Високосное лето

Не только в високосный год это случается: первое сентября – воскресенье. Лишний выходной, лишняя радость.

Тем более – в високосный 1968. Оно пришло внезапной радостью: первоклашка не знал ещё точных чисел. Как отрадно было в тот же день прогуляться мимо школы! Вот она: стоит, а ко мне не будет иметь отношения целую вечность, до бесконечно далёкого сентября.

Что после? Не буду распространяться о худшем – об уходе близкого человека. В детстве воспринимается без большого трагизма, если нет заметных перемен к худшему. И теплилась вера в тот свет: что-то бабушка говорила…

А что на этом свете? Поминки с обильным лакомством, катание на машинах… Потом – месяца полтора «на больничном»: воспаление лёгких. (К счастью, в домашних условиях.) И за всё лето – ни одного купания в реке: берегли после кори и скарлатины. Уберегли! Выздоровел к самому началу, ни дня не прихватив.

В счастливое воскресенье или днём раньше привлёк внимание календарь, из отрывного переделанный в перекидной.

«50 лет со дня гибели Мулланура Вахитова, татарского революционера». Первое событие, первое лицо с чётко указанными датами. И новое о татарах. Понятно было: они не те, что при Илье Муромце. В Темникове чистил уборные безобидный татарин Абрам (не знаю настоящего имени). С дедом общался татарин Турсун. И слышал ещё до школы, что нефть у нас добывают в Татарии: наша земля. Но татарин-революционер – это что-то…

Ничего о нём не было на обратной стороне листа. Какую информацию сочли более стоящей? Не помню. Но стало интересно. Перелистывая, тогда же наткнулся на любимую Корею.

Ни об одной стране (кроме собственной) я не знал тогда больше, чем о ней. Что там Германия, Франция? С ними воевали – и всё. Отсюда же – знание их столиц. Ни братья Гримм, ни автор «Кота в сапогах» ни с какой страной не соотносились. Какие вообще у них там проблемы? И не думалось.

О Корее же и думать не надо. Столица у них Сеул: взрослые уточнили, что ещё есть Пхеньян и что Корея разделена. Цари в Сеуле назывались ванами. («Ван – король, князь», – сообщала первая сноска.) Области у них называются провинциями. (Очень корейское слово, не так ли? Как и уезд: у себя заменили многозначным районом, приложили к Кореям-Китаям: их провинции на уезды делим). Экзотичной музыкой звучали имена и фамилии: Чхон Дон, Ён Ба У, Доль Све и Док Све, Пак Доль и Пок Доль, Ок Нам (имя двух героинь, прочие безымянны). За дровами корейцы ходят в горы, там может встретить тигр…

Легко догадаться: источником информации послужили корейские сказки. «Три подарка» – так по одной из них назывался сборник: в памяти не меньше тридцати. Почти на всё лето.

Сказки казались оригинальными: исключение – две или три. Не было там схваток со Змеями Горынычами, Кащеями да злыми волшебниками. Волшебники исключительно добрые – к тем, кто доброты заслуживает. Драконы по воле феи переселились из моря на небо. А дочь одного из них женила на себе корейского «Федота-стрельца» с теми же примерно последствиями (бродячий сюжет, мне в ту пору незнакомый). Враги (кроме чужеземных) в этих сказках – ваны: «Не смогёшь, чего хочу, на башку укорочу!» (Общечеловеческое!) Ещё – жадные богачи: иной раз они – родные братья добрых героев. Против социального зла – и волшебство, и хитрость в духе Ходжи Насреддина с нашим Шишом Московским, и взаимовыручка односельчан.
На последнее наш сказочный герой не особо рассчитывает: даже в детских переложениях.

И нет в корейских, в восточноазиатских сказках всей Европе родного дурака, которому счастье. Счастье за то, что в кои веки с печки слез (в иных краях – из-за печки вылез), оказался со своей дуростью в нужном месте и в нужный момент. Нет, узкоглазый рисоед по доброй воле вкалывает, как раб. Ударнику труда – награда: заметили высшие силы и осчастливили. Так и в китайских, во вьетнамских сказках: читал я взрослые варианты. Кто же на эти силы невзначай набрёл, тому и счастье, как правило, недолговечное.

Этот сборник был для очень младшего возраста. Поэтому ничего вразумительного о корейской религии, ничего об их кухне. (Это бы запомнил наверняка.) Зато узнал русское слово «чужеземцы»: встретилось в нескольких сказках. Кто эти чужеземцы? Немцы, татары, печенеги? Даже вопрос не возник: некто из «тридевятого царства». Между тем можно понять: в двух сказках-легендах речь явно о японцах. Но это – если знаешь чуть-чуть историю с географией.

Кстати, об истории. Корея – единственная страна с многовековым прошлым, которую никто не вправе назвать агрессором. (Межкорейские разборки не в счёт.) Дело не в «ментах-алитетах»: соседушки с давних пор таковы, что боязно насыкаться.

Но вернёмся на страницы старого численника. Там было немного о давних развлечениях корейцев. Одно из них (так я понял) – пугать факелами неких феодалов.

Неизбежно возник вопрос. Куда как просто ответить: помещики. Русское слово и в корейских сказках встречалось. Ответ же был расплывчат, неопределён. Получалось, что феодал – домашний самодур.

Дошло, что это в переносном смысле.

Феодалы в том календаре встретятся ещё дважды: в Саудовской Аравии и у немцев. Против последних восставали в четырнадцатом веке эстонцы. С каким результатом – не сообщалось. Взрослых спрашивать было бесполезно: и не пытался.

Взрослые обстоятельно рассказали о «белочехословаках»: в сентябре 1918 от них освободили Казань. Но рассказ показался утомительным, неинтересным. Как понять его, когда не знаешь о Первой мировой: кто с кем и против кого тогда дружил? Куда интереснее представлять: припёрлись они из своей Чехословакии на помощь белым, как японцы во Владивосток, англичане с турками в Баку, немцы чуть не под Питер. «Бились-бились, только сами разбились». Ленин смикитил, Чапаев с Котовским и прочие сработали.

Сколько перезрелых дураков по сей день эту сказочку повторяет!

О нашей интервенции в Чехословакию узнаю не скоро. А ведь писали, по радио говорили (в других, разумеется, выражениях). Но отошло на задний план, прежде чем я начал просматривать газеты. Никого из родных-знакомых там не было, поэтому дома не звучало. А несмолкающее радио? Писал как-то об избирательности внимания.

Тем же летом в ночную пору услыхал: на Армению, где тоже были когда-то свои цари, напала китайская царица. Года через три она окажется ассирийской Семирамидой: есть предание о безответной её любви, вызвавшей войну. А тогда – какая там Ассирия (и просто Сирия), когда Китай на слуху? Не расслышал, не понял – так придумал, даже делать этого не собираясь. Точно так же втемяшилось, будто Цейлон – столица Венгрии.

Название чайного острова поведал старый друг «Мурзилка». На больничном – и ему больше внимания: старым номерам и только что поступившим. А там – и Командоры в честь Беринга, и «горбатое море» с рогатой миной, и новые, мне прежде неизвестные герои гражданской войны. Стал расспрашивать – выяснилось, что Сталин не темниковский врач-портач, минувшей весной умерший: он вроде корейского «великого вана» и помер давно.

Открылось и о Гитлере: это не должность, не звание немецких начальников, а самый главный из них, и звали его Адольфом. Чем он с его политикой оригинален для крещёного мира, откроется приблизительно через год – не из календарей с «Мурзилками».

А в майском номере журнала – ещё одна страна, Греция: у власти «чёрные полковники», фашисты. Кажется, впервые узнал, что это слово не синоним немцев. И что не только к немцам прилагается: речь явно шла о туземцах, а не о пришлых захватчиках. Впрочем, это была лишь «присказка»: Любовь Воронкова писала о Древней Греции, о войне между греками. В роли фашистов выступали дотоле неведомые спартанцы: оскорбляло их созвучие со спартаковцами, что «шли под грохот канонады» в известной песне. Ни о хорошем в Спарте, ни о её наихудшем в том отрывке не упоминалось. Но было кое-что о религии древних греков: они почитали богинь, в частности Афину.

На книги «високосное лето» не было богато. Кроме названной выше, можно упомянуть «Чудесные превращения Баты». Чаровала древнеегипетская сказка: ждал, что по ней будет фильм – хотя бы как по «Волшебной лампе». Но что узнал из неё о Египте? Что там верили в двух богов – доброго и злого. (Первый у многих умещается в заслуженном «титуле».) Что царя называли фараоном – это успел узнать ещё от деда (он рассказывал «по мотивам» о богатыре Самсоне). И не «обогатил», а позабавил жрец, принятый мною за царского повара: он же чудесного быка заколол.

Ещё одну книжечку стоит вспомнить. Она, из серии «Сказки дружной семьи», поведала о нашем Дагестане: там вместо ожидаемых дагестанцев – кумыки, аварцы и даргинцы. У последних – сказка о лесном референдуме. И горький вывод: «Хан-лис ничем не лучше хана-волка». Запомнилось и не забывается, благо хватает причин.
Не будем их называть.
 http://proza.ru/2024/09/06/1597