Предавший себя

   
   Для участников июньской научной конференции « Искусственный интеллект: достижения и перспективы», проходившей в университете Лобачевского,  была организована экскурсия по Нижнему Новгороду.  Никита Степанович, учёный из Москвы,  от экскурсии отказался: этот город на Волге он знал довольно хорошо. Ему самому хотелось пройтись по знакомым улицам, поворошить в памяти прошедшие студенческие времена.        А учился Никита Степанович как раз в этом университете, где сейчас проходит конференция…

   Студенческие годы, как вы сами понимаете, - это не только университет: зачёты и экзамены, недосып и пересдача, общежитие и библиотека, но и много ещё чего: стипендия и каникулы, студенческие  вечеринки, походы в кино, дружеские посиделки,  прогулки-знакомство с городом и студенческая любовь …

    Женат был доктор математических наук Никита Степанович уже 30 лет. С небольшим хвостиком.  Но не о своей жене думал он сейчас, сидя на открытой веранде кафе. Осматривая главную улицу города, Покровку, Никита Степанович подивился, как много здесь открылось кафе с открытыми верандами… Во время его учёбы такого не было… Хотя в Нижнем, бывшем городе Горьком, он не был более 30 лет, но тот дом, в котором была когда-то «Кулинария», он нашёл сразу. Эти магазины с полуфабрикатами, со свежей выпечкой и готовой едой были очень популярны среди студентов и детворы. И в этой «Кулинарии»  он впервые услышал её смех и увидел её, Настеньку.

Минувшие дни.
…Никита стоял за высоким столиком, допивал свой кофе с невероятно вкусным пирожным. Он позволил себе тогда эту любимую вкусняшку –из заварного теста со сливочным кремом за 22 копейки. Вчера был сдан последний экзамен зимней сессии IV курса. Впереди – каникулы и долгожданная поездка домой, в деревню. В ту минуту он ещё не знал, что на следующий день он откажется от поездки и соврёт родителям, что, якобы, не сдал сессию, и что готовится к пересдаче, которая назначена через десять дней, и что эти десять дней он будет усиленно готовиться, чтобы получать стипендию…Родители поверят.
   Никита уж было направился к выходу, но, услышав громкий  заливисто- бархатистый девичий смех, остановился и оглянулся.
   За столиками возле окна  стояли три молоденькие девушки. Высокая девушка, в серой шапке и такого же цвета пальто, что-то негромко рассказывала. Одна из её подружек, в синем пальто,  сдавленно, прикрыв рот ладошкой, хихикала; третья, запрокинув голову назад, смеялась во весь голос. Белая вязаная шапочка, соскользнув с её головы, упала на пол. Густые каштановые волосы, воспользовавшись моментом, сбросили ненавистные шпильки- заколки и  шелковым водопадом упали на её плечи. Девушка в синем подняла с пола шапку подружки и положила её на одну из двух дорожных сумок, стоящих под столом.
   Смех девушки, подобно фейерверку, рассыпался на радость-искринки, осыпал Никиту, ворвался в тело удушливой волной. Радость этой молоденькой девушки была настолько притягательна, что заставила его вернуться. Никита подошёл к прилавку, купил себе чай (на большее уже не было денег) и выбрал столик, откуда мог бы лучше рассмотреть девушку.
   Черты её лица немного больше, чем надо бы для идеала. Нос великоват, но он гармонировал с полными щечками, на которых играли трогательные  ямочки.  Пухлые ярко-красные губы приоткрывали верхний влажный ряд белых зубов с небольшой щербинкой. Немного вздёрнутый подбородок, высокий лоб, широкие, чуть изогнутые брови  и небольшие глаза. Какого они цвета, Никита не мог определить  с места своего наблюдения.
   Девушка уже не смеялась так задорно-громко, а наклонив голову к  подружкам, что-то негромко им рассказывала.

   Никита перевёл взгляд на других девушек. Вот этих девиц можно назвать красивыми; правильные черты лица умело подчеркнуты  косметикой, позволяющей произвести самое выгодное впечатление. Но, скользнув взглядом по их лицам, молодой человек поспешил перевести взгляд на простое, естественное и миловидное лицо не особой красы.


   Никита вдруг вспомнил классификацию людей, которую придумал его сосед по комнате. «Все люди делятся на четыре  категории: человеки-лужи – примитивные, поверхностные, пустышки. «Про них Шекспир сказал: «Что человек, когда он занят только / Сном и едой? Животное, не более», - цитировал сосед своего любимого поэта.
   Вторую категорию людей сосед Вася называл «Человеки-озёра», а третью «Человеки-моря». «Есть ещё гении на земле.  Это «Человеки-океаны». Их мало на Земле, как понимаете, но они определяют…» - говорил Вася. Чего они там определяют, Никита не мог сейчас припомнить,  поскольку слушал говорливого Васю почти всегда вполуха.
   И сейчас вот, глядя на трёх девиц, Никита впервые серьёзно задумался над Васиной теорией. «Как всё просто и понятно», - мысленно похвалил он своего соседа. Подружки были явно мельче понравившейся ему девушки.

   Увиденное  позволило будущему математику по достоинству оценить девушку с каштановыми волосами.
   Неожиданно его сухое логическое мышление дало сбой и проснулось воображение.
   «Эту девушку можно представить бутоном цветка. Её подружек, - Никита ещё раз взглянул на девиц,-  ну, можно представить камеями. Красивенько и незамысловато. А вот Она хранит в себе много тайны, много красоты, чарующий запах и… предчувствие счастья».
   Его сердце вдруг учащенно забилось, дыхание стало неровным, и  во рту стало сухо…  Никита опустил глаза, отхлебнул остывший чай.

   Перед глазами возникла белая роза, стоящая в литровой банке на подоконнике в комнате общежития. Розу, белый нераскрывшийся бутон, купил сосед Вася для своей девушки. Никита не мог сейчас вспомнить, почему не состоялось свидание у соседа, и почему тот не выбросил цветок.   
Вспомнил Никита, как проснувшись в воскресенье, когда не надо было никуда спешить, долго смотрел на распустившийся цветок. Роза, изящно расправив белые лепестки, расточала дивный запах.
Девушка притягивала взор отражением и внутреннего очарования.

   Между тем три девушки, подхватив дорожные сумки, направились к выходу.
   Математический склад ума помогал ему учесть все варианты развития событий.
   Никита выбрал наилучшее решение. На улице, нагнав троицу, представился; легко и непринужденно завязал разговор с девушками. Анюта, Маруся и Настя (так звали понравившуюся девушку) учились в библиотечном институте; тоже вчера сдали последний экзамен, тоже отметили это событие в этой «Кулинарии», а сейчас Анюта и Маруся торопятся на пригородную электричку, домой, а подружка, горьковчанка Настя, их провожает.
   Возникшая обоюдная симпатия между Никитой и Настей долго не отпускала их домой. Уже около 10 часов вечера вконец озябшая Настя забежала в подъезд своего дома: «Ну, от родителей попадёт…», а Никита на крыльях полетел к себе в общежитие…

   Недолгие зимние студенческие каникулы влюбленные провели вдвоём.   
   Дополнительный перевод денег (десять рублей от родителей) и ночная подработка (разгрузка вагонов со стройматериалами со знакомыми студентами на железнодорожной станции) ликвидировали возникший было у Никиты финансовый кризис.
Да и Настя оказалась девушкой скромной, без притязаний.
   Ежедневные свидания молодых людей начинались в 10 часов утра. В это время открывалась областная библиотека. В стенах Дворца книги, которая оказалась и местом свиданий, и уголком общения, и источником познания и знания, влюбленные проводили до обеда.
   Обедали обычно  в «Столовой», там же, на Покровке. После обеда бродили по городу, побывали почти во всех музеях города, пересмотрели все фильмы, которые шли в кинотеатрах города в ту зимнюю пору. И даже побывали однажды на спектакле в театре «Комедия»  на Грузинской улице. Но как назывался спектакль, Никита сейчас не мог вспомнить. Он помнил, что Настя что-то рассказывала про спектакль, который давно хотела посмотреть… А он хотел в полумраке зале обнять, прижать к себе девушку, почувствовать её сбивчивое дыхание, услышать стук её взволнованного сердечка…
   Сели, как обычно, на последний ряд в зрительном зале. Его взволнованное дыхание сливалось с её дыханием в головокружительном поцелуе, и сердца влюблённых бились в такт…

   А потом бессонной ночью Никита вспоминал свои  школьные влюбленности. … Криво усмехнулся парень. Он явно сейчас осознавал, что, то была лишь  проба пера – палочки-крючочки… Он учился чувствовать, учился познавать себя… И школьные подруги были как опытный образец… Ну да, как волнительный, приятный опыт учёбы…Первые влюблённости – как настрой музыкального инструмента перед серьёзным выступлением, перед главной игрой в жизни… Он учился настраивать скрипку, которая со временем научилась почти не фальшиво играть соло… Одинокий голос  скрипки был безыскусен и прост… А сейчас Никита проникновенно, чувственно слышал дивное оркестровое многозвучье  вселенской гармонии. Слушал и наслаждался волнующе-пленительной  мелодией души и сердца...

   В последний день каникул влюблённые с утра решили заняться подготовкой к новому учебному семестру, домашними делами, а встретиться - часа в четыре…
   Никита почувствовал некую необычность Насти: она была в тот вечер не особо говорлива, задумчива. Молодые люди стояли на Стрелке (место слияния Оки и Волги) и любовались закатом.  Никита искоса посматривал на девушку, отмечая, что Настя  становилась слишком значимой для него; она заполняла всё пространство…  Неожиданно его сухое логическое мышление задало вопрос: «А это хорошо ли?»  И впервые за две недели в душе Никиты закралось сомнение… Нет, он не разлюбил  Настю …Он сильно её любил, она очень дорога ему…
   И на предложение Насти отправиться к ним домой («Мама пирог испекла…»), его закравшееся в тот вечер сомнение отвергло это предложение любимой девушки…
   Никита до сих пор помнит, как удивлённо на него взглянула Настя, как серые глаза её вдруг потемнели и сделались огромными… В пол-лица…

***
   Московский учёный растерянно листал меню, всё никак не мог определиться с заказом…

Минувшие дни.
   Начались учебные будни. И Никита, и Настя серьёзно относились к учёбе. Способный ученик Никита окончил школу с серебряной медалью.   Понимая для себя важность высшего образования и, рассматривая его как трамплин к дальнейшей карьере, Никита старательно учился в университете.
   А жизненный девиз  Насти - «Делай, что должно, и будь, что будет». И учёба не была исключением.
    Встречались  влюбленные во время учёбы по выходным и праздникам. 

   Молодые люди торопились на свидание. Спешили увидеть колдовские искринки в глазах друг друга, почувствовать тепло ладони и  переплести пальцы рук, услышать любимый голос и раствориться в нём. Спешили поделиться друг с другом радостью нового открытия, возникшим вдруг сомнением. Торопились навстречу друг другу, чтобы ощутить себя важным и значимым в этой жизни.

   Нежелание парня познакомиться с родителями был надёжно упрятан под  стопудовой плитой полузабытья. Своё предложение Настя больше не повторяла. А Никита голову не ломал: правильно ли он поступил, ответив девушке отказом. Ну, не захотел и не захотел. Значит, так надо было…
   Отказ Никиты всё же дал какую-то трещинку в их отношениях…  Есть поступки, слова, ссоры в паре людской, которые ничего не значат…  Ну, появилась трещинка в стене или на крыше… Ничего страшного… Отремонтируем, замажем, забелим, закрасим.  Глядишь, краше прежнего получилось… А вот если трещина в фундаменте здания появилась,  то не спасти строение. Не сохранить отношения.  Дело времени. Наверное, не стоит терять силы и средства на ремонт фундамента… Всё равно, рано или поздно, рухнет. Важно уметь различать эти трещины, важно понять, что можно простить в отношениях, а что - нет…

***
   Наконец, московский профессор  определился с заказом:
- И ещё, пожалуйста, грамм 100 коньяка. Нет, пожалуй, 150 граммов.
«Настроение надо поднять себе. Что-то я совсем раскис», - огорченно подумал  Никита Степанович.

Минувшие дни.
   В начале марта профессор Михайлов, неулыбчивый и чрезвычайно серьёзный человек, читавший  на курсе «Математический анализ»,  после своей лекции попросил Никиту задержаться. Владимир Андреевич, вертя в руках карандаш, исподлобья  молча смотрел на подошедшего к нему рослого и красивого парня с копной густых тёмных волос и не торопился  начать разговор. Наконец, отложив карандаш в сторону, профессор  пристально ещё раз посмотрел на студента, который приглянулся его дочери студентке, заговорил.
   - Никита, вот какое дело… На днях я уезжаю в Москву. Приглашают меня в московский институт преподавать… Повышение по  службе, перспективы…Поеду, посмотрю… Скорее всего, буду с семьёй перебираться в первопрестольную… А дело вот в чём...  Дочка моя  переболела воспалением лёгких… Да ты её знаешь, курсом ниже…Правда, фамилия у неё другая,  Яроцкая Катя.
   Никита кивнул. Катерину он знал, правда, не ведал что она – профессорская дочка. Поворошил в памяти встречи с Катериной, с которой пересекался  несколько раз на студенческих мероприятиях. И только сейчас припомнил, что всякий раз девушка оказывалась рядом с ним: то за столиком, то сидели в актовом зале рядышком... Видимо, ничего не зацепило молодого человека, и  равнодушен он остался к девичьим чарам профессорской дочки…
Никита вопросительно посмотрел на профессора.
   - Позаниматься бы с Катей надобно. Отстала она из-за болезни…А я вот уезжаю, не смогу ей помочь. Ты парень толковый. Я видел, как другим ты объясняешь сложный материал… Побудь, пока меня не будет дома, так сказать, репетитором. Занятия я оплачу.
О том, что дочь просила поговорить именно с Никитой, профессор умолчал.
- Да что Вы, Владимир  Андреевич! Какие деньги! Конечно же, позанимаюсь, помогу Кате.
- Спасибо, Никита. Буду признателен тебе. Наверное, в выходные будешь приходить к нам.  Это наш телефон, - профессор на листе бумаги написал номер. -  Позвони Кате, договоритесь о времени.

   Возвращаясь после занятий в общежитие, Никита первый раз за этот день подумал о Насте: «Что ж, свидания с Настей можно и сократить. Занятия с профессорской  дочкой, -  это важно для меня. Это поможет моей карьере».
  Ни тени сомнения не мелькнуло у Никиты. Всё чётко по полочкам было разложено в голове у парня.
Насте он объяснил, что нашёл хорошую подработку:
   - Недолго, месяц, полтора.  Раз появилась возможность подработать, надо воспользоваться. Это ж важно для нас. – Никита крепко обнял девушку за плечи, привлёк к себе. Он любил  Настю.
   Объяснять детали и нюансы подработки Никита не стал, решив, что это не важно.

   Отец Кати вернулся из Москвы через  три  недели. Поговорив с дочерью, профессор попросил Никиту ещё позаниматься с Катей, ссылаясь на большую загруженность в университете, заодно и сообщил новость о переезде в августе в столицу. Московский институт предоставляет  служебное жильё.
   - О переводе  Кати на математический факультет я договорился. – Профессор внимательно посмотрел на парня. – Если хочешь, можешь перебраться тоже в Москву. Я смогу помочь с переводом в институт, ну, и с общежитием.
Вслух не стал добавлять: «Если понадобится».
   Подработка у Никиты затянулась ни на месяц, ни на полтора, а до конца весенней сессии.
   Свидания с Настей становились всё реже и реже, короче и короче.
Нет, не разонравилась Настя Никите. Просто, более важные  и нужные дела появились у парня.
   Трещинка в фундаменте отношений становилась всё заметней и разрушительней.
   Настя молча страдала. Наконец, настал день, когда осунувшаяся и похудевшая девушка, придя на свидание, заявила, что встречаться более им не нужно. Резко повернулась и ушла. Никита не стал её окликать, не стал догонять. Парень потоптался на месте, пожал плечами и негромко сказал:
   - Может, это и к лучшему.

***
   Странное дело, но настроение коньяк в этот раз не поднял, не улучшил. Заказывать алкоголь больше не стал; попросил официанта приготовить кофе: «Наплевать на моё сердце». Рассеянно наблюдал за прохожими, гуляющими по Покровке.

   В тот вечер не удалось Никите Степановичу попробовать кофе. Он уже было поднёс ко рту чашку горячего ароматного капучино, но услышав за своей спиной женский заливисто-бархатистый смех, дёрнулся; рука дрогнула, и кофе пролился на скатерть.
Никита Степанович замер, держа в руках чашку, и не смея повернуться.
Этот смех мог принадлежать только одной женщине на свете. Настеньке.

Минувшие дни.
   Семья Михайловых перебралась в Москву в начале августа. Никита уехал в последних числах августа. Поселился в общежитии, но, ближе к Новому году, по настоянию Катерины, собрал свои  нехитрые пожитки и явился в квартиру Михайловых. Владимир Андреевич с женой выделили молодым комнату.  Перед новогодними каникулами расписались в районном  ЗАГСе. Родители Никиты на свадьбу сына не приехали, сослались на плохое самочувствие. Да Никита и не настаивал. Да и свадьбы, как таковой, не было. Просто заказали столик в хорошем московском ресторане. Посидели, душевно поговорили о планах на будущее (об учёбе в аспирантуре).
   - С детками только, молодёжь, не торопитесь. Успеется, дело нехитрое, - посоветовал  Владимир Андреевич.

   Никита был доволен: всё складывалось в его жизни как нельзя лучше. Аспирантура.  Кандидатская. Преподавательская работа в престижном институте. Докторская. Публикации в серьёзных изданиях. Хорошая квартира в престижном районе, крутая тачка, зарубежные командировки… Никита отдавал себе отчёт, что без помощи своего влиятельного и талантливого тестя многого он бы не имел из этого перечня благ…

   Нельзя сказать, что семейная жизнь была неудавшаяся … Но и радости было в ней мало. Зато были партнёрские отношения. Помогали друг другу при написании кандидатских  и докторских диссертаций, при написании научных статей. Что-то мешало Никите назвать их партнёрские отношения очень хорошими. Вроде и плохими тоже нельзя назвать. Но он сильно не задумывался по этому поводу. Какие есть, и, слава Богу. Карьера у жены складывалась успешно, с тем же перечнем благ и успехов, что и у Никиты. Спасибо большое покойному тестю.
   Планы о детях вначале отошли на второй план (карьеру надо было выстраивать, закрепляться в этой жизни), а со временем – так и вовсе пропали с горизонта. По поводу отсутствия детей горечи он не испытывал. Жена, по-видимому, тоже. К своим студентам всегда относился ровно; любимчиков никогда на кафедре у него не было. Даже гордился этим, своей справедливостью.   

   Не было в жизни Никиты ни рыбалки, ни футбола, ни хоккея, ни других мужских увлечений. Вся его жизнь состояла из производных и дифференциалов высших порядков, скалярного произведения векторов, дифференцирования сложных функций и других математических понятий. Институт, в котором работал, он почитал больше, чем свой дом, то, бишь, свою шикарную квартиру.
   Он отдавал себе отчёт в том, что, если бы не помощь тестя, Владимира Андреевича, талантливого математика, вряд ли бы он смог самостоятельно написать  и защитить докторскую. С кандидатской он бы справился сам, но не более. У жены его, Катерины, тоже способностей и умения хватило бы на кандидатскую.
   Правда, после смерти родителей  Катерина стала заметно меньше уделять внимания, к неудовольствию Никиты, математике. Увлеклась какими-то фондами, занялась благотворительностью.  «Не попала бы в руки мошенников», - озабоченно думал он.

***
   Никита всё же держал в поле зрения Настеньку. Знал, что после окончания института она вышла замуж и уехала с мужем в Киров.
И, продолжая держать в руках  чашку кофе, он, впервые в своей жизни, мучительно размышлял, как же ему поступить сейчас: повернуться? Тихонечко  уйти? Не привлекая внимания, остаться на месте?
«Почему Настя выбрала  именно это кафе, наше кафе? С мужем она?»
   Никита прислушался, но мужских голосов не услышал. Настя удивлялась наблюдательности и сообразительности своей четырёхлетней внучки, что-то рассказывала  про её смешные словечки, но Никита не очень-то понимал, о чём она говорит. Он вслушивался в тембр её голоса. Голос, как и когда-то её смех, врывался в его тело удушливой волной, проникал в самую душу, заставлял  волноваться его сердце.
Из оцепенения его вывел официант. Наклонившись и участливо заглядывая ему в лицо, спросил:
- Вам плохо? Чем  помочь?
   За спиной стихли женские голоса. Никита помотал головой, свободной рукой махнул в сторону официанта, мол, отойди. Официант, ещё раз взглянув на странного мужчину, отошёл.
Никита, еле разогнув затекшую руку, осторожно поставил чашку с остатками остывшего кофе на стол.
   Потом медленно встал и повернулся к соседнему столику. Навстречу, узнав его, из-за столика стала подниматься Настя. Удивлённые серые глаза в пол-лица. Сколько ещё женщин было за столиком, и были ли то студенческие подружки, Никита не понял. Он не мог оторвать взгляда от лица Насти. Не понимал, насколько изменилась она. Какие-то возрастные изменения он заметил…Единственное, что он отметил – Настя по-прежнему была хороша… Та же гармония….
   Сколько они стояли друг против друга – ни Настя, ни Никита не могли потом определить по времени: короткий миг или целую вечность…
Подружки, поняв, что Насте теперь не до них, расплатились и ушли не попрощавшись.
Официант, наблюдавший за этой сценой, почему-то тяжело вздохнул, погрустнел при воспоминании о своём недавнем неудачном свидании, и, выждав какое-то время, подошёл к мужчине, тронул его за плечо:
- Расплачиваться будете? Вот счёт.
- Да, да, только карточкой, – быстро проговорил Никита, словно отмахиваясь от назойливого мотылька.

   Расплатившись, Никита и Настя покинули кафе и, не сговариваясь, повернули к памятнику Чкалова,  на набережной Волги, месту их прежних свиданий.
   Чтобы сгладить неловкость, Никита начал рассказал про конференцию в университете, про экскурсию по городу, от которой он отказался…
- Решил вот сам побродить по городу, повспоминать…
Что именно он хотел вспомнить, Никита не стал уточнять, а Настя не стала спрашивать.
- Ну, а ты? Как здесь оказалась? Ты же, вроде, в Кирове живёшь?
Настя подтвердила, что живёт и работает  в Кирове, а сейчас у неё отпуск и приехала в родной город проведать родительские могилки.
- А муж? – осторожно спросил Никита.
Настя помолчала, потом негромко с грустинкой сказала:
 - Муж погиб шесть с половиной лет назад… Он очень хорошим был человеком…
Какое-то время шли молча.
  - Ты очень хорошая, Настя. И с тобой должен находиться только хороший человек, - мысленно сказал себе Никита, а вслух, неожиданно для самого себя произнёс:
  - А я вот живу сейчас один. Развёлся. Детей нет.
  - А у меня сын и дочь. Там же, в Кирове живут. И трое внуков.
  - А здесь у кого остановилась? – Никита развернул её к себе, заглянул ей в глаза.
Настя,  слегка отстранившись, ответила, что гостит у двоюродной сестры.
  - Настенька, - вдруг горячо заговорил Никита, - прости меня, пожалуйста. Какой же я дурак был… Настя, прости меня, я очень виноват перед тобой…
Настя, освободившись из его рук, спокойно сказала:
   - Не надо, Никита… - И повторила: - Муж у меня был очень хорошим человеком…
Какое время шли молча.
   - В Кирове я ни разу был… Расскажи о городе, в котором живёшь.
Настя охотно говорила о своей работе в областной библиотеке,  о знаменитостях, волею судеб оказавшихся и живших в этом городе, и о том, за что и почему ей полюбилась  провинциальная Вятка.

   Долго бродили по городу Настя и Никита. Посетили знакомые места времён своей юности. На Верхне-Волжской набережной попрощались с утомленным июньским солнцем. Правда, Никита больше искоса поглядывал на Настю, нежели на пылающий закат.

   - Не пропало чувство. Сколько лет прошло… Казалось бы, всё растерялось, исчезло, растворилось…Оказывается, нет... -  думал  Никита. – Оно, это чувство к Насте, оказывается, было просто придавлено стопудовой плитой полузабытья. – И тут же себя мысленно поправил: - Не  полузабытья, а плитой забытья… Я ведь крайне редко вспоминал о ней, не стремился увидеть её… И не потому, что боялся увидеться с Настей…У меня было то, что важно было в тот период…Важна была карьера, важна была работа, важен был престиж… Странно, почему я редко вспоминал о Насте… Ведь я не любил Катю, я просто принимал её любовь, позволял ей любить себя…
   - Настя, - охрипшим голосом произнёс он, - а паспорт у тебя с собой?
Настя обернулась, молча посмотрела ему в глаза.
   - Да, - после недолгого раздумья тихо произнесла она.
   - Уже поздно, я проголодался.  Ты тоже, - он мягко улыбнулся ей. - Пойдём, поужинаем. Здесь недалеко хороший отель.

   Далеко за полночь, Никита,  накинув на себя гостиничный халат и тихонько приоткрыв дверь,  вышел на балкон. Обернулся, посмотрел в окно. Уличный свет слабо проникал в номер; спящую Настю не было видно.
   - А я ведь мог так вот счастливо прожить все эти годы, все тридцать лет…Боже мой, тридцать лет! Тридцать лет потерянного счастья!
   Ему очень захотелось покурить… Но у него не было с собой сигарет. Да и не   курил он. В школе, в компании одноклассников, попробовал, побаловался. Решил, что это занятие не его.

   В смятении чувств, в растерянности смотрел он вниз на спящий город.
   «Как бы сложилась моя жизнь, если бы не вмешалась Катерина? Были бы наши отношения, наши чувства с Настей так же хороши, как нынче вечером и ночью? Или не столь прочна была наша связь с Настей и, появись другая настойчивая дамочка, предложившая мне хорошие перспективы в карьере, я бы всё равно оставил Настю? Или я просто не умею любить по-настоящему? А по-настоящему, это как?»
   Призадумался: «Что из того, что я имею, что мне доставило такое же наслаждение, такой восторг, какой я испытал ныне с Настей?»
   Через время себе ответил: «Нет. Были в моей жизни удовлетворение, довольство;  была непродолжительная радость от защиты диссертаций, от покупки квартиры, от купленной  крутой тачки, от полученной в институте должности».
   Дружеская и партнёрская совместимость с Катериной не приносила ему такого духовно-сладостного блаженства, которое он испытал с Настей. 

   Короткая июньская ночь недолго укутывала город своим  тёмным  покрывалом. Восточный край неба посветлел, разноцветные звёзды потускнели.
   Лишившись  тёплого и мягкого покрывала, город наполнялся бодрящей свежестью.
   Никита зябко передернул плечами;  халат уже не спасал от утренней прохлады. Тихонько зашёл в номер, присел осторожно, стараясь не потревожить сон любимой, на кровать.
   Минута за минутой заполнялась комната розоватым нежным светом.
   Её по-прежнему густые волосы, но уже с явной проседью, разметались по подушке. Никита сдержал желание наклониться к любимой, вдохнуть запах её волос; сдержал своё желание прикоснуться пальцем к губам любимой и очертить припухлость чувственных губ, даривших ночью ласку. Закрытые ресницы слегка вздрагивали, наверное, снился Насте сон. Острое желание проникнуть в её сон: «Что ж тебе, милая, снится?».  Мягкие изгибы тела, мягкая женственность приятно возбуждали и волновали его, но её спокойно-неторопливое дыхание  гасило страсть, дарило ему умиротворение и утешение. Навалившуюся вдруг усталость поспешила убрать сонливость и дремота.
   Тихонечко прилёг Никита с краю кровати, смежил глаза.
В полусне мелькнула мысль: «А я ведь никогда не любовался Катериной.  Ни спящей, ни бодрствующей».
За первой мыслью в полусне поспешила другая, затем третья…
   «И ни разу не было у меня такого задушевного разговора, такого единения душ…Как комфортно я себя чувствовал, когда мы вчера вечером бродили по городу и разговаривали… Ужинали и разговаривали… И не могли наговориться…Как легко и просто с ней… И понятно…Я сопереживал, проживал вместе с ней горечь её потерь, или радость, или тревогу… Мне понятно было каждое движение её души…Я мог честно и открыто всё рассказать… Простила ли она меня?.. С женой у меня, вроде бы, общие интересы, общие потребности, одинаковый  образ жизни… Но нет связи на уровне души… У Насти всё соткано из женских нитей… А Катя, в первую очередь, друг.  Но ведь она меня любила? Или что это было?  Уже лет десять не делю брачное ложе с женой. Нет желания. А что было в молодые годы?  Потребность в сексе на физиологическом уровне из-за действия коктейля гормонов?»
   Тень досады пробежала по лицу Никиты: он не очень-то интересовался настроением жены, её чувствами…  Не любил, значит…
   Горечь и раздражение развеяли сонный туман, в который уж было погрузился Никита.
   Открыв глаза, уставился взглядом  в затейливую люстру на матовом потолке, в которую уже пробрался светлый утренний луч.
   Сумбурные и неопределенные мысли  стали причинять мучительную головную боль.

   Наконец, в потоке беспорядочного хаоса, мелькнул островок определённости.
   - Да, да, развод. Надо ехать в Москву, поговорить с женой. Скорее всего, она не будет против. Катя, после стольких лет нашего брака, - Никита задумался: как бы точнее охарактеризовать прожитые с Катей годы, - но, так и не подобрав точного определения, и, поняв, что уже не заснёт, встал с широкой кровати, отправился в ванную комнату.

   Мылся Никита долго и основательно, как будто хотел смыть с себя часть нелепостей и  ошибок, совершенных почти за полувековой период жизни. Подставлял  то горячим, то нестерпимо холодным журчащим струям своё лицо, своё тело… А ещё ему захотелось  сделать то, что он никогда не делал в ванной комнате - поорать какую-то песню… Но он побоялся разбудить своим криком Настю… Ни голоса, ни слуха у него не было. Не стал зацикливаться на том, чего у него ещё не было в его жизни… У него есть ещё Время.  Он всё исправит, всё наверстает, упущенное вернёт. Энергично растёр себя большим махровым полотенцем, потом  обмотал себя полотенцем вокруг бёдер и вышел из ванной комнаты. Заглянул в комнату и поймал настороженный взгляд Насти.
   Слегка удивившись её настороженности, Никита подошёл к кровати, присел возле Насти, нежно откинул рукой со лба её волосы, погладил её по щеке:
   - Ямочки сохранились… Ты знаешь, что ямочки - это поцелуй богини Афродиты, которая пообещала счастье в любви их обладательницам?
Настя кивнула.
   Никита наклонился над любимой женщиной, вдохнул её  пленительный запах…
   Через время Настя, шутливо оттолкнув от себя Никиту, поспешила в ванную комнату.
А он, блаженно потянулся в кровати, широко раскинул руки и заснул со счастливо-глуповатой улыбкой на лице.

   Недолго удалось Никите  поспать в этот день. Разбудил его телефонный звонок.  В полусне потянулся к тумбочке, где лежал телефон, машинально  нажав на вызов, ответил «Слушаю» и тотчас же, услышав голос звонившего, точнее, звонившей,  вскочил и огляделся. Настя была ещё в ванной комнате.
  - Никита, привет!  - голос жены был деловито ровен.-  Ты ещё не передумал напечатать свою работу в математическом журнале Оксфордского университета?
   - Нет, - быстро ответил Никита.
   - Валера (двоюродный брат Катерины)  сегодня вечером улетает в Англию. Он согласился взять твою статью, показать своему знакомому профессору Дэвиду из Оксфорда.  И даже, скажу тебе больше…-  Катерина выдержала паузу. – Этот Дэвид  даже обещал организовать тебе приглашение на семинар, который будет проходить в университете в ноябре месяце. Тема семинара - как раз по теме твоей статьи. Представляешь? Но на твоём столе я не увидела папку со статьёй. Где она?
   - Она у меня в институте, на кафедре, – машинально ответил Никита, всё ещё не сильно вникая в смысл сказанного женой.
   - Ты должен срочно прилететь в Москву, переговорить с Валерием, уточнить кое-какие детали. Переводчика статьи на английский я уже нашла. Самолёт в Москву через три часа. Билет я тебе уже купила. Быстрее собирайся, и  в аэропорт.
   Никита растерянно смотрел на замолчавший телефон. Потом, опомнившись, стал быстро собирать свои вещи и кидать их в сумку.
  - Так, Настя, Настя, - лихорадочно проговорил он и посмотрел на дверь ванной комнаты, откуда доносился шум воды.
  - Надо написать записку с извинениями и оставить деньги…
На душе вдруг заскребли кошки, ….
Но он тут же себя оборвал:
   - Некогда, некогда… Потом разрешим… Быстрее, быстрее…  Надо успеть на самолёт…

   Уже сидя в самолёте, когда вся предполётная суета- беготня осталась позади, до Никиты начал доходить смысл содеянного.
   - Почему, зачем я лечу в Москву? По привычке выбрал то, что важно для карьеры? «Привычка свыше нам дана: / Замена счастию  она…» - вдруг  пришли на ум слова классика.

   Настя вышла из ванной комнаты.  Огляделась, но Никиту не увидела. Зато увидела лист бумаги  на столе. «Он не лежал на столе, когда я уходила мыться. Наверное, я знаю, что в нём написано». Она медленно обвела взглядом номер: вещей Никиты не увидела. Усмехнулась как-то не по-доброму.  Не спеша подошла к столу, взяла в руки вырванный листок из блокнота, равнодушно скользнула по торопливым строкам, и осторожно  положила записку на стол. Рядом лежала визитка с его номером телефона и приписка:  «Позвони, буду ждать». Рядом с запиской и визиткой лежало несколько крупных купюр.   Настя аккуратно сложила листок, оторвала  чистую часть, написала на ней крупными печатными буквами «Чаевые»  и положила поверх  купюр.
   Взяла в руки визитку и записку, медленно и с наслаждением изорвала их в мелкие клочки, и выбросила в мусорное ведро.
  - Наконец-то  наши отношения закончились и поставлена последняя точка, - сказала она каким-то безразличным тоном.
Посмотрела на смятую кровать, усмехнулась:
 - Последняя точка оказалась сладостной.
Затем сбросила мокрое полотенце с головы на стул и  дольше обычного сушила волосы феном…
   Вечером  того же дня, скоростной электричкой «Ласточка»,  уехала в Киров.

   В самом мрачном расположении духа Никита ехал в такси домой из аэропорта.
   Открыл своим ключом дверь квартиры (В их семье не принято было звонить в дверь; не принято было  встречать пришедшего).
Из глубины большой квартиры услышал голос Катерины; та разговаривала с кем-то по телефону; обсуждали какую-то благотворительную встречу.  Увидев Никиту, помахала рукой, но разговор не прервала.
   Никита прошел в свой кабинет, бросил на пол дорожную сумку. Чем дольше говорила Катерина, повторяя (по мнению мужа), одно и тоже, тем больше раздражался Никита.
Наконец, не выдержав, вышел из кабинета, и довольно-таки грубо прервал разговор жены.
Жена, бросив в трубку «Перезвоню», молча удивлённо уставилась на мужа.
   - Я уже дома… Расскажи, объясни, - уже чуть помягче , но всё ещё раздраженно проговорил он.
Жена, по-прежнему, молча и широко раскрытыми глазами смотрела на мужа.
В этой ситуации не было ничего необычного: подобное имело место быть в их семье. Необычной была реакция Никиты.
   - Что-то произошло в Нижнем? – наконец произнесла она.
   - Ничего не произошло, - недовольно буркнул Никита и в дверях, полуобернувшись, сказал:
   - Я поехал в институт за статьёй. А Валерий к нам заедет, или нужно ехать к нему? Куда? Что с переводчиком?
Подождал некоторое время, но жена ничего не ответила. Не взглянув на неё, Никита хлопнул дверью.

   Стоя в пробке на Садовом кольце, Никита пытался осмыслить произошедшее. « И чего я на жену-то накричал? Почему я так раздражён?»
   Он забыл, или вовсе не знал, что законы психологии также строги и точны, как и законы физического мира.
   Возвращаясь из института и уже успокоившись, Никита намеревался извиниться перед женой. Она ведь старалась для него. И Валера был её братом.

   Дома встретила Никиту тишина. Что-то настораживающее почувствовал он в ней, в этой тишине…
Сжимая в руках красную папку со статьёй, он заглянул в одну комнату, во вторую, в третью…Пока, наконец, до него не дошло, что за необычность царила в квартире: в ней не было вещей жены.
   На обеденном столе в гостиной он увидел записку. Таким знакомым женским почерком было написано в ней: «Нам незачем теперь быть вместе. Я подаю на развод».
Плохо соображая, что же всё-таки произошло, что же всё-таки случилось, стоял он возле большого обеденного стола, крепко сжимая красную папку.

   Долго стоял. Наконец, бросил ненужную папку со статьёй на стол, тихо произнёс:
  - Видимо, привычка тоже счастья не приносит…