У самого теплого моря 3
В тот же вечер Арсений встретился с Ириной и молодые люди, как это бывало прежде, пошли прогуляться вдоль кромки моря. Они довольно далеко удалились от границы лагеря. Отдыхающих на берегу в этот час не было, и молодые люди, прижавшись, друг дружке, страстно расцеловались. Ирина хорошо загорела, ее выгоревшие блондинистые волосы и зеленые глаза, были настолько хороши, что Арсений не мог скрыть своего восхищения:
– Ты еще больше похорошела, Ирочка! И, вообще, я хотел сказать...
Девушка почувствовала, как лихорадит ее кавалера, как он сгорает от нетерпения. В этот момент Арсений привлек девушку к груди и страстно поцеловал.
– Поверь, у нас еще будет время и потом... Ты бы не хотел, чтобы о нас ходили всякие сплетни?
– Нет, не хотел, только... – И Арсений, словно бы обидевшись, слегка отстранился.
– Ну не сердись, прошу тебя!
– Я не сержусь.
– Но я, же вижу! – и с этими словами девушка с какой-то особой нежностью взглянула на Арсения. – Ты мой герой, мой Одиссей! Не сомневайся, твоя Пенелопа будет ждать тебя.
Слегка подустав от кипучей деятельности, которую диктовала жизнь в пионерском лагере, физрук решил пойти на отдых раньше: желание одно – как следует выспаться!.. Увы, в пять утра его разбудил скабрезный голос уборщицы:
– Опять наср... Как ср.., так все, как убирать, так мне одной. Зас...цы!
– Ну, баба Настя!.. – И Арсений незлобно выругался. Ему хотелось добить остаток сна, но тщетно. Натянув шорты и сунув ноги в шлепанцы, физрук поторопился во двор, чтобы унять не в меру разбушевавшуюся уборщицу.
– Баба Настя, как вам не стыдно! Пять утра, а вы тут гогочите.
Удивительно, но уборщица не стала скандалить с физруком. Еще накануне физрук угощал ее детей конфетами и теперь, в знак благодарности, уборщица поторопилась уйти.
О бабе Насте ходили всякие слухи, которые тут же перерастали в анекдоты. И этот случай не стал исключением.
– Спи, товарищ дорогой, а я пойду дальше, – и, прихватив с собой метлу, уборщица поторопилась убраться.
– Вы, словно навек прощаетесь, – хохотнул физрук, направившись в кубрик, добивать сон.
Уже через минуту за стенкой вновь раздался скрипучий голос уборщицы:
– Опять наср... Паразиты гэткие! Спасу от вас нет!
В свои пятьдесят два Баба Настя выглядела значительно старше; одевалась вычурно просто, если не сказать «как зря». Вот и этот раз на ней было длинное не первой свежести платье, поверх рабочий халат, на ногах стоптанные башмаки, в которых предположительно ночевали мыши, на голове пук волос, требовавшей незамедлительного ухода. Скабрезный внешний вид уборщицы, вихляющая походка (баба Настя была кривонога) и вечное брюзжание, конечно же, разражало сотрудников лагеря. Но увольнять ее не спешили, – все-таки многодетная мать! И Насте все сходило с рук. Обычно за уборщицей трусило пятеро разновозрастных детей – мальчиков и девочек.
На этом злоключения с уборщицей не закончились. Уже на следующий день с области нагрянули проверяющие. Областная комиссия, (уж не Максакова ли была виновницей этого визита?) состоящая из шестерых проверяющих, сразу же потребовала у дирекции надлежащую документацию. Пока посыльные бегали за директором, баба Настя налаживала отношения с ревизорами. В традиционно поношенном платье, с метлой, побывавшей в деле, в раскачку на своих кривых ногах, уборщица решительно подошла к старшему инспектору. Вытерев незамедлительно руки о платье, баба Настя протянула руку старшему ревизору:
– Здрасьте вам!
– Здравствуйте! – несколько растерянно произнес тот.
– Вы кто будете, мил человек?
– Я то, инспектор Облано, а вы кто?
Но уборщица, то ли обиделась, то ли не вникла в суть происходящего, выдала «нагора»:
– Сра... только в чистом виде!
Наступила тишина, а затем раздался гомерический смех. Смеялись все, включая проверяющего и его немногочисленной свиты.
В конце смены неподалеку от пионерского лагеря традиционно заработал пансионат. Последний был создан специально для поправки здоровья работников сельского хозяйства и не только. К открытию приехала мать Арсения — Софья Владимировна. Интелегентная и образованная женщина, сохранившая черты былой красоты, обряженная в темно-зеленое платье с ажурным воротником и бежевые босоножки, Софья Владимировна тут же стала объектом пристального внимания. Конечно же, по приезде, женщина поторопилась наведаться к сыну. Уже вскоре состоялась долгожданная встреча.
– Ну, как дела, сынок? Похудел то как!..
– Нормально, мам! С работой справляюсь.
– Я не сомневалась. Только ты мне чего-то не договариваешь, Сеня.
– А так, неприятности местного масштаба: немного повздорил с воспитателем.
– Надо находить общий язык со всеми, дорогой. Даже если, человек не совсем удобный...
– Пытаюсь, но не получается.
– Смотри, я ведь тоже по этой части специалист, как-никак, а сорок лет в школе проработала.
– Все нормально, мама. Вопрос решается, тем более директор лагеря на моей стороне.
– Это обнадеживает.
– Ты извини, Мама, но мне пора! Надо успеть кое-что сделать.
– Не смею тебя задерживать, сынок. Надеюсь, ты сам все расскажешь.
– Непременно, мама!
В этот погожий августовский день Арсений постарался освободиться от секционной работы чуть раньше, чтобы отрепетировать отдельные сцены предстоящего спектакля. И пока старший воспитатель метала косые взгляды в сторону «комедиантов», баба Настя атаковала приехавших родителей. Как всегда за уборщицей хороводил ручеек из пяти разновозрастных детей.
Сердобольные родители не переставали распрашивать уборщицу:
– Откуда такое богатство, баба Настя?
Уборщица не без гордости отвечала:
– Этот, с чубчиком, от Семена, а этот проказник – от Инокентия.
– Ну а девочка? – вопрошали родители.
– А девочка от одного интылегентного мужшины.
– Как-же его звали, баба Настя?
– Запамятовала... Помню, в шляпе был и в галстуке.
Все так и прыснули от смеха.
– И все-таки, кто отец?
– А бес его знает!
Несмолкаемый хохот...
На следующий день произошел инцидент, и снова главной «героиней» дня стала баба Настя. А случилось следующее...
Разбудив поутру своим бранным воплем, плаврука, бабе Насте тут же пришлось держать ответ. Плаврук — Феликс Бывалый (довольно редкая фамилия), сразу высказал все, что думал о бабе Насте, назвав ее «паразитом» на теле здорового общества. Уборщица, минуту пребывала в оцепенении, раздумывая на тему: кто из них большой паразит. Зато потом, опомнившись, перешла в контратаку: размахивая метлой, только что побывавшей в деле и выражаясь на языке «родных осин и берез», уборщица мгновенно урезонила обидчика. Победоносно закончив свое выступление, баба Настя в заключение произнесла:
– Няхай тебя, падлюку, у турму посадят! – но тут же, посчитав, что наказание не слишком суровое, поправилась: – Нэ, це дюже близко, няхай у Цумпурополь!»
Почему-то город Симферополь казался бабе Насте далекой окраиной...
И вот, наконец, наступил день премьеры. О том, что в спектакле задействованы студенты педагогического института и артистами руководит некий талантливый молодой режиссер, вмиг разнеслось по всему побережью. Еще за два часа до начала представления, народ повалил на представление. К этому времени жара пошла на убыль, и можно было без особой тревоги за здоровье детей, проводить мероприятие.
Арсений, еще накануне провел контрольную репетицию, и теперь переодевшись, направился к взморью, чтобы поддержать своих.
То, что он увидел, поразило его: на берегу яблоку негде упасть – все свободное пространство было занято зрителями. На сердце физрука екнуло: до сих пор он представлял свою деятельность, как некую игру, а здесь такое!.. Справятся ли актеры, хватит ли сил, опыта? Ведь по-существу это дебют...
Чтобы разместить всех, организаторы поторопились дополнительно принести одеяла и даже стулья, но, разумеется, и этого не хватило. Выручил ракушечный вал, опоясывающий побережье Азовского моря; отсюда, с возвышенности, можно было удобно наблюдать за всем, что происходило на берегу.
Уже скоро начался спектакль, и зрители по достоинству оценили невиданное прежде зрелище! Новоиспеченные актеры играли этот раз с особым вдохновением, немало импровизировали, что особенно понравилось зрителю. Арсению с трудом удалось пробиться к «сцене», чтобы наблюдать за игрой своих воспитанников.
Представление шло, как по маслу, без сбоев. Изрядно насмешил цыклоп, когда в ответственный момент, испробовав вина, приготовленного командой Одиссея, неожиданно произнес: «Вкусна зараза!» Шутка тут же была оценена по достоинству. Кто-то из зрителей предусмотрительно нарисовал на берегу моря следы цыклопа, и теперь, едва ли не каждый торопился поставить рядом с внушительным оттиском свою ногу. Некоторые тут же поспешили сфотографироваться на фоне чудовищных отпечатков.
Дружные аплодисменты и скандирования вынуждали актеров снова и снова повторять понравившийся эпизод. Позже, когда мореходы, «выколов» глаз цыклопу, бежали к спасительной лодке, а цыклоп преследуя их по пятам, нагнетал страх своим могучим завыванием, да так, что одной девочке из пятого отряда стало дурно. Пришлось обратиться за помощью к врачу. Впрочем, уже через минуту девочка «пришла в себя», отделавшись легким испугом... В тот самый момент, когда чудом спасшиеся мореходы отплыли от берега, а цыклоп попытался вдогонку бросить тяжеленный камень, случился казус. В спине Колыванова, то бишь, цыклопа, что-то предательски хрустнуло и он, с трудом встав, уронил камень у самых ног. Раздался смех… Нужно было спасать сцену, и тогда мореходы, раскачав лодку, сами повыпрыгивали из нее. Зрители по достоинству оценили и эту импровизацию, наградив ее дружными аплодисментами.
Кульминацией спектакля стала долгожданная встреча Одиссея и Пенелопы. Это было нечто: красивая молодая пара, облаченная в древнегреческие туники, наспех сделанные умелыми руками сверстниц, еще более усилили впечатление. Не мудрено, что многие зрители даже прослезились в следующий момент. Обнявшись, Пенелопа и Одиссей какое-то время оставались вместе, а затем к их ногам полетели цветы и раздались дружные аплодисменты...
Забегая вперед, скажем, что между Мариной Усольцевой и Глебом Понаморевым зародилась настоящая дружба, которая вскоре переросла в любовь.
По окончанию спектакля директор лагеря, Модест Петрович, горячо поздравил всех задействованных в спектакле с «грандиозным» успехом. Затем, крепко пожав руку Арсению, горячо произнес:
– Я же говорил, что у нас все получится! А актеров надо бы наградить.
– Было бы неплохо! Все хорошо, только вот цыклоп повредил себе спину.
– Что-то серьезное?
– Я уже распорядился и цыклопу сделали обезбаливающий укол.
– Боже мой, какие жертвы! – запричитал директор и теперь уже все актеры успокаивали его.
Неожиданный успех, выпавший на долю организаторов этого проекта, просто зашкаливал. Уже скоро от организаторов потребовали новую постановку. Популярность Арсения еще больше возросла. Директор, вожатые и ряд воспитателей попросили поставить еще что-нибудь «вкусненькое». Арсений тут же взялся создавать «очередной шедевр»...
– Я и не знала, что у тебя такие организаторские способности, сынок, – похвалила Софья Владимировна.
– Мама, тебе действительно понравилось?
– Очень, сынок, я даже всплакнула: до сих пор перед глазами стоит сцена встречи Одиссея с Пенелопой.
– Да, действительно красивая пара! Мама, я хочу тебя познакомить с одной милой девушкой.
– Ты мне раньше не говорил этого. Кто она?
– Мы недавно познакомились, но достаточно хорошо знаем друг друга. И еще: мы бы хотели пожениться.
– К чему такая спешка, сынок?
– Мама, еще недавно ты говорила мне, почему я один, а теперь...
– Говорила. И кто же она?
– Нормальная девчонка... Ты сама скоро в этом убедишься. Ей уже восемнадцать.
– Интересно! Очень хотелось бы познакомиться с твоей избранницей.
– Я обязательно познакомлю вас, мама, только чуть позже.
Уже скоро встреча состоялась.
– Мама, познакомься, это Ирина.
Мать внимательно посмотрела на девушку, затем протянула руку для знакомства.
– Здравствуй! Скажи мне, Ирочка, ты, у вас это серьезно?
– Да, и готова пройти с Арсением все испытания.
– Обещающе! Ну что же, жизнь покажет, насколько вы близки. Я вижу ты совсем молоденькая, сколько тебе?
– Недавно исполнилось восемнадцать.
– Совсем еще ребенок! Работаешь?
– Да, косметолог. Учусь на вейзажиста.
– Прекрасно! Всегда мечтала иметь знакомого мастера-вейзажиста! Я бы удовольствием пообщалась с вами, но у меня процедуры. А с вами, Ирочка, мы еще пообщаемся, – и тут Арсений увидел на глазах матери слезы.
– Ну что ты, мама?!
– Да, Софья Владимировна, мы вас не оставим одну, – поддержала Ирина.
– Да, уж уважьте, старую женщину.
– Ты еще не старая, мама, – заверил Арсений.
– Ну да, коренная.
Софья Владимировна слегка приобняла Ирину, а затем, глядя ей в глаза, произнесла:
– Надеюсь, очень надеюсь на тебя, Ирочка. Такие глаза не могут лгать...
Когда мать покинула их, Ирина поинтересовалась:
– Ты мне никогда не рассказывал про своих родителей.
– У нас еще все впереди, Ириша. Хотя в общих чертах могу рассказать. Отец умер, когда мне было двенадцать, погиб в экспедици. Так что моим воспитанием занималась мать.
– А кто она по профессии?
– Директор школы, да-да, не удивляйся, педагог с сороколетним стажем.
– Вот это да!..
Вечером того же дня физрук вновь встретился со старшим воспитателем.
– Что, празднуете Арсений? – не без желчи произнесла Максакова.
– Есть немного... Все довольны, а главное наш спектакль понравились зрителям.
– Ну как же, очень талантливо, – с известным сарказмом заметила воспитатель. – Вы бы лучше, товарищ физрук, своим непосредственным делом занимались. Вон, траву на волейбольной площадке так и не постригли.
– Пострижем обязательно!
– И на футбольном поле недоработки
– Вам не угодишь, Гульнара Ахметовна.
– А мне не надо угождать. Понаехали тут мамки-папки, а мне, что прикажете делать? Я и так за вас всю работу делаю.
– Это какую же? – поинтересовался Арсений.
– Всю! А вам бы только себя выставлять напоказ...
– Завидуете, что ли?
– Никогда и никому! А вам, молодой человек, надо еще многому научится в жизни.
– Всему свое время.
– Ну-ну, давайте, ахмуряйте дальше своих вожатых и эту, как ее... Ирину. Развели тут... – Старший воспитатель не успела договорить.
– Знаете что, Гульнара, вы просто базарная баба!
– Я?!
– Вы!
Разгневанная «Комисарша» готова была броситься с кулаками на своего обидчика. «Она, стоявшая у основания этого пионерского лагеря, и по уверению многих так много вложившая в свое детище, стала укором в глазах какого-то выскочки-физрука. Да кто он такой? Кто дал ему право оскорблять меня?». Уже через минуту, недовольно хмыкнув, Максакова отправилась восвояси.
В тот же вечер старший воспитатель встретилась с матерью Арсения и сразу же выложила ей свои претензии.
Софья Ильинична, внимательно выслушав воспитателя, тихим, но твердым голосом сказала:
– Я двадцать с лишним лет проработала директором школы и не позволю, слышите, не позволю, чтобы прилюдно оскорбляли моего сына с невесткой. Не понимаю, как могут такие горе-педагоги, работать с детьми?
– Ну, знаете ли!.. – фыркнула старший воспитатель. – Да вы просто... – Но не найдя нужных слов, Максакова горда подняла голову и тут же покинула место.
Уже вечером о разговоре старшего воспитателя и Софьи Ильиничны знал весь лагерь. Обсуждали все, включая бабу Настю.
– А я говорила Макаке, не лезь в дела, в которых не смыслишь.
– Это о ком вы, баба Настя? – интересовались воспитатели.
– О ней же, о Гульнаре. Софья Владимировна интылегентная женшына. Она мне даже брошку свою подарила. Вот! – и баба Настя демонстративно показывала приобретение — красивую брошь с голубым камнем.
– Ну, тогда, конечно, – соглашались все.
К счастью история с воспитателем и физруком быстро разрешилась. Приехал директор «Опытного хозяйства», на балансе которого стоял пионерский лагерь, и внес ясность: впредь все назначения и вопросы будет решать не педагогический совет, а дирекция...
– А вам, Макаковна, простите, Максакова Гульнара Ахметовна, следует быть чуточку корректней, с молодыми людьми работаете же. А они, как известно – наше будущее! – И посмотрев на смиренно стоявшую Максакову, продолжил: – Мы вам благодарны за все, но поди, уже тяжело с молодыми тягаться, пора на пенсию.
– Мне, на пенсию? – засомневалась старший воспитатель. Но мне только семьдесят... будет.
– Вот видите семьдесят, вполне солидный взраст. По приезде напишите заявление и передадите свои полномочия Катюше Серебрянской. Думаю, девушка, со своими обязанностями справиться. Все должно быть по справедливости.
– Ну, Федор Константинович, не ожидала я от вас такого!...
Заканчивалась смена, пионерский лагерь «Альбатрос» закрывался до будущего сезона. Царила некоторая сумятица и, настоящеее чемоданное настроение, многие уже покинули лагерь. Модест Петрович Залесский попросил физрука и плаврука задержаться на несколько дней, чтобы помочь выполнить кое-какие хозяйственные работы. В свой последний день пребывания в лагере Арсений вновь встретился с Максаковой.Что-то надломилось в старшем воспитателе с того самого дня, когда она выясняла отношения с физруком; это был уже другой человек. Куда же девался гонор немолодой и властной женщины?..
– Да я на вас зла не держу, Гульнара Ахметовна, – заверял физрук.
– Вы не думайте, что я всегда такой была.
– Значит, мир?!
– Ладно, сочтемся, – на этот раз более уступчиво произнесла Максакова. - И немного помолчав, спросила: – Так вы, в самом деле, не сердитесь на меня?
– Как есть говорю, и желаю вам всего наилучшего!
– И вам, Арсений... не хворать.
Рано утром Арсений поторопился к кубрику под номером 38, где остановилась Ирина. Двери в кубрик оказались открытыми настежь, а вещи собраны и уложены в небольшой чемодан и спортивную сумку. «Интересно, где же она?» – размышлял Арсений, когда увидел на кровати аккуратно сложенное выходное платье, а внизу босоножки.
– Так вот в чем дело! - воскликнул Арсений и устремился к берегу.
Девушка стояла у самой кромки моря и смотрела вдаль, туда, откуда только-что выкатилось небесное светило. Светящаяся дорожка легла на морскую гладь, завораживая своим блеском. Небольшая стая птиц низко пронеслась над гладью, затем взмыла вверх, растворившись в свете утренней зари. Арсений подошел к девушке и, прислонившись к влажному телу, поцеловал в губы.
– Я так люблю тебя, ангел мой!
– Я тебя тоже, мой единственный!..
1973г. 2018г.
Свидетельство о публикации №224092300512