Поединок с Джеки Чаном
В нашем автомобильном батальоне, обустроившемся на окраине небольшого волынского городка, служили в основном украинские хлопцы. Но с каждым призывом завозили сюда небольшим группами и уроженцев других республик. Мало кто из них остался в моей переполненной событиями памяти. Да я бы и не прочь всех их забыть. Не потому, что как-то особенно плохо отношусь к ним, а просто вспомнить бы теперь самое нужное, самое важное. И всё-таки не оно – самое нужное, самое важное – вспоминается теперь, чаще всего – случайное, замеченное краем глаза.
Служил у нас большой усатый грузин Гоги, который никак не мог смириться с воинской дисциплиной. Что мне до него, я бы с удовольствием его забыл, но выстрелы в столовой, вероятно, оставили слишком яркую мету в памяти. Стрелял дежурный офицер, конечно вверх, но всё же это было чрезвычайное событие. Случилось оно из-за того, что Гоги начал бузить за столом, офицер сделал ему замечание, Гоги ответил, потом они вошли в боевое соприкосновение и офицер, который был явно слабее строптивого рядового, вынужден был достать пистолет. Лицо его было перекошено яростью, пули вонзались в деревянный потолок. Гоги перепугался и, пригибаясь, побежал к выходу.
Мы, на мгновенье подняв головы от алюминиевых мисок, с интересом наблюдали за маленькой войной, развернувшейся в проходе между рядами длинных столов. Но с последним выстрелом вспомнили, что время солдатского обеда коротко – вот-вот последует команда: «Встать! Выходи строиться!» И продолжили жевать перловку с жилистыми кусками свинины.
Вот слово сказалось, и вспомнил я теперь уже безымянного паренька из Средней Азии, который прославился тем, что, работая на батальонном свинарнике, ухитрился продать свинью местным жителям.
И первое, и второе ЧП тянули для их главных героев на дисбат, но время было добродушное, никто серьёзно не пострадал.
К слову сказать, никаких ужасов армейской жизни, описание которых вызывает глубокое сочувствие к авторам и ненависть к порочной системе, мне испытать не довелось. Были трудности и неприятности – да, но в целом атмосфера казалась вполне терпимой. Если, конечно, человек сам не нарывался на жёсткие репрессии.
Наверное, мне просто повезло. Наша воинская часть была небольшая – всего-то две роты бензовозов, предназначенных для заправки танков в полевых условиях. На её просторной территории, огороженной бетонными столбиками с редкой, местами провисшей колючей проволокой, стояли двухэтажная казарма, здания штаба, столовой и несколько хозяйственных построек. Возле казармы, сбоку от плаца, росли высокие черешни – я только вволю и поел этой ягоды в свои армейские годы.
Мiсто Лукiв – так по-украински называлось место нашего пребывания. «Дрянной городишко» – писал о нём один знаменитый философ, который служил в этих местах в Первую мировую войну. В наше время – это был вполне приличный провинциальный городок Луков. Была в нём скромная гостиничка, где останавливались наши родные, не менее скромная больничка, в которой я лечил зубы, кафе «Зустрiч», то есть «Встреча», где можно было поесть гражданской еды в увольнении, библиотека, где можно было взять книги – это поощрялось начальством. В самой части тоже была библиотека, но на полках стояли бесконечные собрания классиков марксизма-ленинизма, «Что делать» Чернышевского и ещё десятка два мало интересных имён.
На городскую улицу можно было выйти через КПП. А с другой стороны части прямо за колючей проволокой открывалась степь. Весной там расцветало множество мелких красных маков. Красиво было, хорошо. Сегодня мне почему-то хочется вспоминать только о хорошем.
Вот и Хабибула был одним из тех моих сослуживцев, с которыми приятно встретиться, улыбнуться друг другу, переброситься несколькими словами. О чём мы могли с ним говорить? Почему при встрече мы тянули друг к другу руки и улыбались? Не помню, да и неважно. Представляете молодого Джеки Чана? Сразу понятно, что с этим человеком хочется дружить.
Как так вышло, что в нём вдруг взыграла азиатская ярость, и он вызвал меня на драку, объяснить трудно.
Надо сказать, межнациональных конфликтов в нашей части не было в помине. Хотя словечки «хохол», «кацап», «москаль» нередко звучали в нашей речи, но имели они исключительно добродушно-ироничный смысл. Никто и не думал обижаться. И вообще ни о каком-то противостоянии нас, калужан, и ребят из Ковеля, Житомира, Ивано-Франковска, Киева мы и подумать не могли. Я только замечал, что группа львовских парнишек держится особняком. И особенно меня удивил, но и прояснил многое, один случай. Шёл разговор о предстоящем показе фильма. Как обычно в речи местных ребят мешались украинские и русские слова, и когда Костя Иванюк однажды сказал «кинО», я шутя поправил его:
– Не кинО, а кИно.
И вдруг, услышав мою шутливую подсказку, ко мне от кучки львовчан подскочил один паренёк с ярко-интеллигентской внешностью, и, вероятно, увидев во мне своего единомышленника, на чистом украинском произнёс какую-то фразу, в которой я не понял ни слова. Я растерялся, развёл руками.
– А это ты так… – разочарованно сказал он и, сдерживая брезгливость, отошёл к своим.
Да, надо сказать, я был очень удивлён, что канонический украинский язык не так уж легко понять русскому человеку. Да что удивлён – когда однажды нам привезли фильм на украинском языке, я был поражён – невозможно было понять даже общий смысл диалогов.
Но конфликтов, которые прорывались бы наружу, – нет, о таком не было даже намёка.
Поэтому, когда я легонько ударил Хабибулу – даже не кулаком, а раскрытой ладонью в грудь, я не думал о нём как о человеке другой национальности. Я, честно говоря, вообще не знал, кто он: узбек, таджик или киргиз. Мы шли в строю на обед, и возможно, задумавшись, я сбился с ноги… Вдруг чувствую, кто-то наступает мне на пятки, причём нарочно. Я разворачиваюсь, вижу улыбающегося Хабибулу, и что-то такая злость меня взяла. Честно говоря, было от чего злиться. Полтора года на службе. Каждый день казарма на пятьдесят коек, плац, кросс, ночные дежурства у радиостанции, безвкусная еда. Увольнения раз в два месяца – и что хорошего, выйдешь, выпьешь полбутылки водки, походишь по городку, забредёшь на танцы. И снова в казарму. К тому же, как сейчас припоминаю, а может, выдумываю, именно тогда я распрощался со своей девушкой, с которой переписывался все эти полтора года. В общем, было отчего злиться. А тут ещё этот на пятки наступает. И вот я поворачиваюсь и толкаю его в грудь под шеей. Не припомню, есть ли фильм, где Джеки Чан приходит в ярость. Но могу теперь это легко представить. И это не смешно. Потому что Хабибула из добродушнейшего, почти плюшевого человечка вдруг превратился в злого дэва, готового растерзать меня в клочья. Нет, в тот момент цивилизация победила. Он сдержался, только вылетело из его сдавленного горла:
– Приходи за летний клуб… Разберёмся.
Я кивнул.
Всё произошло стремительно и было совершенно неожиданно для меня самого. Мне совсем не хотелось обижать Хабибулу, но я его ударил при всех. В то же время, я не мог предположить, что толчок в грудь вызовет такую реакцию у Хабибулы. И тем более мне совсем не хотелось больше драться с ним.
Драться я с детства не любил. Да и не было принято у нас в деревне выяснять отношения при помощи кулаков. Так, в шутку помутузимся. И только в самом крайнем случае дадим друг другу по нескольку оплеух и разойдёмся, чтобы на следующий день снова вместе бежать на речку купаться или тщетно искать клад в развалинах барского особняка. Перед армией я, правда, пару месяцев ходил на бокс в заводской спортзал. Научился правильно ставить ноги, наносить удар – поворачиваясь всем корпусом, уклоняться от удара противника. Но это были всё же преимущественно теоретические знания.
Мелькнула мысль объясниться по-хорошему, сказать, что толкнул в шутку, извиниться, если надо. Но на душе было так погано, что я предпочёл быть с расквашенной мордой, чем показать себя слабаком. Драться так драться.
Летний клуб был на краю территории, за кустами акации. Мы молча дошли до последней лавки, и Хабибула гневно сказал:
– Снимай ремень.
Он расстегнул пряжку, положил ремень на скамейку. Я сделал то же самое. При этом, помнится, улыбнулся. Всё-таки, несмотря на грозные приготовления Хабибулы, ситуация казалась мне очень глупой и смешной, если посмотреть со стороны. А Хабибула был настроен серьёзно, сверкал глазами, поводил плечами и был похож на сжатую пружину. Видно было, что драка для него привычное дело. Он расстегнул ворот гимнастёрки, блеснув белым подворотничком, и подойдя на шаг ко мне, скомандовал:
– Бей первым.
Он был ниже меня на голову, я глядел на него сверху вниз и понимал, что этот комок мускулов и нервов, как снаряд, выпущенный из пушки, сейчас налетит на меня, чтобы смять моё неуверенное сопротивление, но чувствовал в себе только какое-то ленивое спокойствие.
Став в боксёрскую стойку, я выбросил вперед левую руку и ударил, вернее, опять толкнул Хабибулу в плечо. Он вздрогнул, словно его пронзило током, но замер и закричал:
– Бей по-настоящему!
– Сам бей, - сказал я ему, оставаясь в позе опытного боксёра.
Видно было, что настоящая ярость в нём схлынула, и он пытается разжечь в себе хотя бы сильную злость.
– Ты будешь драться?! – процедил он сквозь зубы
– Да пошёл ты… - лениво ответил я, опуская руки.
Хабибула обмяк и, выдавливая из себя остатки гнева, произнёс размеренно:
– Не подходи ко мне никогда.
Мне нечего ему было сказать.
Между тем, из-за кустов появился капитан Кулик с красной повязкой дежурного по части. Он сел на задней лавочке, закинул нога на ногу и закурил, поглядывая в нашу сторону.
Хабибула подхватил свой ремень и почесал мимо капитана, не обращая на него внимания. Тот не остановил солдата, который с расстёгнутым воротником, без ремня шёл мимо него, только проводил его задумчивым взглядом. Остановил он меня, хотя я успел уже заправиться, застегнуться – как на смотр.
– Что тут у вас? – спросил он с любопытством.
– Да так, говорили…
– Ну вот и хорошо…
Видно было, что ему действительно хорошо сидеть на лавочке, курить сигарету с фильтром и знать, что всё во вверенной ему части мирно и спокойно, даже если и не всё по уставу.
А Джеки Чана я увидел впервые только в девяностые. Я долго не мог понять, чем так тревожит меня этот весёлый гуттаперчевый мастер драки. Потом дошло: ну да, вылитый Хабибула. Интересно, как он поживает теперь в своей неведомой мне стране.
Свидетельство о публикации №224092201119