я больше сторонник держаться единолично, тут поприседал, там поотжимался. Прогулки, конечно, дело хорошее, но не всегда осуществимое, и тут всё от отдельных личностей зависит.

Скажем, учинил где-то выпердыш вроде Яшика дебош с начальством и всё – сидите по норам, товарищи арестанты, курите веник! Кто знает, как избежать антагонизма между вами и тюремной администрацией? Я лично, не знаю. Так что приходится гадать каждый день,  а не прикроют ли вам  источник творческого вдохновения по чьей-либо козлячьей милости?

В тюрьме времени валом, тут оно ваш главный враг. Часто не зная, что делать с этой напастью,  люди в тюрьме изощряются  в попытках убить его как можно эффективнее: кто качается, в качестве подручных средств используя баклашки с водой, кто в футбол во дворе гоняет,  большинство же арестантов, вроде меня, либо круги бесконечные по периметру нарезают, обходя футбольную площадку по  отмосткам у зданий,  либо сидят на корточках, как голуби, щурясь, греются на солнышке.

А в центре между тюремными корпусами, похожая на большущую детскую песочницу, располагается импровизированная футбольная площадка. Да, забыл упомянуть!  Архимед-то, мой старый знакомый по обезьяннику в Ларнаке, тоже здесь, с нами! Здесь же и турок молодой,  и мАнгас (блатной) Йоргос, герой героиновых дрязг.  Из всех  здесь более-менее достойно ведёт себя только  Архимед, на мой взгляд. Блатные пытались  его фаловать, но он что-то резко ответил им по-турецки и те сразу отвяли от него.

Считаю, что я не правильно повёл  себя с самого начала, мне тоже надо было более жёсткую позицию занимать, а не рассусоливать про мистические равенство и братство. Пытающихся вести  себя независимо, в тюрьме не любят, но если  вы сами по себе случай безнадёжный,  то скорей всего от вас отстанут в конце-концов.  У нас, если смотреть непредвзято, кто тут в лидерах ходит,  трое армян-понтийцев, Юрка из Перми и Яшик из Крыма?

Этих ребят точно ждёт зона, поэтому они и не надеются особо на послабления.  А вот над турками здесь стоит Ахмед, с виду человек очень степенный, капитальный, с очень выверенными движениями, про таких обычно греки говорят арсеникОс, то есть настоящий  мужик. Так вот, когда нам разрешается выйти  всем на лужок травки пощипать, то Ахмед обычно выходит на улицу первым, так как ему единственному надзиратели доверяют ключи от заветной двери во двор,  там его личное  кресло справа на отмостке всегда дожидается.

Он сразу садится в него, тут же накидывает себе на голый череп полотенце, чтобы солнце не пекло,  закрывает глаза и долго так сидит молча без движения. Ахмед безусловный лидер и не только среди своих, у него и с другими арестантами сложились хорошие отношения. Так вот, турок Ахмед и понтийский грузин Архимед мне представляются самыми независимыми людьми во всём «восьмом блоке». А я, облюбовав себе отмосток с противоположной стороны в тенёчке, каждые десять-пятнадцать минут отжимаюсь на кулаках,  укрепляю  запястья. 

Недавно сказал блатным, что впредь буду брать за рисунки  не бартером, как раньше, а деньгами, типа, стелю себе соломку для предстоящей депортации.  Вижу, что план мой блатным не  нравится, да только кишка у них тонка мне палки в колёса ставить.И ещё одно очень важное открытие состоялось недавно,  нам здесь, оказывается, положена ещё и «свиданка», разумеется, кому есть кого пригласить к себе в гости, так называемая Адиа ЭпИскипсис.

А раз так, то я  теперь всенепременно буду из Ларнаки Лакиса выдёргивать сюда для общения. Варианты надавить на него были и раньше, разумеется. К примеру, засылал я уже  к нему как-то своего гонца из числа тех, кто откинулся раньше. Вроде как передали ему мою записку на заморском аглицком языке. И всего-то делов;  приедь, мил человек, рюкзачок  с вещичками подвези и гуляй на все четыре стороны.

А имеется ещё и другой вариант,  это чтобы местным чинушам до предела усложнить процедуру депортации, взять и настрочить в тюремную канцелярию заяву на предоставление тебе временного политического убежища. Здесь все кому не лень катают подобные писульки. Убежища тебе, разумеется, никто не предоставит, но сами бюрократы соплями умоются зелёными, прежде чем весь клубок размотают. А европейская бюрократия такова, что отказать тебе в твоём прошении никто  не имеет права. Пока то да сё, а это опять выигранное время. 

Но сначала, да, мне позарез нужно было встретиться с Лакисом, чтобы прояснить хотя бы ситуацию с моими вещами. Зная его характер, могу представить себе, как трудно мне будет вытащить этого старого лиса из норы. Спустя три недели заточения  я окончательно пообвыкся здесь, успокоился, коней никуда не гоню. Одних только книг  мы с Николаем набрали в тюремной  библиотеке! Так  что пока их все не прочтём, на волю ни ногой (смайл). 

В нашей камере традиционно хоть топор вешай! Народу порой набивается столько,  что надзиратели просто в ступор  впадают, не зная что с этим можно поделать.Что ещё на себя обращает внимание, что не все тут задерживаются надолго. Так по-настоящему  крутых ребятишек отсюда на волю вытаскивали одним щелчком пальцев. При наличии хорошего поручителя, это вполне решаемая задача. Такие кадры у нас обычно больше недели не сидели, их всех как правило выпускали под залог сразу после первого, максимум второго судебного разбирательства. Разумеется, наблюдать всё это было нелегко.

Двойные, тройные стандарты, четвертные…  Кстати, завтра меня опять повезут в Ларнаку для судебного разбирательства и это уже будет моё второе по счёту заседание суда. Лакис, вроде, тоже немного оправился от шока, зато теперь в его глазах поселилась вселенская тоска, будто он впервые в жизни столкнулся с несправедливостью.

Где эта трещина в мегалите, через которую я вытеку на свободу, а, Лакис? Я не могу понять его логики, ведь, проще же было выправить мне документы, разве, нет?  Неделю назад, когда мы впервые пересеклись  с ним  в вестибюле Декастирио, я попросил его привезти мне  в тюрьму мой рюкзак с вещичками, но Лакис как будто под наркотой был, всё время улыбался невпопад, отводил глаза, мямлил своим сахарным голоском про какие-то нестыковки, короче, всё смешалось, кони и люди. Конечно, кому хочется жечь бензин задарма,  я прав?


Но Лакис моя единственная зацепка, кажется, он это тоже понимает и потому всячески пытается сбросить меня со своего загривка.  Когда я вижу Лакиса в суде, то сложные настроения обуревают мной, ведь человека, собравшегося слиться, видно сразу. В такие моменты больше всего  в его поведении меня тревожит эта елейность, кстати, верный признак того, что Лакис точно задумал сдать назад.Я понял, сам он не поедет.

Без  Адиа Эпискипсис, без официального  уведомления? Дохлый номер.В суде Лакис упорно уходит  от прямых ответов и чуть не плачет, когда я настойчиво повторяю ему один и тот же вопрос.  А чему научила меня тюрьма, что здесь, например, легко утаить ставшее привычным в среде замкнутого общения с такими же, как ты сокамерниками, и никогда того, что так контрастирует  с тем, что тебе пытаются втюхать с воли. Лакис, конечно,  умён, но известны случаи, когда люди специально напяливали на себя розовые очки, чтобы элементарно не умереть от страха.

Лакис всячески пытается увлечь меня в ненужную полемику по поводу несовершенства человеческих душ, словно так он хочет выжать из меня жалость, а сам уже давно закопал меня вместе со всеми моими проблемами.  Многие мои знакомые сидельцы  мне так и говорили, что, мол, киприоты никогда не станут заниматься чужой судьбой, их только собственная интересует.

Слушая тех и других и где-то даже соглашаясь с ними, сейчас я был не против ничего, было бы только что-нибудь за. Мы оба разогнали эту дьявольскую карусель и нет никакой возможности её остановить. Кто прав, кто виноват... Небрежность к себе, слабохарактерность, эта пара крошечных точек на запястье, укус чёрной Мамбы. Ведь, сказано же было: «Чувак, не унывай!Всё проходит, пройдёт и это»… Ладно, не буду мариновать тебя, дорогой читатель! 

Адиа Эпискипсис себе я всё же вытребовал! И вот, он сидит передо мной, немолодой уже грек-киприот, сидит и опять несёт какой-то вздор. Время на свиданке тает неумолимо, я понимаю, что простыми уговорами Лакиса не пронять, оттого он и ёрзает сейчас на скамейке, что это была простая формальность с его стороны навестить меня в сизо. 

Слава богу, хоть рюкзачок мой привёз, да ещё десять лир (двадцать баксов) дал «на лавочку». Но только напрасно кирие Андрэу так хладнокровно мочит моё время, ловко уходя от конкретно поставленных  мною вопросов, всё равно мне даже такие посиделки крайне выгодны и среди множества его цветастых междометий я всё равно нахожу для себя самую значимую и самую полезную информацию.

Вот ещё один штрих в картине происходящего: недавно для нашей защиты в суде  Лакис нанял известного кипрского адвоката АфрикАноса (Африканос – имя собственное)!   Мне  тоже полагается общественный адвокат, но я сходу отверг эту идею, поскольку польза от таких юристов как правило невелика. Что особенно примечательно, что мне до сих пор не предъявлено никакого обвинения и я по-прежнему ипОдикос!
\
Но, достигнув своего позитивного максимума, время теперь сигнализирует мне, чтобы я тоже не слишком расслаблялся и по возможности избегал провокаций, которыми изобилует тюрьма, а меж тем провокации становятся тем чреватей, чем дольше ты засиживаешься на нарах. По традиции  наше дело в суде рассматривается  последним и, может быть поэтому, кроме нас самих и ещё незначительной группы присутствующих, в зале суда больше нет никого, что и создаёт эту особую атмосферу общения, почти семейную (смайл).   

В отличие от меня, романтика и идеалиста, Лакис окружил себя каменной тишиной, проникнуть через которую не так-то  просто. Но  понять его как раз и не сложно, он по-видимому надеется, что очередное заседание суда может стать для всех нас последним (гипотетически угроза депортации висела над моей головой постоянно), но когда я злюсь, я начинаю мыслить особенно продуктивно.

Вот и наши тюремные «профессора» тоже не устают повторять мне, что-де мой знакомый киприот меня всё равно кинет. СигА (зд. - спакуха)Последнее слово всё равно остаётся  за мной, не дай бог, Лакис начнёт юлить. Да, информация в тюрьме, это самая вожделенная субстанция! Информация бесценна, поэтому когда кто-то из наших товарищей вновь возвращается к себе в камеру после очередного судебного заседания, то вокруг него тут же образуется временный кружок по интересам. Человек с воли, это человек с воли, тройной восклицательный знак!

Каждый из чужого опыта пытается выудить для себя что-то своё, а, заполучив, или не заполучив искомого, с намеренно скучным видом опять отваливает в сторону и словно каменеет в собственных проблемах. Театр! Перед самым отходом ко сну, когда все решётки в камерах заперты, а арестанты опять остаются один на один, вот тогда твоему собеседнику и задаются те самые два-три вопроса «за жизнь».  Мой сокамерник Николай  не намного старше меня, но по молодости лет уже успел отмотать немалый срок.

Говорит, что всё у него начиналось с дисбата в Армии. Хотя, как мне кажется,  он чего-то всё–таки не договаривает. Он, конечно, силён в своём,  четыре года в «чёрной зоне»  не шутка, но всё равно, он не  может знать о жизни всё абсолютно.  И даже тюрьма с её замшелой консервативностью не является раз и навсегда установленным штампом.

Я ему говорю, что, возможно, скоро выйду отсюда, а он мне не верит. Для него моя оговорка  «возможно»  является очень удобным оправданием для собственных стереотипов, а мне с ним спорить лень. Я знаю, что я прав  и для меня это аксиома. Мне забавно наблюдать, как он отрицает очевидное.  Например тот  факт, как ко мне относятся кипрские сержанты, когда им надо доставить меня сначала в Декастирио в Ларнаку и потом тем же маршрутом из Ларнаки обратно в сизо в Левкосии.

Я же этого не выдумываю, а он мне заявляет, что этого  в принципе быть не может! Так вот, ещё раз для таких же Фом неверующих как Николай: для меня самого это в какой-то мере тоже было сперва неожиданностью, но когда я впервые  сел  в полицейский джип, чтобы ехать на суд,  его  водила вдруг поворачивается ко мне и спрашивает:
         - КапнИзис? (Куришь?)
  Я ответил, что да, после чего он молча достал две сигареты из пачки, одну он засунул  себе в рот, а другую протянул мне. С тех пор он делает это регулярно, каждый раз когда мы едем в Ларнаку,  он просто молча угощает меня сигаретой, причём, разрешая мне курить за компанию с ними прямо в машине.  Но и это  ещё не всё. По прибытии на  место, в судейском здании департамента он сразу отстёгивает с меня наручники, для чего?

Имея минут пятнадцать-двадцать свободного времени в запасе, мы сначала поднимаемся с ним на второй этаж в кантИну (столовая), где сидя в почтенной компании греческих судей, полицейских и водителей, успеваем жахнуть по чашечке-другой хорошего киприакО (кипрского кофе) и выкурить по сигарете. На нас со стороны посмотришь, кореша да и только! (смайл) И это для меня тоже была мощнейшая подсказка, что всё, что я делаю,  я делаю осознанно верно.