Круговорот банок в природе

                Прищурившись, она с некоторым неудовлетворением посмотрела на батарею из закруток. Их стало слишком много. Они уже не умещались в погребе в человеческий рост, площадью в маленькую спальню. Тут была вся история их с мужем сельскохозяйственных опытов. Тамара Васильевна присела на скамейку, которая помогала ей забираться повыше, чтобы выискивать нужное и, ощущая себя скупым рыцарем, который чах над златом, залюбовалась на плоды своих трудов. Вот стоят помидорчики, ещё прошлогодние, а вот перчики, это же того седого года, когда у всех был неурожай, а у неё одной всё пёрло из земли, будто заговорённое.

                Хотя чего уж тут удивляться, когда супруг её Георгий Васильевич, кстати, за глаза эту пару знакомые звали просто Васильичи, был большим специалистом по заговорам.  Тамара с некоторым пренебрежением относилась к этому его увлечению, но после того урожая, который пополнил запасы баночек едва ль не втрое, призадумалась.  А вдруг….? И ежели раньше перечила ему в желании прочесть пару-тройку молитв над ни в чём не повинными головами своих знакомых, то с той поры перестала.

                Понять её можно было. Желание выпить у благоверного было непреходяще, а потому находилось под строжайшим домашним запретом. Но стоило супругу найти жертву, на которую, по его убеждению, была наведена порча, как Гоша преображался и убеждал посетить его дом для совершения обряда по снятию висевшего над ним зла. Дело это было до жути  энергозатратное, после него Васильич был совершенно опустошён, а потому требовалось как-то пополнить запасы душевных сил. Очень ему в этом помогала водка!
 
                Надо сказать, что за долгую супружескую жизнь они даже внешне стали похожи. Оба энергичные, сухопарые, худощавые. На каждом лежал отпечаток увлечений. У Гоши глаза алкоголика со стажем на высохшем лице, у второй половины на мозолистых руках будто отпечатались крышки. И даже вечные ссоры будто бы подпитывали обоих, сращивая и превращая в два сросшихся дерева, чьи ветви сплелись и уже не разберёшь, кто из них кто. Тем более, что плоды они оба давно не дают. Он в картузе, она в переднике вместе шли по этой жизни, браня и пиная друг друга.

                Одним словам, муж пил, череда банок пополнялась, а всё же хорошо быть не может. Вот об этом обо всём Тамара думала, прикидывая какие из закруток отдать дорогим клиентам и просто приятелям. По правде последние понятия иногда смешивались, и приятели выступали с её лёгкой руки в роли клиентов. Помимо солений, Тамара варила колбасу, щедро снабжая её нитритной солью, так что поглощать её могли разве что те, кто ощущал серьёзный дефицит этого компонента. Когда подходила пора продать очередную палку, Тамара звонила всем без разбора, предлагая купить, а заодно снабжала согласившихся баночкой-другой. Но колбасы пока шла хорошо, а новые закрутки ставить было некуда.

                — Гоша, а Гоша! — крикнула она снизу, как чёрт из преисподней, но муж, разумеется, её не услышал. Впрочем, за сорок лет супружества мог себе позволить. Пришлось выбираться наверх.

                — Гош, ты позвони Павлику, надо место на полках освободить! — во всю мощь своих лёгких крикнула она.

                — В отпуске он, — нехотя отозвался негодник, который уже хотел было скрыться от  в не меру энергичной жены в гараже, где занимался бесконечным ремонтом ещё советской Волги. Конечно, там был запас горюче-смазочных материалов не только для жемчужины отечественного автопрома.

                — И что? Закрутки, они же всегда нужны, — безапелляционно парировала Тамара Николаевна.

                Васильич тяжело вздохнул и пошёл звонить Павлику, желудок которого  в принципе не переносил творений Васильевны и в последнее время честно довозил их до контейнерной площадки. То есть делал именно то, на что супружеская чета не могла решиться. Но Павлик был не так прост и, увидев вызов от старого знакомого понял, чем ему это светит и решил пока не отвечать.

                Вообще в собственное увлечение жена вовлекала всех без разбору. Мужа, детей, приятелей… Ведь каждый забравший консервацию должен был не просто вернуть тару, но и привести пару новёхоньких баночек и выслушать сетования Васильивны, почто опять такие маленькие привёз! Или наоборот слишком большие. Она всегда была недовольна. Но продолжала класть на плаху огорода всё, не считаясь ни с чем, а собственный образ жизни продавала каждому пришедшему, как единственно верный.

                Потому, собственно, ни Павлик, ни другие друзья-приятели, уже не очень-то стремились навещать этот увешанный иконами дом, подвал которого словно хранил всю выпитую из них энергию. Ведь за взятую баночку они расплачивались нотациями о том, как им жить в исполнении Тамары Васильевны, которая вела себя так, будто никогда не было беззаботной девчушкой Томой, а уже родилась с консервным ножом в руках и прямо в роддоме крутанула бутылочку с молоком.

                Тем временем семейная атмосфера накалялась. Вконец разобидевшись на мужа за привычку скрываться от неё  в гараже, Тамара решила выкатить ему претензии за то, что не даёт ей ездить на лёгкой в управлении корейской машинке, а заставляет управляться с Волжаночкой. Гоша в свою очередь уже давно таил обиду на то, что корейскую красотку Тома в своё время грохнула, и ремонт влетел в копеечку. Вопли стояли на весь посёлок, красный от возмущения Георгий, сел за руль отремонтированной кореянки и рванул куда глаза глядят. Васильевна на всех парах, только что не свистя, как кипящий чайник, направилась в погреб, чтобы успокоить нервы. Но так как банок и правда было очень много, а спускалась она туда не слишком аккуратно, раскочегаренная ссорой с Георгием, то пирамида из огуречных солений оказалась у неё на голове.

                И вот, покрытая рассолом, укропом и ошмётками огурцов, она уже не могла вспомнить собственное имя, ибо полки под банками давно прогнили, а потому удар был сокрушительный. Супруг её имел обыкновение хвастать перед гостями тем, что, как он не зайдёт на кухню, а там всё шкварчит и парится. Но видимо лучше бы иногда шкварчало в голове у второй половины, а иначе она бы не истратила все свои силы и энергию на бесконечный процесс закручивания никому не нужных банок. Теперь же, навещая Тамара в пансионате, он мог рассказывать про то, какого года выпуска банку открыл на ужин, правда, понять его она уже не могла. Уж больно большим оказался вес собственного идиотизма, свалившейся ей на голову.