Письма в будущее

Есть те следы, что невозможно стереть человеку. Как предназначенные солнцу растения, они будут пробиваться снова и снова, какая бы почва им не досталась.
Так спустя время исцелится и сама земля.

Джи Ну устало потёр виски и подошёл к окну. Как только последний посетитель вышел из кабинета, он снова почувствовал себя оторванным от мира людей. Но не от мира природы. Мужчина распахнул ставни в сад, и весеннее изобилие ароматов наполнило комнату. Лепестки отцветающей сакуры закружили над письменным столом и спланировав, художественно украсили его записи.
Чувствительный к красоте взгляд мужчины привлекло необычное сочетание его интеллектуального труда и столь нежного прикосновения к нему природы.

В последнее время он ощущал усталость. Включённое взаимодействие со внешнем миром, постоянные внутренние преобразования, всё это иссушило его и несколько притупило вкус.
Даже очень раннее осознание себя душой, находящейся в путешествии и возвращённые ему воспоминания не приносили сейчас прежнего утешения. Но была у Джи Ну и своя отрада, над которой не были властны ни годы, ни  расстояние.  Главное, что он помнил её, свою подругу по всем волшебным и одновременно порой таким выматывающим  путешествиям.
Это знание проходило по телу лучистой волной  весеннего солнца, что являлось уже не просто декоративным фонарём в небе, а было способно дарить реальное тепло и заботу. Душевное родство помогало не проживать так остро чувство своего одиночества в этом земном мире, казавшемся иногда ему по-настоящему чуждым.

 «Это просто усталость, любимый… ты должен отдохнуть…поехали с нами» всплыли в его голове слова Риты и он улыбнулся.

На миг Джи Ну снова ощутил себя тем мальчишкой на острове. Вокруг бушевала стихия войны, и природа погребенная её стальной, беспощадной тушей, сопротивлялась, как могла. А он,  Джи Ну несмотря ни на что был счастливым. Ему и его заново обретённой подруге открывались в тот момент волшебные двери. За грань боли, за грань всех шаблонов человеческого бытия. Да, даже за грань смерти в каком-то смысле.
Друзья по капле из всех времён возвращали  любовь и опыт души, что и делало их бессмертными. Им предназначался дар снова начать освобождение от всего того, что лишало человека свободы испытывать чистую радость. От программ страдания, вины, разочарования и гнева.
Взамен остро чувствуя уже боль Земли, они вынимали из её прекрасного тела осколочки войны. Помогали ей, как могли.

От этих воспоминаний у Джи Ну приятно заныло сердце, и он ощутил себя чуть живее. Но какая-то незримая блуждающая по телу заноза всё же оставалась.
 «Наверное, это Рита грустит» подумалось ему.
Джи Ну в который раз пожалел, что отпустил жену одну. Не поехал на остров сразу же, а погрузился с головой в работу. Ему очень не хватало солнечного тепла, а теперь он знал, что и Рите его также не хватает.
Взгляд мужчины снова погрузился в сад, в этот городской оазис красоты и покоя, что был ему доступен, в основном, по вечерам. Ночью же Джи Ну планировал снова сесть за творческую работу, за свой дневник. Там он описывал всё, что они с Ритой переживали. Как их приправленные волшебством, правда, вполне земным, будни, так и прошлые путешествия, о которых помнила Рита. Женщина добывала цветные стеклышки образов, а он с помощью слов и анализа собирал из них уже сюжетную мозаику.
Воспоминания были и у него, но они были через чур обрывочными и неточными, подобно выцветшим тряпицам от некогда масштабного полотна.
Джи Ну больше чувствовал, чем помнил.
Некоторые образы, которыми делилась с ним жена, вызывали острое чувство родства, другие же давали лишь смутное ощущение своей причастности.

Но Джи Ну тоже кое-что мог видеть. Иногда ему снились сны про будущее, особенно, когда Рита спала рядом. Его словно бы подключало к своему скрытому дару добывать мудрость издалека. В такие ночи он особо тесно соприкасался и со своим волшебством, проживая при пробуждении  почти детскую радость. Переполненный этим непривычным видением, словно бы наблюдая ещё не из собственных глаз, мужчина нежно обнимал жену, а потом садился записывать.
Пока образы не теряли прежнюю яркость, а мысли того кем он только что был, масштабность и ясность. Но шлейф волшебства от этого непривычного для него, изначального материалиста, состояния оставался. Ведь к волшебству привыкнуть нельзя, его можно лишь на время обесценить.
Потому что человеческий разум уж слишком поглощён каждодневным бытом и утоплен в своём эмоциональном инфантилизме.
Это наблюдалось даже у самых зрелых и помнящих себя душ. Бывало подобное и у друзей.  Что-то  вроде платы за возможность существования на Земле.
Однако в ясные ночи Джи Ну снова ложился в постель, и обняв жену, забывался бесцветным сном уже до утра.
Но письма в будущее оставались. Дневник, наполняясь соками чувств и жмыхом фактов, полнел и раздувался. Они с Ритой много раз их перечитывали, переосмысливали и думали над тем, что же с дневником стоит  сделать. Передать дочери или где-то спрятать, ведь они не знали точно, когда именно вернуться и как много смогут узнать.

Луна уже долькой нависла над окном, когда Джи Ну закрыл ставни. Сегодня он даже не вышел в сад. Зато съездил и купил билет на завтрашний самолёт. Не так давно на острове открылся аэропорт, что обещало сделать путешествие быстрым и удобным. Но едва он зашёл в дом, давешняя усталость навалившись с новой силой,  уложила его сразу на диван.
Однако и в этот раз он спал без сновидений. Проснувшись от вскрика ночной птицы, Джи Ну лишь на мгновение поднялся, чтобы закрыть окно и снова забылся крепким сном.
На этот раз до утра.