Коммунизм

Во время дружелюбной дискуссии с человеком в социальной сети я задумался о коммунизме и социализме, что это вообще такое, и возможно ли это. Что я думаю об этом сейчас, что я думал об этом ранее, как себе это представлял. Да, я грешен, потому что в юности был очарован идеей построения совершенного общества. Мне казалось, что если люди изобрели такие средства передвижения, как самолеты и автомобили со скоростными поездами и круизными лайнерами, то почему они не могут добиться аналогичных успехов в области устройства общества?

Не могу сказать, что в нашей семье особо интересовались политикой или устройством общества, или были патриотами. Бабушка иногда с бездумной яростью повторяла всякие лозунги про правое дело, но это была только болтовня, рожденный во время голодомора дед тихо ненавидел государство и думал, как бы отдать ему меньше и получить от него побольше, но очень редко решался заговорить об этом вслух. Отец мой откровенно не хотел вообще ничего давать государству, но жить за его счет, правда, у него это не получалось, и приходилось ему жить за счет тестя с тещей. Мама вроде бы и пыталась верить в идеалы коммунизма, но на что она ни смотрела в стране советской, все клеймила позором недоделок и критиковала. И когда мне сказали, что хочу я этого или нет, но я обязан и должен стать пионером. И тут я, как обычно, начал артачиться, и началось на меня психологическое давление. И к моему удивлению, некоторые одноклассники начали на меня давить вместе с учителями. В итоге я решил, в пионеры вступить, но галстук этот не носить, как и школьную форму, и поставить волосы на голове дыбом с помощью сладкой воды. Ругались на меня, конечно, стыдили тем, что мой отец работает в кооперативе, а не на государственном заводе. Однако это в конце восьмидесятых латышские завучи делали совсем не старательно.

К тому времени, когда я задумался об устройстве общества, у меня были проблемы с милицией, я терпеть не мог большинство учителей за их незатейливое лицемерие. Они навязывали детям идеалы коммунизма, спустя рукава, без огонька, и очень злились, если я задавал им вопросы. А из телевизора говорил о перестройке и гласности Михаил Сергеевич. Старики озабоченно вздыхали, когда слышали о каких-то переменах, а стакан с молоком на трибуне вызывал у них недоверие. Они говорили, что Лёня хоть и был глупый, но зато свой, надежный, а этот с пятном на лбу какой-то чужой, новое что-то затеял, не к добру это и как бы чего не вышло.

Наступил девяностый год. В нашей школе, большая часть учащихся на латышском языке, повязали на шеи ленточки с национальными узорами. Русскоязычных никакое национальное пробуждение не интересовало, вероятно потому, что хоть и называла большая часть из них себя русскими, но были они самых разных национальностей. Их внимание было сконцентрировано на новых ценностях, привезенных из-за рубежа или их подделках, произведенных в кооперативах. В начале девяносто первого я явился в школу после зимних каникул, но она была пуста, а все кабинеты были открыты. Я встретил там младшего соседа по двору и спросил, что случилось, а он сказал, что случилась революция и школу открыли, потому что собрались её взорвать. Я посмеялся и пошел домой, продлевать зимние каникулы. Во время этих каникул я услышал, что кто-то в кого-то стрелял в центре города и нескольких убили. Кто в кого стреляет и зачем я тогда так и не понял, как и мои родители. Один из моих родственников ходил на баррикады, и кто-то из семьи его за это ругал, а кто-то говорил, что может колбаса в магазинах появится, если Латвия станет независимой. Занятия в школе начались постепенно, сначала из пятнадцати человек пришло только пять. Только к концу января явились все. И кто-то из одноклассников говорил, что ОМОНа надо бояться, потому что они хотели всех убить, а кто-то говорил, что они, наоборот, нас защищали, только непонятно от кого.

Жизнь постепенно вернулась в привычную колею. Я по-прежнему плохо себя вел, даже больше дерзил учителям, когда они вдруг начали признаваться, что они на самом деле были верующими, и хранили иконы под подушками, а учительница литературы сказала, что ее девичья фамилия Романова и она дальняя родственница русских царей мучеников. Меня от всего этого изрядно тошнило, как и от проповедников разных религий, которых пускали в школы проповедовать. Многие книги из школьной библиотеки начали выбрасывать в кучу на школьном дворе. Я решил, что даже если это и плохие книги, их надо сохранить на всякий случай, и потащил их к себе в подвал, в котором при свечах начал эти книги читать. Что-то из этих книг вызывало у меня смех, особенно материалы съездов партии, где в конце каждого абзаца в скобках сообщалось об аплодисментах, бурных овациях, неумолкаемых овациях и одобрительных криках из зала о том, что все сказанное правильно. Смысл повода для неумолкаемых оваций был для меня не вполне ясен, потому я перешел на книги о большевиках подпольщиках, страдающих рабочих, несознательных крестьянах и жирующих высокомерных буржуях и аристократах с шатающимися интеллигентами. И для наивного юноши, которому ничего не было понятно в происходящем вокруг эта незатейливая агитация была понятна. К тому же к девяносто третьему году кооператив отца развалился, работать он не хотел, маме нужно было пройти курсы переподготовки и учить латышский, чтобы работать по профессии. Есть в доме стало особенно нечего, да и с одеждой начались проблемы, а я как раз тогда начал обращать внимание на то, во что я одет.

В советской пропаганде давались простые ответы на мои вопросы о том, почему дети одних могут себе позволить многое, а дети других не могут позволить себе слишком мало. Я поймал людей из нового цветного телевизора на лжи, они говорили, что при советской власти у детей рабочих и колхозников были одни права и возможности, а у детей номенклатуры уже были другие и права, и возможности, и условия жизни, и образование совсем другое. Они обещали в новом обществе равные возможности для всех, но их явно не было. Дети номенклатуры и начальства стали предпринимателями, рабочие стали безработными, инженеры со своим высшим образованием начали торговать на рынках всяким ширпотребом. И многие певцы демократии в прошлом были коммунистами, толкали речи на съездах компартии. Никаких особенных перемен я не заметил, никакие злодеи наказаны не были. В Латвии в тренде были националисты, которых я принять не мог, потому что не понимал, зачем людям национальность. А в России, на которую я смотрел через телевизор был пьяный президент в прошлом коммунист с замашками царя, олигархи, предприниматели в малиновых пиджаках, славящиеся своей необразованностью и смекалкой. Одно время я думал о переезде в Россию или Украину, но связь с родственниками оттуда оборвалась, да и телевизор показывал, что все там хуже, чем в Латвии.

Никаких радужных воспоминаний о социализме у меня не было, я запомнил очереди, запомнил необходимость наличия связей, чтобы что-то достать и куда-то устроиться. Я мог сравнить советские товары и импортные, даже китайские. Я помнил, как милиция обращалась с детьми, какое было образование. И тут я ещё узнал о том, что некоторые мои предки были репрессированы, а другие предки отчасти принимали участие в этих репрессиях. Даже те факты, что были изложены в советских учебниках истории меня как-то не располагали к восхвалению советской власти. Но мне хотелось сказать, что жить так, как жили было нельзя, но и жить так, как сейчас тоже нельзя, что этот новый правящий класс ничем не лучше.

Я закончил девятый класс и пошел в училище, потому что понимал, что учиться ещё три года в школе, а потом лет пять в ВУЗе для меня нереально, даже если я и напрягусь, освою латышский на нужном уровне и поступлю на бюджет, просто тупо мне все это время будет не на что жить, потому что отец мало того, что ни черта не может заработать, так ещё и тратит деньги на свою идиотскую машину. А мама не сможет кормить меня, сестру и отца столько лет. Да и за квартиру рос долг и родственники не горели желанием постоянно снабжать нас картошкой и солеными огурцами с хутора. Мне хотелось побыстрее начать зарабатывать, деньги, чтобы не жить со своим отцом под одной крышей. Высшее образование в то время, кстати не очень ценилось, многие предприниматели его не имели, и были хозяевами жизни. В пятнадцать лет на первом курсе я уже захотел понять, зачем люди лезут в космос, когда на Земле такой бардак, почему они никак не могут изобрести модель общества, в которой дети действительно имели бы равные возможности, где нарушать законы было бы просто не выгодно, где каждый мог бы заниматься любимым делом, проявляя инициативу, выкладываясь по полной, получая взамен от общества все, в чем он нуждается. Ответы на эти вопросы я принялся искать в произведениях Маркса и Энгельса, мне было интересно, почему в СССР вместо коммунизма получилась какая-то пародия на экономику, какое-то рабовладельческое сословное общество вместо свободы, равенства и братства.

В манифесте компартии мне показалось, что было бы прекрасно отменить право наследования, сделать общественный транспорт и почту бесплатными. Книжечка эта была простой и понятной, но эта простота порождала один серьезный вопрос - почему это нигде не было воплощено, если все так просто и понятно. Право наследования собственности, можно, конечно, отменить, но собственники же могут эту собственность перед смертью за символическую цену продать своим наследникам, то есть обойти эту отмену. В СССР вообще отменили собственность на недвижимость, но эти государственные квартиры получали вне очереди за взятки и по блату, потом обменивали эти квартиры с доплатами на более большие, прописывали там своих детей, что давало им право там жить после смерти родителей или родственников. И этого "бесплатного" жилья вечно не хватало на всех, очень многие жили всю жизнь в общежитиях. Потом появились кооперативные квартиры, чтобы решить как-то жилищный вопрос. Проезд на общественном транспорте был за символическую цену, которую многие и не платили, но этот транспорт был в достаточно плачевном состоянии, ходил редко и был вечно переполнен. Ещё в раннем детстве я изведал на себе все прелести бесплатного медицинского обслуживания, где все врачи постоянно требовали либо просто взяток, либо каких-то даров в виде дефицита. И это бесплатное образование тоже было определенного качества - языки почти не учили, история была набором не связанных между собой легенд, география была практически не нужна, потому что из СССР выехать куда-то было трудно. Информатику практически не преподавали, зато зачем-то заставляли учить формулы по алгебре, физике и химии. То, что учили в профессиональных училищах за три года, можно было усвоить за четыре месяца профессиональных курсов, если убрать общеобразовательные предметы и вечную практику, на которой все валяли дурака или выполняли подсобные работы за скромную плату.

Я понимал, что хорошим не может быть не то, что бесплатное, но даже дешевое. Я задался вопросом почему, и это вынудило меня начать самостоятельно изучать экономику по "Капиталу" Маркса. Пример с кафтаном я ещё как-то осилил, хотя это вызвало у меня только множество вопросов, вместо ответов, а остальное мне показалось каким-то сумбурным нагромождением специфических терминов. Я делился своими впечатлениями от прочтения со старшими людьми, с мамой, которая была по специальности экономистом. Но никто мне ничего объяснить не мог, разве что закон прибавочной стоимости. Я говорил, что эта библия коммунистов, это просто набор слов. Мне отвечали, что если я там ничего не понимаю, то это значит, что я дебил, а Маркс настолько гениален.

Маркса и Энгельса я как-то отложил и решил почитать марксистов, которые попроще. Мне попалась не очень толстая книжка, где все было изложено кратко и понятно. И там не только объясняли идеи Маркса и Энгельса, но и критиковали весь советский опыт построения социализма. И я был вынужден сделать вывод о том, что СССР не был никаким новым более справедливым обществом, что это была непрерывная череда ошибок и перегибов. Примечательно, что эта книжка была написана и издана в конце восемьдесят девятого года, как раз перед развалом перестраивающегося СССР. И авторы той книги продвигали идею того, что сначала в СССР было плохо из-за гражданской войны, потом умер Ленин и в партии началась междоусобица, в которой победил Сталин и все испортил, установив жесткую диктатуру, совершив множество преступлений против советского народа. И с тех пор все пошло прахом, потому что Хрущев, Брежнев, Андропов хоть и не были столь кровожадными, но ничего не понимали в экономике, и довели страну до кризиса, из которого гениальный Горбачев её успешно выведет. Мне все это показалось достаточно убедительным, однако я видел, что Горбачев ничего не разрулил, и все развалилось. Мне тогда было сложно понять, причины катастрофы, которая случилась с СССР, потому что я совсем не понимал, как работает экономика. И я принялся искать причины не в экономике, а в психологии, вспоминая, как люди при социализме бездельничали на работе, имитируя бурную деятельность, как тащили все с работы домой, как на руководящие должности прорывались не те, у кого были лидерские качества, а те, кто умел дружить с нужными людьми.

Тогда же я начал узнавать, как живут в Северной Европе, и чтобы объяснить это мне нужно было признать, существование таких вещей, как ментальность, то есть, что есть различия в национальностях, что одни нации живут прекрасно при любом строе, а другие при любом строе живут ужасно. Допустить это мне было трудно, потому пришлось вернуться к экономике и истории. И история показала мне, что многое зависит от религии, которая преобладала в стране. Если в стране ислам, то там с экономикой и уровнем жизни совсем плохо, если православие, то плохо, плохо и там, где католицизм смешался с язычеством, как в Латинской Америке, в странах чистого католицизма более или менее, а в протестантских странах все отлично. Вероятно, такие религии, как кальвинизм, лютеранство, синтоизм воспитывали в людях с детства чувство личной ответственности за свои действия. А вот у индуистов с детства воспитывали уверенность в том, что незачем напрягаться и о чем-то переживать, нечего куда-то спешить, ведь будет много жизней впереди, которые будут лучше, в которых все можно будет исправить. Не смотря, на то, что религии уже не особо влияют на людей, но в определенных странах сформировался некий уклад жизни, и большинство граждан этих стран по нему живут, мыслят согласно этому укладу, и, если африканца воспитывать в датской семье с малых лет, он тоже будет следовать этому укладу. В общем капитализм в Эквадоре существенно отличается от капитализма в Швеции. В то же время социализм, везде ужасен, что в Китае, что на Кубе, что в Анголе или во Вьетнаме.

В шестнадцать лет, пока в училище была практика, и до меня вдруг дошло, что пролетариат совсем не революционный класс общества, а наоборот реакционный. Я увидел, что рабочие не то, что необразованные в большинстве своем, а агрессивно реагируют на любые признаки размышлений и образования. Эти люди не то, что революцию устроить не могут, они не могли потребовать зарплату у работодателя, который этим пользовался и нагло её не платил. Они униженно просили деньги, которые заработали, они льстили начальству, пытались как-то выслужиться, к любым переменам относились враждебно. Я понял, что даже если я и освою много рабочих профессий, если я начну пить и курить, как они, то всё равно никогда не стану рабочим, которые в большинстве своем мечтают научиться делать одну операцию на одном станке, и делать её всю жизнь, чтобы ничего не менялось. В то же время я кое-что узнал о жизни фермеров, и понял, что крестьяне были более прогрессивными, потому что они, по сути, были индивидуальными предпринимателями, сами следили за качеством своей продукции, сами выбирали и приобретали себе орудия труда, решали, что им выращивать и по какой технологии. В общем они были более самостоятельными, нежели рабочие, которые постоянно находятся под надзором мастеров, и они были более заинтересованы в том, чтобы сделать больше и лучше, следовательно менее агрессивно относились ко всему новому, если это касалось работы.

И тогда я решил почитать Ленина, потому что слышал ранее о его негативном отношении к крестьянам, потому что они "мелкобуржуазные", но мыли он излагал сумбурно, невнятно, используя множество профессиональных терминов. Но все, что я понимал из этого словесного потока не могло меня переубедить в том, что рабство уродует людей, особенно, если они родились и воспитывались рабами, что рожденный рабом не может быть прогрессивным. Хотя смущал пример Спартака, который был невольником гладиатором. Но стоило мне подробнее ознакомиться с биографией этого исторического персонажа, как я узнал о том, что марксисты сильно ошибались в отношении пролетариата. Оказалось, что Спартак был рожден и воспитан свободным человеком, и был даже офицером во вспомогательной части римской армии, потом был разжалован и изгнан за нарушение дисциплины, стал главарем банды грабителей, пойман и сделан гладиатором. Смущенный этим открытием, я принялся искать в истории примеры восстаний рабов, именно неграмотных рабов, и выяснилось, что восстаний именно рабов было очень мало, и если таковые случались, то под предводительством образованных людей, выросших в относительной свободе.

Я увлекся критикой Ленина, потому начал читать его произведение "Революция и государство", в котором он на мой взгляд, противоречил сам себе. Если убрать все словоблудие, то там он утверждал, что для того, чтобы упразднить государство, то есть ненавистный аппарат насилия, его надо сначала усилить, сделать более жестоким, чем он был при капитализме, диктатура пролетариата должна быть безжалостна ко всем классовым врагам. Я вспомнил советскую литературу, которую читал в юности и там была цитата Дзержинского, призывавшая идти в рабство свободы ради, и так далее - на зло, ради любви, на убийство ради жизни. И ведь я, читая это, допускал, что подобные жертвы ради возвышенных целей допустимы, но в семнадцать лет мне уже так совсем не казалось. Я поставил себя на место крестьянина, который освободился от крепостного права, вышел из общины, накопил на покупку своей земли, начал там выращивать больше и лучше остальных, потому что интересовался передовыми технологиями в отличии от других, и тут являются революционные маргиналы, и все это у меня отбирают, и велят бесплатно работать в колхозе, пока они обустраивают красный уголок и рисуют лозунги.

Несколько лет спустя, я нашел исторические книги самых разных авторов и возмущением читал о том, как Ленин решил превратить крестьян в рабочих, только в сельской местности. До этого крестьянам всё-таки было что терять, в отличии от рабочих. К тому же они были слишком самостоятельными и способными самоорганизовываться, а из такого материала диктатуру строить трудновато. В годы военного коммунизма, у крестьян просто отбирали продукты их труда, то есть грабили их, обрекая на голодную смерть, что привело к массовым бунтам в крестьянской в основном стране. Диктатура пролетариата рисковала быть уничтоженной, потому что в той же красной армии служили в основном крестьяне. Для создания бесклассового общества Ленин и Троцкий решили сначала создать кастовое рабовладельческое общество, на вершине которого была партийная номенклатура, потом различные служивые люди, на ступень ниже были рабочие, которые тоже были закрепощены, институтом прописки и тем, что их трудовые книжки находились у начальства. Но они все же работали за деньги, за карточки на продукты, им выделяли жилье в коммунальных квартирах и бараках. Ниже рабочих находились крестьяне, которым государство ничего не выделяло. Они всем себя должны были обеспечивать сами, и почти все это отдавать государству. Формально они имели право на медицинское обслуживание и образование, но качество этого медобслуживания в сельской местности было ещё то, а вместо образования была агрессивная провластная пропаганда. Крестьяне имели право голоса, на условных выборах, но три голоса крестьянин приравнивались к одному голосу рабочего. И в самом низу были лишенцы, то есть классово чуждый элемент, которые не имели права голоса, права на медицинское обслуживание и образование, права на работу, вообще никаких прав, они были всего лишены. Фактически государство толкало их на преступление, чтобы потом отправить в трудовой лагерь, где они просто медленно умирали от недостатка всего, что нужно для жизни и непосильного труда.

Фактически, когда Ленин с Троцким начали строить коммунизм в отдельно взятой стране, они не знали, что делать. Выяснилось, что их понимание общественного устройства было на уровне рабовладельческого кастового строя, ничего другого они устроить не могли, потому что даже представить себе не могли ничего, кроме рабовладения. Выяснилось, что они не понимали даже того, что если у крестьян отобрать все, то они просто вымрут и некому будет содержать их новое общество. Это вынудило их перейти к новой экономической политике, то есть заменить примитивное ограбление крестьян налогами и разрешить рабочим объединяться в кооперативы и производить какие-то товары, потому что промышленность при военном коммунизме тоже пришла в упадок под руководством коммунистической партии. Пришлось им изрядно сократить и огромную пятимиллионную армию, которую на налоги с кооперативов и крестьянских хозяйств содержать было невозможно. Но это был никакой ни коммунизм, а диктатура, которая сидела на шее у мелких производителей вполне буржуазных с достаточно низкой производительностью труда. И никакой мировой революции, никакого бурного развития. В сущности, СССР отличался от других стран только лозунгами на фоне разрухи. Потому многие убежденные коммунисты, стрелялись, делали себе харакири, от разочарования, от осознания того, что они не справились со своей задачей, не осуществили мечту всего человечества о рае на земле. И тогда же многие ещё помнили жизнь во времена империи, сравнивали с действительностью и понимали, что при империи жилось лучше. Но если в прошлом было лучше, чем в настоящем, то зачем была эта гражданская война, зачем этот террор, ради чего были такие жертвы и развал экономики?

Во времена НЭПа, в двадцатые годы американские банки раздавали кредиты без ограничений, и им следовали и банки других стран. СССР так же мог покупать готовые заводы в кредит, чтобы хотя бы не отставать от капиталистических стран. Но в двадцать девятом году кредитная эпопея очень плохо закончилась, мир погрузился в депрессию вместе с США, и к власти начали приходить диктаторы, которые твердили, что все эти кризисы из-за демократии и либерализма, а при твердой руке в ежовой рукавице такого не будет. Простое решение сложной проблемы народу, как всегда, понравилось. И в большинстве европейских стран установились диктатуры, где-то жесткие, а где-то либеральные. СССР не был исключением. Сталин пришел к власти окончательно и принялся уничтожать всех конкурентов по партии, под предлогом поиска вредителей и врагов. Но поиск врагов и коллективизация крестьянских хозяйств были только ширмой для того, чтобы перестроить феодальное общество в рабовладельческое. Крестьяне стали колхозниками, которые работали на государство бесплатно, а чтобы они не умерли с голоду, государство разрешало им выращивать на небольших участках что-то для себя. То есть, оброк государству, заменили барщиной, что, по сути, было регрессом. Произведенное в колхозах частично отдавалось на содержание номенклатуры, а частично шло на экспорт, чтобы на полученное валюту номенклатура могла приобретать для себя импортные товары и покупать готовые заводы у экономически развитых стран. Так же значительную часть населения превратили в ЗК по абсурдным обвинениям, или же за неправильное происхождение, чтобы они валили лес, который тоже шел на экспорт. Это были те же рабы, жизнь которых не стоила ничего. Производительность труда в лагерях и колхозах была ниже некуда. Рабский труд, как говорили Маркс с Энгельсом, не эффективен, и в этом они видели причину распада рабовладельческих империй античности. Но Сталин, недоучившийся семинарист, был с ними не согласен...

Из-за финансового кризиса двадцать девятого года демократическая модель правления стала непопулярной. Потенциальных диктаторов много везде и всегда, и им для захвата власти нужна даже не поддержка населения, а достаточно его пассивности, безразличия, молчаливого согласия. Если у большей части населения нет денег, нет работы, то оно думает не о политике, а о том, где бы ему лично пристроиться в этой жизни. И если кто-то отбирает полномочия у парламента, распускает его, или наделяет главу государства диктаторскими полномочиями, то это вряд ли кто-то заметит. Во времена голодной безработицы и депрессии мало кому есть дело до цензуры в средствах массовой информации, до начинающихся репрессий за принадлежность к оппозиционной партии. А когда уже полностью устанавливается жесткая диктатура, основная масса народа её просто боится и начинает лизать сапоги власть имущим. Но начинается все с того, что некоторые политики разрешают банкам выдавать какие угодно кредиты, кому угодно и подо что угодно. Они говорят, что нечего вообще государству контролировать банки. И сначала все идет отлично, потом случается кризис, потом депрессия, а потом диктатура и далее войны.

В тридцатых годах после коллективизации из-за некомпетентности руководства колхозов, которых назначала партия то и дело начинался массовый голод. Но диктатор Сталин, готовил страну к войне, а для этого нужна была тяжелая промышленность, и её строили на валюту, вырученную от экспорта пшеницы и леса. Эта тяжелая промышленность работала в основном на военный сектор, который прибыли не приносил. Многие товары, такие, как холодильники, советским гражданам были просто недоступны. Одежда достаточно низкого качества стоила больших, для советских людей, денег. Любая, кроме самодельной, мебель считалась роскошью. Об автомобиле рабочие и даже инженеры и мечтать не смели. И все это ещё сопровождалось атмосферой тихого ужаса, вызванного арестами, расстрелами, ростом трудовых лагерей.

Потом началась война, во время которой никто ни о каком благополучии и не заикался и не думал. После войны репрессии, вопреки надеждам народа победителя, усилились, потому что, чтобы восстановить экономику нужно было очень много валюты, следовательно рабов. Лес в разваленной войной и строящейся Европе был востребован. Тяжелая промышленность по-прежнему ковала в основном оружие, которое не приносило прибыли. Массовый голод происходил снова и снова во время неурожаев. Казалось, что население СССР из-за всего этого должно было сокращаться до полного вымирания. Выезд из самой передовой страны был запрещен, в противном случае самая активная часть граждан просто бы сбежала. Но при всей невыносимости условий жизни никаких значительных бунтов уже не было.

После смерти диктатора, в СССР начали разрабатывать огромные запасы нефти и газа, которые были востребованы на мировом рынке намного больше, чем лес и зерновые. И именно это обстоятельство сделало возможной оттепель, некие послабления, нового руководства, после смерти Сталина. Валившие лес, заключенные были амнистированы, массового голода уже не было, колхозники начали получать пенсии, и, хотя и смехотворные и какие-то деньги за работу. В то же время они получили возможность сбежать из колхозов в города. СССР начал торговать своим оружием, и выпускать больше потребительских товаров. Террор в отношении несогласных стал мягче, никого из партийных больше не убивали, в результате конкуренции. Но так как частной собственности в СССР не было, то все дачи и автомобили номенклатура теряла, когда теряла должность и уходила на пенсию. Потому партийцы держались за свои должности до последнего, что привело через пару десятков лет к тотальному старению элит и неспособности их руководить. И если даже кто-то из номенклатуры умирал, то его должность наследовали его дети или родственники. Это привело к вырождению руководства К тому же эта номенклатура была стеснена в своем руководстве идеологическими догмами, которые просто не давали им решать насущные проблемы. Эта же идеология вынуждала их финансировать компартии по всему миру, вести бесперспективные войны, съедавшие часть прибыли от углеводородов. Под руководством партии, сельское хозяйство страны практически умерло. Дети крестьян, которых загнали в колхоз, даже если и не убегали в город на заводы, то уже не хотели надрываться непонятно за что. Таким образом СССР из экспортера зерна, превратился в его импортера. И то же самое происходило во всех отраслях экономики. Но все провалы советской экономики компенсировались импортом, все чего не могли произвести сами, покупалось у других стран на нефтегазовые деньги.

Благодаря экспорту нефти и газа в СССР не только производилось вооружение для мировой революции, не только содержались компартии по всему миру, не только поддерживались всякие людоеды вроде Бокассы или Амина, но и построили пролетариям в городах новое жилье. Часто рабочие строили себе квартиры сами после основной работы, жилье давали только тем, кто долго работал на заводе, и в первую очередь тем, у кого есть дети, но все же это были дома из кирпича или железобетонных панелей, которые при Сталине мало кому были доступны. Народ начал перебираться из коммуналок и бараков в тесные, но отдельные квартиры в безликих, серийных домах. После смерти Сталина начали выпускать и больше разных потребительских товаров, их начали включать в госплан. И благодаря этому народ как-то воспрял духом, и в Новочеркасске случился бунт рабочих, которые вышли протестовать против понижения расценок и повышения цен на продукты. Но протестующих жестко расстреляли, тихо закопали, а на месте расстрела оперативно положили новый асфальт, чтобы кровь не смывать. Это было сделано, чтобы народ не забывал о своем месте в стране советской.

В советской культуре после смерти Сталина тоже произошли заметные перемены. На смену героям рабочим и колхозникам в кинематограф пришла техническая интеллигенция, сначала физики, математики и химики, но потом и учителя, художники, поэты. И государственная пропаганда, начала стыдить тех, кто не получил высшего образования. Простым рабочим или колхозником в шестидесятых быть было уже неприлично. Если уж советский гражданин решил быть простым слесарем, то он должен по вечерам играть в театре заводской самодеятельности, заниматься живописью по выходным, заниматься спортом. Но советское руководство не понимало, что если человек слишком образован, даже в таких точных науках, как химия, то он не может просто брать и переставать думать, когда дело касается истории и обществоведения. Если человек думает, а не слушает народные песни, напившись самогонки, ему будет трудно смириться с отсутствием туалетной бумаги в продаже. И это стало одной из множества причин недовольства советской властью советским народом.

Все хорошее когда-то заканчивается. Так случилось и с нефтегазовыми доходами СССР. Цены на нефть упали, а коммунистическая партия не собиралась затягивать свои пояса потуже, она решила, что пояса должен затягивать народ. Никто из номенклатуры не собирался отказываться от предметов роскоши для себя. Руководство не собиралось прекращать войну в Афганистане, смысла в которой никто из советских граждан не видел и даже не знал, почему она началась и чем она должна кончится, а там гибли советские граждане, на все это уходило много денег, которые могли пойти на повышение уровня жизни советского народа, который в силу своей образованности это понимал, думал об этом, и потому был недоволен. Партийное руководство уже начало вымирать от старости, а их более молодая смена, выросшая на фильмах про физиков и химиков, понимала, что так дальше жить нельзя, к тому же без доходов от полезных ископаемых.

Явился относительно молодой Горбачев, который в отличии от других вождей начал заигрывать с народом, заговорил с толпой, начал слушать, что эта толпа говорит. Народ, которому дали слово ошалел от таких вольностей, и начал требовать у партии всяких благ и прав. Вероятно, Горбачев хотел разрядить ситуацию, успокоить народ таким образом, чтобы они затянули потуже пояса, но, когда выяснилось, что для него интересы партии выше, чем интересы народа, эти послабления и вольности вызвали только ещё большее возмущение. Хотя и партия понимала, что в стране надо что-то менять. Той же номенклатуре надоело прятать от народа свою роскошь, хотелось ей хвастаться, и хотелось её не терять вместе с должностью. То есть, коммунисты вдруг захотели возвращения частной собственности, но только для себя, а не для народа.  И те же коммунисты стали покровителями теневой экономики, когда поняли, что не могут её уничтожить, что она им самим может быть полезна. Чтобы как-то узаконить это теневое производство, пришлось разрешить кооперативы. И это только усилило проблемы советской экономики. Государственные заводы начали растаскивать на кооперативы, а большая часть товаров, которые они производили оставалась невостребованной. И всем уже этих послаблений показалось мало, всем захотелось частной собственности, что противоречило смыслу советского государства.

В условиях кризиса Горбачев метался между старой и новой номенклатурой, да народом, который настолько обнаглел в условиях гласности, что требовал даже наказать партию за плохое руководство. В итоге он перестал заигрывать с народом, и начал метаться только между двумя лагерями партийцев, уговаривая стариков сделать какие-то уступки молодым в виде разрешения каких-то экономических реформ. Он пытался примирить коммунистические догмы и рыночную экономику, как это сделали коммунисты в Китае. Но там партия с народом не заигрывала, впустила к себе иностранные корпорации и фактически сдавала им свою рабочую силу в аренду. В СССР при его теневой экономике никто не ждал сильных конкурентов в гости и в отличии от Китая рабочая сила была не такой уж и дешевой, потому что переселение колхозников в города уже произошло давно, и их дети не хотели стоять у станков за миску риса, а хотели стать предпринимателями. К тому же в СССР с одной стороны хвастались дружбой и равноправием всех народов, а с другой проводили русификацию, и достаточно грубо, что вызывало националистические настроения. Народы объединенных республик хотели не только возвращения частной собственности, но и выхода из союза, потому что все ужасы советской власти у них ассоциировались именно с Россией и русскими.

Старая партийная номенклатура проиграла. Метавшийся Горбачев, который вовремя не примкнул к самым вероятным победителям в этом противоборстве остался президентом без страны. И им были недовольны абсолютно все, и старые, за то, что не подавил восставших, и восставшие, за то, что тормозил реформы, и народ, который, как всегда, остался ни с чем и изведал на себе все ужасы полного развала экономики. Сбережения большинства простых граждан превратились в труху, на государственных предприятиях перестали платить зарплату, потому что они были нерентабельны. И самые прибыльные предприятия были куплены молодыми партийцами за символическую цену. Хотя некоторые предприимчивые представители народа и особенно его криминальной части вознеслись в правящий класс в то смутное время великих перемен. Старая номенклатура в некоторых случаях померла от инфарктов и нервного перенапряжения при потере власти, но многие вовремя конвертировали свои советские сбережения в валюту, приватизировали государственную собственность, дали своим детям стартовый капитал для начала бизнеса, и спокойно жили на пенсии. Советские инженеры в большинстве своем оказались не у дел, начали торговать ширпотребом, спились, сошли с ума.

И самое интересное в этом то, что в трагических последствиях крушения этой нежизнеспособной экономической модели винили не тех, кто довел страну до такого состояния, а тех, кто пришел разгребать эти завалы и спасать несчастное население, выстраивая рыночную экономику. Представьте себе ситуацию, одни построили дом, с нарушениями техники безопасности, по ужасному проекту, люди в этот дом заселились, жили, жаловались на низкое качество жизни и этого дома. И тут являются люди из службы технического надзора, говорят, что в этом здании жить нельзя, что оно может обрушиться, и жильцы дома с ними согласны. Но домоуправ говорит, что не обязательно выселять жильцов из этого здания, что его можно отремонтировать понемногу, не выселяя жильцов, начинаются какие-то косметические работы, которые только расшатывают непрочные опоры и скрепы. Здание рушится, травмированные жильцы оказываются или под завалами, или на улице. Появляются спасатели, которые разгребают завалы, строят временное жилье для жителей, лечат их, начинают долгое строительство нового дома. Но жители, оправившись от шока, начинают искать виноватых в катастрофе. Архитектора, который это здание планировал, давно нет в живых, его последователи разбежались и говорят с безопасного расстояния, что они были не при чем, что все они не виноваты. И народ начинает винить спасателей и строителей нового дома, вернее нескольких новых домов поменьше. И логика у них простая - пока эти спасатели не появились, все было не очень хорошо, но жить было можно, а только эти спасатели пришли, как сразу началась катастрофа. Им объясняли, что катастрофа началась с момента начала строительства этого ужасного здания, в котором все держалось на соплях, вернее на трупах уничтоженных граждан, но они говорят, что все это лживые оправдания, что не нужен им новый дом, что нужен старый, требуют вернуть все, как было и не верят, что другой такой же дом так же рухнет...

Были ли Ленин, Троцкий, Сталин и прочее советское руководство коммунистами и марксистами? Говорилось ли что-то в трудах того же Маркса о лютом терроре, о превращении крестьян в рабов, гнущих спину бесплатно на государство, живущих на подножном корму? Вообще-то Маркс предполагал, что революция в одной стране невозможна, что она должна произойти во всем мире, соответственно только после появления единой, мировой экономики. И Ленин, вроде бы тоже накануне февральской революции семнадцатого года писал о том, что и наши внуки до революции не доживут, а уже после того, как революция в России случилась и он прибыл на родину в пломбированном вагоне, чтобы как-то объяснить случившееся, он изрек, что в силу разного уровня развития разных частей мира, революция возможна в отдельно взятой стране. Однако и эта теория к России не была применима, потому что хоть и уровень экономического развития разных регионов Российской империи был разным, но в основном это была не рабочая, не пролетарская империя, а крестьянская, причем эти крестьяне не были даже фермерами в большинстве своем. У них было общинное пользование землей, а некоторые народы империи вообще жили при первобытнообщинном строе, охотой и собирательством. С точки зрения Маркса переход от первобытнообщинного строя сразу к коммунизму был не вполне возможен и по закону экономической эволюции надо было бы сначала перейти к рабовладению, феодализму, капитализму и потом уже к социализму и коммунизму.

В учении Маркса говорилось о том, что общественные изменения и прогресс начинаются с научных открытий, которые применяются на практике и конвертируются в повышение производительности труда, а дальше это уже влияет на то, что начинаются перемены в устройстве общества. Российская Империя совсем не блистала никакими передовыми технологиями, особенно в сельском хозяйстве, поскольку не было частной собственности на землю, и земли в империи было достаточно для того, чтобы её возделывать до тех пор, пока она не истощится, а потом начинать возделывать целину. В силу того, что продовольствие было достаточно дешевым, рабочая сила была дешевой, стимула механизировать труд, у промышленников особого не было. В общем Российская Империя не годилась для революции, куда больше для этого подходили Нидерланды или Германия или США с Великобританией. И тут Ленину, с его талантом выстраивать подгонять теории к реальности пришлось много написать о том, что мировая война ускорила процессы в обществе, и для революции не обязательно повышение производительности труда до определенного уровня, достаточно классового осознания у рабочих и крестьян, которое можно сформировать пропагандой и репрессиями. И в этой лжи есть доля правды! Действительно во время войн и прочих катаклизмов более бурно развивается наука и внедряются изобретения. Но это не может значить, что следует устраивать войну и голод, чтобы ученые делали больше открытий, а производственники постоянно внедряли новые изобретения! В случае с советами, был сплошной катаклизм, но советская наука сильно отстала от науки капиталистических стран.

Мы видим, что Ленин с Троцким и прочими коммунистами на деле были не были никакими марксистами. Возможно, что они искренне верили в том, что они какие-то идеалисты. Но со стороны прекрасно видно, что они только позаимствовали у Маркса с Энгельсом их лозунги, и прикрыли ими то безобразие, которое творили из-за своей полной некомпетентности. Они просто захватили власть и стали диктаторами террористами, под предлогом того, что ведут народ к светлому будущему. И все бы ничего, если бы они умели руководить, хоть на уровне царских чиновников, но они не умели, творили жуткие ошибки, и компенсировали все это террором.

Маркс, конечно, много болтал про мировую революцию, во время которой высокоразвитые рабочие с оружием в руках захватывают власть, отбирают её у капиталистов, от которых уже нет никакого толка. Он был убежден в том, что капиталисты уже стали, как дворяне, конца девятнадцатого века, которые были лишним звеном, потому что их делами занимались наемные управляющие, а сами они только скучали на диванах, щеголяли на балах, обжирались деликатесами и их исчезновение никак не могло сказаться на экономике. Маркс это видел вокруг, как выродившийся аристократ, он быстро промотал несколько состояний, полученных в наследство, и оказался неспособным работать на железной дороге. Глядя на себя, он думал, что капитализм вырождается, как и феодализм в свое время. Но были и такие капиталисты, как его друг Энгельс, который был очень даже работоспособен, и вполне эффективно управлял отцовскими фабриками, и зарабатывал деньги на содержание своего друга и его семьи, пусть и с помощью несправедливой прибавочной стоимости. Маркс тогда не хотел замечать, что в капитализме отличии феодализма, жесткая конкуренция, там естественный отбор Дарвина, и стоит какому-то капиталисту начать управлять своим предприятием чуть менее эффективно, как его тут же съедают конкуренты. И даже если он становится монополистом в какой-то отрасли и ставит во главу государства своего лидера, оплатив его предвыборную компанию, его могут сожрать монополисты из других отраслей. И даже, когда в США, Морган, Карнеги и Рокфеллер, став монополистами в ключевых отраслях экономики, посадили своего, послушного президента, в их союзе, увидели угрозу другие капиталисты и объединились против них и продвинули во власть Теодора Рузвельта, который покончил с их монополиями.

Сравнивая пророчества Маркса с реальностью, можно заметить, что вооруженное восстание прогрессивных пролетариев не очень-то и необходимо для перехода от капитализма к социализму. Капитализм во многих странах сменил феодализм постепенно, без свержения монархии, без революции, в процессе которой рубили головы всем аристократам. Как оказалось, монархия и аристократы прекрасно уживаются с капиталистами. Следовательно, и коммунисты с социалистами вполне могут ужиться с капиталистами, монархией и аристократами. По идее социализм, то есть уже государственный капитализм, может существовать и при парламенте с палатой лордов и монархии. В Великобритании много раз национализировались отрасли экономики, когда лейбористы побеждали на выборах в парламент. Однако, эти отрасли при управлении чиновников становились убыточными, производительность труда падала, и недовольный народ уже голосовал на следующих выборах за консерваторов, и эти отрасли приватизировались и становились прибыльными, но из-за монополии частные владельцы повышали цены на услуги и начинали экономить на издержках, после чего народ опять на выборах голосовал за лейбористов, которые все национализировали.

В принципе и в королевстве одна корпорация может так или иначе захватить все отрасли экономики, слиться с государством и это будет социализм, причем это может произойти без всякой пропаганды, лозунгов, демонстраций, смены власти, террора, гражданской войны и какого-то участия народа. И не трудно догадаться, что при полной монополии будет происходить с качеством товаров, производительностью труда, зарплатами рабочим. При отсутствии конкуренции и связи монополиста с государством и законодательством, он может ограничить импорт товаров на рынке определенной страны, начать экономить на производстве, на внедрении новых технологий, а потребители из-за отсутствия выбора будут платить ему столько, сколько он им скажет, и работать они все будут только на него, как бы мало он им ни платил, какими бы ужасными ни были их условия труда. И если даже будут в этой стране профсоюзы, то их деятельность монополия может ограничить законами, которые пишутся под её диктовку. Вместе с монополией в экономике в таких странах устанавливается и монополия на информацию, на культуру. И жить в таких странах не очень приятно, особенно если интересы индивида как-то пересекаются с интересами монополии. И такой социализм не ограничивает себя никакой идеологией в отличии от коммунистических диктатур. Такой социализм более гибкий по сравнению с идеологическим, но рано или поздно он начинает сам себя уничтожать, и все начинается с неэффективности экономики, производящей дорогие и некачественные товары, потом деградирует культура, так что народ уже смотрит все импортное, и хочет удрать с родины. Обычно такие режимы существуют в тех странах, в которых есть полезные ископаемые, прибыли от которых хватает на то, чтобы содержать армию и полицию, которая сдерживает нищее население от бунта. Причем государство само задавливает предпринимателей высокими налогами и прочими средствами, чтобы они не стали хоть немного влиятельными и не стали угрозой для режима. В то же время ограничивается выезд граждан из этих стран.

Но некоторые предсказания Маркса отчасти сбываются - экономические барьеры в мире постепенно ломаются и из многих разных экономик формируется одна мировая. И стоит какой-то из стран, подобно КНДР закрыться от этой мировой экономики, как тут же начинается техническое отставание, нищета населения. Монопольным диктатурам в этом мире становится все труднее выживать. И сейчас уменьшается спрос на углеводороды, благодаря возобновляющимся источникам энергии.

Чтобы быть ведущим производителем какого-то продукта, нужно производить что-то очень качественное и в то же время очень дешевое. Для этого необходимо производить это в стране с самыми низкими налогами и дешевой рабочей силой, постоянно покупать передовые технологии по всему миру, как и сырье и разные составные части. Если кто-то и пытается собирать что-то от начала и до конца в одной стране, пользуясь только сырьем этой страны, её рабочей силой, её специалистами, её научной базой, то это получается не очень качественным и слишком дорогим. Это и есть главная предпосылка создания единой мировой экономики. Вслед за единой экономикой рано или поздно страны постепенно начнут объединяться административно, подобно Европейскому Союзу. Интернет, как единая мировая сеть, объединила всю планету в культурном и информационном плане. Пропагандистам разных диктаторов и религий уже не так просто проводить свою агитацию среди людей, которые сидят в интернете.

Теперь и страны начинают конкурировать между собой, как предприниматели капиталисты. Если зарплаты в стране слишком низкие, товары дорогие и некачественные, слабая социальная защита, коррупция, бандитизм, то лучшая рабочая сила, и ценные специалисты, ученые, инженеры, просто уезжают в другие страны, и платят налоги уже там. И это весьма стимулирует правительства многих стран делать их лучше. Хотя большинство их правителей неблагополучных стран не обращает на это внимания, думая, что на их век людей хватит, а некоторые вводят выездные визы, сажают в лагеря тех, кто пытается незаконно пересечь границы. Но по большей части они пытаются пристыдить людей за то, что они хотят жить лучше на чужбине, вызывают в них патриотические чувства с помощью пропаганды в средствах массовой информации. Но если речь заходит о благополучии, то не только у пролетариев нет отечества, как говорил Маркс, отечество предпочитают любить с комфортом на чужбине и ученые, и творческие люди. Передвижение по всему миру теперь становится все доступнее, все дешевле, и мир становится все более одинаковым, потому адаптироваться на новом месте все легче, и о том, что ждет на новом месте можно узнать в интернете, потому переезжать из страны в страну уже не так уж и страшно, как раньше, и благодаря тому же интернету можно свободно и постоянно общаться с родственниками, куда бы ты ни уехал.

Теперь слияние всех стран в нечто единое уже кажется чем-то естественным, и без всякой войны. И всем вполне ясно, что численность населения неблагополучных стран перестанет увеличиваться из-за повышения в них уровня жизни и переезда большей части населения в города из сел. И очевидно, что, когда численность населения планеты в целом начнет быстро сокращаться, то начнется более быстрая автоматизация производства. Сейчас даже в развитых странах не очень выгодно автоматизировать производственный процесс, дешевле нанять гастарбайтеров. Но когда рабочая сила станет дефицитом, производство придется автоматизировать.

Ещё следует учесть тот факт, что с каждым днем уменьшается потребление материальных продуктов и увеличивается потребление продуктов виртуальных. Люди все больше времени проводят у себя дома, уткнувшись в компьютеры и из-за этого становятся все большими индивидуалистами. При росте производительности труда, и сокращении населения планеты, и сокращении материального потребления рабочий день может сократиться и до пары часов в день, причем, чтобы получить и эту работу, надо будет очень долго и упорно учиться, и по всей вероятности, уже не просиживать штаны в школах, возможно, что обучение будет проводиться на дому в индивидуальном порядке. Прочел определенную информацию в интернете, удаленно с помощью интернета сдал экзамен, получил электронный диплом и начал работать на дому. Причем надо будет постоянно совмещать работу с обучением для повышения квалификации, чтобы не быть уволенным и не стать безработным, который лежит в депрессии и смотрит бесконечные сериалы, для снятия которых уже не нужны актеры, попивая пиво, поедая бургеры, присылаемые по пневматической почте. Эти безработные будут страдать психическими расстройствами, и лечиться творческой терапией. В общем, это можно наблюдать сейчас в Японии или Южной Корее – вечное обучение, острая конкуренция, стресс, работа с утра до вечера. А если человек безработный, то ему свободное время совсем не в радость, как и жирное пособие, потому что его мучает комплекс неполноценности, чувство вины за то, что он паразит и не приносит пользу обществу.

Из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что коммунизм будет намного лучше без коммунистов и народу ничего не надо делать, чтобы он постепенно и незаметно пришел, по причине повышения производительности труда. С идеей коммунизма произошло то же самое, что с христианством и другими религиями. Сначала у человека появилась какая-то идея, не вполне внятная на основе изучения экономики и обществоведения, он эту идею изложил в своих книгах, достаточно туманно. А потом у этой идеи появились фанатичные последователи, которые основали секту, совместив религию и политику. Мало кто из коммунистов читал "Капитал" и ещё меньше поняло, что там написано, что Маркс вообще имел в виду. Сначала коммунисты ещё стеснялись и скрывали то, что они не читали это священное для них писание, но Брежнев уже открыто в этом признавался. Он уже не скрывал того, что не интересно ему, что там какой-то Маркс писал, для него было актуально бороться с партийной оппозицией, с инакомыслящими, с геополитическими противниками, в общем только удержание власти до самой смерти было для него актуально.

Многие секты возникли за ширмой какой-то красивой идеи, а потом пытаелись захватить власть, и распространить её на все человечество. Верхушку секты не интересуют какие бы то ни было идеи, их интересует власть над людьми, их ведет инстинкт доминирования. Для них власть не средство для воплощения какой-то идеи, для них она цель. Во власти сектантская элита видит безопасность и стремиться к ней любой ценой, потому что без власти им жить слишком страшно. Средний слой любой секты – это, в принципе, толковые люди, с реальным взглядом на вещи, они креативны и продают свой креатив, и им всё равно на кого работать, при какой власти жить, главное, чтобы их деятельность хорошо оплачивалась. А вот низы сект - это некие стадные животные в человеческом обличии, которые не могут жить в одиночестве, им страшно жить, но также страшно им и выделяться из толпы, потому они тупо следуют за пастухом, который им нужен, чтобы жить бездумно, который им на пальцах объяснит устройство мира, все за них решит, всего наобещает, а они за это будут ему беспрекословно подчиняться, будут рабами. Ранее эти секты были только религиозными, теперь появились ещё и политические секты. Стоит случиться в какой-то стране экономическому катаклизму, как тут же появляется какой-то бесноватый харизматичный лидер и начинает словно юродивый обещать толпе взять и одним махом, как в сказке, решить все их проблемы, только бы они проголосовали за него на выборах или хотя бы не сопротивлялись захвату власти его партией-сектой. Ничего этот выскочка и его свита решить, конечно, не могут, придя к власти, но они используют эту власть для того, чтобы свалить свои ошибки на других и присвоить себе чужие заслуги. И требуют от народа не думать, а просто верить в правящую партию, и народ в большинстве своем радостно верит. И рано или поздно в стране начинается такой бардак, что свалить его на кого-то уже не представляется возможным, и тогда эта секта начинает войну с внешними врагами, и все внутренние враги, оппоненты, несогласные, инакомыслящие сразу становятся предателями, с которыми можно безнаказанно расправиться. Но война разоряет страну окончательно, и она не может больше воевать и тогда режимы в основном падают.

Примечательно то, что есть и секты без идеологии, поклоняются просто какому-то вождю, который каждый день говорит то, что ему удобно. С одной стороны, эти секты более гибкие, им легче приспособиться к изменчивому миру, но с другой люди в подобное верят не столь охотно, даже если они совсем тупы. Людей пугает, если их лидер каждый день говорит что-то новое. Народу же нужна стабильность, когда одно и то же будет вечно. И стоит этому харизматичному лидеру умереть, как режиму приходит конец, потому что служителям этого режима трудно его быстро переориентировать на другого сильного лидера. Проблема не только в том, что люди, даже лидеры не только смертны, но и внезапно смертны и эти лидеры не могут вовремя подготовить свою паству к своему приемнику, а если приемника начать готовить слишком рано, то они боятся, что этот приемник свергнет их раньше смерти, а это для диктатора будет весьма обидно.

Чтобы коммунизм наступил без всяких негативных последствий, без коммунистов и диктаторов, которые только отдаляют его наступление, необходимо, чтобы в обществе была демократия и удерживался некий баланс между прогрессивными партиями и консервативными. Консерваторы нуждаются в том, чтобы их подталкивали вперед к реформам, а прогрессивные нуждаются в том, чтобы их реформаторский пыл сдерживали консерваторы, не давая им наворотить ошибок сгоряча. Конечно, сдержанность и дерзость могут не только выгодно дополнять друг друга, но и сообща вредить общему делу, и чтобы такого не произошло, нужна некая третья сила, которая бы их балансировала. Существуют и проблемы, когда в парламентах слишком много партий, и эти партии постоянно меняют свои программы, объединяясь друг с другом, и эти перемены программ служат им предлогом, чтобы не выполнять свои предвыборные обещания. Многообразие и запутанность политики приводит основную массу недалеких избирателей, которым не хочется подолгу читать программу каждой партии, в замешательство на выборах, и многие на эти выборы просто не идут, и политикой не интересуются, многие голосуют за первую попавшуюся партию или за ту, у которой лидер самый эпатажный со своими популистскими обещаниями.

Если производительность труда низкая, как в древности, то как бы ни были люди развиты в плане морали, они будут жить при рабовладельческом строе. Да и мораль людей растет лишь по мере роста уровня жизни, который им позволяет эти законы морали соблюдать. Но стоит и современным людям оказаться в тех же условиях, в которых жили неандертальцы, как они забывают чтимые ими ранее законы нравственности, чтобы выжить. Конечно, некоторые предпочитают умереть, но не делать определенных вещей, в экстремальных условиях. И в древности такие люди были, но долго они там не жили, быстро погибали, и потому о них нам мало чего известно. История человечества началась с появления излишка продуктов питания и обмена этого излишка, выдача его в долг на каких-то условиях, именно этот обмен сделал человека из животного, сформировал его понятия о справедливости, о долге. Но вряд ли излишки в еде у человека появились, если бы он не начал использовать орудия труда, не научился планировать свои действия. Перемены в обществе наступают не из-за того, что политики принимают какой-то закон, или проводят съезд какой-то партии, или империя включает в себя новые земли с населением. Да, мы видим, что некоторые политики могут принять такие законы, которые тормозят развитие экономики, и следствием этого являются отсталость страны, рост преступности в ней, и её внешняя агрессия, которая кончается войной, в результате которой политики, принявшие вредный для развития экономики закон так или иначе отстраняются от власти. И если в одной стране все развивается хорошо, а у соседей плохо, то в интересах этой страны помочь соседу, потому что недоразвитость порождает беду, которая рано или поздно начнет распространяться во внешнем мири, не в виде нелегальных беженцев, так в виде коррупции, которая очень даже хорошо экспортируется отсталыми странами в развитые, и приводит их к отсталости.

Если заглянуть в мировую историю, то можно увидеть, что культ, а потом и секту можно создать из чего угодно, даже из слов нищего сумасшедшего, и из слов философа, размышлявшего о тайнах бытия. Христиане сначала учили любить врагов своих, не сопротивляться злу насилием, подставляя под удар левую щеку, если бьют по правой, прощать должникам долги их. Но только люди начали организовываться под этими безобидными лозунгами, как их начали за эти слова резать, а потом уже и они занялись насилием, ради продвижения этих светлых идей. А потом они сожгли библиотеку в Александрии и убили ученых, начали торговать индульгенциями, собирать деньги на роскошные храмы и вольготную жизнь священников, заживо сжигать тех, кто сомневается в их утверждениях, навязывать людям с детства чувство вины за все, и требовать деньги за молитвы, и чтобы люди были глупыми, препятствовали их образованию. И все это ради власти, ради материальных благ. И повторяя лозунги о любви к врагам своим, крестоносцы шли убивать невинных людей, просто потому что они были слабее, и их можно было ограбить, и никакого когнитивного диссонанса у этих христиан не было, ведь они убивали людей адептов другой религии, и они не воспринимали это, как грех или нарушение заповеди. А потом начались войны на религиозной почве, из-за разногласий между разными христианами в трактовке священных писаний. И сколько же зла было совершено во имя этой светлой идеи всепрощения и милосердия! Ленин говорил, что христианство, утратило свою революционность, когда стало государственной религией, и сам так же лишил идеи Маркса революционности, когда сделал их государственной политикой.