Мои воспоминания. 80 глава

     Что касается друга Баха, с которым он работал несколько лет, правда Бах был директором базы, а Акмаль завсклалом. Этого человека я не уважала, ехать на его дачу мне не хотелось. Но я видела, как этого хочет Бах и согласилась. Давно, в конце восьмидесятых, Аемаль недостойно повёл себя по отношению ко мне, к жене, как он говорил, друга, ведь Баха он и называл дустим (мой друг) Я конечно рассказала обо всём  мужу, думая, что дружбе придёт конец и попросила, чтобы этот чеорвек не переступал порог нашего дома. Но несмотря на то, что Бах при всех на базе отчитал его благим матом, Акмаль просто извинился, попросив прощения. У меня он тоже попросил прощения, сказав, что пошутил.
     - Шути со своей женой, у меня, хвала Аллаху, есть с кем шутить, - довольно грубо ответила я тогда.
     Акмаль не проходил к нам больше года, но он работал с Бахом и конечно они каждый день встречались. Этого человека я ещё  не уважала за то, что он нечестно поступил с близкими родственниками, но пусть это будет на его совести. Когда союз распался, база опустела, как по волшебству. Акмаль практичный, тут же ушёл с работы и попросил магазин. Но постепенно купил аптеку, потом ещё  одну, открыл кафе и дела его пошли более, чем хорошо. Бах оставался на базе, она стала таможенным складом, где его назначили управляющим. Бах никогда не был амбициозным, всегда довольствовался тем, что имел. Проработав сорок два года на одном месте, в две тысяча тринадцатом году вышел на пенсию и в день своего рождения, к шестидесятиоетию, у него случился инсульт. Я ранее об этом писала. Бах справился с болезнью, жил полноценной жизнью, пока не сломал ногу в начале две тысяча девятнадцатого года. Акмаль приобрёл, или построил три дома, довольно больших, по два этажа, троим сыновьям, женил их. А когда отдавал дочь замуж, отдал её  с квартирой и машиной для зятя. Дай ему Бог удачи, но такого я не пойму никогда. Пусть даже дочка была страшненькая, но так унижаться...
     В общем, я согласилась поехать на дачу к Акмалю, в Газалкент. Приехал внук, у которого была машина с багажником на крыше, туда взгромоздили инвалидное кресло Баха, мы сели в машину и поехали в Газалкент. Я пожарила оладушки, испекла кекс, по дороге мы купили два килограмма баранины и фрукты. Акмаль с женой нас встретили хорошо, шурпа кипела в казане, во дворе и невестки готовили заготовки к плову. Резали лук, морковь и мясо. Нам накрыли стол на топчане, хантахта вскоре была полна вкусностями. Бах пересел на инвалидную коляску и внук завёз его во двор, прямо к топчану, для него придвинули хантахту. Жена Акмаля всегда держалась высокомерно, но не мо мной, она знала, что я всегда отвечу ей. Она с жалостью посмотрела на ногу Баха без обуви, в плотном, шерстяном носке, хотя и было довольно тепло. На вторую ногу Бах надевал калошу, на больную ногу вторая калоша не влезала после операции. Бах всегда берёг свои ноги, он видел, как от диабета уходил его отец, видимо, психологически, у него засело это в мозгу, он думал, что это зависит от того, насколько он будет беречь ноги. Но места операции не заживали, бесконечные перевязки и лекарства, не очень и помогали. Весь этот день, Бах был в хорошем настроении, они шутили с Акмалем, мы тихо болтали с его женой. И она вдруг заявила мне, что я сглупила.
     - Тебе надо было заставить мужа покупать дома, как это сделала я, когда он был здоров и зарабатывал больше всех на базе, а теперь... - начала говорить Мастеура.
     Ругаться с ней я не хотела но привычка отвечать сразу, не заставила ждать.
     - Знаешь, я никогда не стремилась к богатству и владеть домами, мне своего дома хватает, да я никогда и не вмешиваюсь в дела мужа. Бах сам зарабатывал, сам тратил, как и хотел. Но он помогал матери, боату и сестре, чего не сделал Акмаль. И я рада, что Бах такой, какой он есть, добрый и совестливый. Теперь нет ни его матери, ни его брата, осталась только сестра и мы её  всегда поддерживаем, - ответила я.
     Мне не хотелось продолжать этот разговор, он был мне неприятен. Мастура, увидев, что я злюсь, сменила тему и рассказала, что Акмалю на сердце сделали операцию, а недавно сын тяжело заболел, его в Турции лечили и едва спасли. При этом, она называла все траты в долларах, которые ушли на операцию мужу и лечение сына
     - Храни их Всевышний.  Хорошо, что есть деньги и Вы справились с этой бедой. А у нас всё хорошо, слава Аллаху. Скоро нога заживёт у мужа, сын старается делать всё  для этого, - сказала я, не говоря о тратах и на операцию и на лечение.
     С трудом, я дождалась вечера, мне не хотелось оставаться здесь и находиться в обществе этих людей. Но обратный путь далеко, а Бах почему-то так и не сходил по нужде. Я отвезла его до туалета, видимо увлёкся беседой с другом. В дороге я рассказала Баху о разговоре с Мастурой, Бах ответил, что Акмаль ему обо всём рассказал, при этом про Мастуру он промолчал. Он знал супругов, иногда говорил, что они стоят друг друга.
     - Они едва не потеряли младшего сына, такой классный парень, - сказал Бах.
     - Я знаю, что значит терять ребёнка, не дай Бог ни одной женщине такое пережить, - ответила я.
     Шли дни, каждый месяц к нам приезжали врачи, профессор, сосудистый хирург, эндокринолог, уролог и терапевт, но улучшения относительно ноги у Баха не было. А меня поражала его сила воли и желание встать на ноги. Каждый день приезжал сын или племянник, ещё Бах доверял внуку, старшему сыну Тамилы, он был таким же крепким и здоровым, как мой сын. Каждый день, они помогали Баху ходить по комнате, сын привёз ему ходунки металлические, на которые Бах опирался и ходил, считая шаги и радуясь, что сегодня их больше, чем вчера. Костыли Бах сразу отбросил, как и палку, вернее посох, он боялся вновь упасть, зная, что тогда он точно не оправится. Говхар закончила вместе с Умидой дела, отправив цитрусы и яблоки в Ташкент и вернулась домой. Умида осталась в Мерсине, сказав, что будет тут работать. А в феврале, в Турции произошло сильное землетрясение, с центром в Адана, близ Мерсин. Мы очень переживали за Умиду, выехать она уже не могла, все дороги были закрыты, а ночью их попросили выйти из гостиницы на улицу, это в феврале месяце. Разожгли костры и все укутались в одеяла. Это стихийное бедствие унесло жизни пятидесяти иысяч человек. Ото всюду поступала гуманитарная помощь, ежедневно раскапывали тела или живых людей под развалинахми домов, которые при каждом подземнои толчке, складывалось разрушаясь, словно карточные домики. В новостях показывали страшные кадры с мест раскопок, марадёров казнили на месте.