Мужчины без женщин - тореадоры

Автор: Эрнест Хемингуэй.1926 год.
***
 Содержание- НЕПОБЕЖДЕННЫЕ. В ДРУГОЙ СТРАНЕ. ВОЗВЫШАЮТСЯ, КАК БЕЛЫЕ СЛОНЫ.
 УБИЙЦЫ.. CHE TI DICE LA PATRIA?. ПЯТЬДЕСЯТ ШТУК. ПРОСТОЙ ЗАПРОС. ДЕСЯТЬ индейцев. КАНАРЕЙКА ЗА ОДНОГО. АЛЬПИЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ. ГОНКА ПРЕСЛЕДОВАНИЯ
 СЕГОДНЯ ПЯТНИЦА. БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ. ТЕПЕРЬ я ОТКЛАДЫВАЮ.
*** МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН***
---------------------------------------
 НЕПОБЕЖДЕННЫЕ

МАНУЭЛЬ ГАРСИЯ поднялся по лестнице в кабинет дона Мигеля Ретаны. Он поставил
на пол свой чемодан и постучал в дверь. Ответа не последовало. Мануэль,
стоя в коридоре, почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он почувствовал это
через дверь.-“ Ретана, ” сказал он, прислушиваясь.Ответа не было.
"Он точно там", - подумал Мануэль.-“Ретана”, - сказал он и захлопнул дверь.
“Кто там?” - спросил кто-то в кабинете.-“Я, Маноло”, - сказал Мануэль.
“Чего ты хочешь?” - спросил голос.-“Я хочу работать”, - сказал Мануэль.
В двери что-то щелкнуло несколько раз, и она открылась. Мануэль
вошел, неся свой чемодан.
За столом в дальнем конце комнаты сидел маленький человечек. Над его
головой висела голова быка, сделанная мадридским таксидермистом; на стенах
были фотографии в рамках и плакаты с изображением боя быков.
Маленький человечек сидел и смотрел на Мануэля.
“Я думал, они убили тебя”, - сказал он.
Мануэль постучал костяшками пальцев по столу. Маленький человечек сидел и смотрел на него через стол.-“Сколько корридас у вас было в этом году?” Спросил Ретана.-“Одна”, - ответил он.-“Только этот?” - спросил маленький человечек. -“Это все”.
“Я читал об этом в газетах”, - сказал Ретана. Он откинулся на спинку стула
и посмотрел на Мануэля.
Мануэль поглядел на чучело быка. Он часто видел его раньше. Он
чувствуется некая семья к ней интерес. Он убил своего брата,
перспективный, около девяти лет назад. Мануэль вспомнил тот день. Есть
была медная табличка на щит дубовый голова быка была установлена.
Мануэль не мог прочесть его, но он представлял себе это в память о его
брат. Что ж, он был хорошим ребенком.

На табличке было написано: “Булла "Марипоса" герцога Верагуа, которая
приняла 9 варов за 7 кабальо и стала причиной смерти Антонио Гарсии,
Новильеро, 27 апреля 1909 года”.
Ретана видел, как он разглядывал чучело бычьей головы.
“Партия, которую герцог прислал мне в воскресенье, вызовет скандал”, - сказал он.“Они все вредны для ног. Что о них говорят в кафе?”
“Я не знаю”, - сказал Мануэль. “Я только что вошел”.
“Да”, - сказал Ретана. “У тебя все еще есть твоя сумка”.
Он посмотрел на Мануэля, откинувшегося за большой стол.
“Сядь”, - сказал он. “Сними кепку”.
Мануэль сел; его шапку, его лицо было изменено. Он выглядел бледным, и
его колета вперед, нацепил на голову, так что он не стал бы показывать по
крышка, дал ему странный взгляд.

“Ты неважно выглядишь”, - сказал Ретана.
“Я только что выписался из больницы”, - сказал Мануэль.
“Я слышал, тебе отрезали ногу”, - сказал Ретана.
“Нет”, - сказал Мануэль. “Все обошлось”.
Ретана перегнулся через стол и пододвинул к Мануэлю деревянную коробку с
сигаретами. -“Возьми сигарету”, - сказал он. -“Спасибо”. Мануэль закурил.
“Курите?” сказал он, предлагая Ретане спичку.
“Нет, - Ретана махнул рукой, - я никогда не курю”.
Ретана смотрел, как он курит.
“Почему бы тебе не найти работу и не пойти работать?” - спросил он.
“Я не хочу работать”, - сказал Мануэль. “Я тореадор”.
“Тореадоров больше нет”, - сказал Ретана.-“Я тореадор”, - сказал Мануэль.
“Да, пока ты там”, - сказал Ретана.  Мануэль рассмеялся.
Ретана сидел, ничего не говоря и глядя на Мануэля.
“ Если хочешь, я переведу тебя в ночной режим, ” предложил Ретана.
“ Когда? - Спросил Мануэль. -“Завтра вечером”.
“Я не люблю никого подменять”, - сказал Мануэль. Так было. Их всех убили. Так был убит Сальвадор. Он постучал костяшками пальцев на столе.
“Это все, что у меня есть”, - сказал Ретана.
“Почему бы тебе не записать меня на следующей неделе?” - Предположил Мануэль.
“Ты бы не стал рисовать”, - сказал Ретана. “Все , чего они хотят , - это Литри, Рубито и La Torre. Эти дети хороши ”.
“Они пришли бы посмотреть, как я получу это”, - с надеждой сказал Мануэль.
“Нет, они бы не пришли. Они больше не знают, кто ты”.
“У меня много материала”, - сказал Мануэль.
“Я предлагаю записать тебя завтра вечером”, - сказал Ретана. “Ты можешь работать с молодым Эрнандесом и убить двух новильо после Колесниц”.
“Чьи новильо?” Спросил Мануэль.“Я не знаю. Что там у них в загонах. Что.
Ветеринары не разрешат днем”. -“Я не люблю заменять”, - сказал Мануэль.
“Вы можете принять его или оставить его”, - сказал Ретана. Он наклонился над
документы. Он больше не был заинтересован. Призыв, с которым обратился к нему Мануэль на мгновение, когда он подумал о старых временах, исчез. Он хотел бы
заставить его заменить Лариту, потому что он мог получить его дешево. Он
мог бы дешево достать и других. Хотя он хотел бы помочь ему. Тем не менее, он
дал ему шанс. Это зависело от него.
“Сколько я получу?” Спросил Мануэль. Он все еще обдумывал идею
отказаться. Но он знал, что не может отказаться.
“Двести пятьдесят песет”, - сказал Ретана. Он думал о пятистах.
но когда он открыл рот, там было сказано двести пятьдесят.
“Вы платите Вильяльте семь тысяч”, - сказал Мануэль.
“Ты не Вильяльта”, - сказал Ретана. -“Я знаю это”, - сказал Мануэль.
“Он рисует это, Маноло”, - пояснил Ретана.
“Конечно”, - сказал Мануэль. Он встал. “Дай мне триста, Ретана”.
“Хорошо”, - согласился Ретана. Он полез в ящик за бумажкой.
“Могу я получить пятьдесят сейчас?” Спросил Мануэль.
“Конечно”, - сказал Ретана. Он достал из бумажника банкноту в пятьдесят песет
и положил ее, расправив, на стол.Мануэль поднял его и положил в карман.
“ А как насчет куадрильи? - спросил я. - спросил он.
“Есть ребята, которые всегда работают у меня по ночам”, - сказал Ретана. “Они
все в порядке”. -“ А как насчет пикадоров? Спросил Мануэль.
“Их не так уж много”, - признал Ретана.
“Мне нужна одна хорошая фотография”, - сказал Мануэль.
“ Тогда позовите его, ” сказал Ретана. “Иди и приведи его”.
“Не из-за этого”, - сказал Мануэль. “ Я не собираюсь платить ни за одну куадрилью из шестидесяти дуро.
Ретана ничего не сказал, но посмотрел на Мануэля через большой стол.
“Ты знаешь, мне нужен один хороший снимок”, - сказал Мануэль.
Ретана ничего не сказал, но посмотрел на Мануэля издалека.
“Это неправильно”, - сказал Мануэль.
Ретана все еще рассматривал его, откинувшись на спинку стула, рассматривая
его издалека. -“Вот обычные фотографии”, - предложил он.
“Я знаю”, - сказал Мануэль. “Я знаю твои обычные фотографии”.
Ретана не улыбнулся. Мануэль знал, что все кончено.
“Все, чего я хочу, - это равного перерыва”, - рассудительно сказал Мануэль. “Когда я выхожу на поле, я хочу иметь возможность наносить удары по быку. Для этого требуется всего один хороший пикадор”.
Он разговаривал с человеком, который больше не слушал.
“Если вам нужно что-то дополнительное, ” сказал Ретана, “ идите и возьмите это. Там будет, быть регулярной плохо там. Приводите как можно больше ваши собственные фотографии, как вы я хочу. В charlotada заканчивается в 10.30”.
- Хорошо, - сказал Мануэль. “Если ты так к этому относишься”.
“Именно так”, - сказал Ретана.“Увидимся завтра вечером”, - сказал Мануэль.
“Я буду там”, - сказал Ретана.Мануэль взял свой чемодан и вышел.
“Закрой дверь”, - крикнул Ретана.
Мануэль оглянулся. Ретана сидел, наклонившись вперед, и просматривал какие-то бумаги.Мануэль потянул дверь на себя, пока она не щелкнула.
Он спустился по лестнице и вышел на улицу, залитую жарким светом.
улица. Было очень жарко на улице и на свете на белом
зданий было внезапно и сильно на глаза. Он шел по теневой стороне
крутой улице в сторону Пуэрта-дель-Соль. Тень была плотной и
прохладной, как проточная вода. Жара нахлынула внезапно, когда он пересекал
пересекающиеся улицы. Мануэль не видел никого знакомого среди всех людей, мимо которых он проходил.Перед самой Пуэрта-дель-Соль он завернул в кафе.
Стало тихо в кафе. Было несколько мужчин, сидящих за столиками в отношении
стены. За одним столом четверо мужчин играли в карты. Большинство мужчин сидели у стены и курили, перед ними на столах стояли пустые кофейные чашки и рюмки из-под ликера. Мануэль прошел через длинный зал в маленькую комнату в глубине, сзади. За столиком в углу спал мужчина. Мануэль сел за один из
столиков. Вошел официант и встал рядом со столиком Мануэля.
- Вы не видели Сурито? - спросил я. - Спросил его Мануэль.
“ Он был дома перед обедом, ” ответил официант. “ Он вернется не раньше
пяти часов.“Принесите мне кофе с молоком и порцию обычного”, - сказал Мануэль.Официант вернулся в комнату, неся поднос с большим
кофейным стаканом и рюмкой для ликера на нем. В левой руке он держал
бутылку бренди. Он поставил все это на стол, и мальчик, который
шел за ним, налил кофе и молоко в стакан из двух блестящих, с
носиком кофейников с длинными ручками.Мануэль снял кепку, и официант заметил, что у него на голове заколота косичка. Он подмигнул разносчику кофе, когда тот наливал бренди в маленький стаканчик рядом с кофе Мануэля. Мальчик-разносчик кофе с любопытством посмотрел на бледное лицо Мануэля.
“ Вы здесь деретесь? ” спросил официант, закупоривая бутылку.
“ Да, ” ответил Мануэль. “ Завтра.
Официант стоял рядом, держа бутылку на бедре.
“ Вы из "Чарли Чаплинов”? - Спросил он.
Разносчик смущенно отвел взгляд. -“ Нет. В "ординарном”.
“Я думал, у них будут Чавес и Эрнандес”, - сказал официант.
“Нет. Я и еще один”.“Кто? Чавес или Эрнандес?”“Эрнандес, я думаю”.
“Что случилось с Чавесом?”-“Он был ранен”.“Где ты это услышал?”-“Ретана”.
“ Эй, Детка, ” крикнул официант в соседнюю комнату, - Чавес принес “когиду”.
Мануэль снял обертку с кусочков сахара и бросил их в свой кофе. Он размешал его и выпил, сладкий, горячий, согревающий пустой желудок. Он допил бренди.
- Налей мне еще порцию, - сказал он официанту.
Официант откупорил бутылку и налил полный стакан, выносных
еще один напиток в блюдце. Другой официант пришел в передней части
таблица. Кофе-мальчик исчез.
“Чавес сильно ушибся?” - спросил Мануэля второй официант.
“Я не знаю, - ответил Мануэль. “ Ретана не сказал”.
“Он чертовски заботлив”, - сказал высокий официант. Мануэль не видел
его раньше. Должно быть, он только что подошел.

“Если ты работаешь с Ретаной в этом городе, ты состоявшийся человек”, - сказал высокий официант. “Если ты не заодно с ним, то с таким же успехом можешь выйти на улицу и застрелиться”.
“Ты это сказал”, - сказал другой официант, который вошел. “Ты это сказал
тогда”.-“Вы правы, я это сказал”, - подтвердил высокий официант. “Я знаю, о чем говорю". когда я говорю об этой птице”.
“Посмотрите, что он сделал для Вильяльты”, - сказал первый официант.
“И это еще не все”, - сказал высокий официант. “Посмотрите, что он сделал для
Marcial Lalanda. Посмотри, что он сделал для ”Насьоналя".
“ Ты правильно сказал, парень, ” согласился невысокий официант.
Мануэль посмотрел на них, стоявших и разговаривавших перед его столиком. Он
пьяным его второй коньяка. Они забыли о нем. Они не были заинтересованы в нем.-“Посмотри на это стадо верблюдов,” высокий официант пошел дальше. “Ты когда-нибудь увидеть этот национальный второго?”
“Я видел его в прошлое воскресенье не я?” оригинальные сказал официант.
“Он-жираф,” короткие сказал официант.
“Что я вам говорил?” - спросил высокий официант. “Это парни Ретаны”.
“Послушайте, налейте мне еще порцию этого”, - сказал Мануэль.Он налил стакан.
бренди официант выплеснулся на блюдце в свой стакан и пил он, пока они разговаривали.Оригинальный официант налил свой стакан полный механически, и три они вышли из комнаты и говорю.Мужчина в дальнем углу все еще спал, слегка похрапывая, тяжело дышал, откинув голову к стене.
Мануэль допил свой бренди. Ему самому захотелось спать. Было слишком жарко, чтобы идти.
В город. Кроме того, делать было нечего. Он хотел увидеть
Сурито. Он заснет, пока будет ждать. Он пнул ногой свой чемодан.
под столом, чтобы убедиться, что он на месте. Возможно, было бы лучше
засунуть его обратно под сиденье, к стене. Он наклонился и засунул
его под стол. Затем он облокотился на стол и заснул.

Когда он проснулся, кто-то сидел за столом напротив него. Это
был крупный мужчина с тяжелым коричневым лицом, как у индейца. Он уже
сидел там некоторое время. Он отмахнулся от официанта и сел читать
газету, время от времени поглядывая на Мануэля, который спал, положив голову на стол. Он старательно читал газету, выговаривая слова своими
читая по губам. Когда это ему надоело, он посмотрел на Мануэля. Тот тяжело опустился в кресло, его черная кордоба съехала набекрень.
Мануэль выпрямился и посмотрел на него.“Здравствуйте, Zurito”, - сказал он.
“Привет, парень”, большой человек сказал.“Я спала”.Мануэль потер лоб тыльной стороной свой кулак.“Я подумал, может, ты боишься”.“Как дела?”“Хорошо. Как у тебя дела?”“Не очень хорошо”.Они оба молчали. Zurito, в Пикадор, посмотрел на белый Мануэль лицо. Мануэль смотрел на огромные руки Пикадор-это складывание
бумагой положить обратно в карман.
“Я хочу попросить тебя об одолжении, Манос”, - сказал Мануэль.
Маносдурос - прозвище Сурито. Он никогда не слышал его, не думая о
его огромных руках. Он смущенно поставил их на стол.

“Давайте выпьем”, - сказал он.“Конечно”, - сказал Мануэль.
Официант подошел, ушел и появился снова. Он вышел из комнаты, оглянувшись
на двух мужчин за столом.
“ В чем дело, Маноло? Сурито поставил свой бокал.
“Ты не мог бы нарисовать для меня двух быков завтра вечером?” Спросил Мануэль, глядя на Сурито через стол.“Нет”, - сказал Сурито. “Я не рисую”.
Мануэль опустил взгляд на свой стакан. Он ожидал такого ответа; теперь он его получил. Что ж, он его получил.
“ Извини, Маноло, но я не представляю. Сурито посмотрел на свои руки.
“Все в порядке”, - сказал Мануэль.“Я слишком стар”, - сказал Сурито.
“Я только что спросил тебя”, - сказал Мануэль.“Это завтрашний "ноктюрнал”?"
“И это все. Я подумал, что если у меня будет хотя бы одна хорошая фотография, мне это сойдет с рук. это.”“Сколько ты получаешь?”“Триста песет”.
“Я получаю больше за фотографии”.
“Я знаю, - сказал Мануэль. “ У меня не было никакого права спрашивать тебя.
“Что ты продолжаешь делать это?” Zurito спросил. “Почему бы тебе не отрезать
ваш колета, Маноло?” -“Я не знаю”, - сказал Мануэль.
“Тебе почти столько же лет, сколько мне”, - сказал Сурито.
“Я не знаю”, - ответил Мануэль. “Я должен это сделать. Если я смогу исправить это так, чтобы у меня были равные шансы, это все, чего я хочу.
Я должен придерживаться этого, Манос. ”Нет, ты не хочешь ".
”Да, хочу." "Нет, ты не хочешь."
“Да, хочу. Я пытался держаться от этого подальше ”.
“Я знаю, что ты чувствуешь. Но это неправильно. Ты должен уйти и держаться подальше”.“Я не могу этого сделать. Кроме того, в последнее время у меня все шло хорошо.Сурито посмотрел ему в лицо.-“ Ты был в больнице.
“Но мне было хорошо, когда я получил травму”.
Zurito ничего не сказал. Он опрокинул коньяк из своей тарелки в его стекло.
“В газетах писали, что лучшей фаэны они никогда не видели”, - сказал Мануэль.
Сурито посмотрел на него.-“Ты знаешь, когда я начинаю, я хорош”, - сказал Мануэль.“Ты слишком стар”, - сказал пикадор.
“Нет”, - сказал Мануэль. “Ты на десять лет старше меня”.“Со мной все по-другому”.“Я не слишком стар”, - сказал Мануэль.
Они сидели молча, Мануэль наблюдал за лицом пикадора.
“У меня все шло отлично, пока я не получил травму”, - сказал Мануэль.
“ Видел бы ты меня, Манос, ” укоризненно сказал Мануэль.
“Я не хочу тебя видеть”, - сказал Сурито. “Это заставляет меня нервничать”.
“Ты не видел меня в последнее время”. -“Я часто тебя видел”.
Сурито посмотрел на Мануэля, избегая его взгляда.
“Тебе следует прекратить это, Маноло”.
“Я не могу”, - сказал Мануэль. “У меня сейчас все хорошо, говорю тебе”.
Сурито наклонился вперед, положив руки на стол.
“Послушай. Я сделаю для тебя фото, и если завтра вечером ты не будешь вести себя по-крупному, ты уволишься. Понимаешь? Ты сделаешь это?“Конечно”.
Сурито с облегчением откинулся на спинку стула.
“Ты должен уволиться”, - сказал он. “Никаких дурацких игр. Вам придется отключить колета”. -“Мне не придется увольняться”, - сказал Мануэль. “Ты следи за мной. У меня есть все необходимое”.
Сурито встал. Он чувствовал, что устал от споров.
“Ты должен уволиться”, - сказал он. “Я сам нарежу тебе колету”.
“Нет, не будешь”, - сказал Мануэль. “У тебя не будет шанса”.
Сурито подозвал официанта.“Пошли”, - сказал Сурито. “Пойдем в дом”.
Мануэль полез под сиденье за своим чемоданом. Он был счастлив. Он знал, что
Сурито будет фотографировать для него. Он был лучшим пикадором из живущих. Теперь все было просто.“Пойдем в дом, поедим”, - сказал Сурито.
 * * * * *
Мануэль стоял в патио Кабальос, ожидая окончания "Чарли Чаплинов". Сурито стоял рядом с ним. Там, где они стояли, было темно.
Высокая дверь, ведущая на арену для боя быков, была закрыта. Наверху они услышали
крик, затем еще один взрыв смеха. Затем наступила тишина. Мануэль
любил запах конюшни об патио-де-каболлос. Там пахло
хорошо в темноте. С арены снова донесся рев, а затем
аплодисменты, продолжительные аплодисменты, продолжающиеся и продолжающиеся.

“Ты когда-нибудь видел этих парней?” Спросил Сурито, большой и маячащий рядом с Мануэлем в темноте.-“Нет”, - сказал Мануэль.
“Они довольно забавные”. Сказал Сурито. Он улыбнулся сам себе в темноте.

Высокая, двойная, плотно прилегающая дверь на арену для боя быков распахнулась, и
Мануэль увидел арену в резком свете дуговых фонарей, площадь, темную
по всему кругу, высоко поднимаясь; по краю ринга бегали
раскланиваясь, двое мужчин, одетых как бродяги, за ними следовал третий в
униформа гостиничного посыльного, который наклонился, поднял шляпы и
трости, брошенные на песок, и швырнул их обратно в темноту.
Во внутреннем дворике зажегся электрический свет.“Я заберусь на одного из этих пони, пока ты заберешь детей”, - сказал Сурито.
Позади них послышалось позвякивание мулов, выходящих на арену
, чтобы быть впряженными в мертвого быка.

Члены "куадрильи", которые наблюдали за бурлеском с подиума
между "баррерой" и зрительскими местами, вернулись и
встали группой, разговаривая, под электрическим светом во внутреннем дворике.
Симпатичный парень в серебристо-оранжевом костюме подошел к Мануэлю и
улыбнулся.“Я Эрнандес”, - представился он и протянул руку.Мануэль пожал ее.
“Это обычные слоны, которые у нас сегодня есть”, - весело сказал мальчик.

“Они большие, с рогами”, - согласился Мануэль.
“Ты вытянул худший жребий”, - сказал мальчик.“Все в порядке”, - сказал Мануэль. “Чем они больше, тем больше мяса для бедных”.
“Откуда вы взяли, что никто?” Эрнандес улыбнулся.
“Это старая машина”, - сказал Мануэль. “Ты выровняй свою cuadrilla, чтобы я мог посмотреть, что у меня есть”.
“У вас хорошие ребята”, - сказал Эрнандес. Он был очень жизнерадостен. Он
уже дважды выходил на поле в nocturnals, и у него начали появляться сторонники в Мадриде. Он был рад, что бой начнется через несколько минут.
“Где фотографии?” Спросил Мануэль.
“Они вернулись в загоны и спорят о том, кому достанутся красивые лошади"
Эрнандес ухмыльнулся.Мулы промчались через ворота, щелкая кнутами, звеня колокольчиками, и молодой бычок вспахал песчаную борозду.
Они выстроились на пасео, как только бык прошел.
Мануэль и Эрнандес встали впереди. Юноши из "куадрильяс" шли
позади, их тяжелые плащи были перекинуты через руки. На спине, четыре
пикадоры, установила, держа их стальным наконечником багры возводить в
полумрак загона.“Удивительно, что Ретана не дает нам достаточно света, чтобы разглядеть лошадей”, - сказал один пикадор.
“Он знает, что мы будем счастливее, если бы мы не слишком хороший взгляд на эти кожаные” еще фотку ответил. “Эту штуку я с трудом удерживает меня от Земли,” первый Пикадор сказал. -“Ну, это лошади”.-“Конечно, это лошади”.
Они разговаривали, сидя на своих изможденных лошадях в темноте.
Сурито ничего не сказал. У него была единственная устойчивая лошадь из всех. Они судили его, провозят его в загоны и он ответил на бит и
шпоры. Он снял повязку со своего правого глаза и перерезал
веревки, которыми они туго завязали ему уши у основания. Он был
хорошим, крепким конем, твердо стоящим на ногах. Это было все, что ему было нужно. Он намеревался прокатиться на нем через всю корриду. Он уже успел, с тех пор как сел верхом, сидя в полутьме в большом стеганом седле,
ожидая пасео, прокрутить в уме всю корриду. Другие пикадоры продолжали разговаривать по обе стороны от него. Он не слышал их.
Два матадора стояли рядом перед тремя своими пеонами, их
плащи были таким же образом перекинуты через левую руку. Мануэль был
думая о трех парней позади него. Они все трое
Жители Мадрида, как и Эрнандес, мальчишки девятнадцати. Один из них, цыган,
ему понравился серьезный, отчужденный и смуглолицый вид. Он обернулся.

“Как тебя зовут, малыш?” он спросил цыгана.“ Фуэнтес, ” представился цыган.
“ Хорошее имя, ” сказал Мануэль.Цыган улыбнулся, обнажив зубы.
“Возьми быка и дай ему немного побегать, когда он выйдет”, - сказал Мануэль.
“Хорошо”, - сказал цыган. Его лицо было серьезным. Он начал думать
о том, что же ему делать.“ Вот она идет, ” сказал Мануэль Эрнандесу.
“ Хорошо. Мы идем.Подняв головы, раскачиваясь в такт музыке, их правые руки свободно раскачивались, они вышли, пересекая посыпанную песком арену под дуговыми фонарями, куадрильи открывали шествие позади, пикадоры ехали следом, позади ехали служители арены для боя быков и позвякивающие мулы. Толпа аплодировала Эрнандес маршировали по арене. Высокомерные, раскачивающиеся, они
маршировали, глядя прямо перед собой.

Они склонились перед президентом, и процессия распалась на свои
составные части. Тореадоры подошли к баррере и сменили
свои тяжелые плащи на легкие боевые накидки. Мулы вышли.
Пикадоры рывками проскакали по арене, и двое выехали за ворота
они въехали мимо. Слуги разровняли песок. Мануэль выпил стакан воды, налитый для него одним из заместителей Ретаны, который исполнял обязанности его менеджера и фехтовальщика. Эрнандес пришел после разговора со своим собственным менеджером.
“У тебя хорошая рука, парень”, - похвалил его Мануэль.
“Я им нравлюсь”, - радостно сказал Эрнандес.
“Как прошло пасео?” Мануэль спросил человека Ретаны.
“Как на свадьбе”, - сказал куратор. “Отлично. Вы вышли как Хоселито
и Бельмонте”.

Zurito проскакали мимо, громоздкий конная статуя. Он повернул лошадь и
перед ним на торил на дальней стороне ринга, где бык
вышло бы. Это было странно, под светом дуговой лампы. Он пос-Ред в горячем
послеполуденное солнце за большие деньги. Он не такой дуги-легкое дело. Он
хотела начать.Мануэль подошел к нему.
“Представь его, Манос”, - сказал он. “Уменьши его для меня”.

“Я представлю его, малыш”, - Сурито сплюнул на песок. “Я сделаю из него выпрыгнутькольцо”.
“Опереться на него, Манос,” сказал Мануэль.
“Я буду полагаться на него”, - сказал Zurito. “Что удерживает его?”
“Он сейчас придет”, - сказал Мануэль.
Zurito сидел, ноги в стременах, его большие ноги в
лосиная кожа покрыта броней вцепившись в лошадь, поводья в левой руке,
длинный рис держал в деснице Своей, свою широкую шляпу низко на его
глаза, чтобы затенить их от света, наблюдая за далекой дверью
торил. Уши его коня затрепетали. Сурито похлопал его левой рукой.

Красная дверь торила распахнулась, и на мгновение Сурито заглянул в
пустой проход далеко за ареной. Затем бык выскочил из машины в спешке
, заскользив на своих четырех ногах, когда он вышел под свет фонарей, затем
зарядка в галоп, двигаться мягко в быстрый галоп, молчат, кроме как
он гавкнул через широкие ноздри, как он заряжен, рад быть на свободе после
темной ручкой.

В первом ряду кресел, слегка скучно, наклоняясь вперед, чтобы оставить на
цементная стена в передней части колен, на замену бой быков-критик
из Heraldo_ _El нацарапал: “Campagnero, негр, 42, вышла в 90 милях
через час с большим количеством газа--”

Мануэль, прислонившийся к баррере и наблюдавший за быком, махнул рукой
и цыган выбежал, волоча за собой плащ. Бык во весь опор,
развернулся и бросился на плащ, опустив голову и подняв хвост. Цыган
двигался зигзагом, и когда он проходил мимо, бык заметил его и
бросил плащ, чтобы напасть на человека. В джип рванул и перепрыгнул через
красный забор из Баррера, как бык ударил его рогом. Он бросил
в него дважды с его рогов, стук в лес вслепую.

Критик "Эль Геральдо" закурил сигарету и бросил спичку в быка
затем записал в своей записной книжке: “большой и с рогами, достаточными, чтобы удовлетворяя покупателей за наличные, Кампаньеро проявил тенденцию вторгаться на территорию корридонов ”.
Мануэль ступил на твердый песок, когда бык врезался в забор.
Краем глаза он увидел Сурито, сидящего на белом коне рядом
с баррерой, примерно в четверти круга слева.
Мануэль держал плащ перед собой, по складке в каждой руке, и
прикрикнул на быка. “Ха! Ха!” Бык развернулся, казалось, приготовился
к ограде, когда он бросился в схватку, врезавшись в накидку, когда
Мануэль отступил в сторону, развернулся на пятках в атаке быка,
и взмахнул накидкой прямо перед рогами. В конце качания он
снова перед быком и занимал мыс в том же положении, близком
в передней части его тела, и снова поворачиваем как бык заряжается. Каждый
время, как он замахнулся, толпа кричала.

Четыре раза он замахивался вместе с быком, поднимая накидку так, что она раздувалась полностью,
и каждый раз заставлял быка разворачиваться для новой атаки. Затем, в конце
пятого замаха, он прижал плащ к бедру и повернулся, так что
плащ взметнулся, как юбка балерины, и обвил быка вокруг
себя, как ремень, чтобы отойти в сторону, оставив быка лицом к лицу с Сурито на
белая лошадь, подошедшая и твердо стоящая, лошадь лицом к быку,
ее уши выдвинуты вперед, губы нервничают, Сурито, шляпа надвинута на глаза,
наклонился вперед, длинный шест торчал спереди и сзади под острым углом
под его правой рукой, наполовину опущенной, треугольный железный наконечник
обращен к быку.

Именно _El Эральдо второй-строку критик, опираясь на свою сигарету, глаза
на быком, писал: “ветеран Маноло разработан ряд приемлемые
ночной клуб Veronicas, заканчивающийся в очень Belmontistic recorte, что заслужил аплодисменты
от завсегдатаев, и мы вошли в tercio кавалерии.”

Zurito сел на коня, измеряя расстояние между быком и
конец рис. Как он выглядел, бык собрал себя в руки и
заряжен, его глаза на грудь лошади. Когда он опустил голову, чтобы подсечь,
Сурито вонзил острие пик в бугор мышц над плечом быка
, навалился всем своим весом на древко и своими
левой рукой поднял белого коня в воздух, ударив передними копытами, и
развернул его вправо, одновременно подталкивая быка под себя и насквозь, так что
рога благополучно прошли под брюхом лошади, и лошадь упала,
дрожа, хвост быка задел его грудь, когда он бросился на плащ
- Предложил ему Эрнандес.

Эрнандес рванулся вбок, выводя быка из игры вместе с плащом,
к другому пикадору. Он остановил его взмахом плаща,
повернувшись лицом к лошади и всаднику, и отступил назад. Когда бык увидел
лошадь, он бросился в атаку. В Пикадор копье скользнуло вдоль его спины, и как
шок заряд подняли на лошадь, Пикадор, уже
на полпути из седла, подняв его прав. ногу, как он скучал
с копьем и падает на левой стороне, чтобы держать лошадь между
он и бык. Лошадь, поднятая и забоданная, рухнула вместе с быком.
бык врезался в него, пикадор оттолкнулся ботинками.
лошадь осталась лежать, ожидая, когда ее поднимут, оттащат и посадят на нее
его ноги.

Мануэль позволил быку врезаться в упавшую лошадь; он не спешил, пикадор был в безопасности.
кроме того, такому пикадору полезно волноваться.
В следующий раз он продержится дольше. Паршивые фотографии! Он посмотрел через песок на
Сурито стоял немного в стороне от барреры, его лошадь застыла в ожидании.

“Ха!” - крикнул он быку. “Томар!” - держа плащ обеими руками так, чтобы
это привлекло бы его внимание. Бык отделился от лошади и
бросился на плащ, а Мануэль, бежавший боком и державший плащ,
широко раскинув руки, остановился, развернулся на пятках и резко развернул быка лицом к Сурито.
“Кампаньеро принял пару варов за смерть одного росинанте,
с Эрнандесом и Маноло на ”квитсе", - написал критик El Heraldo.
“Он нажал на железо и ясно показал, что он не любитель лошадей.
Ветеран Сурито воскресил кое-что из своих старых вещей с помощью пики,
особенно suerte ...”
“Оле, Оле!” - крикнул мужчина, сидевший рядом с ним. Крик потонул в
реве толпы, и он хлопнул критика по спине. Критик
поднял глаза и увидел Сурито, прямо под собой, сильно перегнувшегося через своего коня длина фотографии поднималась под острым углом под его подмышкой,
удерживая лошадь почти за острие, надавливая на нее всем своим весом,
удерживая быка, а бык толкает и гонит лошадь,
и Сурито, далеко впереди, на нем, держит его, держит и медленно
разворачивает лошадь, преодолевая давление, так что, наконец, он был свободен.
Сурито почувствовал момент, когда лошадь была свободна и бык мог пройти мимо
и ослабил абсолютную стальную блокировку своего сопротивления, и
треугольное стальное острие удара вонзилось в плечевой бугор быка
мускулы, когда он рванулся на свободу, чтобы найти плащ Эрнандеса перед своим носом. Он вслепую бросился к плащу, и мальчик вывел его на открытое пространство арена.
Сурито сидел, похлопывая свою лошадь и глядя на быка, бросившегося на кейп.
Эрнандес замахнулся на него под яркий свет, пока толпа кричала.
"Видишь этого?" - Спросил я.“Видишь этого?” - сказал он Мануэлю.
“ Это было чудо, ” сказал Мануэль.
“В тот раз я его поймал”, - сказал Сурито. “Посмотри на него сейчас”.
В конце крутого прохода мыса бык соскользнул на колени. Он тут же вскочил, но далеко на песке Мануэль и Сурито увидели блеск струящейся крови, ровный на фоне черного плеча быка.“В тот раз я его поймал”, - сказал Сурито.
“Он хороший бык”, - сказал Мануэль.
“Если бы они дали мне еще один шанс, я бы убил его”, - сказал Сурито.
“Они заменят нам третьи”, - сказал Мануэль.
“Посмотри на него сейчас”, - сказал Сурито.
“Я должен пойти туда”, - сказал Мануэль и побежал к
другой стороне кольца, где монос были ведущими лошади по
уздечку в сторону быка, ударить его по ногам палками и всем, в
крестный ход, пытаясь вернуть его к быку, который стоял, опустив
голову, перебирала, не решаясь сделать, чтобы зарядить.

Сурито, сидевший на лошади и направлявший его к месту происшествия, не упуская ни одной детали, нахмурился.
Наконец бык бросился в атаку, лидеры конницы побежали к баррере,
пикадор ударил слишком далеко назад, и бык поднырнул под лошадь, поднял ее,
бросил на спину.
Сурито наблюдал. Монос, в своих красных рубашках, выбегают, чтобы оттащить
Пикадор понятно. В Пикадор, теперь на ноги, матерясь и шлепая его
оружие. Мануэль и Эрнандес стоит наготове со своими накидками. И еще
бык, огромный черный бык, с лошадью на спине, копыта болтаются,
уздечка зацепилась за рога. Черный бык с лошадью на спине,
шатающийся на коротконогих ногах, затем выгибает шею и приподнимается, делает выпад, пытается сбросить лошадь, лошадь соскальзывает вниз. И тут бычок в
рвалась плату на мысе Мануэль распространения для него.
Бык теперь медленнее, Мануэль чувствовал. У него было сильное кровотечение. Есть блеск крови все по своему флангу.

Мануэль снова предложил ему накидку. Он подошел, уродливый, с открытыми глазами, наблюдая за накидкой. Мануэль шагнул в сторону и поднял руки,
затягивая накидку перед быком для вероники.
Теперь он был лицом к лицу с быком. Да, его голова была немного опущена. Он
опускал ее еще ниже. Это был Сурито.
Мануэль взмахнул плащом; вот он идет; он отступил в сторону и нанес удар с размаху еще одна вероника. Он стреляет ужасно точно, подумал он. С него было
достаточно драки, так что теперь он наблюдает. Он сейчас на охоте. Положил на меня глаз.Но я всегда отдаю ему плащ.
Он потряс плащом перед быком; вот он идет; он отступил в сторону. Ужасно,
в тот раз близко. Я не хочу работать так близко к нему.Край плаща был мокрый от крови там, где он пронесся вдоль, бык вернулся, когда он шел мимо.
Ладно, вот последний.
Мануэль, стоя лицом к быку, поворачиваясь вместе с ним при каждом ударе, протягивал плащ двумя руками. Бык смотрел на него. Наблюдающие глаза, рога
прямо вперед, бык смотрел на него, наблюдая.
- Ха! - воскликнул Мануэль. - Торо! - и, откинувшись назад, махнул плащом вперед.Вот он идет. Он отступил в сторону, закинул плащ за спину и
повернутый, так что бык последовал за поворотом мыса, а затем остался ни с чем. зафиксированный перевалом, над которым доминирует мыс. Мануэль взмахнул плащом под намордником одной рукой, чтобы показать, что бык готов, и пошел
прочь.Аплодисментов не последовало.Мануэль пошел по песку в сторону Баррера, а Zurito выехал кольца. В трубу дул, чтобы изменить закон к посадке
в banderillos пока Мануэль работал с быком. Он не
сознательно обратил на это внимание. Монос накрывали брезентом двух
мертвых лошадей и посыпали их опилками.
Мануэль подошел к Баррера попить воды. Человек ретана передал
ему тяжелый пористый кувшин.
Фуэнтес, высокий цыган, стоял, держа в руках пару бандерильо,
держа их вместе, тонкие красные палочки, остриями к рыболовному крючку. Он посмотрел на Мануэля.-“Идите туда”, - сказал Мануэль.
Цыган бежал. Мануэль сел на кувшин и смотрел. Он вытер лицо носовым платком.
Критик "Эль Геральдо" потянулся за бутылкой теплого шампанского, которая
стояла у него под ногами, сделал глоток и закончил свой абзац.
“— престарелый Маноло не удостоился аплодисментов за вульгарную серию ударов копьями с накидками, и мы вошли в третью ограду”.

В центре ринга одиноко стоял бык, по-прежнему неподвижный. Фуэнтес,
высокий, с плоской спиной, надменно приближается к нему, раскинув руки,
две тонкие красные палочки, по одной в каждой руке, удерживаемые пальцами, указывают прямо вперед. Фуэнтес вышел вперед. Позади него и сбоку
стоял пеон в плаще. Бык посмотрел на него и больше не смотрел неподвижно.

Его глаза следили за Фуэнтесом, который теперь стоял неподвижно. Теперь он откинулся назад,окликая его. Фуэнтес дернул двумя бандерильями, и зажегся свет. стальные наконечники попали в яблочко.
Его хвост поднялся, и он бросился в атаку.
Он выпрямился, не сводя глаз с человека. Фуэнтес стоял неподвижно, откинувшись назад, бандерильи были направлены вперед. Когда бык опустил голову для подсечки, Фуэнтес отклонился назад, его руки соединились и поднялись, две его ладони соприкоснулись, бандерильи образовали две нисходящие красные линии, и наклонился нападающий вонзил острия в плечо быка, сильно наклонившись вперед бычьи рога и развернувшись на двух вертикальных палках, его ноги были плотно сжаты вместе, его тело изогнулось в одну сторону, чтобы пропустить быка.“ Оле! ” раздалось из толпы.
Бык подключения дико, скакать, как форель, все четыре ноги от
землю. Красный Вал banderillos бросил, как он прыгнул.
Мануэль, стоявший у барреры, заметил, что тот всегда подсекал справа.
“Скажи ему, чтобы сбросил следующую пару справа”, - сказал он парню, который
побежал к Фуэнтесу с новыми бандерильями.
Тяжелая рука опустилась ему на плечо. Это был Сурито.
“Как ты себя чувствуешь, малыш?” спросил он.Мануэль наблюдал за быком.
Сурито наклонился вперед, опираясь на "барреру", перенеся вес своего тела на
руки. Мануэль повернулся к нему.
“У тебя все хорошо получается”, - сказал Сурито.
Мануэль покачал головой. Теперь ему нечего было делать до следующей трети.
Цыган был очень хорош с бандерильо. Бык придет к нему
в следующей трети в хорошей форме. Он был хорошим бык. Все это было
легко до сих пор. Заключительный материал с мечом все, что он обеспокоен.
Он ничего толком не беспокоиться. Он даже не думал об этом. Но, стоя здесь,
у него было тяжелое предчувствие. Он смотрел на быка,
планируя свою фаэну, свою работу с красной тканью, которая должна была усмирить быка, сделать его управляемым.
Цыган снова направлялся к быку, переступая с ноги на ногу,
оскорбительно, как у танцора в бальном зале, красные древки бандерильо
подергивались в такт его походке. Бык наблюдал за ним, теперь не неподвижно, охотясь на него- он ждал, когда подойдет достаточно близко, чтобы быть уверенным, что достанет его, вонзив в него рога.
Когда Фуэнтес шагнул вперед, бык бросился в атаку. Фуэнтес перебегал
четверть круга как бык заряженный и, когда он проходил ходовые
назад, остановился, качнулся вперед, поднялся на носки, прямые руки,
и потопили banderillos прямо вниз в плотный большой
мышцы плеча как бык промахнулся. Толпа была в восторге от этого.
“Этот парень долго не продержится в этом ночном барахле”, - сказал человек Ретаны Сурито.“Он хорош”, - сказал Сурито.“Следи за ним сейчас”.
Они наблюдали. Фуентес стоял спиной против Барреры. Два
плохо, что были сзади, и с их накидок готов переметнуться в
забор, чтобы отвлечь быка.
Бык, высунув язык и покачивая бочкой, наблюдал за
цыганом. Он думал, что теперь поймал его. Спиной к красным доскам. Всего в нескольких шагах от него. Короткий рывок. Бык наблюдал за ним.

Цыган откинулся назад, отвел руки назад, направив бандерильи на
бык. Он окликнул быка, топнул ногой. Бык был подозрителен.
Он хотел этого человека. Больше никаких уколов в плечо.

Фуэнтес подошел немного ближе к быку. Наклонился назад. Позвали снова.
Кто-то из толпы выкрикнул предупреждение.“Он чертовски близко”, - сказал Сурито.“Следи за ним”, - сказал человек Ретаны.

Откинувшись назад, подстрекая быка бандерильями, Фуэнтес прыгнул,
обе ноги оторвались от земли. В момент прыжка хвост быка поднялся, и он
бросился в атаку. Фуэнтес опустился на носки, вытянув руки вперед, всем телом
выгибаясь вперед, и направил стрелы прямо вниз, одновременно раскачивая свое тело подальше от правого рога.
Бык врезался в барреру, где его привлекли развевающиеся накидки.
его взгляд упал на человека, когда он потерял его.

Цыган подбежал по баррере к Мануэлю, срывая
аплодисменты толпы. Его жилет был разорван там, где он не совсем успел
очистить острие рога. Он был рад этому, показывая это зрителям. Он совершил экскурсию по рингу. Сурито видел, как он проходил мимо, улыбаясь, указывая на свой жилет. Он улыбнулся.
Кто-нибудь сажал последние пару banderillos. Никто не был
обращая никакого внимания.
Человек Ретаны засунул дубинку за красную ткань мулеты, завернул ее поверх ткани и передал ее через барреру Мануэлю. Он сунул руку в
кожаный футляр для меча, достал меч и, держа его за кожаные
ножны, передал через забор Мануэлю. Мануэль вытащил клинок
за красную рукоять, и ножны безвольно упали.
Он посмотрел на Сурито. Здоровяк увидел, что тот вспотел.
“Теперь ты получишь его, парень”, - сказал Сурито. Мануэль кивнул.
“Он в хорошей форме”, - сказал Сурито. “Именно такой, какой ты хочешь”, - заверил его человек Ретаны. Мануэль кивнул.
Трубач наверху, под крышей, протрубил к финальному акту, и Мануэль
пошел через арену туда, где в темных ложах, должно быть, находился
президент.Сидевший в первом ряду заменяющий критика корриды из _El
Heraldo_ сделал большой глоток теплого шампанского. Он решил, что это
не стоит пока писать историю и будет писать до корриды
возвращаемся в кабинет. Что это было вообще? Только ночной образ жизни. Если он что-то упустит, он найдет это в утренних газетах.
Он сделал еще глоток шампанского.
У него было свидание в "Максиме" в двенадцать. Кто? - Спросил я. - Кто? - спросил я. - Кто? - спросил он. Кто
в любом случае, это были тореадоры? Дети и бездельники. Кучка бездельников. Он положил
свой блокнот в карман и посмотрел на Мануэля, стоявшего
очень одиноко на ринге, жестикулируя шляпой в знак приветствия в сторону
коробку он не мог разглядеть высоко на темной площади. На ринге бык
стоял спокойно, глядя в никуда.
“Я посвящаю этого быка вам, господин Президент, и общественности
Мадрид, самый умный и щедрый в мире”, - вот что говорил Мануэль
. Это была формула. Он сказал все. Это было длинновато для
ночного использования.

Он поклонился в темноте, выпрямился, перебросил шляпу через плечо.
и, держа мулету в левой руке, а шпагу в правой,
направился к быку.

Мануэль шел к быку. Бык смотрел на него; его глаза были
быстрая. Мануэль обратил внимание на то, как бандерильи свисали с его левого плеча
и на ровный блеск крови на снимке Сурито. Он обратил внимание на
то, какие у быка были ноги. Когда он шел вперед, держа мулету
в левой руке и меч в правой, он следил за ногами быка.
Бык не мог атаковать, не собрав ноги вместе. Теперь он
тупо стоял прямо на них.

Мануэль подошел к нему, глядя под ноги. Все было в порядке. Он
мог это сделать. Он должен был приложить усилия, чтобы пригнуть быку голову, чтобы он мог пройти
мимо рогов и убить его. Он не думал ни о мече, ни о том, чтобы
убить быка. Он думал об одной вещи за раз. Однако грядущее
угнетало его. Подойдя ближе, наблюдая за ногами быка,
он последовательно увидел его глаза, мокрую морду и широкие,
направленные вперед рога. Вокруг глаз быка были светлые круги.
Его глаза. Его глаза следили за Мануэлем. Он чувствовал, что получит это
маленький, с белым лицом.

Теперь стою неподвижно и расправляю красную ткань мулеты шпагой
вонзаю острие в ткань так, чтобы шпага, теперь зажатая в
левой рукой, расправив красную фланель, как кливер лодки, Мануэль
заметил кончики бычьих рогов. Один из них раскололся от
удара о барреру. Другой был острым, как перо дикобраза.
Расправляя мулету, Мануэль заметил, что белое основание
рога окрашено в красный цвет. Обращая внимание на это, он не упускал из виду
ноги быка. Бык пристально наблюдал за Мануэлем.

"Сейчас он в обороне", - подумал Мануэль. Он сдерживает себя. Я должен
вывести его из этого состояния и заставить опустить голову. Всегда опускай его голову
. Сурито однажды опустил голову, но он вернулся. У него пойдет кровь.
когда я начну, он начнет двигаться, и это приведет к падению.

Держа мулету, с мечом в левой руке, развернув ее перед собой
он позвал быка.

Бык посмотрел на него.

Он оскорбительно откинулся назад и потряс широко расстеленной фланелью.

Бык увидел мулету. В свете дугового фонаря она была ярко-алой.
Ноги быка напряглись.

Вот и он. Вжик! Мануэль повернулся, когда приближался бык, и поднял
мулету так, что она прошла над рогами быка и скользнула по его широкой спине.
спину от головы до хвоста. Бык ушел убирать в воздухе с
бесплатно. Мануэль не двинулся.

В конце паса бык развернулся, как кошка, выходящая из-за угла,
и столкнулся с Мануэлем.

Он снова перешел в наступление. Его тяжеловесность исчезла. Мануэль заметил, что
свежая кровь блестит на черном плече и стекает по ноге быка
. Он вытащил меч из мулеты и взял его в правую руку.
Держа мулету низко опущенной в левой руке, наклонившись влево, он
позвал быка. Ноги быка напряглись, он не сводил глаз с мулеты.
"Вот он идет", - подумал Мануэль. Да!

Он размахнулся в атаке, взмахнув мулетой впереди быка, его
ноги были тверды, шпага следовала изгибу, точка света под
дугами.

Бык перезарядился, когда пасе нэчура завершилось, и Мануэль поднял мулету
для пасе де печо. Твердо поставленный, бык зашел ему грудью
под поднятую мулету. Мануэль откинул голову назад, чтобы увернуться от
грохочущих стрел бандерильо. Горячее черное тело быка коснулось его груди
пролетая мимо.

"Чертовски близко", - подумал Мануэль. Сурито, опираясь на барреру, что-то быстро сказал
цыгану, который подбежал к Мануэлю с плащом. Сурито
низко надвинул шляпу и посмотрел через арену на Мануэля.

Мануэль снова был лицом к быку, держа мулету низко и влево.
Голова быка была опущена, когда он наблюдал за мулетой.

“Если бы Бельмонте занимался такими вещами, они бы сошли с ума”, - сказал человек Ретаны
.

Сурито ничего не сказал. Он наблюдал за Мануэлем в центре
арены.

“Где босс откопал этого парня?” Спросил человек Ретаны.

“Из больницы”, - ответил Сурито.

“Вот куда он направляется чертовски быстро”, - сказал человек Ретаны.

Сурито повернулся к нему.

“Постучи по этому”, - сказал он, указывая на барреру.

“Я просто пошутил, чувак”, - сказал человек Ретаны.

“Постучи по дереву”.

Человек Ретаны наклонился вперед и трижды постучал по баррере.

“ Следи за фаэной, ” сказал Сурито.

В центре ринга, под светом прожекторов, Мануэль стоял на коленях,
лицом к быку, и когда он поднял мулету обеими руками, бык
бросился в атаку, задрав хвост.

Мануэль резко развернул свое тело и, когда бык перезарядился, сделал круг.
мулета описала полукруг, который поставил быка на колени.

“Ну, этот - великий тореадор”, - сказал человек Ретаны.

“Нет, это не так”, - сказал Сурито.

Мануэль встал и с мулетой в левой руке и шпагой в правой
ответил на аплодисменты с темной площади.

Бык у себя горбатого с колен и стоял в ожидании, его
наклонив голову.

Сурито что-то сказал двум другим парням из "куадрильи", и они выбежали наружу
чтобы встать позади Мануэля в своих плащах. Теперь позади
него было четверо мужчин. Эрнандес следовал за ним с тех пор, как он впервые вышел с
мулетой. Фуэнтес стоял и наблюдал, придерживая плащ, высокий, в
покое, наблюдая ленивым взглядом. Теперь подошли двое. Эрнандес жестом подозвал их
встать по одному с каждой стороны. Мануэль стоял один, лицом к быку.

Мануэль отмахнулся от людей в плащах. Они осторожно отступили назад.
они увидели, что его лицо побелело и покрылось потом.

Неужели они недостаточно знали, чтобы держаться в стороне? Неужели они хотели попасть в яблочко
с кейпсом после того, как он будет починен и готов? У него и без этого было достаточно поводов для беспокойства
.

Бык стоял, вытянувшись во весь свой четырехфутовый рост, и смотрел на мулету.
Мануэль свернул мулету в левой руке. Глаза быка следили за ней.
Его тело тяжело стояло на ногах. Он низко опустил голову, но не слишком
.

Мануэль замахнулся на него мулетой. Бык не двигался. Только его глаза
наблюдали.

Он весь налит свинцом, подумал Мануэль. Он весь квадратный. У него правильное телосложение. Он
возьмите его.

Он думал, что в бой быков условиях. Иногда он думал и
определенная часть сленга бы не пришло ему в голову, и он не мог
реализовать замысел. Его инстинкты и знания работали
автоматически, а его мозг работал медленно и словами. Он знал все
о быках. Ему не нужно было думать о них. Он просто поступил правильно
. Его глаза отмечали происходящее, а тело выполняло необходимые действия
измеряет, не задумываясь. Если бы он подумал об этом, то пропал бы.

Сейчас, стоя лицом к лицу с быком, он осознавал множество вещей одновременно.
Там были рога, один расщепленный, другой гладко заточенный,
необходимость наклониться к левому рогу, сделать копье коротким и
выпрямившись, опустите мулету так, чтобы бык следовал за ней, и, зайдя внутрь
над рогами, воткните шпагу до упора в небольшое место примерно на
большой, как монета в пять песет, прямо в задней части шеи, между бычьими плечами.
крутой наклон. Он должен сделать все это и должен тогда
вынырни между рогов. Он сознавал, что должен все это сделать,
но его единственной мыслью были слова: “Корто и дереко”.

“Корто и дереко”, - подумал он, сворачивая мулету. Короткий и прямой.
Корто и деречо, он вытащил меч из мулеты, профилированный на
раздробленный левый рог, бросил мулету поперек тела, так что его правый
рука с мечом на уровне его глаз сотворила знак
креста и, привстав на цыпочки, прицелилась вдоль погружающегося лезвия
меча в точку высоко между лопатками быка.

В корте и деречо он бросился на быка.

Последовал толчок, и он почувствовал, что поднимается в воздух. Он оттолкнулся.
меч поднимался все выше и выше, и он вылетел у него из руки. Он ударился
о землю, и бык оказался на нем. Мануэль, лежа на земле, пнул
в морду быка ногами в тапочках. Брыкающийся, брыкающийся бык
гонится за ним, не замечая его в своем возбуждении, ударяя его головой,
вгоняя рога в песок. Отбивая ногами, как человек, удерживающий мяч в воздухе
Мануэль не дал быку нанести ему точный удар.

Мануэль почувствовал ветер в спине от наброшенных на быка накидок.,
и потом бык исчез, пошел за ним в спешке. Темно, как его желудок
подошел. Даже не наступили.

Мануэль встал и поднял накидку. Фуэнтес протянул ему меч.
Он был погнут в том месте, где ударился о лопатку. Мануэль выпрямил
его на колене и побежал к быку, который теперь стоял рядом с одной из
мертвых лошадей. Когда он бежал, его куртка болталась там, где была разорвана.
подмышкой.

“Уведите его оттуда”, - крикнул Мануэль цыгану. Бык
почуял кровь мертвой лошади и разорвал брезентовое покрывало
своими рогами. Он бросился на накидку Фуэнтеса, с которой свисал холст.
его раздробленный рог, и толпа засмеялась. Выйдя на ринг, он тряхнул
головой, чтобы избавиться от холста. Эрнандес, подбежав сзади
за ним, схватил конец холста и аккуратно поднял его на рога.

Бык последовал за ней в половину заряда и остановилось. Он был на
опять оборонительный характер. Мануэль шел к нему с мечом и мулетой в руках.
Мануэль взмахнул мулетой перед собой. Бык не атаковал. Мануэль развернулся к быку, целясь вдоль погружающегося лезвия меча.

Мануэль повернулся к нему.
меч. Бык был недвижим, казалось бы, мертвый на ногах, не способен
еще одно обвинение.

Мануэль поднялся на цыпочки, прицельно по стали, и бросился вперед.

Снова был шок и он чувствовал, что его несет обратно в
спеши, на жесткий удар о песок. Шансов не было пинать этом
время. Бык лежал на нем сверху. Мануэль лежал как мертвый, уронив голову на
руки, и бык толкнул его. Толкнул в спину, ткнул лицом в
песок. Он почувствовал, как рог уходит в песок между его скрещенных рук.
Бык ударил его в поясницу. Его лицо ткнулось в песок. Бык
рог проткнул один из его рукавов, и бык оторвал его. Мануэля
отбросило в сторону, и бык последовал за накидками.

Мануэль встал, нашел шпагу и мулету, попробовал острие шпаги
большим пальцем, а затем побежал к баррере за новой шпагой.

Человек Ретаны протянул ему меч через край барреры.

“Вытри лицо”, - сказал он.

Мануэль, снова подбежав к быку, вытер окровавленное лицо своим
носовым платком. Он не видел Сурито. Где Сурито?

Куадрилья отошла от быка и ждала, подняв голову.
накидки. Бык встал, снова тяжелый и унылый после боя.

Мануэль подошел к нему с мулетой. Он остановился и потряс ею.
Бык не ответил. Он пасовал направо и налево, слева и справа перед
мордой быка. Глаза быка следили за ним и поворачивались вместе с ударом,
но он не атаковал. Он ждал Мануэля.

Мануэль был обеспокоен. Ничего не оставалось, как войти. Corto y derecho.
Он развернулся вплотную к быку, перекинул мулету перед его телом
и атаковал. Вонзая меч, он дернулся всем телом влево
чтобы очистить рог. Бык прошел мимо него, и меч взметнулся в воздух,
блеснув в свете дуговых ламп, и упал с красной рукоятью на песок.

Мануэль подбежал и поднял его. Она была согнута, и он расправил ее
перекинув через колено.

Когда он подбежал к быку, теперь снова неподвижному, он прошел мимо Эрнандеса
тот стоял со своим плащом.

“Он весь из костей”, - ободряюще сказал мальчик.

Мануэль кивнул, вытирая лицо. Он положил окровавленный платок в свой
карман.

Там был бык. Теперь он был совсем рядом с баррерой. Будь он проклят. Может быть, он
был весь из костей. Может быть, там просто не было места, куда мог бы вонзиться меч. В
черта с два! Он им покажет.

Он попробовал сделать пас мулетой, но бык не двинулся с места. Мануэль
провел мулетой взад-вперед перед быком. Ничего не получилось.

Он свернул мулету, выхватил шпагу, развернулся и ринулся на быка
. Он почувствовал, как меч прогнулся, когда он вонзил его, навалившись на него всем своим весом.
меч взмыл высоко в воздух и врезался в толпу.
Мануэль отпрянул в сторону, когда меч отскочил.

Первые подушки, сброшенные из темноты, пролетели мимо него. Затем одна попала
ему в лицо, его окровавленное лицо было обращено к толпе. Они были
спускается быстро. Пятная песок. Кто-то бросил пустую
шампанское-бутылка с близкого расстояния. Она ударила Мануэля по ноге. Он встал
там, наблюдая за темной, где дела шли. Затем
что-то просвистело в воздухе и ударило рядом с ним. Мануэль наклонился
и поднял это. Это был его меч. Он перекинул его через колено и
указал им на толпу.

“Спасибо”, - сказал он. “Спасибо”.

О, грязные ублюдки! Грязные ублюдки! О, паршивые, грязные ублюдки!
На бегу он пнул подушку.

Там был бык. Такой же, как всегда. Ладно, ты грязный, вшивый
ублюдок!

Мануэль провел мулетой перед черной мордой быка.

Ничего не поделаешь.

Ты этого не сделаешь! Хорошо. Он подошел поближе и воткнул острие мулеты
во влажную морду быка.

Бык на него, когда он отскочил назад и споткнулся о подушку он
войлочные Рога в него, в его сторону. Он схватился за рог
двумя руками и поехал назад, крепко держась за место. Бык
подбросил его, и он выбрался наружу. Он лежал неподвижно. Все было в порядке. Бык
ушел.

Он встал, кашляя и чувствуя себя разбитым. Грязные ублюдки!

“Отдай мне шпагу”, - крикнул он. “Отдай мне вещи”.

Фуэнтес подошел с мулетой и шпагой.

Эрнандес обнял его.

“Иди в лазарет, чувак”, - сказал он. “Не будь чертовым дураком”.

“Отойди от меня”, - сказал Мануэль. “Убирайся к черту подальше от меня”.

Он высвободился. Эрнандес пожал плечами. Мануэль побежал к
быку.

Бык стоял, тяжелый, твердо стоящий.

Все в порядке, ублюдок! Мануэль выхватил шпагу из мулеты, прицелился
тем же движением и бросился на быка. Он почувствовал, как
меч идешь до конца. Вплоть до охранника. Четыре пальца и его
большой палец на быка. Кровь была горячей на костяшках пальцев, и он был на
топ быка.

Бык рванулся с ним, когда он лежал, и, казалось, тонет; затем он был
стоял ясный. Он посмотрел на быка спускаясь медленно на его
сторона, потом вдруг четыре фута в воздух.

Затем он указал на толпу, его рука была теплой от бычьей крови.

Ладно, ублюдки! Он хотел что-то сказать, но начал
кашлять. Было жарко и душно. Он посмотрел вниз в поисках мулеты. Он должен идти.
подойдите и поприветствуйте президента. Черт возьми, президент! Он сидел,
на что-то глядя. Это был бык. Задрав четыре лапы. Толстый язык
высунут. Твари ползали по его животу и под ногами. Ползали
там, где шерсть была поредевшей. Мертвый бык. К черту быка! К черту
их всех! Он начал подниматься на ноги и закашлялся. Он сел
снова закашлялся. Кто-то подошел и поднял его.

Они пронесли его через арену в лазарет, бежали вместе с ним
по песку, остановились у ворот, когда вошли мулы, затем
где-то под темным проходом, мужчины, кряхтя, поднимали его вверх по
лестнице, а затем положили на землю.

Доктор и двое мужчин в белом ждали его. Они положили его
на столе. Они были убирания его рубашку. Мануэль почувствовал, что устал. Его
вся грудь чувствовала обжигающий изнутри. Он начал кашлять, и они провели
что-то в рот. Все были очень заняты.

Там был электрический свет в глазах. Он закрыл глаза.

Он услышал чьи-то очень сильно вверх по лестнице. Тогда он не
его услышать. Затем он услышал шум вдалеке. Это была толпа. Что ж,
кого-то придется убить его другим быком. Они должны были отрезать все его
рубашка. Врач улыбнулся ему. Там был Ретана.

“Здравствуй, Ретана!” Сказал Мануэль. Он не слышал своего голоса.

Ретана улыбнулся ему и что-то сказал. Мануэль не расслышал.

Сурито стоял у стола, склонившись над тем местом, где работал доктор.
работал. Он был в костюме пикадора, без шляпы.

Сурито что-то сказал ему. Мануэль не расслышал.

Сурито разговаривал с Ретаной. Один из мужчин в белом улыбнулся и протянул руку.
Ретана подарил ножницы. Ретана отдал их Сурито. Сурито сказал
что-то Мануэлю. Он не мог этого расслышать.

К черту этот операционный стол! Он уже побывал на множестве
операционных столов. Он не собирался умирать. Было бы
священник, если он умрет.

Zurito что-то говорил ему. Подняв ножницы.

Это был он. Они шли, чтобы отрезать его колета. Они собирались
отрезать ему косичку.

Мануэль сел на операционном столе. Рассерженный доктор отступил назад.
Кто-то схватил его и держал.

“Ты не мог так поступить, Манос”, - сказал он.

Внезапно он отчетливо услышал голос Сурито.

“Все в порядке”, - сказал Сурито. “Я не буду этого делать. Я пошутил”.

“У меня все шло хорошо”, - сказал Мануэль. “Мне не повезло. Вот и все.

Мануэль откинулся на спину. Ему чем-то прикрыли лицо. Все это было
знакомо. Он глубоко вздохнул. Он чувствовал себя очень усталым. Он был очень, очень
усталым. Они убрали эту штуку с его лица.

“У меня все шло хорошо”, - слабо сказал Мануэль. “У меня все шло отлично”.

Ретана посмотрел на Сурито и направился к двери.

“Я останусь здесь с ним”, - сказал Сурито.

Ретана пожал плечами.

Мануэль открыл глаза и посмотрел на Сурито.

“Разве я не хорошо справился, Манос?” спросил он, чтобы получить подтверждение.

“Конечно”, - сказал Сурито. “Ты отлично справился”.

Помощник врача поставить конус на лицо Мануэля, и он глубоко вздохнул
глубоко. Zurito смущенно стояла, наблюдая.




 В ДРУГОЙ СТРАНЕ


Осенью война была всегда, но мы на нее больше не ходили.
Осенью в Милане было холодно, и темнота наступала очень рано. Затем
зажегся электрический свет, и на улицах стало приятно смотреть
в витрины. Перед магазинами было выставлено много дичи, и
снег запорошил мех лисиц, и ветер развевал их хвосты.
Олени висели неподвижно, тяжелые и опустошенные, а маленькие птички порхали на ветру
и ветер ворошил их перья. Это была холодная осень, и ветер пришел,
вниз с гор.

Все мы были каждый день в больнице, и там были разные
способы прогулки по городу сквозь сумерки в больницу. Два
на пути вдоль каналов, но они были давно. Всегда, правда, вы
перешли по мосту через канал, чтобы лечь в больницу. Есть
выбор из трех мостов. На одном из них женщина продавала жареные каштаны.
Было тепло, когда она стояла перед камином, в котором горели угли, и каштаны
потом были теплыми в твоем кармане. Больница была очень старой и очень
красивой, и вы входили через ворота, пересекали внутренний двор
и выходили через ворота с другой стороны. Обычно похороны начинались
со внутреннего двора. За старой больницей были новые кирпичные павильоны
, и там мы встречались каждый день, и все были очень вежливы и
интересовались, в чем дело, и садились в машины, которые должны были
так много изменить.

Врач подошел к аппарату, где я сидел, и сказал: “Что
чем вам больше всего нравилось заниматься до войны? Вы занимались спортом?”

Я сказал: “Да, футболом”.

“Хорошо”, - сказал он. “Вы снова сможете играть в футбол лучше, чем
когда-нибудь.”

Мое колено не сгибалось, и нога опускалась прямо от колена к голени.
лодыжка без икры, и тренажер должен был сгибать колено и заставлять его двигаться.
двигаться, как при езде на трехколесном велосипеде. Но она еще не согнулась, и вместо этого
машина накренилась, когда дошло до места сгиба. Врач сказал: “Это
все пройдет. Вы счастливый молодой человек. Ты снова будешь играть в футбол
как чемпион ”.

В следующей машине сидел майор, у которого была маленькая ручка, как у младенца. Он
подмигнул мне, когда врач осмотрел его руку, которая была между двумя
кожаные ремни, которые отскочил вверх и вниз и махали окоченевшие пальцы,
и сказал: “И я тоже буду играть в футбол, капитан-доктор?” Он был
очень великим фехтовальщиком, а до войны - величайшим фехтовальщиком Италии.

Доктор пошел в свой кабинет в задней комнате и принес фотографию
на которой была изображена рука, которая была почти такой же маленькой, как у майора
до того, как она прошла курс машинного обучения, и после того, как стала немного
увеличенный. Майор взял фотографию здоровой рукой и очень внимательно рассмотрел
. “Рана?” спросил он.

“Несчастный случай на производстве”, - сказал врач.

“Очень интересно, очень интересно”, - сказал майор и вернул его обратно
доктору.

“Вы уверены?”

“Нет, - сказал майор.

Каждый день приходили трое мальчиков примерно того же возраста, что и я
. Все трое были из Милана, и один из них собирался стать юристом,
другой - художником, а третий намеревался стать солдатом, и
после того, как мы заканчивали с машинами, иногда мы возвращались пешком
вместе пошли в кафе "Кова", которое находилось по соседству со "Скала". Мы пошли пешком
коротким путем через коммунистический квартал, потому что нас было четверо
вместе. Люди ненавидели нас, потому что мы были офицерами, и из
винной лавки кто-нибудь кричал: “A basso gli ufficiali!”, когда мы
проходили мимо. Другой мальчик, который иногда гулял с нами, и нас было пятеро, носил на лице
черный шелковый платок, потому что тогда у него не было носа, и
его лицо нужно было восстанавливать. Он ушел на фронт из
военной академии и был ранен в течение часа после того, как поступил в
линия фронта в первый раз. Они восстановили его лицо, но он пришел
из очень старой семьи, и они никогда не могли попасть в нос совершенно верно.
Он уехал в Южную Америку и работал в банке. Но это было давно
назад, и тогда никто из нас не знал, что будет дальше
потом. Мы только тогда знали, что война была всегда, но что мы
больше не собирались на нее идти.

Мы все были одинаковые ордена, кроме мальчика, с черной шелковой повязкой
по его лицу, и он не был на фронте достаточно долго, чтобы получить любую
медали. Высокий юноша с очень бледным лицом , который должен был стать юристом , был
был лейтенантом Ардити и имел три медали такого рода, какие были у каждого из нас.
только по одной. Он очень долго жил со смертью и был немного
отстраненным. Мы все были немного на отшибе, и там не было ничего, что прошла
с нами вместе, за исключением того, что мы каждый день встречались в госпитале.
Хотя, как мы ходили в "Кова" через грубые части города,
ходить в темноте, со светом и пение, доносившееся из
вино-магазины, и иногда им приходилось ходить на улицу, когда мужчины
и женщины толпятся на тротуаре, так что мы бы имели
чтобы заставить их пройти мимо, мы чувствовали себя сплоченными из-за того, что произошло что-то такое, чего они, люди, которым мы не нравились, не понимали.
произошло то, чего они, люди, которым мы не нравились, не понимали
.

Мы сами все поняли "Кова", где он был богатый и теплый и не
слишком ярко освещена, и шумно и накурено в определенные часы, а там
всегда были девушки за столиками, и иллюстрированные журналы на стойке, на
стены. Девушки в Cova были очень патриотичными, и я обнаружил, что
самыми патриотичными людьми в Италии были девушки из caf; — и я верю, что
они все еще патриотичны.

Мальчики сначала были очень вежливы по поводу моих медалей и спросили меня, что я
сделал, чтобы их получить. Я показал им документы, которые были написаны
очень красивым языком и изобиловали _fratellanza_ и _abnegazione_, но
в которых действительно говорилось, за вычетом прилагательных, что мне было дано
медали, потому что я был американцем. После этого их поведение немного изменилось
по отношению ко мне, хотя я был их другом в борьбе с посторонними. Я был им
другом, но я никогда не был по-настоящему одним из них после того, как они прочитали
цитаты, потому что с ними все было по-другому, и они сделали
очень разные вещи, чтобы получить свои медали. Я был ранен, это было
правда; но мы все знали, что ранение, в конце концов, было на самом деле
ДТП. Я никогда не был, хотя и стыдится ленточки, и иногда,
после коктейлей, я могу представить себе, что сделал все
что они сделали, чтобы получить свои медали; но шел домой ночью
по пустым улицам с холодным ветром и все магазины закрыты,
пытаясь удержать возле уличных фонарей, я знал, что я никогда бы не
делала такие вещи, и я очень боялся умереть, и часто лежал в
спать по ночам в одиночестве, боясь умереть и гадая, как бы я себя чувствовал, когда
Я снова вернулся на фронт.

Трое с медалями были похожи на охотничьих ястребов; а я не был ястребом,
хотя я мог показаться ястребом тем, кто никогда не охотился; они,
в-третьих, я знал лучше, и поэтому мы отдалились друг от друга. Но я остался хорошими друзьями
с мальчиком, который был ранен в первый же день на фронте, потому что он
никогда бы теперь знаю, как бы он получился, поэтому он никогда не может быть
принял, и он мне нравился, потому что я думал, что, возможно, он не будет
оказались ястребом либо.

Майор, который был великим фехтовальщиком, не верил в храбрость,
и потратил много времени, пока мы сидели в тренажерах, исправляя мою грамматику.
Он похвалил меня, как я говорил на итальянском, и мы говорили вместе
очень легко. Однажды я сказал, что итальянский кажется мне таким легким
языком, что я не мог проявлять к нему особого интереса; все
было так легко произносить. “Ах, да”, - сказал майор. “Почему же тогда вы не
возьмите грамматики?” Поэтому мы взялись за грамматики, а только
Итальянец был таким трудным языком, что я боялся поговорить с ним
пока я не усвоил грамматику.

Майор очень регулярно приходил в больницу. Я не думаю, что он когда-либо пропускал день.
хотя я уверен, что он не верил в машины.
Было время, когда никто из нас не верил в машины, и однажды
майор сказал, что все это чепуха. Тогда машины были новыми, и
именно нам предстояло доказать это. Это была идиотская идея, он сказал: “
теория, как и другой”. Я не выучил грамматику, и он сказал, что я
глупый, невозможный позор, и он был дураком, что возился со мной.
Он был маленьким человеком, и он сел прямо в своем кресле с правой
силы тяги в машину и посмотрел прямо перед собой на стене,
ремни ударила вверх и вниз, пальцами в них.

“Что ты будешь делать, когда война закончится, если она закончится?” он спросил меня.
“Говори грамматически!”

“Я поеду в Штаты”.

“Ты женат?”

“Нет, но я надеюсь быть таким”.

“Тем большим дураком ты становишься”, - сказал он. Он казался очень сердитым. “Мужчина не должен
жениться”.

“ Почему, синьор Маджоре?

“ Не называйте меня ‘синьор Маджоре”.

“ Почему мужчина не должен жениться?

“Он не может жениться. Он не может жениться”, - сказал он сердито. “Если ему суждено потерять
все, он не должен ставить себя в такое положение, чтобы потерять это. Он
не следует помещать себя в положение, чтобы проиграть. Он должен найти вещи, которые он
нельзя потерять”.

Он очень злобно и с горечью говорил, и смотрел прямо перед собой, пока он
поговорили.

“Но почему он обязательно должен это потерять?”

“Он это потеряет”, - сказал майор. Он смотрел в стену. Затем он
посмотрел вниз на машину, выдернул свою маленькую ручку из-под
ремней и сильно хлопнул ею себя по бедру. “Он потеряет ее”, - сказал он.
почти закричал. “Не спорь со мной!” Затем он позвал служащего,
который обслуживал машины. “Подойди и выключи эту чертову штуку”.

Он вернулся в другую комнату для световых процедур и
массажа. Затем я услышал, как он спросил доктора, можно ли ему воспользоваться телефоном
и он закрыл дверь. Когда он вернулся в комнату, я сидел в
другом тренажере. На нем был плащ и кепка, и он подошел
прямо к моему тренажеру и положил руку мне на плечо.

“Мне очень жаль”, - сказал он и похлопал меня по плечу своей доброй рукой.
рука. “Я бы не хотел быть грубым. Моя жена только что умерла. Вы должны простить меня.

“О—” - сказала я, чувствуя тошноту за него. “Мне очень жаль”.

Он стоял, закусив нижнюю губу. “Это очень трудно”, - сказал он. “Я
не могу смириться”.

Он смотрел прямо мимо меня в окно. Затем он начал
плакать. “Я совершенно не в состоянии смириться”, - сказал он и поперхнулся. И
затем он заплакал, подняв голову и глядя в никуда, держась прямо
по-военному, со слезами на обеих щеках и кусая губы, он
прошел мимо машин и вышел за дверь.

Врач сказал мне, что жена майора, которая была очень молода и на которой он
не женился до тех пор, пока окончательно не стал инвалидом войны,
умерла от пневмонии. Она проболела всего несколько дней. Никто не ожидал, что
она умрет. Майор не появлялся в больнице три дня. Затем
он пришел в обычное время, с черной повязкой на рукаве
мундир. Когда он вернулся, вокруг были большие фотографии в рамках.
на стене были изображены всевозможные раны до и после того, как их вылечили с помощью
аппаратов. Перед аппаратом, которым пользовались в основном, стояли три
фотографии таких рук, как у него, которые были полностью восстановлены. Я не
знаю, где доктор их взял. Я всегда понимал, что мы были первыми, кто
использовал аппараты. Фотографии не произвели на майора особого впечатления.
Он смотрел только в окно.




 ХОЛМЫ, ПОХОЖИЕ НА БЕЛЫХ СЛОНОВ.


Холмы по ту сторону долины Эбро были длинными и белыми. С этой стороны
не было ни тени, ни деревьев, и станция находилась между двумя
линиями рельсов на солнце. Недалеко от вокзала есть
был теплый тени здания и занавес, сделанный из ниток
бамбуковые бусы, развешанные поперек открытой двери в бар, отгоняли мух.
Американец и девушка с ним сидели за столиком в тени, снаружи
здание. Было очень жарко, а экспресс из Барселоны прибывал
через сорок минут. Он остановился на этом перекрестке на две минуты и поехал
дальше, в Мадрид.

“Что будем пить?” - спросила девушка. Она сняла шляпу и
положила ее на стол.

“Здесь довольно жарко”, - сказал мужчина.

“Давай выпьем пива”.

“ Дос сервезас, ” сказал мужчина из-за занавески.

“Большие?” - спросила женщина с порога.

“Да. Два больших.

Женщина принесла два стакана пива и две войлочные подушечки. Она поставила
войлочные подушечки и пивные стаканы на стол и посмотрела на мужчину и
девушку. Девушка смотрела вдаль, на линию холмов. Они были белыми
на солнце, а местность была коричневой и сухой.

“Они похожи на белых слонов”, - сказала она.

“Я никогда их не видела”, - мужчина допил пиво.

“Нет, ты бы этого не сделал”.

“Я мог бы сделать”, - сказал мужчина. “Только потому, что ты говоришь, что я бы этого не сделал"
ничего не доказывает.

Девушка посмотрела на занавеску из бус. “Они что-то нарисовали на нем”,
сказала она. “Что там написано?”

“Anis del Toro. Это напиток”.

“Мы могли бы попробовать это?”

Мужчина вызвал “слушать” сквозь занавес. Женщина вышла из
бар.

“ Четыре реала.

“ Мы хотим два анисовых ”дель Торо".

“ С водой?

“ Вы хотите с водой?

“ Я не знаю, ” ответила девушка. “Они хороши с водой?”

“Все в порядке”.

“Вы хотите их с водой?” спросила женщина.

“Да, с водой”.

“На вкус как лакрица”, - сказала девушка и поставила стакан.

“Так бывает со всем”.

“Да”, - сказала девушка. “У всего лакричный вкус. Особенности все
вещи, которые ты так долго ждал, как абсент.”

“Ой, прекрати.”

“Ты первый начал”, - сказала девочка. “Меня позабавило. Я
отлично провели время”.

“Что ж, давай попробуем хорошо провести время”.

“Хорошо. Я пытался. Я сказал, что горы были похожи на белых
слонов. Разве это не было ярко?”

“Это было ярко”.

“Я хотела попробовать этот новый напиток. Это все, что мы делаем, не так ли — смотрим на
вещи и пробуем новые напитки?”

“Думаю, да”.

Девушка посмотрела на холмы.

“Они прекрасны холмы”, - сказала она. “Они не очень похожи, белый
слоны. Я просто имел в виду, окраске кожи сквозь деревья”.

“Мы должны пить?”

“Все в порядке”.

Теплый ветер колыхнул занавеску из бус у стола.

“Пиво вкусное и прохладное”, - сказал мужчина.

“Оно чудесное”, - сказала девушка.

“Это действительно ужасно простая операция, Джиг”, - сказал мужчина. “Это не
на самом деле операцию на всех”.

Девушка посмотрела на землю, на которую опирались ножки стола.

“Я знаю, что ты бы не возражал против этого, Джиг. На самом деле это ничего особенного. Это просто
чтобы впустить воздух ”.

Девушка ничего не сказала.

“Я пойду с тобой и я буду с тобой все время. Они просто позвольте
воздух в, а затем это все абсолютно естественно.”

“Тогда что мы будем делать потом?”

“Потом у нас все будет хорошо. Точно так же, как было раньше”.

“Что заставляет тебя так думать?”

“Это единственное, что нас беспокоит. Это единственное, что делало
нас несчастными”.

Девушка посмотрела на занавеску из бус, протянула руку и взялась за
две нитки бус.

“И ты думаешь, что тогда у нас все будет в порядке и мы будем счастливы”.

“Я знаю, что так и будет. Тебе не нужно бояться. Я знал многих людей,
которые сделали это”.

“Я тоже”, - сказала девушка. “А потом они все были так счастливы”.

“Что ж, - сказал мужчина, - если ты не хочешь, то и не обязана. Я
я бы не заставил тебя этого делать, если бы ты не хотел. Но я знаю, что это совершенно
просто.

“И ты действительно хочешь?”

“Я думаю, это лучшее, что можно сделать. Но я не хочу, чтобы ты делал это, если ты
на самом деле не хочешь.

“И если я сделаю это, ты будешь счастлив, и все будет по-прежнему, и
ты будешь любить меня?”

“Я люблю тебя сейчас. Ты знаешь, что я люблю тебя”.

“Я знаю. Но если я это сделаю, тогда снова будет приятно, если я скажу, что все идет как по маслу.
как белые слоны, и тебе это понравится?

“Мне это понравится. Мне нравится это сейчас, но я просто не могу думать об этом. Ты знаешь
каким я становлюсь, когда волнуюсь.

“Если я сделаю это, ты никогда не будешь волноваться?”

“Я не буду беспокоиться об этом, потому что это совершенно просто”.

“Тогда я сделаю это. Потому что я не забочусь о себе”.

“Что ты имеешь в виду?”

“Я не забочусь о себе”.

“Ну, я забочусь о тебе”.

“О, да. Но я не забочусь о себе. И я сделаю это, и тогда все
будет хорошо”.

“Я не хочу, чтобы ты сделать это, если вы чувствуете, что путь”.

Девушка встала и подошла к концу станции. Напротив, на
другой стороны, были поля пшеницы и деревья вдоль берегов Эбро.
Вдали, за рекой были горы. Тень от облака двигались
она пересекла хлебное поле и увидела реку за деревьями.

“И у нас могло бы быть все это”, - сказала она. “И у нас могло бы быть все
и с каждым днем мы делаем это все более невозможным”.

“Что ты сказал?”

“Я сказал, что у нас может быть все”.

“У нас может быть все”.

“Нет, мы не можем”.

“У нас может быть весь мир”.

“Нет, мы не можем”.

“Мы можем пойти куда угодно”.

“Нет, мы не можем. Это больше не наше”.

“Это наше”.

“Нет, это не так. И как только они это заберут, ты никогда не получишь это обратно”.

“Но они это не забрали”.

“Мы подождем и увидим”.

“Пойдем обратно в тень”, - сказал он. “Ты не должна так себя чувствовать”.

“Я ничего не чувствую”, - сказала девушка. “Я просто кое-что знаю”.

“Я не хочу, чтобы ты делал что-то, чего ты не хочешь делать...”

“И это нехорошо для меня”, - сказала она. “Я знаю. Не могли бы мы выпить еще
пива?”

“Хорошо. Но ты должен понять...”

“Я понимаю”, - сказала девушка. “Может быть, мы перестанем разговаривать?”

Они сели за стол, и девушка посмотрела на холмы на другой стороне долины.
мужчина смотрел на нее и на стол.

“Ты должна понять, - сказал он, - что я не хочу, чтобы ты делала это, если ты
не хочу. Я вполне готов пойти на это, если это означает,
вам что-нибудь”.

“Разве это что-нибудь значит для тебя? Мы могли бы сделать вместе”.

“Конечно, это так. Но я не хочу никого, кроме тебя. Я не хочу
еще один. И я знаю, что это очень просто”.

“Да, вы знаете, все очень просто.”

“Это нормально, что ты так говоришь, но я действительно это знаю”.

“Не мог бы ты сделать кое-что для меня сейчас?”

“Я бы сделал для тебя что угодно”.

“Не могли бы вы, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, замолчать"
говорить?

Он ничего не сказал, но посмотрел на сумки у стены
станция. На них были этикетки от всех отелей, в которых они останавливались.
ночевали.

“Но я не хочу, чтобы ты это делала”, - сказал он. “Меня это совершенно не волнует”.

“Я закричу”, - сказала девушка.

Женщина вышла из-за занавески с двумя бокалами пива и поставила
их на влажные войлочные подушки. “Поезд прибывает через пять минут”, - сказала она
.

“Что она сказала?” - спросила девушка.

“Что поезд прибывает через пять минут”.

Девушка лучезарно улыбнулась женщине, чтобы поблагодарить ее.

“Я лучше брать мешки к другой стороне станции”
человек сказал. Она улыбнулась ему.

“Хорошо. Тогда возвращайся, и мы допьем пиво”.

Он поднял две тяжелые сумки и понес их вокруг станции к
другим путям. Он посмотрел на пути, но поезда не увидел.
Возвращаясь, он прошел через бар, где люди, ожидающие отправления, пили.
поезд. Он выпил анисовку в баре и посмотрел на людей
. Все они благоразумно ждали поезда. Он вышел
через занавеску из бисера. Она сидела за столиком и улыбалась ему
.

“Тебе лучше?” спросил он.

“Я чувствую себя прекрасно”, - ответила она. “Со мной все в порядке. Я чувствую себя прекрасно”.




 УБИЙЦЫ


Дверь закусочной Генри открылась, и вошли двое мужчин. Они сели
за стойку.

“Что у вас?” Джордж спросил их.

“Я не знаю”, - сказал один из мужчин. “Что ты хочешь съесть, Эл?”

“Я не знаю”, - сказал Эл. “Я не знаю, что хочется мне кушать”.

Снаружи темнело. По улице-свет зажегся за пределами
окна. Двое мужчин за стойкой читал меню. С другого конца
счетчик Ник Адамс наблюдал за ними. Он был разговор с Джорджем, когда
они вошли.

“Я возьму жареное свиное филе с яблочным соусом и пюре
картошка, ” сказал первый мужчина.

“Она еще не готова”.

“Какого черта ты пишешь ее на карточке?”

“Это ужин”, - объяснил Джордж. “Ты можешь получить это в шесть"
.

Джордж посмотрел на часы на стене за стойкой.

“Уже пять часов”.

“Часы показывают двадцать минут шестого”, - сказал второй мужчина.

“Они опаздывают на двадцать минут”.

“О, к черту часы”, - сказал первый мужчина. “Что у тебя есть
поесть?”

“Я могу предложить тебе любые сэндвичи”, - сказал Джордж. “Ты можешь взять ветчину
и яйца, бекон и яичницу, печень и бекон или стейк”.

“Дай мне куриные крокеты с зеленым горошком и сливочным соусом и пюре
картофель”.

“Вот и ужин”.

“Все, что мы хотим на ужин, а? Вот как вы это готовите”.

“Я могу предложить вам яичницу с ветчиной, яичницу с беконом, печень ...”

“Я возьму яичницу с ветчиной”, - сказал мужчина по имени Эл. На нем была шляпа-котелок
и черное пальто, застегнутое на груди. У него было маленькое лицо,
белое, с плотно сжатыми губами. На нем были шелковый шарф и перчатки.

“Дайте мне яичницу с беконом”, - сказал другой мужчина. Он был примерно того же роста,
что и Эл. Лица у них были разные, но одеты они были как близнецы.
На обоих были пальто, слишком тесные для них. Они сидели, наклонившись вперед, положив
локти на стойку.

“ Есть что-нибудь выпить? - спросил Эл.

“Серебряное пиво, "бево", имбирный эль”, - сказал Джордж.

“Я имею в виду, у тебя есть что-нибудь выпить”?

“Только то, что я сказал”.

“Это горячий город”, - сказал другой. “Как они его называют?”

“Саммит”.

“Когда-нибудь слышал о таком?” - Спросил Эл своего друга.

“Нет”, - ответил друг.

“Что ты здесь делаешь по вечерам?” Спросил Эл.

“Они ужинают”, - сказал его друг. “Они все приходят сюда и едят
большой ужин”.

“Это верно”, - сказал Джордж.

“Так ты думаешь, что это правильно?” Эл спросил Джорджа.

“Конечно”.

“Ты довольно смышленый мальчик, не так ли?”

“Конечно”, - сказал Джордж.

“Ну, ты не такой”, - сказал другой маленький человечек. “Правда, Эл?”

“Он тупой”, - сказал Эл. Он повернулся к Нику. “Как тебя зовут?”

“Адамс”.

“Еще один умный мальчик”, - сказал Эл. “Разве он не умный мальчик, Макс?”

“В городе полно умных мальчиков”, - сказал Макс.

Джордж поставил на стол два блюда: одно с яичницей с ветчиной, другое - с беконом и
яйцами. Он поставил на стол два гарнира с жареным картофелем и
закрыл калитку на кухню.

“ Который из них твой? - спросил он Эла.

“ Разве ты не помнишь?

“ Яичница с ветчиной.

“Просто умный мальчик”, - сказал Макс. Он наклонился вперед и взял ветчину и
яйца. Оба мужчины ели, не снимая перчаток. Джордж наблюдал, как они едят.

“На что _ ты_ смотришь?” Макс посмотрел на Джорджа.

“Ни на что”.

“Каким чертом ты был. Ты смотрел на меня”.

“Может быть, мальчик пошутил, Макс”, - сказал Эл.

Джордж рассмеялся.

“Тебе не обязательно смеяться”, - сказал ему Макс. “_ тЕбе_ совсем не обязательно смеяться
, видишь?”

“Все в порядке, - сказал Джордж.

“Значит, он думает, что все в порядке”. Макс повернулся к Элу. “Он думает, что все в порядке"
. Это хорошо.

“О, он мыслитель”, - сказал Эл. Они продолжили есть.

“Как зовут смышленого парня за прилавком?” Эл спросил Макса.

“Привет, смышленый мальчик”, - сказал Макс Нику. “Ты обойдешь стойку с другой стороны
со своим дружком”.

“Что за идея?” спросил Ник.

“Нет никакой идеи”.

“Тебе лучше пойти вокруг, умный мальчик,” Аль-Саида. Ник пошел за
счетчик.

“Какая идея?” - Спросил Джордж.

“Не твое собачье дело,” - сказал Аль. “Кто там на кухне?”

“Ниггер”.

“Что значит "ниггер”?

“Ниггер, который готовит”.

“Скажи ему, чтобы заходил”.

“Что за идея?”

“Скажи ему, чтобы зашел”.

“Как ты думаешь, где ты находишься?”

“Мы чертовски хорошо знаем, где находимся”, - сказал человек по имени Макс. “Мы выглядим
глупо?”

“Ты говоришь глупости”, - сказал ему Эл. “Какого черта ты споришь с этим
парнем? Послушай, ” сказал он Джорджу, - скажи ниггеру, чтобы шел сюда”.

“Что ты собираешься с ним сделать?”

“Ничего. Используйте свою голову, умник. Что бы мы делали, чтобы негр?”

Джордж открыл щель, которая открылась обратно на кухню. “Сэм”, он
позвонил. “Зайди сюда на минутку”.

Дверь на кухню открылась, и вошел негр. “Что это было?” - спросил он
. Двое мужчин за стойкой посмотрели на него.

“Ладно, ниггер. Стой здесь”, - сказал Эл.

Сэм, ниггер, стоя в фартуке, посмотрел на двух мужчин, сидящих за
стойкой. “Да, сэр”, - сказал он. Эл слез со своего табурета.

“Я возвращаюсь на кухню с ниггером и умником”, - сказал он.
“Иди обратно на кухню, ниггер. Ты иди с ним, смышленый мальчик”.
Маленький человечек пошел за Ником и Сэмом, поваром, обратно на кухню.
Дур закрыл за ними. Мужчина по имени Макс сел за стойку напротив
Джорджа. Он не смотрел на Джорджа, а смотрел в зеркало, висевшее вдоль
задней стенки стойки. Генри был изготовлен из салона в
обед-счетчик.

“Хорошо, смышленый мальчик,” сказал Макс, глядя в зеркало, “Почему бы тебе не
что-то сказать?”

“Что все это значит?”

“Эй, Эл, ” позвал Макс, - умный мальчик хочет знать, в чем дело”.

“Почему бы тебе не рассказать ему?” Из кухни донесся голос Ала.

“Как ты думаешь, что все это значит?”

“Я не знаю”.

“А ты что думаешь?”

Макс все время, пока говорил, смотрел в зеркало.

“Я бы не сказал”.

“Эй, Эл, умник говорит, что не стал бы говорить, о чем, по его мнению, все это
”.

“Я тебя хорошо слышу”, - сказал Эл из кухни. Он подпер
щель, через которую посуда попадала на кухню, бутылкой из-под кетчупа
. “Послушай, умный мальчик”, - сказал он Джорджу из кухни. “Встань
чуть дальше вдоль стойки. Ты подвинься немного влево, Макс”. Он
был похож на фотографа, готовящегося к групповому снимку.

“Поговори со мной, умный мальчик”, - сказал Макс. “Как ты думаешь, что должно произойти
?”

Джордж ничего не сказал.

“Я скажу тебе”, - сказал Макс. “Мы собираемся убить шведа. Ты знаешь
большого шведа по имени Оле Андресон?”

“Да”.

“Он приходит сюда поесть каждый вечер, не так ли?”

“Иногда он приходит сюда”.

“Он приходит сюда в шесть часов, не так ли?”

“Если приходит”.

“Мы все это знаем, умный мальчик”, - сказал Макс. “Поговорим о чем-нибудь другом.
Ты когда-нибудь ходил в кино?”

“Время от времени”.

“Тебе следует почаще ходить в кино. Фильмы штрафа на светлое
мальчик, как ты”.

“Что ты собираешься убить Оле Андресона для? Что он тебе сделал
вы?”

“У него никогда не было возможности что-либо с нами сделать. Он даже никогда нас не видел”.

“И он увидит нас только один раз”, - сказал Эл из кухни.

“Тогда за что ты собираешься его убить?” Спросил Джордж.

“Мы убиваем его ради друга. Просто чтобы сделать приятное другу, умник.

“ Заткнись, - сказал Эл из кухни. “ Ты слишком много болтаешь.

“ Ну, я должен развлекать умника. Не так ли, смышленый мальчик?

“Ты чертовски много болтаешь”, - сказал Эл. “Ниггер и мой смышленый мальчик"
забавляются сами по себе. Я связал их, как пару подружек.
в монастыре.

“Я полагаю, ты была в монастыре”.

“Никогда не знаешь наверняка”.

“Ты была в кошерном монастыре. Вот где ты был.”

Джордж взглянул на часы.

“ Если кто-нибудь войдет, скажи, что повара нет, а если они будут продолжать, скажи, что вернешься и приготовишь сам.
после этого ты скажешь им, что вернешься и приготовишь сам. Ты понимаешь
это, умный мальчик?

“Хорошо”, - сказал Джордж. “Что ты собираешься делать с нами потом?”

“Это будет зависеть”, - сказал Макс. “Это одна из тех вещей, о которых никогда не знаешь заранее"
в то время.

Джордж взглянул на часы. Было четверть седьмого. Дверь с улицы
открылась. Вошел водитель трамвая.

“Привет, Джордж”, - сказал он. “Можно мне поужинать?”

“Сэм ушел”, - сказал Джордж. “ Он вернется примерно через полчаса.

“Я лучше пройдусь по улице”, - сказал водитель. Джордж посмотрел на
часы. Было двадцать минут седьмого.

“Это был милый, смышленый мальчик”, - сказал Макс. “ Ты настоящий маленький
джентльмен.

“ Он знал, что я разнесу ему голову, ” сказал Эл из кухни.

“ Нет, ” сказал Макс. “ Дело не в этом. Умный мальчик - это хорошо. Он хороший мальчик. Он мне
нравится”.

В шесть пятьдесят пять Джордж сказал: “Он не придет”.

В столовой были еще два человека. Когда Джордж ушел на то, чтобы
на кухне и сделал с ветчиной и яйцом бутерброд “идти”, что человек хотел
бери его с собой. На кухне он увидел Эла, его дерби шляпа накренилась назад,
сидит на табурете у калитки, положив на выступ ствол обреза
ружье. Ник и повар стояли спина к спине в углу.
у каждого изо ртов было завязано полотенце. Джордж приготовил
сэндвич, завернул его в промасленную бумагу, положил в пакет, принес в дом,
а мужчина заплатил за него и вышел.

“Умный мальчик может все”, - сказал Макс. “Он умеет готовить и все такое.
Ты бы стал хорошей женой какой-нибудь девушке, умный мальчик”.

“Да?” Сказал Джордж. “Твой друг, Оле Андресон, не придет”.

“Мы дадим ему десять минут”, - сказал Макс.

Макс посмотрел в зеркало и на часы. Стрелки часов показали
семь часов, а затем пять минут восьмого.

“ Пошли, Эл, ” сказал Макс. “ Нам лучше идти. Он не придет.

“Лучше дай ему пять минут”, - сказал Эл из кухни.

Через пять минут вошел мужчина, и Джордж объяснил, что повар
заболел.

“Почему бы тебе не сделать еще готовить?” - спросил Этот человек. “Разве ты не
работает ланч-счетчик?” Он вышел.

“Давай, Аль,” сказал Макс.

“А как насчет двух умных парней и ниггера?”

“С ними все в порядке”.

“Ты так думаешь?”

“Конечно. Мы покончили с этим”.

“Мне это не нравится”, - сказал Эл. “Это неаккуратно. Ты слишком много болтаешь”.

“О, какого черта”, - сказал Макс. “Мы должны сохранить забавляет, не так ли?”

“Ты слишком много болтаешь, все же,” Аль-Саида. Он вышел из
кухня. Обрезанные стволы дробовика слегка выпирали из-под
пояса его слишком тесного пальто. Он поправил пальто
руками в перчатках.

“Пока, смышленый мальчик”, - сказал он Джорджу. “Тебе очень повезло”.

“Это правда”, - сказал Макс. “Тебе следовало бы поучаствовать в скачках, смышленый мальчик”.

Они вдвоем вышли за дверь. Джордж наблюдал за ними сквозь
они вышли из окна, прошли под дуговым фонарем и пересекли улицу. В своих облегающих
пальто и дерби-шляпах они походили на команду из водевиля. Джордж вернулся
через вращающуюся дверь на кухню и развязал Ника и
повара.

“Я больше не хочу этого”, - сказал Сэм, повар. “Я не хочу
более того.”

Ник встал. У него никогда не было полотенец в рот перед.

- Знаете, - сказал он. “Какого черта?” Он пытался выпендриться.

“Они собирались убить Оле Андресона”, - сказал Джордж. “Они собирались
застрелить его, когда он зайдет поесть”.

“Оле Андресон?”

“Конечно”.

Повар пощупал уголки рта большими пальцами.

“ Они все съели? - спросил он.

“ Да, ” сказал Джордж. “ Теперь их нет.

“Мне это не нравится”, - сказал повар. “Мне вообще все это не нравится”.

“Послушай, ” сказал Джордж Нику. “Тебе лучше пойти к Оле Андресону”.

“Хорошо”.

“Тебе лучше вообще не иметь к этому никакого отношения”, - сказал Сэм, повар,
. “Тебе лучше держаться подальше от этого”.

“Не ходи, если не хочешь”, - сказал Джордж.

“Замешательство в это дело ни к чему тебя не приведет”, - сказал повар. “Ты сам".
"Держись подальше”.

“ Я пойду повидаюсь с ним, ” сказал Ник Джорджу. “ Где он живет?

Повар отвернулся.

“Маленькие мальчики всегда знают, что они хотят делать”, - сказал он.

“Он живет в меблированных комнатах Хирша”, - сказал Джордж Нику.

“Я поднимусь туда”.

Снаружи сквозь голые ветви дерева пробивался луч дугового фонаря. Ник
шел по улице рядом с авто-треки и повернул на следующем
дуги-свет вниз в переулок. Три дома вверх по улице был Гирша
ночлежный дом. Ник поднялся на две ступеньки и толкнул в дверь. Женщина
подошел к двери.

“Здесь, Оле Андресона?”

“Вы действительно хотите его увидеть?”

“ Да, если он на месте.

Ник последовал за женщиной вверх по лестнице и обратно в конец
коридора. Она постучала в дверь.

- Кто там? - спросил я.

“К вам пришли, мистер Андресон”, - сказала женщина.

“Это Ник Адамс”.

“Войдите".

Ник открыл дверь и вошел в комнату. Оле Андресон лежал на
кровати во всей одежде. Он был боксером-призером в тяжелом весе
и был слишком длинным для кровати. Он лежал, положив голову на две подушки. Он
не смотрел на Ника.

“Что это было?” спросил он.

“Я был у Генри, - сказал Ник, - и пришли двое парней и связали меня”.
я и повар, и они сказали, что собираются убить тебя.

Это прозвучало глупо, когда он это сказал. Оле Андресон ничего не сказал.

“Они выставили нас на кухню”, - продолжил Ник. “Они собирались
застрелить тебя, когда ты пришел ужинать”.

Оле Андресон уставился в стену и ничего не сказал.

“Джордж подумал, что мне лучше прийти и рассказать тебе об этом”.

“Я ничего не могу с этим поделать”, - сказал Оле Андресон.

“Я расскажу вам, на что они были похожи”.

“Я не хочу знать, какими они были”, - сказал Оле Андресон. Он посмотрел
на стену. “Спасибо, что пришли рассказать мне об этом”.

“Все в порядке”.

Ник посмотрел на крупного мужчину, лежащего на кровати.

“ Разве ты не хочешь” чтобы я пошел и встретился с полицией?

“ Нет, ” сказал Оле Андресон. “ Это ни к чему хорошему не приведет.

“Разве я не мог бы что-нибудь сделать?”

“Нет. Ничего не поделаешь”.

“Может быть, это был просто блеф”.

“Нет. Это не просто блеф”.

Оле Андресон откатился к стене.

“Единственное, ” сказал он, обращаясь к стене, “ я просто не могу
решиться выйти. Я был здесь весь день”.

“Ты не мог уехать из города?”

“Нет”, - сказал Оле Андресон. “С меня хватит всей этой беготни”.

Он посмотрел на стену.

“Сейчас ничего не поделаешь”.

“Ты не мог бы это как-нибудь исправить?”

“Нет. Я ошибся”. Он говорил тем же ровным голосом. “Нет
ничего общего. Через некоторое время я решусь выйти”.

“Мне лучше вернуться и посмотреть, Джордж,” сказал Ник.

“Пока”, - сказал Оле Андресон. Он не посмотрел в сторону Ника. “Спасибо, что
зашел”.

Ник вышел. Закрывая дверь, он увидел Оле Андресона во всей одежде.
Он лежал на кровати и смотрел в стену.

“Он весь день был в своей комнате”, - сказала хозяйка дома внизу. “Я думаю,
он плохо себя чувствует. Я сказал ему: ‘Мистер Андресон, вам следует выйти
и погулять в такой погожий осенний денек’, но ему не хотелось.
”Он не хочет выходить".

“Он не хочет выходить”.

“Мне жаль, что он плохо себя чувствует”, - сказала женщина. “Он ужасно милый"
мужчина. Вы знаете, он был на ринге.

“Я знаю это”.

“Вы бы никогда не догадались об этом, если бы не выражение его лица”, - сказала женщина.
Они стояли и разговаривали у входной двери. “Он такой же нежный”.

“Ну, Спокойной ночи, Миссис Гирш,” сказал Ник.

“Я не Миссис Гирш”, - сказала женщина. “Она здесь хозяйка. Я просто смотрю
после того, как он для нее. Я миссис Белл.

“ Что ж, спокойной ночи, миссис Белл, ” сказал Ник.

“ Спокойной ночи, ” сказала женщина.

Ник прошел по темной улице до угла под дуговым фонарем, а затем
затем вдоль автомобильных путей до закусочной Генри. Джордж был внутри,
за прилавком.

“Ты видел Оле?”

“Да”, - сказал Ник. “Он в своей комнате и никуда не выходит”.

Повар открыл дверь из кухни, когда услышал голос Ника.

“Я даже не слушаю это”, - сказал он и закрыл дверь.

“Ты рассказала ему об этом?” Спросил Джордж.

“Конечно. Я рассказал ему, но он знает, в чем дело.

“Что он собирается делать?”

“Ничего”.

“Они убьют его”.

“Я думаю, они так и сделают”.

“Должно быть, он был в чем-то замешан в Чикаго”.

“Думаю, да”, - сказал Ник.

“Это чертовски неприятная история”.

“Это ужасная история”, - сказал Ник.

Они ничего не сказали. Джордж потянулся за полотенцем и вытер стойку.


“Интересно, что он сделал?” сказал Ник.

“Обманул кого-то. За это их и убивают.

“Я собираюсь уехать из этого города”, - сказал Ник.

“Да”, - сказал Джордж. “Это хороший поступок”.

“Я не могу вынести мысли о том, что он ждет в комнате и знает, что он
получит это. Это чертовски ужасно ”.

“Ну, ” сказал Джордж, “ тебе лучше не думать об этом”.




 CHE TI DICE LA PATRIA?


Дорога на перевал была твердой и ровной, и ранним утром еще не покрылась пылью
. Внизу были холмы с дубами и каштанами, а вдали
внизу было море. На другой стороне были заснеженные горы.

Мы спустились с перевала через лесистую местность. У дороги были сложены мешки с
древесным углем, а сквозь деревья мы увидели
хижины угольщиков. Было воскресенье, и дорога, поднимаясь и опускаясь,
но всегда снижаясь с высоты перевала, шла через
низкорослые леса и деревни.

За деревнями были поля, поросшие виноградом. Поля были коричневыми,
а виноградные лозы грубыми и толстыми. Дома были белыми, а на
улицах мужчины в воскресной одежде играли в шары. На фоне
стен некоторых домов росли грушевые деревья, их ветви
подсвечивались на фоне белых стен. Саженцы груши были распылены,
и стены домов были окрашены в синий металлик-зеленый по
спрей пар. Были небольшие полянки вокруг сел, где
рос виноград, и затем лес.

В деревне, расположенной в двадцати километрах выше Специи, в центре города собралась толпа.
на площади молодой человек с чемоданом подошел к машине и попросил
отвезти его в Специю.

“Есть только два места, и они заняты”, - сказал я. У нас был
старый Ford coup;.

“Я поеду снаружи”.

“Тебе будет неудобно”.

“Это ничего не значит. Я должен ехать в Специю”.

“Должны ли мы принять его?” Я спросил парень.

“Он, кажется, все равно поеду”, - сказал парень. Молодой человек вручил
посылка через окно.

“Взгляните на это”, - сказал он. Двое мужчин привязали его чемодан к багажнику
в машине, поверх наших чемоданов. Он пожал руку каждому и объяснил, что
для фашиста и человека, привыкшего путешествовать так же, как и он сам, это не испытывало никакого дискомфорта.
он вскарабкался на подножку с левой стороны
машины, держась внутри правой рукой за открытое окно.

“Вы можете начинать”, - сказал он. Толпа замахала руками. Он помахал свободной рукой.

“Что он сказал?” Гай спросил меня.

“Что мы можем начать”.

“Разве он не милый?” Сказал Гай.

Дорога шла вдоль реки. За рекой были горы. Светило солнце.
снимало иней с травы. Было светло и холодно, и воздух
проникал холодом через открытый ветровой щиток.

“Как ты думаешь, ему там нравится?” Парень смотрел на дорогу.
Ему загораживал вид из машины наш гость. Молодой человек
торчал из машины сбоку, как фигура на носу корабля. Он
поднял воротник пальто и надвинул шляпу на нос, обнажив нос.
казалось, что ему холодно на ветру.

“Может быть, ему этого хватит”, - сказал Гай. “Это та сторона, на которой у нашей задницы
шина”.

“О, он бросит нас, если мы сдохнем”, - сказал я. “Он не запачкал бы свою
дорожную одежду”.

“Ну, я не возражаю против него, — сказал Гай, - за исключением того, как он наклоняется на
поворотах”.

Лес кончился; дорога ушла от реки в гору; радиатор
кипел; молодой человек раздраженно и подозрительно посмотрел на
пар и ржавая вода; двигатель скрежетал, обе ноги Парня стояли на
педали первой скорости, вверх и вверх, взад-вперед и еще выше, и, наконец,
выровнялся. Скрежет прекратился, и в наступившей тишине раздалось великолепное
бурлящее бульканье в радиаторе. Мы были на вершине последнего хребта
над Специей и морем. Дорога спускалась с короткими, едва закругленными
поворотами. Наш гость болтался на поворотах и чуть не перевернул машину с тяжелым верхом
.

“Ты не можешь сказать ему не делать этого”, - сказал я Гаю. “Это его чувство
самосохранения”.

“Великое итальянское чувство”.

“Величайшее итальянское чувство”.

Мы спустились вокруг кривых, через глубокую пыль, пыль посыпки
оливковые деревья. Специя распространилась ниже вдоль моря. Дорога сплющена
за пределами города. Наш гость сунул голову в окно.

“Я хочу остановиться”.

“Прекрати”, - сказал я Гаю.

Мы притормозили у обочины. Молодой человек вышел, подошел к
задней части машины и развязал чемодан.

“Я останавливаюсь здесь, чтобы у вас не было проблем с перевозкой пассажиров”, - сказал он
. “Мой пакет”.

Я протянул ему пакет. Он полез в карман.

“Сколько я вам должен?”

“Ничего”.

“Почему нет?”

“Я не знаю”, - сказал я.

“Тогда спасибо”, молодой человек сказал, а не “благодарю” или “Спасибо
Сколько”, или “тысячу раз "спасибо",” все из которых вы говорили ранее
в Италии к человеку, когда он передал вам расписание и рассказала о
направление. Молодой человек произнес самую низкую форму слова “спасибо”
и подозрительно посмотрел нам вслед, когда Гай завел машину. Я помахала ему рукой
. Он был слишком горд, чтобы ответить. Мы отправились дальше, в Специю.

“Этот молодой человек далеко пойдет по Италии”, - сказал я Гаю.

“Ну, - сказал Гай, - ”он проехал с нами двадцать километров”.


 УЖИН В СПЕЦИИ.

Мы пришли в специя ищет место, чтобы поесть. Улица была широкая и
дома высокие и желтые. Мы шли по трамвайной трассы в центре
города. На стенах домов были нанесены трафаретные рисунки, от которых бросалось в глаза.
портреты Муссолини с написанным от руки “вивас”, двойной буквой V черного цвета.
по стене стекали потеки краски. Боковые улочки спускались к
гавани. Было светло, и все люди вышли на улицу по случаю воскресенья. В
камень был окроплен и там были влажными тянется в
пыль. Мы пошли ближе к обочине, чтобы избежать трамвай.

“Давай поедим где-то просто”, - сказал парень.

Мы остановились напротив двух ресторане признаки. Мы стояли на другой стороне
улицы, и я покупал газеты. Два ресторана были рядом.
рядом. Женщина, стоявшая в дверях одного из них, улыбнулась нам, и мы перешли
улицу и зашли внутрь.

Внутри было темно, и в глубине зала сидели три девушки.
за столиком с пожилой женщиной. Напротив нас, за другим столиком, сидел
матрос. Он сидел, ни ест, ни пьет. Дальше, молодой
человек в синем костюме писал за столом. Его волосы были напомажены и сияли.
он был очень элегантно одет и выглядел опрятно.

Свет проникал через дверной проем и через витрину, где
в витрине были разложены овощи, фрукты, стейки и отбивные. А
девушка пришла и приняла наш заказ и еще одна девушка стояла в дверях. Мы
заметил, что она ничего не носила под ее домашнее платье. Девушка, которая принимала
наш заказ, обняла Гая за шею, пока мы рассматривали
меню. Всего было три девушки, и все они по очереди подходили и
стояли в дверях. Старуха за столом в задней части
номер поговорил с ними и они снова уселись вместе с ней.

Там не было никакой двери, ведущей из комнаты, кроме как на кухню. А
занавес висел над ним. Девушка, которая принимала наш заказ пришел с
кухня с спагетти. Она положила его на стол и принесла бутылку
красные вина и сел за стол.

“Ну, ” сказал я Гаю, “ ты хотел поесть в каком-нибудь простом месте”.

“Это не просто. Это сложно”.

“Что вы скажете?” - спросила девушка. “Вы немцы?”

“Южные немцы”, - сказал я. “Южные немцы - мягкий, привлекательный
народ”.

“Не понимаю”, - сказала она.

“Какова механика этого места?” Спросил Гай. “Я должен позволить ей
обнять меня за шею?”

“Конечно”, - сказал я. “Муссолини отменил публичные дома. Это
ресторан”.

На девушке было цельное платье. Она наклонилась вперед, облокотившись на стол,
сложила руки на груди и улыбнулась. С одной
стороны она улыбалась лучше, чем с другой, и повернулась к нам хорошей стороной. Очарование
хорошая сторона была усилена каким-то событием, которое разгладило
другую сторону ее носа, как можно разгладить теплый воск. Ее нос,
однако, не был похож на теплый воск. Было очень холодно и укрепляется, только
в разглаживается. “Я тебе нравлюсь?” - спросила она парня.

“Он обожает тебя,” сказал я. “Но он не говорит по-итальянски.”

“Ich spreche Deutsch”, - сказала она и погладила Гая по волосам.

“Говори с дамой на своем родном языке, Гай”.

“Откуда ты?” - спросила дама.

“Potsdam.”

“И ты теперь останешься здесь ненадолго?”

“В этой такой милой Специи?” - Спросила я.

“Скажи ей, что мы должны идти”, - сказал Гай. “Скажи ей, что мы очень больны и у нас нет
денег”.

“Мой друг женоненавистник, “ сказал я, - старый немецкий женоненавистник”.

“Скажи ему, что я люблю его”.

Я сказал ему.

“Может, ты закроешь свой рот и вытащишь нас отсюда?” Сказал Гай. Дама
другой рукой обняла его за шею. “Скажи ему, что он мой”, - сказала она.
Я сказал ему.

“Ты вытащишь нас отсюда?”

“Вы ссоритесь”, - сказала леди. “Вы не любите друг друга”.

“Мы немцы, ” гордо сказал я, “ старые южногерманцы”.

“Скажите ему, что он красивый мальчик”, - сказала дама. Парню тридцать восемь, и
немного гордится тем фактом, что во Франции его принимают за коммивояжера
. “Ты красивый мальчик”, - сказал я.

“Кто так говорит?” Гай спросил: “Ты или она?”

“Она знает. Я всего лишь твой переводчик. Разве не для этого ты втянул меня в
эту поездку?”

“Я рад, что это она”, - сказал Гай. “Я тоже не хотела оставлять тебя здесь"
.

“Я не знаю. Специя - прекрасное место”.

“Специя”, - сказала дама. “Вы говорите о Специи”.

“Прекрасное место”, - сказал я.

“Это моя страна”, - сказала она. “Специя - мой дом, и Италия - моя
страна”.

“ Она говорит, что Италия - ее страна.

“Скажи ей, что это похоже на ее страну”, - сказал Гай.

“Что у тебя на десерт?” Я спросил.

“Фрукты”, - ответила она. “У нас есть бананы”.

“С бананами все в порядке”, - сказал Гай. “На них есть кожура”.

“О, он ест бананы”, - сказала дама. Она обняла Гая.

“Что она говорит?” - спросил он, пряча лицо.

“Она довольна, потому что ты ешь бананы”.

“Скажи ей, что я не ем бананы”.

“Синьор не ест бананы”.

“Ах, ” сказала удрученная дама, “ он не ест бананы”.

“Скажи ей, что я каждое утро принимаю холодную ванну”, - сказал Гай.

“Синьор принимает холодную ванну каждое утро”.

“Не понимаю”, - сказала дама.

Напротив нас матрос из отдела недвижимости не пошевелился. Никто в заведении
не обратил на него никакого внимания.

“Нам нужен счет”, - сказал я.

“О, нет. Ты должен остаться”.

“Послушай, ” сказал опрятный молодой человек из-за стола, за которым он что-то писал.
“Отпусти их. Эти двое ничего не стоят”.

Дама взяла меня за руку. “Ты не останешься? Ты не попросишь его остаться?”

“Мы должны идти”, - сказал я. “Мы должны добраться до Пизы, или, если возможно,
Флоренция, сегодня вечером. Мы можем поразвлечься в этих городах в конце дня
. Сейчас тот самый день. За день мы должны преодолеть расстояние.”

“Еще немножко посижу приятно”.

“Путешествовать необходимо при дневном свете”.

- Послушайте, - резко очерченным сказал молодой человек. “Не надо говорить с этими
два. Говорю вам, они ничего не стоят, и я знаю”.

“Принесите нам счет”, - сказал я. Она взяла у старухи счет и
вернулась и села за стол. Из кухни вошла другая девушка.
Она прошла через всю комнату и остановилась в дверях.

“Не беспокойтесь об этих двоих”, - сказал опрятный молодой человек усталым
голосом. “Иди и ешь. Они ничего не стоят”.

Мы оплатили счет и встал. Все девушки, старуха и
опрятный молодой человек сели вместе за стол. Матрос недвижимостью.
с головой в руках. Никто не говорил с ним все время мы
были в обед. Девушка принесла нам наша смена, что старуха пересчитала
из-за нее и вернулся на свое место за столом. Мы оставили чаевые на
столе и вышли. Когда мы сели в машину, готовые тронуться,
девушка вышла и встала в дверях. Мы тронулись, и я помахал ей рукой.
Она не помахала нам рукой, а стояла и смотрела нам вслед.


 ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Когда мы проезжали через пригород Генуи, шел сильный дождь, и,
даже двигаясь очень медленно позади трамваев и грузовиков, жидкая
грязь выплескивалась на тротуары, так что люди заходили в подъезды
когда они увидели, что мы приближаемся. В Сан-Пьер-д'Арена, промышленном пригороде
за пределами Генуи есть широкая улица с двумя автомобильными колеями, и мы
поехали по центру, чтобы не забрызгать грязью мужчин, возвращающихся домой
с работы. Слева от нас было Средиземное море. Там было большое море.
бежали волны, и ветер бросал брызги в машину. A
русло реки, которое, когда мы проезжали, направляясь в Италию, было широким,
каменистое и сухое, стало коричневым и достигло берегов. Коричневая вода
обесцвеченное морем и волнами поредели и очищается в разрыв,
свет шел сквозь желтые воды и гребней, оборудованная по
ветер дул вдоль дороги.

Мимо нас быстро проехала большая машина, и столб мутной воды поднялся вверх и
покрыл наш ветровой щиток и радиатор. Автоматический очиститель ветрового стекла
двигался взад-вперед, размазывая пленку по стеклу. Мы остановились и
пообедали в Сестри. В ресторане не было отопления, и мы сохранили наши
в шляпах и пальто. Мы могли видеть машину снаружи, через окно. Она
была заляпана грязью и стояла рядом с какими-то лодками, которые были
вытащены за пределы волн. В ресторане можно было видеть свое дыхание.

В asciuta_ _pasta было хорошо; вино дегустируется квасцов, и мы налили
воды в нем. Потом официант принес бифштекс и жареный картофель.
Мужчина и женщина сидели в дальнем конце ресторана. Он был
средних лет, а она была молода и одета в черное. Во время еды она
выдыхала холодный влажный воздух. Мужчина смотрел на это
и покачал головой. Они ели молча, и мужчина держал ее за руку
под столом. Она была хорошенькой, а они казались очень грустными. У них с собой был
дорожный саквояж.

У нас были газеты, и я прочитал отчет о боях в Шанхае вслух
Гаю. После еды, он ушел с официантом в поисках места
которого вообще не было в ресторане, и я вычистил
ветровое стекло, фары и номерные знаки с тряпкой. Гай вернулся.
мы вывели машину задним ходом и тронулись с места. Официант перевел его через дорогу
в старый дом. Люди в доме были подозрительны
и официант остался с парнем, чтобы видеть, ничего не было украдено.

“Хотя я не знаю как, я не сантехник, они ожидали, что я
украсть что-нибудь”, - сказал парень.

Когда мы выехали на мыс за городом, ветер ударил в машину и
чуть не опрокинул ее.

“Хорошо, что нас уносит от моря”, - сказал Гай.

“Ну, ” сказал я, “ они утопили Шелли где-то здесь”.

“Это было недалеко от Виареджо”, - сказал Гай. “Ты помнишь, зачем мы приехали в
эту страну?”

“Да, - сказал я, - но мы его не получили”.

“Мы покончим с этим сегодня вечером”.

“Если сможем миновать Вентимилью”.

“Посмотрим. Мне не нравится ездить по этому побережью ночью. Было раннее время.
полдень, и выглянуло солнце. Внизу синело море с белыми гребнями волн.
оно бежало в сторону Савоны. Там, за мысом, коричневые и голубые воды
Присоединился. Впереди нас вдоль побережья шел бродячий пароход.

“ Ты все еще видишь Геную? - спросил я. Спросил Парень.

“О, да”.

“ Следующий большой мыс должен скрыть его из виду.

“Мы увидим это еще долго. Я все еще вижу за ним мыс Портофино
”.

Наконец мы перестали видеть Геную. Я оглянулся, когда мы выходили, и увидел
только море, а внизу, в заливе, линию пляжа с
рыбацкие лодки, а выше, на склоне холма, город, а за ним мысы.
далеко на побережье.

“ Теперь его нет, ” сказал я Гаю.

“О, его уже давно нет”.

“Но мы не могли быть уверены, пока не выбрались отсюда”.

Там был знак с изображением S-образного поворота и Сволты Периколоса.
Дорога огибала мыс, и ветер задувал через щель в
ветровом щитке. Ниже мыса простиралась плоская полоса у самого моря.
Ветер высушил грязь, и колеса начали поднимать пыль. На
ровной дороге мы встретили фашиста на велосипеде, с тяжелым револьвером в руке.
кобура на спине. Он держался середины дороги на своем велосипеде, и
мы повернули к нему. Он посмотрел на нас, когда мы проезжали мимо. Впереди был
железнодорожный переезд, и когда мы подъехали к нему, ворота опустились.

Пока мы ждали, подъехал фашист на велосипеде. Поезд проехал мимо, и
Гай завел двигатель.

“Стоп,” велосипед мужчина крикнул из-за машины. “Ваш номер
грязные”.

Я вышел с тряпкой. Номер был убран на обед.

“Ты можешь прочесть это”, - сказал я.

“Ты так думаешь?”

“Прочитай это”.

“Я не могу прочесть это. Это грязное”.

Я вытерла это тряпкой.

“Как это?” - спросил я.

“Двадцать пять лир”.

“Что?” Я сказал. “Вы могли бы прочитать его. Это всего лишь грязные от государства
дорог.”

“Тебе не нравятся итальянские дороги?”

“Они грязные”.

“Пятьдесят лир”. Он сплюнул на дорогу. “У тебя грязная машина, и ты грязный
тоже”.

“ Хорошо. И дай мне квитанцию с твоим именем.

Он достал чековую книжку, сделанную в двух экземплярах и перфорированную, чтобы одну
сторону можно было отдать покупателю, а другую заполнить и
сохранить как корешок. Не было копирки, чтобы записать, что написано в билете клиента
.

“Дай мне пятьдесят лир”.

Он что-то написал несмываемым карандашом, вырвал листок и протянул его мне. Я
прочитал его.

“Это за двадцать пять лир”.

“Ошибка”, - сказал он и поменял двадцать пять на пятьдесят.

“А теперь другая сторона. Пусть будет пятьдесят в той части, которую ты оставишь”.

Он улыбнулся прекрасной итальянской улыбкой и что-то написал на квитанции
держа ее так, чтобы я не могла видеть.

“Продолжай, “ сказал он, - пока твой номер снова не испачкался”.

Мы ехали два часа после того, как стемнело, и той ночью переночевали в Ментоне.
Той ночью. Все казалось очень веселым, чистым, здравомыслящим и прекрасным. У нас было
проехали из Вентимильи в Пизу и Флоренцию, через Романью в
Римини, обратно через Форли, Имолу, Болонью, Парму, Пьяченцу и Геную,
снова в Вентимилью. Вся поездка заняла всего десять дней. Естественно,
за такую короткую поездку у нас не было возможности увидеть, как обстоят дела с
страной или людьми.




 ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ


“Как у тебя самого дела, Джек?” Я спросил его.

“Ты видел это, Уолкотт?” он говорит.

“Только в спортзале”.

“Что ж, ” говорит Джек, “ мне понадобится большая удача с этим парнем”.

“Он не сможет ударить тебя, Джек”, - сказал Солдат.

“Я бы чертовски хотел, чтобы он не мог”.

“Он не смог бы ударить тебя пригоршней дроби”.

“С дробью было бы все в порядке”, - говорит Джек. “Я бы не отказался подстрелить любую птицу”.

“Похоже, в него легко попасть”, - сказал я.

“Конечно, - говорит Джек, “ долго он не протянет. Он долго не протянет
как ты и я, Джерри. Но прямо сейчас у него есть все.

“Ты доведешь его левой до смерти”.

“Может быть”, - говорит Джек. “Конечно. У меня был шанс.

“Справься с ним, как ты справился с Кидом Льюисом”.

“Кид Льюис”, - сказал Джек. “Этот жид!”

Мы трое, Джек Бреннан, солдат Бартлетт и я, были в
У Хэндли. За соседним столиком сидела пара баб.
Мы. Они выпивали.

“Что ты имеешь в виду, жид?” - спрашивает одна из баб. “Что ты имеешь в виду,
жид, ты, большой ирландский бродяга?”

“Конечно”, - говорит Джек. “Вот именно”.

“Жиды”, - продолжает эта баба. “Они всегда говорят о жидах, эти
большие ирландцы. Что вы имеете в виду, жиды?”

“Пошли. Давай выбираться отсюда”.

“Жиды”, - продолжает эта баба. “Кто-нибудь видел, чтобы ты когда-нибудь покупал выпивку? Твоя
жена каждое утро зашивает тебе карманы. Эти ирландцы и их жиды!
Тед Льюис тоже мог бы тебя облизать.

- Конечно, - говорит Джек. “И ты отдаешь много чего тоже бесплатно, не
вы?”

Мы вышли. Это был Джек. Он мог бы сказать, чего он хотел, когда он
хотел все это сказать.

Джек приступил к тренировкам на здоровье-фарм Дэнни Хогана в Джерси.
Это было хорошо там, но Джеку не нравится. Ему не нравилось быть
вдали от жены и детей, и большую часть времени он был раздражительным и ворчливым
. Я ему нравился, и мы прекрасно ладили; и ему нравился Хоган,
но через некоторое время солдат Бартлетт начал действовать ему на нервы.
шутник становится ужасной штукой в лагере, если его штучки становятся вроде
кислый. Солдат всегда подшучивал над Джеком, просто постоянно подшучивал над ним.
 Это было не очень смешно и не очень хорошо, и это начало доставать
Джека. Это был своего рода вещи, как это. Джек бы закончить с
вес и сумку и потяните перчатки.

“Вы хотите работать?”, он сказал солдат.

“Конечно. Как ты хочешь, чтобы я работал? Солдат спрашивал. “Хочешь, чтобы я обращался с
тобой грубо, как Уолкотт? Хочешь, я сбью тебя с ног несколько раз?”

“Вот и все”, - говорил Джек. Хотя ему это совсем не нравилось.

Однажды утром мы все были в дороге. Мы прошли довольно большой путь и
теперь мы возвращаемся к прежней жизни. Мы шли быстро в течение трех минут, а затем
прогулка на минуту, а потом быстро уходить снова в течение трех минут. Джек не был
когда-нибудь, что вы могли бы назвать спринтером. Он бы двигаться достаточно быстро в
кольцо, если бы ему пришлось, но он был не слишком быстр на дороге. Все время
мы шли солдат пошутил он. Мы поднялись на холм к фермерскому дому.


“Что ж, ” говорит Джек, - тебе лучше вернуться в город, Солдат”.

“Что ты имеешь в виду?”

“Тебе лучше вернуться в город и оставаться там”.

“В чем дело?”

“Мне надоело слушать твою болтовню”.

“Да?” - говорит Солдат.

“Да”, - говорит Джек.

“Тебе станет еще хуже, когда Уолкотт покончит с тобой”.

“Конечно, - говорит Джек, - может, и так. Но я знаю, что ты мне надоел”.

Итак, Солдат уехал на поезде в город тем же утром. Я спустился вниз.
Проводил его до поезда. Он был хорошим и раздраженным.

“Я просто пошутил над ним”, - сказал он. Мы ждали на платформе. “Он
не сможет проделать это со мной, Джерри”.

“Он нервный и раздражительный”, - сказал я. “Он хороший парень, Солдат”.

“Черт бы его побрал. Черт возьми, он когда-либо был хорошим парнем”.

“Ну, - сказал я, “ пока, солдат”.

Подошел поезд. Он забрался наверх со своей сумкой.

“Пока, Джерри”, - говорит он. “Ты будешь в городе перед боем?”

“Я так не думаю”.

“Тогда увидимся”.

Он вошел, кондуктор махнул рукой, и поезд тронулся. Я поехал
обратно на ферму в тележке. Джек сидел на крыльце и писал письмо
своей жене. Пришла почта, я взял газеты и перешел на другую сторону крыльца.
Сел почитать. Из дверей вышел Хоган.
и направился ко мне.

“У него была размолвка с Солдатом?”

“Не размолвка, - сказал я. “Он просто сказал ему возвращаться в город”.

“Я мог предвидеть, что это произойдет”, - сказал Хоган. “ Он никогда особенно не любил Солдата.

“Нет. Ему мало кто нравится”.

“Он довольно холодный человек”, - сказал Хоган.

“Ну, он всегда был добр ко мне”.

“Я тоже”, - сказал Хоган. “Я не могу сравниться с ним в ударе. Хотя он хладнокровный”.

Хоган вошел через сетчатую дверь, а я сидел на крыльце и
читал газеты. Погода только начинала становиться осенней, и было приятно.
там, в Джерси, на холмах, я прочел газету.
я сидел там и смотрел на местность и дорогу внизу.
внизу, на фоне леса, по которому едут машины, поднимая пыль.
Стояла прекрасная погода и довольно симпатичная местность. К нам подошел Хоган.
дверь открылась, и я спросил: “Слушай, Хоган, у тебя здесь нет чего-нибудь пострелять
?”

“Нет”, - сказал Хоган. “Только воробьи”.

“Видел газету?” Я спросил Хогана.

“Что в ней?”

“Санде вчера выгнал троих из них”.

“Я узнал об этом по телефону прошлой ночью”.

“Ты внимательно следишь за ними, Хоган?” - Спросил я.

“О, я поддерживаю с ними связь”, - сказал Хоган.

“Как насчет Джека?” Спрашиваю я. “Он все еще играет с ними?”

“С ним?” - спросил Хоган. “Ты видишь, как он это делает?”

Как раз в этот момент из-за угла появился Джек с письмом в руке. Он
одет в свитер, старые брюки и боксерские туфли.

“Есть марка, Хоган?” спрашивает он.

“Дай мне письмо”, - сказал Хоган. “Я отправлю это тебе по почте”.

“Послушай, Джек, ” сказал я, - разве ты раньше не играл в "пони”?

“Конечно”.

“Я знал, что ты играл. Я знал, что часто видел тебя в Шипсхеде.

- Из-за чего ты их уволил? - Спросил Хоган.

“ Потерял деньги.

Джек сел на крыльцо рядом со мной. Он прислонился спиной к столбу. Он закрыл
глаза от солнца.

“Хочешь стул?” Спросил Хоган.

“Нет”, - ответил Джек. “Это прекрасно”.

“Хороший денек”, - сказал я. “За городом довольно приятно”.

“Я бы, черт возьми, предпочел быть в городе с женой”.

“Ну, у тебя осталась всего неделя”.

“Да”, - говорит Джек. “Это так”.

Мы сидели на крыльце. Хоган был внутри, в офисе.

“Что ты думаешь о том, в какой я форме?” Джек спросил меня.

“Ну, ты не можешь сказать наверняка”, - сказал я. “У тебя есть неделя, чтобы обойти в
форме”.

“Не тормози меня”.

“Хорошо,” сказал Я, “ты не прав”.

“Я не сплю”, сказал Джек.

“Через пару дней с тобой все будет в порядке”.

“Нет, - говорит Джек, “ у меня бессонница”.

“О чем ты думаешь?”

“Я скучаю по жене”.

“Пусть она выйдет”.

“Нет. Я слишком стар для этого”.

“Мы совершим долгую прогулку, прежде чем ты ляжешь спать, чтобы привести себя в порядок и устать”.

“Устал!” Говорит Джек. “Я все время устаю”.

Он был таким всю неделю. Он не мог спать по ночам, и он просыпался в
утром это чувство, знаешь, когда ты не можешь закрываться от руки.

“Он черствый, как богадельни торт”, - сказал Хоган. “Он ничто”.

“Я никогда не видел Уолкотта”, - сказал я.

“Он убьет его”, - сказал Хоган. “Он разорвет его надвое”.

“Ну, - сказал я, - каждый когда-нибудь должен это понять”.

“Только не так, как сейчас”, - сказал Хоган. “Они подумают, что он никогда не тренировался. Это
ставит ферме синяк под глазом ”.

“Ты слышал, что о нем говорили репортеры?”

“А я нет! Они сказали, что он был ужасен. Они сказали, что не должны были позволять ему драться.
”

“Ну, - сказал я, - они всегда ошибаются, не так ли?”

“Да”, - сказал Хоган. “Но на этот раз они правы”.

“Что, черт возьми, они знают о том, прав человек или нет?”

“Ну, - сказал Хоган, ” они не такие дураки”.

“Все, что они сделали, это выбрали Уилларда в Толедо. Этот Ларднер, он такой мудрый.
теперь спроси его о том, когда он выбрал Уилларда в ”Толедо".

“О, он не выбывал”, - сказал Хоган. “Он пишет только о больших боях”.

“Мне все равно, кто они”, - сказал я. “Что, черт возьми, они знают? Они
может быть, и умеют писать, но что, черт возьми, они знают?”

“Вы не думаете, что Джек в какой-то форме, не так ли?” Спросил Хоган.

“Нет. С ним покончено. Все, что ему нужно, это чтобы Корбетт выбрал его для победы, чтобы
все было кончено ”.

“Что ж, Корбетт выберет его”, - говорит Хоган.

“Конечно. Он выберет его ”.

Той ночью Джек тоже не спал. Следующее утро было последним.
день перед боем. После завтрака мы снова вышли на крыльцо.

“О чем ты думаешь, Джек, когда не можешь уснуть?” - Спросил я.

“О, я беспокоюсь”, - говорит Джек. “Я беспокоюсь о собственности, которую приобрел в Бронксе.,
Я беспокоюсь о собственности, которую приобрел во Флориде. Я беспокоюсь о детях. Я беспокоюсь
о жене. Иногда я думаю о драках. Я думаю об этом жиде
Тед Льюис, и мне становится плохо. У меня есть кое-какие акции, и я беспокоюсь о них. О чем
черт возьми, я не думаю?”

“Что ж, ” сказал я, “ завтра вечером все будет кончено”.

“Конечно”, - сказал Джек. “Это всегда очень помогает, не так ли? Это просто исправляет
полагаю, все в порядке. Конечно.

У него весь день болело. Мы не работали. Джек просто немного подвигался.
немного раскрепоститься. Он или несколько туров. Он даже не посмотрел
хорошо делать это. Он пропустил веревку немного. Он не мог потеть.

“Ему бы лучше не делать никакой работы вообще”, - сказал Хоган. Мы стояли
наблюдая за ним попрыгать через скакалку. “Он никогда не потеют вообще какие-то еще?”

“Он не может потеть”.

“Ты думаешь, у него есть трюк? У него никогда не было проблем с тем, чтобы
вес, не так ли?”

“Нет, он не имеет кон. У него просто внутри больше ничего нет.


“Он должен вспотеть”, - сказал Хоган.

Джек подошел, прыгая через скакалку. Он прыгал вверх-вниз впереди.
из нас, вперед и назад, скрещивая руки каждый третий раз.

“Ну”, - говорит он. “О чем вы, канюки, толкуете?”

“Я не думаю, что тебе следует больше работать”, - говорит Хоган. “Ты будешь
черствым”.

“Разве это не было бы ужасно?” - Говорит Джек и скачет прочь по полу,
сильно хлопая по веревке.

В тот день на ферме появился Джон Коллинз. Джек был наверху, в
своей комнате. Джон приехал на машине из города. С ним была пара друзей
. Машина остановилась, и они все вышли.

“Где Джек?” Джон спросил меня.

“Наверху, в своей комнате, лежит”.

“Лежит?”

“Да”, - сказал я.

“Как он?”

Я посмотрел на двух парней, которые были с Джоном.

“Они его друзья”, - сказал Джон.

“Он довольно плох”, - сказал я.

“Что с ним такое?”

“Он не спит”.

“Черт возьми”, - сказал Джон. “Этот ирландец никогда не мог уснуть”.

“Он не в порядке”, - сказал я.

“Черт возьми”, - сказал Джон. “Он никогда не бывает прав. Он у меня уже десять лет, и
он еще ни разу не был прав”.

Ребята, которые были с ним, рассмеялись.

“Я хочу, чтобы вы пожали руки мистеру Моргану и мистеру Стейнфелту”, - сказал Джон
. “Это мистер Дойл. Он тренировал Джека”.

“Рад познакомиться с вами”, - сказал я.

“Давайте поднимемся наверх и посмотрим на мальчика”, - сказал парень по имени Морган.

“Давайте взглянем на него”, - сказал Стейнфелт.

Мы все поднялись наверх.

“Где Хоган?” Спросил Джон.

“Он в сарае с парой своих клиентов”, - сказал я.

“У него здесь сейчас много людей?” Спросил Джон.

“Только двое”.

“Довольно тихо, не так ли?” Сказал Морган.

“Да”, - сказал я. “Здесь довольно тихо”.

Мы были возле комнаты Джека. Джон постучал в дверь. Ответа не последовало.


“Может, он спит”, - сказал я.

“Какого черта он спит днем?”

Джон повернул ручку, и мы все вошли. Джек спал, лежа на
кровать. Он лежал лицом вниз, и его лицо в подушку. Обе его руки были
вокруг подушки.

“Эй, Джек!” Иоанн сказал ему.

Голова Джека слегка шевельнулась на подушке. “ Джек! - Говорит Джон, склоняясь
над ним. Джек только поглубже зарылся в подушку. Джон тронул его
за плечо. Джек сел и посмотрел на нас. Он не брился, и он
была одета в старый свитер.

“Христос! Почему ты не даешь мне спать?” - говорит он Джону.

“ Не злись, ” говорит Джон. “ Я не хотел тебя будить.

“ О нет, ” говорит Джек. - Конечно, нет.

“Ты знаешь Моргана и Стейнфелта”, - сказал Джон.

“Рад тебя видеть”, - говорит Джек.

“Как ты себя чувствуешь, Джек”, - спрашивает его Морган.

“Отлично”, - отвечает Джек. “Как, черт возьми, я должен себя чувствовать?”

“Ты прекрасно выглядишь”, - говорит Стейнфелт.

“Да, не так ли?” - говорит Джек. “Послушай”, - говорит он Джону. “Ты мой менеджер.
Ты получаешь достаточно большую долю. Почему, черт возьми, тебе не выйти отсюда, когда
журналистам было! Вы хотите Джерри и мне с ними разговаривать?”

“Я лью бои в Филадельфии”, - сказал Иоанн.

“Какое, черт возьми, мне до этого дело?” Говорит Джек. “Ты мой менеджер. Ты получаешь
достаточно большую долю, не так ли? Ты не приносишь мне никаких денег в
Ты из Филадельфии, да? Какого черта ты не здесь, когда я должен был бы
быть с тобой?”

“Хоган был здесь”.

“Хоган”, - говорит Джек. “Хоган такой же тупой, как и я”.

“Солдат Батлетт был здесь, развлекался с вами некоторое время, не так ли?”
Стейнфелт сказал, чтобы сменить тему.

“Да, он был здесь”, - говорит Джек. “Он был здесь в полном порядке”.

“Послушай, Джерри”, - обратился ко мне Джон. “Не мог бы ты пойти, найти Хогана и сказать ему, что
мы хотим увидеть его примерно через полчаса?”

“Конечно”, - сказал я.

“Какого черта он не может остаться?” Говорит Джек. “Останься, Джерри”.

Морган и Стейнфелт посмотрели друг на друга.

“ Успокойся, Джек, ” сказал ему Джон.

“ Я лучше пойду поищу Хогана, ” сказал я.

“Хорошо, если ты хочешь уйти”, - говорит Джек. “Но никто из этих парней не собирается
отсылать тебя”.

“Я пойду найду Хогана”, - сказал я.

Хоган был в спортзале в сарае. У него была пара пациентов с фермы здоровья.
пациенты были в перчатках. Они ни хотел ударить другого,
опасаясь, другой вернулся и ударил его.

“Что будем делать”, - сказал Хоган, когда он увидел меня. “Вы можете остановить
убой. Вы, джентльмены, примите душ, а Брюс вас вытрет.

Они перелезли через канаты, и Хоган подошел ко мне.

“Джон Коллинз с парой друзей уехал повидаться с Джеком”, - сказал я.

“Я видел, как они подъезжали к машине”.

“Кто эти двое с Джоном?”

“Они из тех, кого вы называете умными парнями”, - сказал Хоган. “Вы их не знаете
двое?”

“Нет”, - сказал я.

“Это Хэппи Стейнфелт и Лью Морган. У них есть бильярдная”.

“Меня долго не было”, - сказал я.

“Конечно”, - сказал Хоган. “Этот Хэппи Стейнфелт - крупный бизнесмен”.

“Я слышал его имя”, - сказал я.

“Он довольно приятный парень”, - сказал Хоган. “Это пара
снайперов”.

“Ну что ж, - сказал я. “Они хотят видеть нас через полчаса”.

“Ты хочешь сказать, что они не хотят видеть нас раньше, чем через полчаса?”

“Вот и все”.

“Пойдем в офис”, - сказал Хоган. “К черту этих снайперов”.

Минут через тридцать или около того мы с Хоганом поднялись наверх. Мы постучали
в дверь Джека. Они разговаривали в комнате.

“Подождите минутку”, - сказал кто-то.

“К черту все это”, - сказал Хоган. “Когда вы захотите меня видеть, я внизу,
в офисе”.

Мы услышали, как открылась дверь. Стейнфельт открыл ее.

“Заходи, Хоган”, - говорит он. “Мы все собираемся выпить”.

“Ну что ж, ” говорит Хоган. “Это уже что-то”.

Мы вошли. Джек сидел на кровати. Джон и Морган сидели на
паре стульев. Стейнфелт встал.

“Вы довольно загадочные парни”, - сказал Хоган.

“Привет, Дэнни”, - говорит Джон.

“Привет, Дэнни”, - говорит Морган и пожимает руку.

Джек ничего не говорит. Он просто сидит на кровати. Он не с
другие. Он сам по себе. Он был одет в старую голубую майку и
брюки и обувь на бокс. Он нуждался в бритье. Стейнфелт и Морган
были костюмерами. Джон тоже был неплохим костюмером. Джек сидел там с видом
Ирландца и крутого.

Стейнфелт достал бутылку, Хоган принес стаканы, и
все выпили. Мы с Джеком взяли по одному, а остальные продолжили.
и выпили по два-три каждый.

“Лучше прибереги немного на обратную дорогу”, - сказал Хоган.

“Не волнуйся. У нас полно”, - сказал Морган.

Джек ничего не пил после той единственной рюмки. Он стоял и
смотрел на них. Морган сидел на кровати, где только что сидел Джек.

“Выпей, Джек”, - сказал Джон и протянул ему стакан и бутылку.

“Нет, ” сказал Джек, “ мне никогда не нравилось ходить на эти поминки”.

Они все засмеялись. Джек не засмеялся.

Все они чувствовали себя довольно хорошо, когда уходили. Джек стоял на крыльце.
Когда они сели в машину. Они помахали ему.

“ Пока, ” сказал Джек.

Мы поужинали. За все время еды Джек не произнес ни слова, кроме:
“Передашь мне это?” или “Передашь мне то?” Двое пациентов "Фермы здоровья"
ели с нами за одним столом. Они были довольно милыми ребятами.
Покончив с едой, мы вышли на крыльцо. Рано стемнело.

“Хочешь прогуляться, Джерри?” Спросил Джек.

“Конечно”, - сказал я.

Мы надели пальто и отправились в путь. До главной дороги было довольно далеко
а потом мы прошли по ней около полутора миль.
Машины продолжали проезжать мимо, и мы съезжали на обочину, пока они не останавливались.
мимо. Джек ничего не сказал. После того, как мы отошли в кусты.
пропуская большую машину, Джек сказал: “К черту эту ходьбу. Давай,
возвращайся к Хоганам”.

Мы поехали по боковой дороге, которая взбиралась на холм и пересекала
поля обратно к дому Хогана. Мы могли видеть огни дома на вершине
холма. Мы обошли дом с передней стороны и увидели, что в дверях стоит Хоган.


“Хорошо прогулялись?” Спросил Хоган.

“О, прекрасно”, - сказал Джек. “Послушай, Хоган. У тебя есть выпивка?”

“Конечно”, - говорит Хоган. “Что за идея?”

“Отнеси это в палату”, - говорит Джек. “Я собираюсь поспать этой ночью”.

“Ты доктор”, - говорит Хоган.

“Пойдем в комнату, Джерри”, - говорит Джек.

Наверху Джек сел на кровать, обхватив голову руками.

“Разве это не жизнь?” Говорит Джек.

Хоган принес кварту ликера и два стакана.

“ Хочешь имбирного эля?

“ Как ты думаешь, чего я хочу, заболеть?

“Я просто спросил тебя”, - сказал Хоган.

“Выпьешь?” - спросил Джек.

“Нет, спасибо”, - сказал Хоган. Он вышел.

“Как насчет тебя, Джерри?”

“Я выпью с тобой”, - сказал я.

Джек налил пару стаканов. “Теперь, “ сказал он, - я хочу выпить
медленно и не спеша.

“Добавь немного воды”, - сказал я.

“Да”, - сказал Джек. “Думаю, так лучше”.

Мы выпили по паре стаканчиков, ничего не сказав. Джек начал наливать
мне еще.

“Нет, - сказал я, - это все, что я хочу”.

“Хорошо”, - сказал Джек. Он налил себе еще одну большую порцию и добавил
воды. Он слегка прикуривал.

“Сегодня днем здесь была отличная компания”, - сказал он. “Они не любят рисковать, эти двое".
"Они не рискуют”.

Потом, чуть позже: “что ж, - говорит он, - они правы. Что, черт возьми,
хорошие рисковать?”

“Не хочешь еще, Джерри?” сказал он. “Давай, пей вместе со мной.
я.

“Мне это не нужно, Джек”, - сказал я. “Я чувствую себя хорошо”.

“Просто выпей еще одну”, - сказал Джек. Это его смягчило.

“Хорошо”, - сказал я.

Джек налил одну мне и еще одну большую себе.

“Знаешь, “ сказал он, - я очень люблю спиртное. Если бы я не занимался боксом
Я бы выпил довольно много”.

“Конечно”, - сказал я.

“Знаешь, “ сказал он, - я многое пропустил по боксу”.

“Ты заработал кучу денег”.

“Конечно, это то, что мне нужно. Ты знаешь, я по многому скучаю, Джерри”.

“Что ты имеешь в виду?”

“Ну, - говорит он, - например, по жене. И так часто бывать вдали от дома.
Моим девочкам это не идет на пользу. ‘Чей твой старик?’ - скажут им некоторые из этих
светские детки. ‘Моего старика зовут Джек Бреннан’. Что не делать
им никакой пользы”.

“Черт,” сказал я, “все, что имеет значение, является ли у них тесто.”

“Что ж, ” говорит Джек, “ у меня для них все в порядке с тестом”.

Он налил еще выпить. Бутылка была почти пуста.

“Налей в нее немного воды”, - сказал я. Джек налил немного воды.

“Знаешь, - говорит он, - ты понятия не имеешь, как я скучаю по жене”.

“Конечно”.

“Ты понятия не имеешь. Ты понятия не имеешь, на что это похоже.

“За городом должно быть лучше, чем в городе”.

“Для меня сейчас, - сказал Джек, - не имеет значения, где я нахожусь. Ты
понятия не имеешь, на что это похоже”.

“Выпей еще”.

“Я что, опьянел? Я смешно говорю?”

“У тебя все хорошо получается”.

“Ты не можешь иметь представления, на что это похоже. Они - никто не может иметь представления.
”На что это похоже".

“Кроме жены”, - сказал я.

“Она знает”, - сказал Джек. “Она прекрасно знает. Она знает. Держу пари, что она
знает”.

“Налейте в это немного воды”, - сказал я.

“Джерри, ” говорит Джек, - ты понятия не имеешь, на что это может быть похоже”.

Он был хорош и пьян. Он пристально смотрел на меня. Его взгляд был каким-то
слишком пристальным.

“Ты хорошо уснешь”, - сказал я.

“Послушай, Джерри”, - говорит Джек. “Хочешь немного подзаработать? Заработай немного денег
обрушься на Уолкотта”.

“Да?”

“Послушай, Джерри,” Джек поставил стакан. “Я сейчас не пьян, видишь? Ты
знаешь, сколько я ставлю на него? Пятьдесят штук.

“Это большие деньги”.

“Пятьдесят штук, - говорит Джек, ” два к одному. Я получу двадцать пять тысяч
баксов. Поставь на него немного денег, Джерри.

“Звучит заманчиво”, - сказал я.

“Как я могу победить его?” Говорит Джек. “Это не криво. Как я могу победить его?
Почему бы не заработать на этом?

“Добавь в это немного воды”, - сказал я.

“С меня хватит после этой драки”, - говорит Джек. “С меня хватит. Я должен
выдержать взбучку. Почему бы мне не заработать на этом денег?

“Конечно”.

“Я не спал неделю”, - говорит Джек. “Всю ночь я лежал без сна и волновался"
моя банка отключилась. Я не могу уснуть, Джерри. Ты даже не представляешь, на что это похоже
когда ты не можешь уснуть ”.

“Конечно”.

“Я не могу уснуть. Вот и все. Я просто не могу уснуть. Какой смысл заботиться о себе все эти годы, когда ты не можешь уснуть?"
”Это плохо". "Я не могу уснуть." "Я не могу уснуть."

“Я не могу уснуть.”

“ Ты даже не представляешь, Джерри, каково это, когда не можешь уснуть.

“Налейте туда немного воды”, - сказал я.

Ну, около одиннадцати часов Джек отключился, и я уложил его в постель. Наконец-то
он настолько крепок, что не может не заснуть. Я помог ему раздеться
и уложил его в постель.

“ Ты хорошо выспишься, Джек, - сказал я.

“ Конечно, ” говорит Джек, “ я сейчас посплю.

“Спокойной ночи, Джек”, - сказал я.

“Спокойной ночи, Джерри”, - говорит Джек. “Ты мой единственный друг”.

“О, черт”, - сказал я.

“Ты мой единственный друг, - говорит Джек, - единственный друг, который у меня есть”.

“Иди спать”, - сказал я.

“Я посплю”, - говорит Джек.

Внизу Хоган сидел за столом в офисе и читал
бумаги. Он поднял глаза. “Ну что, уложила своего дружка спать?” спрашивает он.

“Он ушел”.

“Для него это лучше, чем не спать”, - сказал Хоган.

“Конечно”.

“У тебя было бы чертовски много времени, объясняя это этим спортивным журналистам"
хотя, ” сказал Хоган.

“Ну, я сам иду спать”, - сказал я.

“Спокойной ночи”,-сказал Хоган.

В то утро я спустилась вниз в восемь часов, а у некоторых
завтрак. Хоган с двумя своими клиентами в сарае делает зарядку.
Я вышел и понаблюдал за ними.

“Раз! Два! Три! Четыре!” Хоган считал за них. “Привет, Джерри”, - сказал он
. “Джек уже встал?”

“Нет. Он все еще спит”.

Я вернулась в свою комнату и собрала вещи, чтобы поехать в город. Около половины десятого
Я услышала, как Джек встает в соседней комнате. Когда я услышала, как он спускается вниз
Я спустился вслед за ним. Джек сидел за столом для завтрака. Хоган
вошел и встал у стола.

“ Как ты себя чувствуешь, Джек? Я спросил его.

“Не так плохо”.

“Хорошо спали?” Хоган попросил.

“Я спал хорошо”, - ответил Джек. “Я получил толстый язык, но я не получил
голова”.

“Отлично”, - сказал Хоган. “Это была хорошая выпивка”.

“Запишите это в счет”, - говорит Джек.

“Во сколько вы хотите поехать в город?” Спросил Хоган.

“Перед обедом”, - говорит Джек. “Одиннадцатичасовым поездом”.

“Садись, Джерри”, - сказал Джек. Хоган вышел.

Я сел за стол. Джек ел грейпфрут. Когда он найдет
семя он хотел выплюнуть в ложку и вылить его на тарелку.

“Наверное, я вчера очень тушат,” он начал.

“Ты выпил немного ликера”.

“Наверное, я наговорил много глупостей”.

“Ты был неплох”.

“Где Хоган?” он спросил. Он покончил с виноградом.

“Он у входа в офис”.

“Что я говорил о ставках на бой?” Спросил Джек. Он держал в руке
взяла ложку и стала как бы ковырять ею в ягодах.

Вошла девушка с яичницей и ветчиной и забрала ягоду.

“Принеси мне еще стакан молока”, - сказал ей Джек. Она вышла.

“Ты сказал, что у тебя было пятьдесят тысяч на Уолкотта”, - сказал я.

“Это верно”, - сказал Джек.

“Это большие деньги”.

“Я чувствую себя не слишком хорошо из-за этого”, - сказал Джек.

“Что-то может случиться”.

“Нет”, - сказал Джек. “Он очень хочет титул. Они будут сниматься с ним.
все в порядке ”.

“Никогда нельзя сказать наверняка”.

“Нет. Он хочет титул. Для него это стоит больших денег ”.

“Пятьдесят тысяч - это большие деньги”, - сказал я.

“Это бизнес”, - сказал Джек. “Я не могу выиграть. Ты знаешь, что я все равно не могу выиграть”.

“Пока ты здесь, у тебя есть шанс”.

“Нет”, - говорит Джек. “У меня все кончено. Это просто бизнес”.

“Как ты себя чувствуешь?”

“Довольно хорошо”, - сказал Джек. “Сон - это то, что мне было нужно”.

“Возможно, у тебя все получится”.

“Я устрою им хорошее шоу”, - сказал Джек.

После завтрака Джек позвонил своей жене по междугородному телефону. Он был
в будке и разговаривал по телефону.

“Это первый раз, когда он позвонил ей с тех пор, как он здесь”, - сказал Хоган
.

“Он пишет ей каждый день”.

“Конечно, ” говорит Хоган, “ письмо стоит всего два цента”.

Хоган заявил, прощай нам, и Брюс, негр резину, отвез нас в
поезда в корзину.

“До свидания, мистер Бреннан”, - сказал Брюс в поезде. “Я очень надеюсь, что вы выбьете у него банку".
”Пока", - сказал Джек.

Он дал Брюсу два доллара.“ - ”Пока". - сказал Джек. Он дал Брюсу два доллара. Брюс много работал над ним
. Он выглядел немного разочарованным. Джек заметил, что я смотрю на Брюса.
держа в руке два доллара.

“Все указано в счете”, - сказал он. “Хоган взял с меня деньги за растирание”.

В поезде, идущем в город, Джек не разговаривал. Он сидел в углу
сиденья, засунув билет за ленту шляпы, и смотрел в окно.
Однажды он повернулся и заговорил со мной.

“Я сказал жене, что сегодня вечером сниму номер в ”Шелби", - сказал он. “Это
сразу за углом от "Гарден". Я могу подняться к тебе домой
завтра утром.

“Это хорошая идея”, - сказал я. “Твоя жена когда-нибудь видела, как ты дерешься, Джек?”

“Нет”, - говорит Джек. “Она никогда не видели, как я сражаюсь”.

Я думал, что он, должно быть, собирались с ужасным избиением, если он не
хочу идти домой после работы. В город мы взяли такси до Шелби.
Вышел мальчик, забрал наши сумки, и мы прошли к стойке регистрации.

“Сколько стоят номера?” Спросил Джек.

“У нас только двухместные номера”, - говорит клерк. “Я могу подарить тебе хороший
двухместный номер за десять долларов”.

“Это слишком дорого”.

“Я могу предоставить вам двухместный номер за семь долларов”.

“С ванной?”

“Конечно”.

“С таким же успехом ты мог бы переночевать у меня, Джерри”, - говорит Джек.

“О, “ сказал я, - "Я буду спать у своего шурина”.

“Я не имею в виду для вас, чтобы оплатить его,” говорит Джек. “Я просто хочу получить свои
денег стоит”.

“Будете ли вы зарегистрироваться, пожалуйста?” говорит клерку. Он посмотрел на имена.
“Номер 238, мистер Бреннан”.

Мы поднялись на лифте. Это был хороший большой номер с двумя кроватями и
дверью, ведущей в ванную.

“Это очень вкусно”, - говорит Джек.

Мальчик, который принес нам подъехал занавески и принес в наш
сумки. Джек не двигалось, так что я дал парню четверть. Мы мыли
и Джек сказал, что нам лучше пойти и что-нибудь поесть.

Мы съели обед в Jimmey Хэндли место. Довольно много мальчиков
есть. Когда мы наполовину покончили с едой, вошел Джон и сел за стол
с нами. Джек был неразговорчив.

“Как у тебя с весом, Джек?” Джон спросил его. Джек убирал со стола.
довольно вкусный обед.

“Я мог бы приготовить его прямо в одежде”, - сказал Джек. Ему никогда не приходилось беспокоиться
о взлет вес. Он был естественным сумбура-вес, и он никогда не
разнесло. Он похудел на Хогана.

“Ну, это единственная вещь, о которой тебе никогда не приходилось беспокоиться”, - сказал Джон.

“Это одна вещь”, - говорит Джек.

После обеда мы пошли в сад взвешиваться. Матч состоялся
на три часа было сто сорок семь фунтов. Джек встал на весы.
Обернувшись полотенцем. Перекладина не сдвинулась. Уолкотт только что
взвесился и стоял в окружении множества людей.

“Давай посмотрим, сколько ты весишь, Джек”, - сказал Фридман, менеджер Уолкотта.

“Хорошо, тогда взвесьте _him_”, - Джек мотнул головой в сторону Уолкотта.

“ Брось полотенце, ” сказал Фридман.

“Из чего ты это готовишь?” - Спросил Джек у парней, которые взвешивали.

“Сто сорок три фунта”, - сказал толстяк, который взвешивал.

“Ты в порядке, Джек”, - говорит Фридман.

“ Взвесь _him_, ” говорит Джек.

Подошел Уолкотт. Он был белокурый, с широкими плечами и руками, как
в супертяжелом весе. У него было немного ног. Джек был примерно на полголовы
выше его.

“ Привет, Джек, ” сказал он. Его лицо было изрядно размечено.

“ Привет, ” сказал Джек. “ Как ты себя чувствуешь?

“Хорошо”, - говорит Уолкотт. Он снял полотенце с пояса и
встал на весы. У него были самые широкие плечи и спина, которые вы когда-либо видели.

“Сто сорок шесть фунтов и двенадцать унций”.

Уолкотт сошел с трона и ухмыльнулся Джеку.

“Ну, - говорит ему Джон, - Джек считает, что ты весишь около четырех фунтов”.

“Больше, чем когда я прихожу, малыш”, - говорит Уолкотт. “Я собираюсь пойти и
сейчас поесть”.

Мы вернулись, и Джек оделся. “Он довольно крепкий паренек,”
Джек говорит со мной.

“Он выглядит так, как будто в него попали много раз”.

“О, да”, - говорит Джек. “Его не так уж трудно ударить”.

“ Куда ты идешь? - Спросил Джон, когда Джек оделся.

“ Обратно в отель, ” говорит Джек. “ Ты за всем присмотрел?

“ Да, ” говорит Джон. “За всем этим присмотрят”.

“Я собираюсь немного прилечь”, - говорит Джек.

“Я зайду за тобой примерно без четверти семь, и мы пойдем и
поедим”.

“Все в порядке”.

В отель, Джек снял башмаки и пиджак и лег на
пока. Я написал письмо. Я посмотрел пару раз, и Джек не был
спит. Он лежал совершенно неподвижно, но время от времени его
глаза открывались. Наконец он садится.

“ Хочешь поиграть в криббидж, Джерри? - спрашивает он.

“Конечно”, - сказал я.

Он подошел к своему чемодану и достал карты и доску для криббиджа
. Мы сыграли в криббидж, и он выиграл у меня три доллара. Джон постучал
в дверь и вошел.

“Хочешь сыграть в криббидж, Джон?” Джек спросил его.

Джон положил свою келли на стол. Она была вся мокрая. Его пальто тоже было мокрым
.

“Идет дождь?” Спрашивает Джек.

“Льет как из ведра”, - отвечает Джон. “Такси, которое у меня было, застряло в пробке.
я вышел и пошел пешком”.

“Давай, поиграем в криббидж”, - говорит Джек.

“Тебе нужно пойти поесть”.

“Нет”, - говорит Джек. “Я пока не хочу есть”.

Итак, они играли в криббидж около получаса, и Джек выиграл у него полтора доллара.


“Ну, я полагаю, нам пора идти есть”, - говорит Джек. Он подошел к окну и
выглянул наружу.

“Дождь все еще идет?”

“Да”.

“Давай поедим в отеле”, - предлагает Джон.

“Хорошо, ” говорит Джек, - я сыграю с тобой еще раз, чтобы посмотреть, кто заплатит за еду"
.

Через некоторое время Джек встает и говорит: “Ты покупаешь еду, Джон”.
и мы, мыспустились вниз и поели в большой столовой.

После еды мы поднялись наверх, и Джек снова сыграл с Джоном в криббидж.
и выиграл у него два с половиной доллара. Джек чувствовал себя довольно хорошо.
У Джона была с собой сумка со всеми его вещами. Джек снял свою
рубашку с воротничком и надел майку и свитер, чтобы не простудиться, когда выйдет на улицу
и положил одежду для ринга и халат в
сумку.

“Ты все готов?” Джон спрашивает его. “Я позвоню и попрошу вызвать такси”.

Довольно скоро зазвонил телефон, и они сказали, что такси ждет.

Мы спустились на лифте, прошли через вестибюль и сели в машину
поймали такси и поехали в Сад. Шел сильный дождь, но на улицах было
много людей. Сад был продан. Как мы
приходила на пути к раздевалке я видел, как вся она. Он посмотрел
как в полумиле вниз на ринг. Было совсем темно. Только огни над
рингом.

“Хорошо, что из-за такого дождя они не попытались провести этот бой
на бейсбольной площадке”, - сказал Джон.

“У них собралась хорошая толпа”, - говорит Джек.

“Это бой, который привлечет гораздо больше зрителей, чем может вместить ”Гарден"".

“О погоде ничего не скажешь”, - говорит Джек.

Джон подошел к двери раздевалки и просунул голову внутрь. Джек
сидел в халате, скрестив руки на груди, и
смотрел в пол. С Джоном была пара помощников. Они
заглянули ему через плечо. Джек поднял глаза.

“Он дома?” спросил он.

“Он просто ушел вниз”, - сказал Иоанн.

Мы начали спускаться. Уолкотт был просто попасть в кольцо. Толпа ответила
его большая рука. Он пролезли между канатами и поставили его два
кулаки вместе и улыбнулся, и покачал ими на толпу, сперва на один
стороне кольца, затем на другую, а потом сел. Джек получил хорошее
силы, проходя через толпу. Джек ирландец, а ирландцев всегда
вам довольно хорошие руки. Ирландец не рисует в Нью-Йорке, как еврей или
итальянец, но у них всегда получается хорошая комбинация. Джек взобрался наверх и наклонился
чтобы пройти через канаты, а Уолкотт подошел из своего угла и
опустил канат, чтобы Джек мог пройти. Толпа подумала, что это было
замечательно. Уолкотт положил руку Джеку на плечо, и они постояли так
всего секунду.

“Итак, ты собираешься стать одним из этих популярных чемпионов”, - говорит Джек Джеку.
его. “Возьми свой чертов руку с моего плеча”.

“Быть самим собой”, - говорит Уолкотт.

Это все здорово для толпы. Как джентельменство мальчики до
бороться! Как они желают друг другу удачи!

Солли Фридман подошел к нашему углу, пока Джек перевязывал руки.
а Джон расположился в углу Уолкотта. Джек просовывает большой палец в
разрез в бинте, а затем аккуратно перевязывает руку. Я заклеил
его вокруг запястья и дважды по костяшкам пальцев.

“Привет”, - говорит Фридман. “Откуда у тебя столько скотча?”

“Потрогай”, - говорит Джек. “Он мягкий, правда? Не будь деревенщиной”.

Фридман стоит там все время, пока Джек перевязывает другую руку,
а один из парней, который будет с ним работать, приносит перчатки, и я
натягиваю их и возлюсь с ними.

“Послушай, Фридман, ” спрашивает Джек, - какой национальности этот Уолкотт?”

“Я не знаю”, - говорит Солли. “Он что-то вроде датчанина”.

“Он богемец”, - сказал парень, который принес перчатки.

Рефери вызвал их в центр ринга, и Джек уходит.
выходит. Уолкотт выходит, улыбаясь. Они встретились, и рефери положил руку на плечо
каждому из них.

“Привет, популярность”, - говорит Джек Уолкотту.

“Будь самим собой”.

“Почему ты называешь себя ‘Уолкотт’?” Спрашивает Джек. “Ты что, не знал, что
он был ниггером?”

“Послушайте...” — говорит рефери и повторяет все ту же старую фразу. Один раз
Уолкотт прерывает его. Он хватает Джека за руку и говорит: “Могу я ударить, когда
он держит меня вот так?”

“Убери от меня руки”, - говорит Джек. “Здесь нет никаких движущихся картинок с
этим”.

Они вернулись в свои углы. Я снял халат с Джека, и он
оперся на веревки, пару раз согнул колени и обтер их.
Его ботинки были в канифоли. Прозвенел гонг, Джек быстро повернулся и ушел.
аут. Уолкотт подошел к нему, они соприкоснулись перчатками, и как только
Уолкотт опустил руки, Джек дважды ударил его левой в лицо.
Никто никогда не боксировал лучше Джека. Уолкотт преследовал его,
все время шел вперед, уткнув подбородок в грудь. Он проститутка, и
он держит руки довольно низко. Все, что он знает, это залезть туда и
ударить. Но каждый раз, когда он подходит близко, Джек заносит левую руку к
его лицу. Это происходит как будто автоматически. Джек просто поднимает левую руку
и она оказывается перед лицом Уолкотта. Три или четыре раза Джек заносит
прямо над ним, но Уолкотт получает по плечу или высоко по голове.
Он такой же, как все эти проститутки. Единственное, чего он боится, это
еще одной такой же. Он защищен везде, где ты можешь причинить ему боль.
Его не волнует удар левой в лицо.

Примерно после четырех раундов у Джека сильно идет кровь, а лицо все в порезах
, но каждый раз, когда Уолкотт приближается, он бьет так сильно, что
два больших красных пятна с обеих сторон, прямо под ребрами Джека. Каждый раз, когда он
входит в тесный, Джек связывает его, а затем получает одну руку свободной и апперкоты
он, но когда Уолкотт развязывает руки, он бьет Джека носком в корпус, так что
это слышно на улице. Он соккер.

Так продолжается еще три раунда. Они не говорят любой.
Они работают все время. Мы тоже работали над Джеком много, в перерывах между
раунды. Он не выглядит хорошо на всех, но он никогда не делает больше работы в
кольцо. Он уже никуда не денется и, что левая рука просто автоматически.
Это просто, как это было связано с лица Уолкотт и Джек просто пришлось
жаль, что это в любое время. Джек всегда спокоен рядом и не тратит время впустую
любой сок. Он знает все о работе в тесном тоже и он
сходит с собой много вещей. Пока они были в нашем углу, я
наблюдал, как он связал Уолкотта, высвободил его правую руку, повернул ее и нанес
апперкот, который попал Уолкотту в нос тыльной стороной перчатки.
У Уолкотта сильно шла кровь, и он уткнулся носом в плечо Джека, чтобы
Джеку тоже было немного больно, и Джек как бы резко приподнял плечо и
ударил его по носу, а затем опустил правую руку и
проделал то же самое снова.

Уолкотт был чертовски зол. К тому времени, как они провели пять раундов, он возненавидел
Кишки Джека. Джек не болело, то есть он не разумеют, чем он
всегда был. Он, конечно же, используется, чтобы сделать людишек он воевал ненавижу
бокс. Вот почему он так ненавидел Кида Льюиса. Он никогда не понимал Козла отпущения.
У Кида Льюиса всегда было около трех новых грязных дел, которые Джек не мог сделать. Джек
было так же безопасно, как в церкви он все время был там, покуда он был
сильный. Он, конечно, вел Уолкотт грубо. Забавно было то, что это
выглядело так, как будто Джек был открытым классическим боксером. Это потому, что у него тоже было
все это.

После седьмого раунда Джек говорит: “Моя левая становится тяжелее”.

С этого момента его начали избивать. Сначала это не было заметно. Но
вместо того, чтобы он руководил боем, им руководил Уолкотт, вместо этого
вместо того, чтобы все время быть в безопасности, теперь он был в беде. Теперь он не мог удержать его
левой рукой. Казалось, что все было так же, как всегда,
только теперь вместо того, чтобы удары Уолкотта просто проходили мимо него, они просто
били его. Он получил ужасный удар по телу.

“Какой раунд?” Спросил Джек.

“Одиннадцатый”.

“Я не могу остаться", ” говорит Джек. “У меня подкашиваются ноги”.

Уолкотт долгое время просто бил его. Это было похоже на
бейсбольный кэтчер вытягивает мяч и снимает часть шока. От
теперь Уолкотт начал землю твердой. Он, конечно, был
копить-машина. Сейчас Джек просто пытался все заблокировать. Это не
показать, что сильно страдает, он брал. В перерывах между раундами я работал
на ногах. Мышц будет трепетать под мои руки все это время я был
тереть их. Он был чертовски болен.

“Как все прошло?” он спросил Джона, оборачиваясь с опухшим лицом.

“Это его бой”.

“Я думаю, что смогу продержаться”, - говорит Джек. “Я не хочу, чтобы этот болван остановил меня”.

Все шло именно так, как он себе представлял. Он знал, что не сможет победить
Уолкотта. Он больше не был сильным. Хотя с ним все было в порядке. Деньги
все было в порядке, и теперь он хотел закончить его правильно Пожалуйста
сам. Он не захотел быть нокаутированным.

Раздался гонг, и мы вытолкнули его на улицу. Он вышел медленно. Уолкотт вышел
сразу после него. Джек ударил его левой в лицо, Уолкотт принял удар,
зашел под нее и начал работать над телом Джека. Джек попытался связать
его, и это было все равно что пытаться удержать циркулярную пилу. Джек сломался.
ушел от удара и промахнулся справа. Уолкотт подрезал его
левый хук, и Джек упал. Он опустился на четвереньки и
посмотрел на нас. Рефери начал отсчет. Джек наблюдал за нами и
качая головой. В восемь лет Джон жестом остановил его. Вы не слышали о
из-за толпы. Джек встал. Судья держал Уолкотта
вернулся с одной рукой, в то время как он рассчитывал.

Когда Джек был на ногах Уолкотт сделал шаг к нему.

“Осторожнее, Джимми”, - услышал я, как Солли Фридман крикнул ему.

Уолкотт подошел к Джеку, глядя на него. Джек протянул ему левую руку.
Уолкотт только покачал головой. Он прижал Джека спиной к канатам,
измерил его, а затем очень легко подсек левой сбоку голову Джека
и изо всех сил ударил правой в корпус, просто
так низко, как только мог. Он, должно быть, ударил его на пять дюймов ниже пояса.
 Я думал, что глаза Джека вылезут из орбит. Они торчали далеко
наружу. Его рот открылся.

Рефери схватил Уолкотта. Джек шагнул вперед. Если он пошел туда
шел пятьдесят тысяч баксов. Он шел так, как будто все его внутренности были
собирается выпадать.

“Не может быть”, - сказал он. “Это был несчастный случай”.

Толпа орала так, что ничего не было слышно.

“Я в порядке”, - говорит Джек. Они были прямо перед нами. Рефери
смотрит на Джона, а затем качает головой.

“Давай, сукин ты сын, поляк”, - говорит Джек Уолкотту.

Джон висел на веревках. Он держал полотенце наготове, чтобы бросить его.
Джек стоял чуть в стороне от канатов. Он сделал шаг
вперед. Я увидел, как на его лице выступил пот, как будто кто-то выжал его.
большая капля скатилась по его носу.

“Давай, дерись”, - говорит Джек Уолкотту.

Рефери посмотрел на Джона и махнул Уолкотту рукой, чтобы тот продолжал.

“Иди туда, неряха”, - говорит он.

Уолкотт вошел. Он тоже не знал, что делать. Он никогда не думал, что Джек
смог бы это вынести. Джек ударил его левой в лицо. Там было так много
криков. Они были прямо перед нами.
Уолкотт ударил его дважды. Лицо Джека было худшим, что я когда-либо видел, —
выражение его лица! Он держал себя в руках и все свое тело в целости, и все это
было написано на его лице. Все это время он думал и удерживал свое тело в том положении, в котором оно было сломано.
Потом он начал ходить в носках.

Его лицо все время выглядело ужасно. Он начал ходить в носках. Он начал
к носку, опустив руки вдоль туловища, замахиваясь на Уолкотта.
Уолкотт прикрылся, и Джек бешено замахнулся на голову Уолкотта. Затем он
замахнулся левой, и удар пришелся Уолкотту в пах, а правой попал Уолкотту.
удар правой туда, куда он ударил Джека. Намного ниже пояса. Уолкотт упал
, схватился за себя, перекатился и извернулся.

Рефери схватил Джека и толкнул его в свой угол. Джон прыгает
на ринг. Все эти крики продолжались. Судья
разговоры с судьями, а затем диктор взял в кольцо с
Мегафон и говорит: “Уолкотт на правила.”

Судья разговаривает с Джоном, и тот говорит: “Что я мог сделать? Джек
не принял фол. Затем, когда он не в себе, он фолит на нем”.

“Он бы все равно проиграл”, - говорит Джон.

Джек сидел на стуле. У меня есть перчатки, и он держит
сам там обеими руками. Когда у него что-то есть,
поддерживая это, его лицо выглядит не так уж плохо.

“Подойди и извинись”, - говорит Джон ему на ухо. “Это будет выглядеть
хорошо”.

Джек встает, и пот выступает у него на лице. Я набрасываю на него
халат, и он придерживает себя одной рукой под
он надевает халат и идет через ринг. Они подобрали Уолкотта и сейчас
работают над ним. В углу Уолкотта много людей. Никто
не разговаривает с Джеком. Он склоняется над Уолкоттом.

“ Прости, - говорит Джек. “ Я не хотел тебя обидеть.

Уолкотт ничего не говорит. Он выглядит чертовски больным.

“Ну, теперь ты чемпион”, - говорит ему Джек. “Надеюсь, ты получишь от этого
чертовски много удовольствия”.

“Оставь ребенка в покое”, - говорит Солли Фридман.

“ Привет, Солли, ” говорит Джек. - Извини, что напакостил твоему парню.

Фридман просто смотрит на него.

Джек ушел в свой угол ходьбе смешно дергаться способом и мы взяли его.
с помощью веревки и с помощью таблиц журналистов и вниз
проход. Многие люди хотят, чтобы ударить Джека по спине. Он выходит
через всю эту толпу в халате к раздевалке. Это
популярная победа Уолкотта. Именно так были поставлены деньги в Саду.

Как только мы зашли в раздевалку, Джек лег и закрыл глаза.

“Мы хотим добраться до отеля и вызвать врача”, - говорит Джон.

“У меня все внутри разбито”, - говорит Джек.

“Мне чертовски жаль, Джек”, - говорит Джон.

“Все в порядке”, - говорит Джек.

Он лежит с закрытыми глазами.

“Они, конечно, попытались здорово обмануть”, - сказал Джон.

“Твои друзья Морган и Стейнфелт”, - сказал Джек. “У тебя хорошие друзья”.

Он там лежит, глаза открыты теперь. Его лицо было все еще ужасно
тянет оглянуться.

“Забавно, как быстро вы можете думать, когда это означает, что деньги,” Джек
говорит.

“Ты отличный парень, Джек”, - говорит Джон.

“Нет”, - говорит Джек. “Ничего особенного”.




 ПРОСТОЙ ВОПРОС


СНАРУЖИ снег валил выше окна. Солнечный свет проникал внутрь
через окно и отражался от карты, висевшей на обшитой сосновыми досками стене хижины.
Солнце стояло высоко, и свет пробивался сквозь снежную пелену.
Вдоль открытой стороны хижины была вырыта траншея, и каждый ясный день
солнце, падая на стену, отражало тепло от снега и
расширяло траншею. Был конец марта. Майор сидел за столом у
стены. Его адъютант сел за другой стол.

Вокруг глаз майора были два белых круга там, где его снежные очки
защищали его лицо от солнечных лучей на снегу. Остальная часть его лица
была обожжена, а затем загорела, а затем сгорела сквозь загар. Его
нос распух, и были видны края дряблой кожи там, где раньше были волдыри
. Работая с бумагами, он опустил пальцы левой руки
в блюдце с маслом, а затем намазал маслом лицо, прикасаясь к нему
очень осторожно кончиками пальцев. Он очень осторожно сливал воду
держа пальцы на краю блюдца, так что на них осталась только масляная пленка
и после того, как он провел ладонью по лбу и щекам, он погладил
его нос очень деликатно зажат между пальцами. Закончив, он
встал, взял блюдце с маслом и пошел в маленькую комнату хижины
где он спал. “Я собираюсь немного поспать”, - сказал он
адъютанту. В этой армии адъютант - это не офицер. “Ты
закончишь”.

“Да, синьор маджоре”, - ответил адъютант. Он откинулся на спинку своего
кресла и зевнул. Он взял бумаги, покрытой книгу из кармана
пальто и открыл ее; затем положил ее на стол и раскурил трубку. Он
облокотился на стол, чтобы почитать, и попыхивал трубкой. Затем он
закрыл книгу и убрал ее обратно в карман. У него было слишком много
бумажной работы, с которой нужно было разобраться. Он не мог получать удовольствие от чтения, пока оно не было закончено.
Снаружи, солнце зашло за гору, и нет больше света на
стены хижины. Пришел солдат и положите немного сосновых веток,
рубиться в неправильной длины, в печку. “Помягче, Пинин”, - сказал ему
адъютант. “Майор спит”.

Пинин был ординарцем майора. Это был смуглолицый мальчик, и он починил
печь, аккуратно подбросив в нее сосновых дров, закрыл дверь и снова ушел в
заднюю часть хижины. Адъютант продолжил свои бумаги.

“ Тонани, ” позвал майор.

“Signor maggiore?”

“ Пришлите ко мне Пинина.

“Пинин!” - позвал адъютант. В комнату вошел Пинин. “Майор хочет видеть
вас”, - сказал адъютант.

Пинин прошел через главную комнату хижины к двери майора. Он
постучал в полуоткрытую дверь. “Signor maggiore?”

“Войдите, ” услышал адъютант голос майора, “ и закройте дверь”.

В комнате майор лежал на своей койке. Пинин стоял рядом с койкой.
Майор лежал, положив голову на рюкзак, который он набил,
запасная одежда служила подушкой. Его вытянутое, загорелое, измазанное маслом лицо смотрело на
Пинина. Руки лежали на одеялах.

“ Вам девятнадцать? - спросил он.

“ Да, синьор Маджоре.

“Вы когда-нибудь были влюблены?”

“Что вы имеете в виду, синьор Маджоре?”

“Влюблен— в девушку?”

“У меня были девушки”.

“Я не спрашивал об этом. Я спросил, были ли вы влюблены— в девушку.

“Да, синьор Маджоре”.

“Вы влюблены в эту девушку сейчас? Вы ей не пишете. Я читала все
ваши письма”.

“Я люблю ее”, - сказал Да“, но я не пишу ее”.

“Ты уверен в этом?”

“Я уверен”.

“Тонани, ” сказал майор тем же тоном, - ты слышишь меня“
говорю?

Из соседней комнаты не последовало ответа.

“Он не слышит”, - сказал майор. “ И ты совершенно уверен , что любишь
девушка?

“ Я уверен.

“ И, ” майор быстро взглянул на него, “ что вы не коррумпированы?

“ Я не знаю, что вы имеете в виду под словом "коррумпированный”.

“Хорошо”, - сказал майор. “Вам не нужно быть высокомерным”.

Пинин уставился в пол. Майор посмотрел на его коричневое лицо, вниз и
вверх по нему, и на его руки. Затем он продолжил, не улыбаясь: “И вы не хотите..."
на самом деле майор замолчал. Пинин уставился в пол. “Ваш
огромное желание не очень—” кабриолет посмотрел на пол. Майор наклонился
голову на рюкзак и улыбнулся. Он был действительно освобожден: жизнь
в армии было слишком сложно. “Ты хороший мальчик”, - сказал он. “Ты
хороший мальчик, Пинин. Но не будь начальником и будь осторожен, чтобы кто-нибудь другой
не появился и не забрал тебя.

Пинин неподвижно стоял рядом с койкой.

“Не бойся”, - сказал майор. Его руки были сложены на
одеяла. “Я не трону вас. Вы можете вернуться в свой взвод, если вы
как. Но вам лучше остаться в качестве моего слуги. У вас меньше шансов
быть убитым”.

“Ты хочешь что-нибудь обо мне, сеньора Маджоре?”

- Нет, - сказал майор. “Идите и получите то, что вы делаете.
Оставь дверь открытой, когда будешь выходить.

Пинин вышел, оставив дверь открытой. Адъютант посмотрел на него снизу вверх, когда
он неуклюже пересек комнату и вышел за дверь. Пинин раскраснелся
и двигался иначе, чем тогда, когда приносил дрова для
топки. Адъютант посмотрел ему вслед и улыбнулся. Вошел Пинин с
еще дров для печки. Майор, лежавший на своей койке и смотревший на свой
обтянутый тканью шлем и снежные очки, которые висели на гвозде в
стене, услышал, как он прошел по полу. Маленький дьяволенок, подумал он.
интересно, не солгал ли он мне.




 ДЕСЯТЬ ИНДЕЙЦЕВ


ОДНАЖДЫ, четвертого июля, Ник, возвращаясь поздно вечером из города домой в большом
фургоне с Джо Гарнером и его семьей, встретил на дороге девять пьяных индейцев
. Он вспомнил, что их было девять, потому что Джо Гарнер, ехавший
в сумерках, остановил лошадей, спрыгнул на дорогу и
вытащил индейца из колеи. Индеец спал, уткнувшись лицом
в песок. Джо оттащил его в кусты и снова взобрался на
ящик фургона.

“Итого, их девять, ” сказал Джо, “ как раз между этим местом и окраиной города"
.

“Эти индейцы”, - сказала миссис Гарнер.

Ник сидел на заднем сиденье с двумя мальчиками Гарнерами. Он выглядывал наружу
с заднего сиденья, чтобы увидеть индейца, которого Джо оттащил на обочину
дороги.

“Это был Билли Тейбшоу?” Спросил Карл.

“Нет”.

“Его штаны были очень похожи на брюки Билли”.

“Все индейцы носят одинаковые штаны”.

“Я его вообще не видел”, - сказал Фрэнк. “Папа спустился на дорогу и
вернулся обратно, прежде чем я что-то увидел. Я подумал, что он убивает змею”.

“ Думаю, сегодня ночью многие индейцы будут убивать змей, ” сказал Джо Гарнер.

“ Ох уж эти индейцы, ” сказала миссис Гарнер.

Они поехали дальше. Дорога свернула с главного шоссе и пошла вверх
в холмы. Лошадям было тяжело тащиться, и мальчики слезли
и пошли пешком. Дорога была песчаной. Ник оглянулся с вершины
от холма к школе. Он увидел огни города и, по
Литл-Траверс-Бей, огни Харбор-Спрингс. Они снова забрались внутрь
фургон.

“Они должны засыпать этот участок гравием”, - сказал Джо Гарнер.
Фургон поехал по дороге через лес. Джо и миссис Гарнер сидели
близко друг к другу на переднем сиденье. Ник сидела между двумя мальчиками. В
дорога вывела на поляну.

“Прямо здесь было то место, где папа задавил скунса”.

“Это было дальше”.

“ Какая разница, где это было, - сказал Джо, не поворачивая головы.
 - Одно место ничуть не хуже другого, чтобы задавить скунса.

“Прошлой ночью я видел двух скунсов”, - сказал Ник.

“Где?”

“Внизу, у озера. Они искали дохлую рыбу на пляже”.

“Наверное, это были еноты”, - предположил Карл.

“Это были скунсы. Думаю, я знаю скунсов”.

“Тебе следовало бы знать”, - сказал Карл. “У тебя есть индианка”.

“ Перестань так говорить, Карл, ” сказала миссис Гарнер.

“ Ну, пахнут они примерно одинаково.

Джо Гарнер засмеялся.

“Перестань смеяться, Джо”, - сказала миссис Гарнер. “Я не потерплю, чтобы Карл так разговаривал".
”У тебя есть индианка, Ники?" - Спросил я. "Я не хочу, чтобы Карл так разговаривал".

“У тебя есть индианка, Ники?” - Спросил Джо.

“ Нет.

“ У него тоже, папа, ” сказал Фрэнк. “ Пруденс Митчелл - его девушка.

“ Это не так.

“ Он навещает ее каждый день.

“Я не знаю”. Ник, сидя в темноте между двумя парнями, чувствовал пустоту
и внутри себя радовался, что его дразнят Пруденс Митчелл. “Она
не моя девушка”, - сказал он.

“Послушай его”, - сказал Карл. “Я вижу их вместе каждый день”.

“Карл не может заполучить девушку, “ сказала его мать, - даже скво”.

Карл молчал.

“Карл не везет с девушками”, - сказал Фрэнк.

“Заткнись”.

“С тобой все в порядке, Карл,” сказал Джо Гарнер. “Девушки никогда не получал человеку
в любом месте. Посмотри на своего папашу.

“ Да, ты бы так и сказал, - миссис Гарнер придвинулась поближе к Джо, когда
фургон тряхнуло. “ Ну, в свое время у тебя было много девушек.

“Держу пари, у папы никогда не было бы скво для девочки”.

“Ты так не думаешь”, - сказал Джо. “Тебе лучше позаботиться о Пруди,
Ник”.

Жена что-то прошептала ему, и Джо рассмеялся.

“Над чем ты смеешься?” - спросил Фрэнк.

“Не говори этого, Гарнер”, - предупредила его жена. Джо снова рассмеялся.

“Ники может проявить благоразумие”, - сказал Джо Гарнер. “У меня хорошая девочка”.

“Вот так и надо говорить”, - сказала миссис Гарнер.

Лошади тяжело буксовали на песке. Джо протянул руку в темноте
с кнутом.

“ Давай, натягивай его. Завтра тебе придется тянуть сильнее, чем сейчас.

Они рысью спустились с длинного холма, фургон трясло. У фермерского дома
все вышли. Миссис Гарнер отперла дверь, вошла внутрь и вышла
с лампой в руке. Карл и Ник выгрузили вещи из
задней части фургона. Фрэнк сел на переднее сиденье, чтобы доехать до сарая и
поставить лошадей. Ник поднялся по лестнице и открыла дверь на кухню.
Миссис Гарнер был развести огонь в печи. Она превратилась из лить
керосину на дрова.

“ До свидания, миссис Гарнер, ” сказал Ник. “ Спасибо” что подвезли меня.

“ О, черт возьми, Ники.

“ Я прекрасно провел время.

- Нам приятно, что вы у нас есть. Ты не останешься поужинать?

“ Я, пожалуй, пойду. Думаю, папа, наверное, заждался меня.

“ Ну, тогда иди. Пошли Карла домой, ладно?

“Все в порядке”.

“Спокойной ночи, Ники.”

“Спокойной ночи, Миссис Гарнер.”

Ник вышел на скотный двор и в сарай. Джо и Фрэнк
дойки.

“ Спокойной ночи, ” сказал Ник. “ Я отлично провел время.

“ Спокойной ночи, Ник, ” позвал Джо Гарнер. “ Ты не собираешься остаться и
поесть?

“Нет, я не могу. Ты скажешь Карлу, что его зовет мать?”

“Хорошо. Спокойной ночи, Ники”.

Ник босиком прошел по тропинке через луг за сараем.
Тропинка была ровной, а роса холодила его босые ноги. Он перелез через
забор в конце луга, спустился через овраг, его ноги промокли
в болотной грязи, а затем полез вверх по сухому буковому лесу, пока
он не увидел огни коттеджа. Он перелез через забор и пошел
обогнув дом, он вышел на крыльцо. Через окно он увидел своего отца, который сидел
за столом и читал при свете большой лампы. Ник открыл
дверь и вошел.

“Ну, Ники, - сказал его отец, - хороший был день?”

“Я отлично провел время, папа. Четвертое июля было отличным”.

“Ты голоден?”

“Еще бы”.

“Что ты сделала со своими ботинками?”

“Я оставила их в фургоне у Гарнера”.

“Пойдем на кухню”.

Отец Ника пошел вперед с лампой. Он остановился и поднял крышку
ящика со льдом. Ник прошел на кухню. Его отец принес
кусок холодной курицы на тарелку и кувшин молока и поставил их на
на стол перед ником. Он опустил лампу.

“Там тоже кусочек пирога”, - сказал он. “Тебя это устроит?”

“Великолепно”.

Его отец сел на стул рядом с покрытым клеенкой столом. Он
отбросил большую тень на кухонную стену.

“Кто выиграл игру?”

“Петоски. Пять на три”.

Его отец сидел, наблюдая, как он ест и наполнял его бокал из
молоко-кувшин. Ник выпил и вытер рот салфеткой. Его отец
потянулся к полке за пирогом. Он отрезал Нику большой кусок. Это был
черничный пирог.

“Что ты сделал, папа?”

“Я ходил утром на рыбалку”.

“Что ты поймал?”

“Только окуня”.

Его отец сидел и смотрел, как Ник ест пирог.

“Что ты делал сегодня днем?” - Спросил Ник.

“ Я пошел прогуляться мимо индейского лагеря.

“ Ты кого-нибудь видел?

“ Все индейцы были в городе и напивались.

“ Ты вообще никого не видел?

“ Я видел твою подругу, Пруди.

“ Где она была?

“ Она была в лесу с Фрэнком Уошберном. Я наткнулся на них. Они
неплохо проводили время.

Отец не смотрел на него.

“ Что они делали?

“ Я не остался, чтобы узнать.

“ Расскажи мне, что они делали.

“Я не знаю”, - сказал его отец. “Я просто слышал, как они копошились”.

“Как ты узнал, что это они?”

“Я их видел”.

“Я думал, ты сказал, что не видел их”.

“О, да, я видел их”.

“Кто это был с ней?” Спросил Ник.

“Фрэнк Уошберн”.

“Были ли они— были ли они...”

“Были ли они чем?”

“Были ли они счастливы?”

“Думаю, да”.

Его отец встал из-за стола и вышел через сетчатую дверь кухни.
Когда он вернулся, Ник смотрел в свою тарелку. Он плакал.

“Хочешь еще?” Его отец взял нож, чтобы разрезать пирог.

“Нет”, - сказал Ник.

“ Тебе лучше съесть еще кусочек.

“Нет, я ничего не хочу”.

Его отец убрал со стола.

“Где они были в лесу?” Спросил Ник.

“За лагерем”. Ник посмотрел на свою тарелку. Его отец сказал: “Тебе
лучше пойти спать, Ник”.

“Хорошо”.

Ник пошел в свою комнату, разделся и лег в постель. Он слышал, как его
отец ходит по гостиной. Ник лежал в кровати, уткнувшись лицом в подушку.
"Мое сердце разбито", - подумал он.

“Я не в себе”. “Если я так себя чувствую, мое сердце, должно быть,
разбито”.

Через некоторое время он услышал, как отец задул лампу и ушел в свою комнату
. Он услышал, как поднялся ветер в кронах деревьев снаружи, и почувствовал, как он ворвался внутрь
прохлада проникала сквозь сетку. Он долго лежал, уткнувшись лицом в
подушку, и через некоторое время он забыл думать о Пруденс и, наконец,
он заснул. Проснувшись ночью, он услышал шум ветра в ветвях
болиголова за домом и плеск волн озера, набегающих на
берег, и он снова заснул. Утром была большая
ветер и волны были накалены до предела вверх на пляже и он был
бодрствующий долгое время, прежде чем он вспомнил, что его сердце было разбито.




 КАНАРЕЙКА ДЛЯ ОДНОГО


Поезд очень быстро миновал длинный дом из красного камня с садом и
четырьмя толстыми пальмами, под которыми в тени стояли столики. С другой стороны
было море. Затем был прорезан красный камень и глина,
и море лишь изредка и далеко внизу билось о скалы.

“Я купила его в Палермо”, - сказала американка. “У нас был всего час в запасе
на берегу было воскресное утро. Мужчина хотел, чтобы ему заплатили долларами
и я дал ему полтора доллара. Он действительно очень красиво поет ”.

В поезде было очень жарко , и в залитом светом салоне тоже было очень жарко_
купе. В открытое окно не проникал ветерок. В
Американская леди опустила жалюзи, и моря больше не было,
даже иногда. С другой стороны было стекло, затем коридор,
затем открытое окно, а за окном были пыльные деревья и
промасленная дорога и плоские виноградные поля, за которыми возвышались холмы из серого камня.

Из множества высоких труб шел дым, прибывающий в Марсель, и
поезд замедлил ход и проследовал по одному пути через множество других к станции
. Поезд простоял на станции двадцать пять минут в
Марсель и американская леди купили номер "Дейли Мейл" и
полбутылки воды "Эвиан". Она прошла немного вдоль станции
платформа, но она осталась возле подножки вагона, потому что в Каннах,
где поезд остановился на двенадцать минут, поезд ушел без сигнала
об отъезде, и она приехала как раз вовремя. Американская леди
была немного глуховата, и она боялась, что, возможно, были поданы сигналы отправления
, но она их не услышала.

Поезд отошел от станции в Марселе, и там был не только
распределительные станции и заводской дым, но, оглядываясь назад, я вижу город
Марсель и гавань с каменными холмами за ней и последние лучи
солнца на воде. Когда стало темнеть, поезд проехал мимо фермерского дома
в поле горел огонь. Вдоль дороги были остановлены автомобили, а постельные принадлежности
и вещи из фермерского дома были разбросаны по полю. Многие
люди смотрели, как горит дом. Когда стемнело, поезд был в
Avignon. Люди входили и выходили. В газетном киоске французы, возвращавшиеся
в Париж, покупали французские газеты того дня. На платформе вокзала стояли
солдаты-негры. Они были одеты в коричневую форму, высокого роста, и их лица
блестели в ярком электрическом свете. Их лица были очень черными, и
они были слишком высокими, чтобы на них можно было смотреть. Поезд отошел от станции Авиньон с
негры, стоя там. Короткое белое сержант был с ними.

В купе "освещенный салон" носильщик выдвинул из стены три койки
и приготовил их для сна. Ночью
Американская леди лежала без сна, потому что поезд был _рапиде_
и ехал очень быстро, и она боялась скорости в ночи. В
Кровать американской леди стояла рядом с окном. Канарейка из
Палермо, на клетке которой была расстелена тряпка, находилась вне сквозняка в
коридоре, который вел в умывальную купе. За окном купе горел синий свет
и всю ночь поезд шел очень быстро
а американская леди лежала без сна и ждала крушения.

Утром поезд был недалеко от Парижа, и после того, как американская леди
вышла из туалета, выглядя очень здоровой, средних лет и
Американец, несмотря на то, что не спал, и снял скатерть с кровати.
достав птичью клетку и повесив ее на солнце, она вернулась в вагон-ресторан
позавтракать. Когда она вернулась в залитый светом салон,
кровати снова были отодвинуты к стене и заправлены
вместо сидений канарейка встряхивала перышками в лучах солнца, которое
доносилось через открытое окно, и поезд был намного ближе к Парижу.

“Он любит солнце”, - сказала американская леди. “Теперь он немного попоет".
”Через некоторое время".

Канарейка встряхнула перышками и поклевала их. “Я всегда любила
птиц”, - сказала американская леди. “Я забираю его домой, к моей маленькой девочке.
Вот — он уже поет”.

Канарейка чирикнула, и перья у нее на горле встали дыбом, затем она
опустила клюв и снова принялась клевать свои перья. Поезд пересек
реку и проехал через очень тщательно ухоженный лес. Поезд
проезжал через многие города за пределами Парижа. В городах были трамвайные вагоны.
рядом с поездом на стенах висели большие рекламы Belle Jardini;re, Dubonnet и
Pernod. Все, что поезд прошел через
выглядело так, как будто это было перед завтраком. Уже несколько минут я не
слушали американскую даму, которая разговаривала с моей женой.

“Ваш муж тоже американец?” - спросила дама.

“Да”, - ответила моя жена. “Мы оба американцы”.

“Я думала, вы англичанин”.

“О, нет”.

“Возможно, это было потому, что я носила брекеты”, - сказал я. Я начал говорить
подтяжки и брекеты во рту, чтобы держать мой английский
характер. Американская леди не слышал. Она была совсем глухая;
она читает по губам, и я не взглянула на нее. Я выглянул в
окна. Она продолжала говорить своей жене.

“Я так рада, что вы американцы. Из американских мужчин получаются лучшие мужья”.
Американская леди говорила. “Знаешь, именно поэтому мы покинули Континент.
Моя дочь влюбилась в мужчину из Веве”. Она замолчала. “Они были
просто безумно влюблены”. Она снова остановилась. “Я, конечно, увез ее”.

“Она пережила это?” - спросила моя жена.

“Я так не думаю”, - сказала американская леди. “Она ничего не ела
и совсем не спала. Я очень старалась, но она, похоже, ни к чему не проявляет интереса.
Ее все это не волнует. Я не могла допустить, чтобы она вышла замуж за иностранца.
Она сделала паузу. - Она замолчала. - Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я не могла допустить, чтобы она вышла замуж за иностранца. Она помолчала. “Кто-то один, очень
хороший друг однажды сказал мне: ‘нет иностранец может сделать американская девушка
хороший муж.’”

“Нет,” сказала моей жене: “я полагаю, нет.”

Американке понравилось дорожное пальто моей жены, и оказалось, что
американка уже двадцать лет покупает себе одежду сама
в одном и том же доме моды на улице Сент-Оноре. У них были ее мерки
, и продавец, который знал ее и ее вкусы, выбрал для нее платья
, и они были отправлены в Америку. Они пришли на почту
недалеко от того места, где она жила на окраине Нью-Йорка, и дежурство было
не запредельные, потому что они там открыли платья в
почтовое отделение оценить их, и они всегда были очень просты-просмотр
и без шнурка золота, ни украшений, что бы сделать платье.
дорого. До настоящего vendeuse, по имени Тереза, были
другая vendeuse, Амели имени. В общей сложности были только эти два
в двадцать лет. Это всегда был один и тот же кутюрье. Цены,
однако, выросли. Обмен, однако, выровнял ситуацию. У них были ее мерки.
теперь и мерки дочери тоже. Она подросла, и там было не так много
возможность их менять.

Поезд приближался к Парижу. Укрепления были сровнены с землей.
но трава не выросла. На путях стояло много вагонов — коричневых.
деревянные вагоны-рестораны и коричневые деревянные спальные вагоны, которые должны были отправиться в
Италия в пять часов той ночью, если этот поезд все еще отправлялся в пять;
вагоны были помечены как Париж-Рим, и вагоны с сиденьями на крышах, которые
ездил туда-сюда по пригородам, где в определенные часы люди были повсюду
на сиденьях и на крышах, если так еще делалось, и
мимо проплывали белые стены и множество окон домов. Ничего не
ели за завтраком.

“Из американцев получаются лучшие мужья”, - сказала американская леди моей жене. Я
укладывал чемоданы. “Американские мужчины - единственные мужчины в мире, которые женятся".
"Американские мужчины - единственные мужчины в мире, которые женятся”.

“Как давно ты уехал из Веве?” - спросила моя жена.

“Этой осенью исполнилось два года. Знаешь, именно ей я везу канарейку
”.

“Мужчина, в которого была влюблена ваша дочь, был швейцарцем?”

“Да”, - сказала американка. “Он был из очень хорошей семьи в Веве.
Он собирался стать инженером. Они там познакомились, в Веве. Они ходили
на длительные прогулки вместе”.

“Я знаю Веве”, - сказала моя жена. “Мы были здесь на наш медовый месяц”.

“Правда? Это, должно быть, было прекрасно. Конечно, я понятия не имел,
что она влюбится в него”.

“Это было очень красивое место”, - сказала моя жена.

“Да”, - сказала американская леди. “Разве это не прелесть? Где вы остановились
там?”

“Мы останавливались в "Трех куронах", ” сказала моя жена.

“Это такой прекрасный старый отель”, - сказала американка.

“Да”, - сказала моя жена. “У нас был очень хороший номер, и осенью
местность была прекрасной”.

“Вы были там осенью?”

“Да”, - сказала моя жена.

Мы проезжали мимо трех машин, которые попали в аварию. Они были
расколоты, и крыши провалились внутрь.

- Послушайте, - сказал я. “Слава богу”.

Американская дама оглянулась и увидела последний вагон. “Я боялся просто
всю ночь”, - сказала она. “Иногда у меня бывают ужасные предчувствия на этот счет"
. Я никогда больше не поеду на скоростном поезде ночью. Должны же быть
другие комфортабельные поезда, которые ходят не так быстро ”.

Затем поезд оказался в темноте Лионского вокзала, а затем остановился
и к окнам подошли носильщики. Я протянул сумки через окошко,
и мы вышли на тускло освещенную длинную платформу, и американка
женщина поручила себя одному из трех мужчин из Cook's, который сказал:
“ Подождите минутку, мадам, я поищу ваше имя.

Носильщик подогнал тележку и погрузил багаж, и моя жена сказала:
до свидания, и я попрощался с американской леди, которую звали
найдено человеком из Cook's на машинописной странице в пачке из
машинописных страниц, которые он положил обратно в карман.

Мы последовали за носильщиком с тележкой по длинной цементной платформе
рядом с поездом. В конце были ворота, и мужчина забрал билеты.

Мы возвращались в Париж, чтобы поселиться отдельно.




 АЛЬПИЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ


Спускаясь в долину, было жарко даже ранним утром.
Солнце растопило снег на лыжах, которые мы несли, и высушило дрова.
В долине была весна, но солнце палило очень сильно. Мы шли по
дороге в Галтур, неся наши лыжи и рюкзаки. Когда мы проходили мимо
церковного двора, похороны только что закончились. Я сказал “Gr;ss Gott” священнику
когда он проходил мимо нас, выходя с церковного двора. Священник поклонился.

“Забавно, что священник никогда не заговаривает с тобой”, - сказал Джон.

“Можно подумать, им нравится говорить ‘Gr;ss Gott”.

“Они никогда не отвечают”, - сказал Джон.

Мы остановились на дороге и смотрели, как пономарь копает новую землю
. Рядом с
могилой стоял крестьянин с черной бородой и в высоких кожаных сапогах. Пономарь перестал копать и выпрямил спину. В
взял крестьянин в высоких сапогах лопата из дьячка и пошли дальше
заполнение могилы—распространение землю равномерно, как человек распространяет
навоз в сад. Ярким майским утром засыпка могил выглядела
нереальной. Я не мог представить, что кто-то может быть мертв.

“Представь, что тебя хоронят в такой день”, - сказал я Джону.

“Мне бы это не понравилось”.

“Ну, - сказал я, - мы не обязаны этого делать”.

Мы продолжили путь по дороге мимо городских домов к гостинице. Мы
катались на лыжах в Сильвретте в течение месяца, и было хорошо спуститься в
долину. В Сильвретте с лыжами было все в порядке, но это было
катание весной, снег был хорош только ранним утром и снова вечером
. В остальное время все портило солнце. Мы были
оба устали от солнца. Вы не могли убежать от солнца. Единственные
тени создавали камни или хижина, построенная под
защитой скалы рядом с ледником, и в тени пот замерзал
в свое нижнее белье. Вы не могли сидеть снаружи хижины без темных
очки. Было приятно быть обуглены дочерна, но солнце было очень
утомительно. Вы не могли отдыхать в нем. Я был рад спуститься подальше от снега.
Весной было слишком поздно подниматься в Сильвретту. Я немного
устал кататься на лыжах. Мы пробыли там слишком долго. Я почувствовал вкус снежной воды, которую мы
пили, растаявшей на жестяной крыше хижины. Этот вкус был
частью моего отношения к лыжам. Я был рад, что у меня были другие занятия
помимо катания на лыжах, и я был рад оказаться внизу, вдали от неестественной высоты
горная весна, в это майское утро в долине.

Хозяин сидел на крыльце трактира, его стул откинулся против
стены. Рядом с ним сидел повар.

“Лыжи-хайль!” - сказал трактирщик.

“Хайль!” - сказали мы, прислонили лыжи к стене и сняли наши
рюкзаки.

“Как там, наверху?” - спросил трактирщик.

“Sch;n. Немного слишком много солнца.

“ Да. В это время года слишком много солнца.

Повар продолжал сидеть в своем кресле. Хозяин гостиницы вошел вместе с нами и отпер
свой кабинет и достал нашу почту. Там была пачка писем и
какие-то бумаги.

“Давай выпьем пива”, - сказал Джон.

“Хорошо. Мы будем пить его”.

Хозяин принес две бутылки, и мы пили их, пока мы читаем
письма.

“Мы лучше выпейте еще пива”, - сказал Иоанн. На этот раз его принесла девушка.
Она улыбнулась, открывая бутылки.

“Много писем”, - сказала она.

“Да. Много”.

“Спасибо”, - сказала она и вышла, прихватив пустые бутылки.

“Я забыла, какое пиво на вкус”.

“Я и не думала”, - сказал Джон. “Там, в хижине, я много думал об этом”.

“Ну, - сказал я, - теперь у нас это есть”.

“Тебе никогда не следует ничего делать слишком долго”.

“Нет. Мы пробыли там слишком долго”.

“Чертовски долго”, - сказал Джон. “Нет смысла делать что-то слишком долго”.

Солнце проникало в открытое окно и просвечивало сквозь пивные бутылки
на столе. Бутылки были наполовину полны. На бутылках было немного пены.
пиво в бутылках было совсем немного, потому что оно было очень холодным. Оно свернулось горлышком
, когда вы наливали его в высокие бокалы. Я выглянул в открытое окно
на белую дорогу. Деревья у дороги были пыльными. За ними
было зеленое поле и ручей. Вдоль ручья росли деревья и стояла
мельница с водяным колесом. Через открытую стенку мельницы я увидел длинную
бревно и пила в нем поднимались и опускались. Казалось, никто за ним не ухаживал.
По зеленому полю разгуливали четыре вороны. Одна ворона сидела на дереве.
наблюдала. Выйдя на крыльцо, повар встал со стула и прошел
в холл, который вел обратно на кухню. Внутри солнечный свет сиял
сквозь пустые стаканы на столе. Джон наклонился вперед,
подперев голову руками.

Через окно я увидел, как двое мужчин поднимаются по ступенькам крыльца. Они вошли в
питейную. Одним из них был бородатый крестьянин в высоких сапогах.
Другим был пономарь. Они сели за стол под окном. Пономарь
вошла девушка и встала у их стола. Крестьянин, казалось, не видел
ее. Он сидел, положив руки на стол. На нем была его старая армейская одежда.
На локтях были заплаты.

“Что будем пить?” - спросил пономарь. Крестьянин не обратил на это никакого
внимания.

“Что будете пить?”

“Шнапс”, - сказал крестьянин.

“И четверть литра красного вина”, - сказал пономарь девушке.

Девушка принесла напитки, и крестьянин выпил шнапс. Он
выглянул в окно. Могильщик наблюдал за ним. Джон положил голову
вперед на стол. Он спал.

Вошел трактирщик и подошел к столу. Он заговорил на диалекте.
и пономарь ответил ему. Крестьянин выглянул в окно.
Трактирщик вышел из комнаты. Крестьянин встал. Он взял сложенный
десять тысяч крон внимание из кожи бумажник и развернул его.
Девушка подошла.

“Alles?” - спросила она.

“Аллес”, - сказал он.

“Позволь мне купить вина”, - сказал могильщик.

“Аллес”, - повторил крестьянин девушке. Она сунула руку в
карман своего фартука, достала его, полный монет, и отсчитала
сдачу. Крестьянин вышел за дверь. Как только он ушел, женщина вышла.
трактирщик снова вошел в комнату и заговорил с пономарем. Он сел
за стол. Они говорили на диалекте. Пономаря это позабавило.
Трактирщику было противно. Могильщик встал из-за стола. Это был
невысокий мужчина с усами. Он высунулся из окна и посмотрел вверх
на дорогу.

“Вон он входит”, - сказал он.

“In the L;wen?”

“Ja.”

Они снова поговорили, а затем к нашему столику подошел трактирщик.
Трактирщик был высоким мужчиной и пожилым. Он посмотрел на спящего Джона.

“Он очень устал”.

“Да, мы рано встали”.

“Ты скоро захочешь есть?”

“В любое время”, - сказал я. - А что здесь можно съесть? - спросил я.

“Все, что пожелаете. Девушка принесет карточку с едой”.

Девушка принесла меню. Джон проснулся. Меню было написано чернилами на
карточке, и карточка скользнула в деревянную лопатку.

“Вот скоростная карта”, - сказал я Джону. Он посмотрел на нее. Он был
все еще сонный.

“Не выпьешь с нами?” Я спросил трактирщика. Он сел.
“Эти крестьяне - настоящие звери”, - сказал трактирщик.

“Мы видели, как один из них приезжал в город на похороны”.

“Это была его жена”.

“О.”

“Он зверь. Все эти крестьяне - звери”.

“Что ты имеешь в виду?”

“Ты не поверишь. Ты не поверишь тому, что только что произошло с
этим”.

“Расскажи мне”.

“Ты не поверишь”. Трактирщик обратился к могильщику. “Франц,
подойди сюда”. Подошел могильщик с бутылочкой вина и
бокалом.

“Джентльмены только что вернулись из Висбаденского трактира”, - сказал
трактирщик. Мы пожали друг другу руки.

“Что будете пить?” Я спросил.

“Ничего”, - Франц погрозил пальцем.

“Еще четверть литра?”

“Хорошо”.

“Вы понимаете диалект?” спросил трактирщик.

“Нет”.

“Что все это значит?” Спросил Джон.

“Он собирается рассказать нам о крестьянине, которого мы видели засыпающим могилу,
входящем в город”.

“Я все равно не могу этого понять”, - сказал Джон. “Для меня все происходит слишком быстро”.

“Что крестьянин,” трактирщик сказал: “в день, когда он привел свою жену, чтобы быть
похоронили. Она умерла в ноябре прошлого года”.

“Декабрь”, - сказал Пономарь.

“Это ничего не делает. Значит, она умерла в декабре прошлого года, и он уведомил об этом
коммуну.

“Восемнадцатого декабря”, - сказал могильщик.

“В любом случае, он не мог привезти ее сюда, чтобы похоронить, пока не сойдет снег".
”.

“Он живет на другой стороне Пацнауна”, - сказал могильщик. “Но он
принадлежит к этому приходу”.

“Он не мог представить ее на всех?” Я спросил.

“Нет. Он может прийти только, где он живет, на лыжах, пока снег
тает. Итак, сегодня он привез ее на похороны, а священник, когда он
посмотрел на ее лицо, не захотел ее хоронить. Иди и расскажи это, - сказал он
пономарю. “Говори по-немецки, а не на диалекте”.

“Это было очень забавно со священником”, - сказал могильщик. “В отчете для
коммуны говорится, что она умерла от болезни сердца. Мы знали, что у нее были проблемы с сердцем.
здесь. Иногда она падала в обморок в церкви. Она долго не приходила.
 У нее не было сил подниматься. Когда священник открыл ее лицо, он
спросил Ольца: ‘Ваша жена сильно страдала?’ ‘Нет", - ответил Ольц. "Когда я вошел в дом.
в доме она лежала мертвая поперек кровати’.

“Священник снова посмотрел на нее. Ему это не понравилось.

“Как ее лицо стало таким?’

“Я не знаю", - сказал Олз.

“Ты бы лучше выяснить, священник сказал, и положил одеяла обратно. Олз
ничего не сказал. Священник посмотрел на него. Олз оглянулся на
священник. ‘Ты хочешь знать?’

‘Я должен знать’, ” сказал священник.

“Вот где вкусно”, - сказал трактирщик. “Послушай это. Продолжай
Franz.”

“Ну, - сказал Ольц, - когда она умерла, я сообщил об этом в коммуну, и я
поставить ее в сарае на вершине большого дерева. Когда я начал
использование большого дерева она была жесткой, и я поставил ее к стенке. Ее
рот был открыт, и когда я ночью зашел в сарай, чтобы нарубить больших
дров, я повесил на него фонарь’.

‘Зачем ты это сделал?" - спросил священник.

“Я не знаю", - сказал Олз.

‘Ты много раз это делал?’

‘Каждый раз, когда я ночью ходил работать в сарай’.

“Это было очень неправильно", - сказал священник. ‘Вы любили свою жену?’

“Да, я любил ее’, - сказал Олз. ‘Я очень любил ее”.

“Ты все понял?” - спросил трактирщик. “Ты все понял
о его жене?

“Я это слышал”.

“Как насчет еды?” Спросил Джон.

“Ты заказываешь”, - сказал я. “Ты думаешь, это правда?” Я спросил хозяина гостиницы.

“Конечно, это правда”, - сказал он. “Эти крестьяне - настоящие звери”.

“Куда он теперь делся?”

“Он пошел выпить к моему коллеге, Левену”.

“Он не захотел пить со мной”, - сказал могильщик.

“Он не захотел пить со мной после того, как узнал о своей жене”, - сказал
хозяин гостиницы.

“Послушай”, - сказал Джон. “Как насчет еды?”

“Хорошо”, - сказал я.




 ГОНКА ПРЕСЛЕДОВАНИЯ


УИЛЬЯМ Кэмпбелл когда-либо участвовал в гонке преследования с участием бурлеск-шоу
начиная с Питтсбурга. В гонке преследования, в велогонках, гонщики стартуют через
равные промежутки времени, чтобы ехать друг за другом. Они едут очень быстро, потому что
гонка обычно ограничивается короткой дистанцией, и если они сбавят скорость, то
другой гонщик, поддерживающий свой темп, займет пространство, которое
разделяло их поровну на старте. Как только гонщик пойман и
обгоняется, он выбывает из гонки и должен слезть со своего велосипеда и
покинуть трассу. Если ни один из гонщиков не пойман, выигрывает гонку
тот, кто преодолел наибольшее расстояние. В большинстве гонок преследования, если
есть только два гонщика, один из всадников нагнал внутри шесть
миль. Бурлеск-шоу поймал Уильям Кэмпбелл в Канзас-Сити.

Уильям Кэмпбелл надеется удержать небольшое преимущество над бурлеск-шоу
пока они не достигли тихоокеанского побережья. Пока он предшествовал
бурлеск-шоу в качестве авансовых человек он был оплачен. Когда бурлеск-шоу
догнал его, он был в постели. Он был в постели, когда менеджер бурлескной труппы
вошел в его комнату, и после того, как менеджер ушел
он решил, что с таким же успехом может остаться в постели. В Канзасе было очень холодно
Города и он не спешил выходить. Он не любит Канзас-Сити. Он
полез под кровать за бутылкой и выпил. Это заставило его чувствовать себя живот
лучше. Мистер Тернер, менеджер бурлеск-шоу, было отказано в
напитки.

Интервью Уильям Кэмпбелл, Мистер Тернер был немного странным.
Мистер Тернер постучал в дверь. Кэмпбелл сказал: “Войдите!” Когда
Мистер Тернер вошел в комнату, он увидел одежду на стуле, открытый
чемодан, бутылку на стуле рядом с кроватью и кого-то лежащего в
кровати, полностью покрытого постельным бельем.

“ Мистер Кэмпбелл, ” представился мистер Тернер.

“Вы не можете меня уволить”, - сказал Уильям Кэмпбелл из-под одеяла.
Под одеялом было тепло, бело и тесно. “Вы не можете меня уволить
потому что я слез с велосипеда”.

“Ты пьян”, - сказал мистер Тернер.

“О, да”, - сказал Уильям Кэмпбелл, прижимаясь лицом к простыне
и ощущая ее текстуру губами.

“Ты дурак”, - сказал мистер Тернер. Он выключил электрический свет.
Электрический свет горел всю ночь. Сейчас было десять часов
утра. “Ты пьяный дурак. Когда ты попал в этот город?

“Я приехал в этот город прошлой ночью”, - сказал Уильям Кэмпбелл, выступая.
Прислонившись к простыне. Он обнаружил, что ему нравится разговаривать через простыню. “Ты
когда-нибудь разговаривал через простыню?”

“Не пытайся быть смешным. Ты не смешной”.

“Я не прикалываюсь. Я просто говорю через простыню”.

“Ты действительно говоришь через простыню”.

“Вы можете идти, Мистер Тернер,” Кэмпбелл сказал. “Я не работаю на вас
более того”.

“Ты что так или иначе знают”.

“Я много знаю”, Уильям Кэмпбелл сказал. Он откинул простыню и
посмотрел на мистера Тернера. “Я знаю достаточно, поэтому не возражаю смотреть на вас вообще"
. Хотите услышать, что я знаю?”

“Нет”.

- Хорошо, - сказал Уильям Кэмбелл. “Потому что на самом деле я не знаю ничего
все. Я только что говорил”. Он вытащил лист над его лицом снова. “Я
люблю лежать под простыней”, - сказал он. Мистер Тернер стоял рядом с кроватью. Это был
мужчина средних лет с большим животом и лысой головой, и у него было много
дел. “Вы должны остановиться здесь, Билли, и принимать лекарства”, - он
сказал. “Я сделаю это, если вы хотите сделать это”.

“Я не хочу принимать лекарство”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “Я вообще не хочу
принимать лекарство. Я совершенно счастлив. Всю свою жизнь я был
совершенно счастлив”.

“Как долго ты в таком состоянии?”

“Что за вопрос!” Уильям Кэмпбелл вдохнул и выдохнул через
простыню.

“Как долго ты был в таком состоянии, Билли?”

“Разве я не выполнил свою работу?”

“Конечно. Я просто спросил, как долго ты тушился, Билли”.

“Я не знаю. Но у меня есть мой Волк”, - сказал он коснулся листа с его
язык. “Я его за неделю”.

“Хрен вам”.

“О, да. Дорогой волк. Каждый раз, когда я беру выпивку, он выходит из комнаты.
 Он терпеть не может алкоголь. Бедный малыш. Он водил своим
языком по простыне. “Он милый волк. Он такой же, как
он всегда был таким. Уильям Кэмпбелл закрыл глаза и глубоко вздохнул.

“Ты должен принять лекарство, Билли”, - сказал мистер Тернер. “Ты не будешь возражать против
Кили. Это неплохо.

“Кили”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “Это недалеко от Лондона”. Он закрыл
глаза и открыл их, пошевелив ресницами на простыне. “Я
просто люблю простыни”, - сказал он. Он посмотрел на мистера Тернера.

“Послушайте, вы думаете, я пьян”.

“Вы ___ пьяны”.

“Нет, я не пьян”.

“Ты пьян, и у тебя была белая горячка”.

“Нет”. Уильям Кэмпбелл обмотал голову простыней. “Дорогой шит”, - сказал он.
сказала. Он нежно подышал на нее. “Красивая простыня. Ты любишь меня, не так ли?
Ты любишь меня, Шит? Все это входит в стоимость номера. Прямо как в Японии. Нет”,
сказал он. “Послушай, Билли, дорогой Скользящий Билли, у меня для тебя сюрприз.
Я не пьян. Я пьян по самые глаза”.

“Нет”, - сказал мистер Тернер.

“Взгляни”. Уильям Кэмпбелл закатал правый рукав своей пижамы
куртка под простыней, затем высунул правое предплечье наружу. “Посмотри на
это”. На предплечье, чуть выше запястья до локтя, были
маленькие синие кружочки вокруг крошечных темно-синих проколов. Кружочки почти
прикасались друг к другу. “Это новая разработка”, - сказал Уильям Кэмпбелл
. “Теперь я время от времени немного выпиваю, просто чтобы выгнать волка
из комнаты”.

“У них есть лекарство от этого, ”Скользящий Билли", - сказал Тернер.

“Нет”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “У них нет лекарства ни от чего”.

“Ты не можешь вот так просто уйти, Билли”, - сказал Тернер. Он сел на кровать.

“Будь осторожен с моей простыней”, - сказал Уильям Кэмпбелл.

“Ты не можешь просто бросить в твоем возрасте и начать накачивать себя этой дрянью
только потому, что попал в переделку”.

“Это запрещено законом. Если ты это имеешь в виду”.

“Нет, я имею в виду, что ты должен бороться с этим”.

Билли Кэмпбелл ласкал простыню губами и языком. “Дорогая,
простыня”, - сказал он. “Я могу целовать эту простыню и видеть сквозь нее одновременно"
.

“Прекрати говорить о простыне. Ты не можешь просто взять и увлечься этим, Билли”.

Уильям Кэмпбелл закрыл глаза. Он начинал чувствовать легкую
тошноту. Он знал, что эта тошнота будет неуклонно усиливаться, без какого-либо облегчения болезни,
пока с ней что-то не будет сделано.
Именно в этот момент он предложил мистеру Тернеру выпить.
Тернер отказался. Уильям Кэмпбелл отпил из бутылки. Это была
временная мера. Мистер Тернер наблюдал за ним. Мистер Тернер пробыл в этой комнате
гораздо дольше, чем следовало, у него было много дел;
хотя он ежедневно общался с людьми, употреблявшими наркотики, он испытывал
ужас перед наркотиками, и он очень любил Уильяма Кэмпбелла; он не
хотел расставаться с ним. Ему было очень жаль его, и он чувствовал, что лекарство могло бы
помочь. Он знал, что в Канзас-Сити есть хорошие лекарства. Но ему нужно было идти. Он
встал.

“Послушай, Билли, ” сказал Уильям Кэмпбелл, “ я хочу тебе кое-что сказать.
Тебя зовут ‘Скользящий Билли’. Это потому, что ты можешь скользить. Меня зовут
просто Билли. Это потому, что я вообще никогда не умел скользить. Я не могу скользить,
Билли. Я не могу скользить. Он просто цепляется. Каждый раз, когда я пытаюсь, он цепляется.
Он закрыл глаза. “Я не могу скользить, Билли. Это ужасно, когда ты не можешь
скользить ”.

“Да”, - сказал “Скользящий Билли” Тернер.

“Что "да”? Уильям Кэмпбелл посмотрел на него.

“Ты говорил”.

“Нет”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “Я не говорил. Должно быть, это была ошибка
”.

“ Ты что-то говорил о скольжении.

“Нет. Дело не могло быть в скольжении. Но послушай, Билли, и я скажу
открою тебе секрет. Придерживайся простыней, Билли. Держись подальше от женщин и
лошадей и, и— ” он остановился. — орлов, Билли. Если ты любишь лошадей,
тебе достанется лошадь-с—, а если ты любишь орлов, тебе достанется орел-с—. Он
остановился и спрятал голову под простыню.

“Мне пора”, - сказал “Скользящий Билли” Тернер.

“Если ты любишь женщин, ты получишь дозу”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “Если ты
любишь лошадей...”

“Да, ты это сказал”.

“Что сказал?”

“О лошадях и орлах”.

“О, да. И если ты любишь простыни”. Он дунул на лист и погладил
нос против. “Я не знаю, о листах”, - сказал он. “Я просто
мне начал нравиться этот лист”.

“Мне нужно идти”, - сказал мистер Тернер. “У меня много дел”.

“Все в порядке”, - сказал Уильям Кэмпбелл. “Все должны идти”.

“Я лучше пойду”.

“Хорошо, ты иди”.

“С тобой все в порядке, Билли?”

“Я никогда в жизни не был так счастлив”.

“И с тобой все в порядке?”

“Я в порядке. Ты иди. Я просто полежу здесь немного. Около
Полудня я встану”.

Но когда в полдень мистер Тернер поднялся в комнату Уильяма Кэмпбелла, Уильям
Кэмпбелл спал, и поскольку мистер Тернер был человеком, который знал, какие вещи
в жизни очень ценны, он не стал его будить.




 СЕГОДНЯ ПЯТНИЦА


 _ Три римских солдата находятся в питейном заведении в одиннадцать часов
 ночью. Вдоль стены расставлены бочки. За деревянным
 прилавком продавец вина -еврей. Три римских солдата
 немного косоглазые._

_1-й римский солдат_— Ты пробовал красное?

_2-й Солдат_ — Нет, я его не пробовал.

_1-й Солдат_ — Тебе лучше попробовать.

_2—й Солдат_- Ладно, Джордж, выпьем по кружечке красного.

_Hebrew Wine-seller_- Вот, пожалуйста, джентльмены. Это вам понравится. [_ Он
ставит глиняный кувшин, который наполнил из одного из
бочонки. _] Славное винцо.

_1-й солдат_ — Выпейте его сами. [_ Он поворачивается к третьему
Римский солдат, который опирается на бочку._] Что с тобой?

_3d Roman Soldier_— У меня болит живот.

_2-й Солдат_— Ты пил воду.

_1-й Солдат_— Попробуй красного.

_3-й Солдат_— Я не могу пить эту чертову дрянь. У меня от этого скверно на душе.

_1-й солдат_— Ты пробыл здесь слишком долго.

_3-й Солдат_ — Черт, неужели я этого не знаю?

_1st Soldier_—Послушай, Джордж, ты не мог бы дать этому джентльмену что-нибудь, чтобы
привести в порядок его желудок?

_Hebrew Wine—seller_ - У меня есть прямо здесь.

 [_ Третий римский солдат пробует кубок, который продавец вина
 смешал для него._]

_3d Soldier_—Эй, что ты туда кладешь, чипсы "кэмел"?

_ Продавец вина _— Выпейте это до дна, лейтенант. Это приведет вас в порядок.
правильно.

_3d Soldier_— Что ж, хуже я себя чувствовать не мог.

_1st Soldier_—рискуйте. Джордж устроил мне понравился
день.

_Wine-seller_—Вы были в плохой форме, Lootenant. Я знаю, что лечит
больной желудок.

 [_ Третий римский солдат допивает чашу до дна._]

_ третий римский солдат_ — Иисус Христос. [_ Он корчит гримасу._]

_2d Soldier_ — Эта ложная тревога!

_1-й солдат_ — О, я не знаю. Сегодня он был там довольно хорош.

_2—й солдат_ - Почему он не сошел с креста?

_1st Soldier_—он не хотел сойди с креста. Это не его
играть.

_2-й Солдат_—Покажите мне парня, который не хочет сходить с креста.


_1-й Солдат_— О, черт, вы ничего об этом не знаете. Спроси Джорджа
там. Он хотел спуститься с креста, Джордж?

_ Продавец вина _— Скажу вам, джентльмены, меня там не было. Это
что я не принял никакого интереса.

_2d Soldier_—Слушай, я видел их много—вот и много других
места. В любое время, когда ты покажешь мне того, кто не захочет слезать с креста.
когда придет время — я имею в виду, когда придет время - я поднимусь прямо сейчас.
вместе с ним.

_1-й солдат_ — мне показалось, что сегодня он был там довольно хорош.

_3-й солдат_ — С ним все было в порядке.

_2d Roman Soldier_—Вы, ребята, не понимаете, о чем я говорю. Я не говорю
о том, был ли он хорош или нет. Я имею в виду, когда придет время.
Когда они впервые начинают прижимать его к ногтю, никто из них не стал бы этого делать.
останови это, если бы они могли.

_1-й солдат_ — Разве ты не понял этого, Джордж?

_ Продавец вина _ — Нет, меня это не интересовало, лейтенант.

_1st Soldier_— Я был удивлен его поведением.

_3d Soldier_— Что мне не нравится, так это то, что я их прижимаю. Знаешь,
это, должно быть, тебя очень сильно задело.

_2d Soldier_— Не то чтобы это было так уж плохо, как когда их впервые поднимают
. [_ Он делает поднимающий жест двумя сложенными ладонями._] Когда
вес начинает тянуть на них. Вот когда он получит их.

_3d Роман Soldier_—он берет некоторые из них довольно плохо.

_1—й солдат_ - Разве я их не видел? Я видел их много. Говорю вам, он
был довольно хорош там сегодня.

 [Второй римский солдат улыбается еврейскому виноторговцу._]

_2-й Солдат_— Ты настоящий Христианин, большой мальчик.

_1-й Солдат_ — Конечно, иди и разыгрывай его. Но послушай, что я тебе скажу
кое-что. Сегодня он был там довольно хорош.

_2d Soldier_— Как насчет еще вина?

 [_ Продавец вина выжидающе поднимает голову. Третий римский солдат
 сидит, опустив голову. Он неважно выглядит._]

_3d Soldier_—Я больше не хочу.

_2d Soldier_— Только на двоих, Джордж.

 [_ Продавец вина выставляет кувшин вина, на размер меньше
 , чем предыдущий. Он наклоняется вперед, опираясь на деревянную стойку._]

_1—й римский солдат_ - Ты видишь его девушку?

_2d Soldier_— Разве я не стоял рядом с ней?

_1st Soldier_— Она симпатичная.

_2d Soldier_— Я узнал ее раньше, чем он. [_ Он подмигивает продавцу вина._]

_1-я солдатка_ — я часто видел ее в городе.

_2—я солдатка_ - Раньше у нее было много вещей. Он никогда не приносил _her_ нет
удачи.

_1st Soldier_—да, ему не повезло. Но выглядел он довольно хорошо для меня
там-день.

_2-й Солдат_— Что стало с его бандой?

_1-й Солдат_ — О, они исчезли. Только женщины были рядом с ним.

_2d Roman Soldier_— Они были довольно желтой толпой. Когда они увидели его,
идти туда они не захотели.

_1-й солдат_— Женщины хорошо держались.

_2-й Солдат_— Конечно, они хорошо держались.

_1-й римский солдат_ — Ты видел, как я всаживаю в него старое копье?

_2-й римский солдат_ — когда-нибудь из-за этого у тебя будут неприятности.

_1-й солдат_ — это меньшее, что я мог для него сделать. Я скажу вам, что он
мне показалось, что сегодня он выглядел там довольно неплохо.

_Hebrew Wine—seller_-Джентльмены, вы знаете, что я закрываюсь.

_1—й римский солдат_- У нас будет еще один раунд.

_2—й римский солдат_ - Какой в этом толк? Это ни к чему не приведет.
Давай, поехали.

_1-й солдат_ - Просто еще один раунд.

_3d Роман Soldier_—[_Getting из бочки._] Нет, хватит. Давайте
иди. Я чувствую, как ад сегодня вечером.

_1—й солдат_ - Еще один.

_2—й Солдат_ - Нет, давай. Мы собираемся идти. Спокойной ночи, Джордж. Запиши это
в счет.

_ Продавец вина _—Спокойной ночи, джентльмены. [_ Он выглядит немного обеспокоенным._] Вы
не могли бы дать мне кое-что в счет, лейтенант?

_2d Римский солдат _— Какого черта, Джордж! В среду день выплаты жалованья.

_ Продавец вина _ — Все в порядке, лейтенант. Спокойной ночи, джентльмены.

 [_ Три римских солдата выходят через дверь на улицу._]

 [_ Снаружи, на улице._]

_2-й римский солдат_—Джордж такой же жид, как и все остальные.

_1-й римский солдат_ — О, Джордж хороший парень.

_2d Soldier_—Сегодня вечером все к тебе хорошо относятся.

_3dl Soldier_— Пойдем в казармы. Я чувствую себя сегодня как в аду
.

_2d Soldier_— Ты слишком долго здесь пробыл.

_3d Roman Soldier_ — Нет, дело не только в этом. Я чувствую себя как в аду.

_2d Soldier_—Ты пробыл здесь слишком долго. Вот и все.

 ЗАНАВЕС.




 БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ


Итак, он съел апельсин, медленно выплевывая косточки. Снаружи шел снег.
собирался дождь. Электрическая плита внутри, казалось, не давала тепла.
и, встав из-за письменного стола, он сел на плиту. Как хорошо
это было! Здесь, наконец, была жизнь.

Он потянулся за другим апельсином. Далеко отсюда, в Париже, Маскар нокаутировал
Дэнни Фруша Куку во втором раунде. Далеко отсюда, в Месопотамии,
выпал двадцать один фут снега. По всему миру в далеком
Австралия, английские игроки в крикет были заточки до своей калитки.
_There_ был роман.

Покровители искусств и литературы обнаружили библиотеки Forum_, как он все прочитал. IT
является проводником, философом и другом мыслящего меньшинства. Приз
короткие рассказы — напишут ли их авторы завтрашние бестселлеры?

Вы насладитесь этими теплыми, домоткаными американскими историями, кусочками реальной жизни
на открытом ранчо, в переполненном многоквартирном доме или комфортабельном доме, и все это с
здоровой ноткой юмора.

"Я должен прочитать их", - подумал он.

Он читал дальше. Дети наших детей — что из них? Кто из них? Необходимо найти новые
средства, чтобы найти для нас место под солнцем. Будет ли это сделано
войной или это можно сделать мирными методами?

Или нам всем придется переехать в Канаду?

Наши глубочайшие убеждения—наука будет их расстраивать? Наша цивилизация—это
он уступает старше заказов вещей?

А тем временем, в далекой капает джунгли Юкатана, забили
разделочные осей ГУМ-вертолеты.

Хотим ли мы, большие люди—или мы хотим, чтобы они культурнее? Возьмите Джойс. Возьмите
Президента Кулиджа. К какой звезде должны стремиться наши студенты колледжа? Есть
Джек Бриттон. Есть доктор Генри Ван Дайк. Можем ли мы примирить их?
Возьмем случай с Юным Стриблингом.

А что будет с нашими дочерьми, которые должны сами сделать свой выбор? Нэнси
Хоторн обязана сделать свой выбор в море жизни.
Мужественно и толково она сталкивается с проблемами, которые приходят, чтобы каждая девушка
восемнадцать.

Это был прекрасный буклет.

Вы восемнадцатилетней девушкой? Принять по делу Жанны д'Арк. Возьмем случай
с Бернардом Шоу. Возьмем случай с Бетси Росс.

Подумайте об этих событиях в 1925 году — была ли рискованная страница в пуританской истории
? Были ли у Покахонтас две стороны? Было ли у него четвертое
измерение?

Являются ли современные картины и поэзия искусством? И да, и нет. Возьмите Пикассо.

Есть ли у бродяг нормы поведения? Отправь свой разум в путешествие.

Романтика есть везде. _Forum_ Писатели говорят по существу, являются
обладают юмором и остроумием. Но они не пытаются быть умными и
никогда не бывают многословными.

Живите полной жизнью разума, воодушевленные новыми идеями, опьяненные
Романтикой необычного. Он отложил брошюру.

А тем временем, растянувшись на кровати в затемненной комнате своего дома
в Триане, Мануэль Гарсия Маэра лежал с трубками в каждом легком, тонущий
от пневмонии. Все газеты Андалусии посвятили специальные
приложения его смерти, которую ожидали несколько дней. Мужчины и
мальчики покупали цветные фотографии в полный рост, чтобы помнить о нем, и
они потеряли его изображение в своих воспоминаниях, посмотрев на
литографии. Тореадоры испытывали огромное облегчение от того, что он умер, потому что он
всегда делал на арене для боя быков то, что они могли делать только иногда.
Они все маршировали под дождем за его гробом , и там былиe
сто сорок семь тореадоров последовали за ним на кладбище,
где они похоронили его в могиле рядом с Хоселито. После похорон
все сидели в кафе, прячась от дождя, и множество цветных фотографий
Маэры было продано мужчинам, которые свернули их и рассовали по своим
карманам.




 ТЕПЕРЬ я ОТКЛАДЫВАЮ


В ту ночь мы лежали на полу в комнате и слушала
шелкопряды едят. Шелкопряды кормились в корзинах с листьями шелковицы, и
всю ночь было слышно, как они едят и как падают листья.
Я сам не хотел спать, потому что я долгое время жил
со знанием того, что если я когда-нибудь закрою глаза в темноте и позволю себе
уйти, моя душа покинет мое тело. Я был таким уже давно
с тех пор, как меня взорвали ночью, и я почувствовал, как это покидает меня
и уходит, а потом возвращается. Я старался никогда не думать об этом, но
с тех пор это начало происходить по ночам, как раз в момент отхода ко сну
, и я мог остановить это только очень большим усилием. Так что, хотя
сейчас я совершенно уверен, что на самом деле это не вышло бы наружу, но тогда,
тем летом у меня не было желания проводить эксперимент.

У меня были разные способы занять себя, пока я лежал без сна. Я бы
думаю, форель в потоке я выведывала, когда я был маленьким, а рыба ее
всей длине, очень тщательно, на мой взгляд, очень тщательно рыбалка под все
журналы, все повороты банка, глубоких ямах и понятно
мелководье тянется, иногда ловить форель, а иногда теряем их. Я
останавливался на рыбалке в полдень, чтобы пообедать; иногда на бревне над
ручьем; иногда на высоком берегу под деревом, и я всегда съедал свой обед
очень медленно и смотрел трансляцию ниже меня, пока я ел. Часто у меня кончились
приманки потому, что мне понадобилось бы всего десять червей со мной в табачными изделиями олова
когда я начал. Когда я израсходовал их все, мне оставалось найти еще червей, и
иногда было очень трудно копать на берегу ручья, где
кедры защищали от солнца и не было травы, а только
голая влажная земля, и часто я не мог найти никаких червей. Хотя я всегда находил
какую-нибудь наживку, но однажды на болоте я вообще не смог найти наживки
и мне пришлось разрезать одну из пойманных форелей и использовать ее в качестве наживки.

Иногда я находил насекомых на заболоченных лугах, в траве или под
папоротниками и использовал их. Там были жуки и насекомые с лапками, похожими на
стебли травы, и личинки в старых гнилых бревнах; белые личинки с коричневыми
щиплющими головками, которые не держались на крючке и слетали в никуда
в холодной воде и древесных клещей под бревнами, где я иногда находил
червей-уголек, которые проскальзывали в землю, как только бревно поднимали.
Однажды я использовала саламандру из-под старого бревна. Саламандра была очень
маленькой, аккуратной, проворной и красивого цвета. У него были крошечные ножки, которые пытались
чтобы удержаться на крючке, и после того единственного раза я никогда не использовал саламандру.
Хотя я находил их очень часто. Также я не использовал сверчков,
из-за того, как они действовали на крючок.

Иногда ручей струился через открытую поляну, и в сухой траве я
ловил кузнечиков и использовать их на удочку и иногда я
ловить кузнечиков и бросать их в поток и смотреть, как они плавают
по плаванию на поток и кружил на поверхности в качестве текущего
взял их, а затем исчезнуть как форель Роза. Иногда я ловил рыбу
четыре или пять разных ручьев за ночь; начинал так близко, как только мог
добирался до их истока и ловил рыбу ниже по течению. Когда я заканчивал
слишком быстро, а время не шло, я снова ловил рыбу в ручье,
начиная с того места, где он впадал в озеро, и возвращаясь вверх по течению,
пытаясь поймать всю форель, которую я пропустил на спуске. В некоторые ночи я тоже
сочинял стримы, и некоторые из них были очень захватывающими, и это было похоже на
бодрствование во сне. Некоторые из этих ручьев я до сих пор помню и
думаю, что я ловил в них рыбу, и они перепутаны с ручьями, в которых я
действительно знаю. Я дал им всем имена и пошел с ними в поезд и
иногда шел пешком, чтобы добраться до них.

Но иногда по ночам я не мог ловить рыбу, и в такие ночи я не мог заснуть от холода
и повторял свои молитвы снова и снова, и пытался молиться за всех людей, которых я
когда-либо знал. Это отняло много времени, потому что, если вы попытаетесь
вспомнить всех людей, которых вы когда-либо знали, возвращаясь к самому раннему
что вы помните — у меня это был чердак дома, где я
родился и висит свадебный торт моих родителей в жестяной коробке.
с одного из стропил, а на чердаке - банки со змеями и другими экземплярами.
образцы, которые мой отец собирал мальчиком и хранил в
спирте, спирт впитался в банки, так что стенки некоторых
змеи и образцы были обнажены и побелели — если вы вспомните
то, что было так давно, вы вспомните очень многих людей. Если вы молились все
из них, говоря: "Радуйся, Мария", а Отче Наш для каждого из них, потребовалось
долгое время и, наконец, будет свет, и тогда ты можешь идти спать,
если вы попали в такое место, где ты можешь спать при свете.

В те ночи я пытался вспомнить все, что когда-либо происходило со мной.
начиная с того момента, как я отправился на войну, и возвращаясь воспоминаниями назад.
от одной вещи к другой. Я обнаружил, что могу вспомнить только то, что было на том
чердаке в доме моего дедушки. Потом я начинал оттуда и вспоминал
так снова, пока не добирался до войны.

Я вспомнил, что после смерти моего дедушки мы переехали из этого дома
в новый дом, спроектированный и построенный моей матерью. Многие вещи, которые
нельзя было перевозить, были сожжены на заднем дворе, и я помню те
банки с чердака, брошенные в огонь, и как они лопались на жаре.
огонь разгорелся от алкоголя. Я помню змей.
горящие в костре на заднем дворе. Но там не было людей,
только вещи. Я даже не мог вспомнить, кто сжег эти вещи, и я
шел дальше, пока не подходил к людям, а потом останавливался и молился за них.

Рассказывая о новом доме, я вспомнил, как моя мать всегда убиралась.
все расставляла по местам и наводила порядок. Однажды, когда мой отец был в отъезде.
на охоте она произвела хорошую тщательную уборку в подвале
и сжег все, чего там не должно было быть. Когда мой отец
вернулся домой, вылез из коляски и запряг лошадь, огонь
все еще горел на дороге рядом с домом. Я вышла ему навстречу.
Он отдал мне ружье и оглянулся на огонь. “Что это?” он
спросил.

“Я убиралась в подвале, дорогая,” сказала моя мать из
крыльцо. Она стояла там, улыбаясь, ему навстречу. Мой отец посмотрел на
огонь и пнул что-то. Затем он наклонился и взял
что-то из пепла. “Вам грабли, Ник”, - сказал он мне. Я пошел
спустился в подвал, принес грабли, и мой отец очень тщательно разгреб их.
зола. Он выгреб каменные топоры, ножи для снятия кожуры с камня и инструменты
для изготовления наконечников стрел, глиняных изделий и множества наконечников для стрел. Все они
почернели и раскололись от огня. Мой отец очень аккуратно сгреб их все
и разложил на траве у дороги. Ружье
в ее кожаный чехол и своей игрой-сумки были на траве, где он
оставила их, когда он сошел с коляски.

“Возьми пистолет и сумки в доме, Ник, и принеси мне газету”, - сказал он.
сказал. Моя мать вошла в дом. Я взял дробовик, который было
тяжело нести и бил по ногам, и две сумки с дичью, и
направился к дому. “Бери их по одному”, - сказал мой отец.
“Не пытайся нести слишком много сразу”. Я поставил игру-сумки и
взял дробовик и достал газету из стопки на моем
офис отца. Мой отец разложил все почерневшие, обколотые каменные орудия труда
на бумаге, а затем завернул их. “Лучшие наконечники для стрел
разлетелись на куски”, - сказал он. Он вошел в дом с бумагой в руках.
мы с пакетом остались снаружи на траве с двумя охотничьими сумками. Через
Некоторое время я отнес их в дом. Вспомнив об этом, там было всего два человека,
поэтому я помолился за них обоих.

Однако иногда по ночам я даже не мог вспомнить свои молитвы. Я мог только
дойти до “На земле, как на небесах”, а затем должен был начать все сначала
и был абсолютно неспособен преодолеть это. Тогда мне пришлось бы
признать, что я не могу вспомнить, и перестать молиться в ту ночь
и попробовать что-нибудь другое. Поэтому в некоторые ночи я пытался вспомнить
все животные в мире по названиям, а затем птицы, а затем рыбы
а затем страны и города, а затем виды еды и названия
все улицы, которые я мог вспомнить в Чикаго, и когда я не мог
если бы я еще хоть что-нибудь помнил, я бы просто слушал. И я не
помню один вечер, на котором вы не могли слышать. Если бы я мог иметь
свет я не боялась заснуть, потому что я знал, что моя душа будет идти только
из меня, если бы было темно. Так что, конечно, много ночей я проводил там, где у меня
был свет, а потом я спал, потому что почти всегда был уставшим
и часто очень хочется спать. И я также уверен, что много раз я засыпал, не зная об этом,
но я никогда не спал, зная об этом, и в эту ночь я слушал
шелковичных червей. Ночью очень отчетливо слышно, как едят шелкопряды.
Я лежал с открытыми глазами и слушал их.

В комнате был только один человек, и он тоже не спал. Я
долго прислушивался к тому, что он не спит. Он не мог лгать, как
тихо, как только мог, потому что, возможно, он не так много опыта
бодрствования. Мы лежали на одеялах, расстеленных на соломе, и когда он
при перемещении соломы было шумно, но шелкопряды не испугались никакого шума.
мы производили шум и продолжали спокойно есть. Там были шумы ночного семь
километрах в тылу снаружи, но они отличались от тех,
небольшие шумы внутри помещения в темное время суток. Другой человек в комнате
попытался спокойно лежал. Затем он снова пошевелился. Я тоже пошевелился, чтобы он знал.
Я не спал. Он прожил десять лет в Чикаго. Они приняли его за солдата
в тысяча девятьсот четырнадцатом году, когда он вернулся навестить свою семью,
и они отдали его мне в качестве санитара, потому что он говорил по-английски. Я
услышав, что он прислушивается, я снова пошевелился под одеялами.

“Вам не спится, синьор Тененте?” он спросил.

“Нет”.

“Я тоже не могу уснуть”.

“В чем дело?”

“Я не знаю. Я не могу уснуть”.

“Ты хорошо себя чувствуешь?”

“Конечно. Я чувствую себя хорошо. Я просто не могу уснуть”.

“Хочешь немного поговорить?” Спросил я.

“Конечно. О чем ты можешь говорить в этом чертовом месте”.

“Это довольно хорошее место”, - сказал я.

“Конечно”, - сказал он. “Все в порядке”.

“Расскажи мне о Чикаго”, - попросил я.

“О, - сказал он, - ”Я тебе все это когда-то рассказывал”.

“Расскажи мне о том, как ты вышла замуж”.

“Я тебе это говорила”.

“Это было письмо, которое ты получил в понедельник ... от нее?”

“Конечно. Она пишет мне все время. Она хорошо зарабатывает на этом месте.
”

“У тебя будет хорошее заведение, когда ты вернешься”.

“Конечно. Она прекрасно им управляет. Она зарабатывает много денег”.

“Ты не думаешь, что мы их разбудим разговорами?” - Что? - спросил я.

“ Нет. Они не слышат. В любом случае, они спят как свиньи. Я другой, - сказал он
. “ Я нервничаю.

“ Говори тише, - сказал я. “Хотите закурить?”

Мы умело курили в темноте.

“Вы мало курите, синьор Тененте”.

“Нет. Я уже почти завязал”.

“Ну, ” сказал он, - это не приносит тебе никакой пользы, и я полагаю, ты становишься таким
не пропустите это. Вы когда-нибудь слышали, что слепой человек не хочет курить, потому что он
не видит, как выходит дым?

“Я в это не верю”.

“Я лично думаю, что все это чушь собачья”, - сказал он. “Я просто где-то это слышал.
Ты же знаешь, как люди все слышат”.

Мы оба молчали, и я слушал шелкопрядов.

“Ты слышишь этих чертовых шелкопрядов?” спросил он. “Слышно, как они жуют”.

“Забавно”, - сказал я.

“ Скажите, синьор Тененте, с вами действительно что-то не так, что вы
не можете заснуть? Я никогда не вижу, чтобы вы спали. Вы не спали по ночам с тех пор, как
Я с вами.

“Я не знаю, Джон”, - сказал я. “Я был в довольно плохой форме рано утром.
прошлой весной, и по ночам это беспокоит меня”.

“Такой, какой я есть”, - сказал он. “Мне вообще не следовало ввязываться в эту войну. Я
слишком нервничаю”.

“Может быть, все наладится”.

“Скажите, синьор Тененте, за что вы вообще попали на эту войну?”

“Я не знаю, Джон. Тогда я хотел”.

“Хотел”, - сказал он. “Это чертовски веская причина”.

“Нам не следует разговаривать вслух”, - сказал я.

“Они спят как свиньи”, - сказал он. “Они все равно не понимают английского
языка. Они ни черта не понимают. Что ты собираешься делать
когда все закончится и мы вернемся в Штаты?

“ Я найду работу в газете.

“ В Чикаго?

“ Может быть.

- Ты когда-нибудь читал, что пишет этот парень Брисбейн? Моя жена вырезает его
для меня и присылает мне.

“Конечно”.

“Вы когда-нибудь встречались с ним?”

“Нет, но я его видел”.

“Я бы хотел познакомиться с этим парнем. Он прекрасный писатель. Моя жена не читает
Английский, но она берет газету, как тогда, когда я был дома, и вырезает
передовицы и спортивную страницу и отправляет их мне ”.

“Как твои дети?”

“С ними все в порядке. Одна из девочек сейчас в четвертом классе. Ты знаешь,
Синьор Тененте, если бы у меня не было детей, я бы не был вашим ординарцем
сейчас. Они заставили бы меня все время стоять в очереди.

“Я рад, что они у вас есть”.

“Я тоже". Они прекрасные дети, но я хочу мальчика. Три девочки и ни одного мальчика.
Это чертовски важное замечание.

“Почему бы тебе не попытаться заснуть”.

“ Нет, я сейчас не могу уснуть. Я уже совсем проснулся, синьор Тененте. Послушайте, я все же беспокоюсь, что вы не спите.
- Все будет в порядке, Джон. ” "Я не могу заснуть". "Я не могу заснуть".

“Все будет в порядке, Джон”.

“Представь, что такой молодой человек, как ты, не спит”.

“Со мной все будет в порядке. Просто это займет некоторое время”.

“Ты должен прийти в себя. Не может ужиться человек, который не спит. Делать
вы о чем-нибудь беспокоитесь? У вас есть что-нибудь на уме?

“Нет, Джон, я так не думаю”.

“Вам следовало бы жениться, синьор Тененте. Тогда бы вы не беспокоились”.

“Я не знаю”.

“ Тебе следовало бы выйти замуж. Почему бы тебе не выбрать какую-нибудь симпатичную итальянку
с кучей денег. Ты мог бы получить любую, какую захочешь. Ты молод, и
у тебя хорошие награды, и ты хорошо выглядишь. Тебя ранили пару раз
.

“Я недостаточно хорошо говорю на этом языке”.

“Ты говоришь на нем прекрасно. К черту разговоры на этом языке. Вам не придется
поговорите с ними. Женись на них.

“Я подумаю об этом”.

“Ты знаешь некоторых девушек, не так ли?”

“Конечно”.

“Ну, ты женишься на той, у кого больше денег. Здесь их так воспитали.
Все они будут тебе хорошей женой.

“Я подумаю об этом”.

“Не думай об этом, синьор Тененте. Сделай это”.

“Хорошо”.

“Мужчина должен быть женат. Ты никогда не пожалеешь об этом. Каждый мужчина должен
быть женат”.

“Хорошо”, - сказал я. “Давайте попробуем немного поспать”.

“Хорошо, синьор Тененте. Я попробую еще раз. Но вы помните, что я
сказал”.

“Я запомню это”, - сказал я. “ А теперь давай немного поспим, Джон.

“ Хорошо, - сказал он. “ Надеюсь, ты уснешь, синьор Тененте.

Я слышал, как он завернулся в одеяла на соломе, а потом стало очень тихо
и я услышал его ровное дыхание. Потом он захрапел. Я
долго слушал, как он храпит, а потом перестал слушать
он храпел и слушал, как едят шелковичные черви. Они ели размеренно,
шурша листьями. У меня появилась новая вещь, чтобы думать о и я
лежа в темноте с открытыми глазами и думал, что из всех девушек, которых я
либо знал, и какие у них жен бы. Это был очень
интересная вещь, чтобы думать о и на некоторое время его убили
ловил форель и мешал моим молитвам. Наконец, хотя, я пошел
вернуться на форель-рыбалка, потому что я обнаружил, что я мог вспомнить все
ручьи и там всегда что-то новое о них, в то время как девочки,
после того как я подумал о них несколько раз, размытое и я не мог позвонить
их в моей голове и, наконец, все они размыты и все стало довольно
так же и я бросил думать о них почти и вовсе. Но я продолжал.
я молился, и я очень часто молился за Джона по ночам и за его класс.
класс был отстранен от действительной службы перед октябрьским наступлением. Я был рад, что его там не было, потому что он бы очень беспокоил меня. Он пришел в больницу в Милан, чтобы увидеть меня через несколько месяцев после и
был очень разочарован, что я еще не замужем, и я знаю, что он будет
чувствую себя очень плохо, если бы он знал, что до сих пор я никогда не был женат. Он собирался
вернуться в Америку, и он был очень уверен в браке и знал, что это
все исправит.


 * * * * *