Командировка в прошлое. Часть 2. 10 октября 1991 г

Командировка в прошлое. Часть 2. Самое жаркое место на планете.


                Ливийский дневник



10 октября 1991 года



            Проснулся от настойчивого стука в дверь. Я лежал на диване в совершенно белой комнате, больше похожей на больничную палату. Чугунная голова раскалывалась от мучительного похмелья, а во рту было сухо как в пустыне. Вставать просто небыло сил, да и не хотелось. Под большим окном, завешенным жалюзи, шумел огромный кондиционер, в комнате было холодно, как на Северном полюсе. Попытался восстановить события, после того момента, как ливийская охрана проверила мои документы и мы проехали КПП (Контрольно-пропускной пункт). В памяти всплывали какие-то отдельные моменты событий вчерашнего вечера, но все мои попытки собрать эти пазлы последовательно, были безрезультатными.
 

          Помню, до служебной квартиры, в длинном восмиквартирном доме, меня проводил Валера, помог донести багаж и проинформировал, что завтра свободный день, послезавтра тоже, так как в пятницу, у арабов выходной, а в субботу в 7.15 автобус от КПП увозит всех специалистов в Профтехцентр. Квартира была двухкомнатная, полностью меблированная югославской мебелью, в просторной кухне электроплита с духовкой и холодильник финской  фирмы «Rosenlew», в туалетной комнате душевая кабина, столитровый электрический бойлер и небольшая стиральная машинка, одноимённой финской фирмы...


           Не успел распаковать багаж, как дверь распахнулась, и на пороге появился мой знакомый, по учёбе на восточном факультете Таш ГУ, Сергей Казаков.


- Собачий Хер, садык! - перефразировал он арабское приветствие Сабах аль хаир, садык! (Доброе утро, друг!) и улыбаясь с порога, протянул руку.


           Появление Сергея было неожиданное, но приятное, всё же мы целый год проживали в одной комнате университетского общежития и нас связывали достаточно приятельские отношения. Ему сразу после обучения повезло уехать в служебную командировку. Мне, по ряду причин, выехать  пришлось через год, а после августовских событий, как говорится, едва успел заскочить на подножку стремительно уходящего поезда. Улыбаясь, я протянул ему руку:


- Мархаба (Привет), Сергей! Зачем бороду сбрил, дурик?

-Так, харара хуна (жарко здесь). Что-то ты затянул со своим приездом, уже год учу, этих диких детей пустыни, уму разуму. Давай бросай шмотки и пошли ко мне на инструктаж…

          Больше, как не старался, вспомнить ничего не удавалось…


          В дверь настойчиво стучали, и пришлось встать и, героически борясь с земным притяжением, пошатываясь подойти и открыть дверь. На пороге стоял незнакомый молодой мужчина и что-то смутное всплывало в его чертах из воспоминаний вчерашнего вечера.


- Ты кто? Мы знакомы?

- Ничего тебя штормит. Я тот, кто донёс бессознательного бойца, до дома.

- Мы что вчера, пили?

- Твой приезд отмечали.
 
-Здесь же вроде, сразу после переворота, запрещено.

- Да, могут посадить, или палками отхлестать.

- Зачем тогда, такое опастное удовольствие?

- Так, мы у себя на родине! Наш городок, это юридически Советский Союз, здесь, за колючкой, бояться нам нечего. Ладно, приходи к Казакову, полечимся, завтра всё равно у мусульман праздник.

- Какой ещё праздник?

- Пятница, садык (друг)! Они не работают, в мечети молятся, советы имама слушают. Ты смотрю тоже уже советы имама штудируешь, - улыбаясь, произнёс он, кивнув на Китаб Ахдар (Зелёная Книга), лежащую на столе.

- Вчера в аэропорту стырил, решил полистать для интереса.

- Да тут у каждого эта книга есть. Если бы украл, руку отрубили, здесь с этим строго.

- Дикость какая-то, каменный век.

- Несколько раз предупреждают не воровать, если не перестаёт, зачитали приговор, заморозили, отрубили кисть, обработали, обмотали, всё культурно.

- Гуманно-то как, лучше чем в травмпункте.

- Ладно, не будем о грустном, давай приходи. Все уже собрались, лечатся и ждут продолжения банкета. Меня, кстати, тоже Сергей зовут, фамилия Шелковский, если не помнишь.

- Хорошо, сейчас только фрак надену.

- Уже смешно,  - расплылся в улыбке Сергей и вышел.



           Оказалось, найти дом, где жил Казаков, не так просто, если с вечера изрядно выпить и совершенно ничего не помнить.  Во дворе ни души, двери квартир закрыты, у всех работают кондиционеры. спросить не у кого. Тротуар, выложенный большими серыми каменными квадратами, вёл меня вдоль высоких, разросшихся кустов мимозы, укрывающих, как в рязановской комедии, про улицу строителей, абсолютно одинаковые одноэтажные светло-бежевые дома, с плоской крышей, с одинаковым тёмно коричневыми дверями и затонированными окнами. На улице уже было нестерпимо жарко, на пронзительно синем небе на всю свою мартеновскую мощь пекло яркое светило, затрудняя мои отчаянные поиски. Изрядно поблуждав и подустав, собравшись уже вернуться назад, я услышал в далеке свист, стоявшего на углу здания, утреннего гостя.


- Ты куда пропал? Все уже заждались, стол праздничный уже накрыли!
 
- Заплутал малёхо, лишний круг дал, - извиняющимся тоном ответил я.

- По первости, здесь все кругами бродят, - улыбаясь, ответил Шелковский.


          Из полуоткрытой двери, квартиры Казакова, надрывно пел пьяный песенный дуэт, где громко орущий бас, настойчиво пытался взять очень высокие ноты. Совершенно не равнодушный к музыке человек, сразу бы понял, что отсутствие музыкального слуха в данном произведении не главное. Если пьяная душа захотела петь, её уже ничем не остановишь.  Забавно было не только изумительно фальшивое пение, но и выбранный репертуар. В невыносимое пекло, этот мужской дуэт душевно пел о белом снеге и занесённой вьюгой стёжке-дорожке. В припеве грубый мужской бас громко и честно признавался: «Я с тобой любимый рядышком прошла…».  Немного постояв перед дверью, чтобы дать исполнителям закончить это   шикарное произведение и полностью выразить свои интимные чувства мы зашли внутрь.


          На столе в кухне уже всё было готово к продолжению банкета: посередине стола стояла большая, почти полная, бутыль, слегка мутноватой жидкости, стаканы уже наполненные наполовину, минеральная вода «Bengashir», остатки нарезанных помидор, увядшая зелень и длинный батон белого хлеба. Увы, других особых изысков в сервировке, на праздничном столе, не наблюдалось. Мне стала понятна причина вчерашних провалов в памяти.

 
- Ну, за дружбу ! –, произнёс басом, небольшого роста, нетерпеливый, лысоватый толстячок, поднимая стакан со стола, важно представившись директором одного из московских техникумов.

- Ну, а зовут директора как? – глядя ему в глаза, поинтересовался я.

- Вакин Владимир! – представился важный директор.

- Квакин? – переспросил я, сделав вид, что не расслышал.

 
           Оба Сергея, одновременно рассмеялись, так как были уже выпившие и поэтому очень предрасположены к юмору. Разумеется, они поняли, что я специально назвал директора фамилией героя главы хулиганов из известной гайдаровской повести «Тимур и его команда», Мишки Квакина.

 
- Ва-кин! – по слогам, с явным раздражением, произнёс директор.

- Очень приятно! Два Сергея, два Владимира, не перепутаешь, кто начальник, - ответил я.


          В глазах директора, вся напускная важность улетучилась, появилась растерянность и чтобы неловкость момента ушла, я произнёс тост:


- Говорят, что человек, достигший вершин власти, потерян для друзей. Давайте выпьем за то, чтобы дружба не умирала даже у вершин власти!


          Все ударили стаканами и, улыбаясь, посмотрели на Вакина. Директор выпил, закашлялся, стал жадно пить минеральную воду прямо из бутылки. Самогон был очень крепкий и достаточно вонючий, но совершенно удивительно, что события вчерашнего вечера, казалось бы, безвозвратно потерянные моей памятью, начали ко мне возвращаться…

           - Володя, расскажи вчерашнюю историю, Вакин вчера пропустил твой бенефис, сам понимаешь, лучше тебя никто не расскажет.


           Вспомнил, что рассказывал вчера историю, услышанную два года назад, от преподавателя арабского языка  Фаита Вагизовича. Налив из пластиковой бутылки полный стакан минеральной воды, жадно выпил и начал, чтобы было понятно новому знакомому, с небольшой предыстории:

 
          В Ташкенте, где заканчивается проспект Алишера Навои и начинается улица Беруни, недалеко от медресе Кукельдаш, где изучают мусульманские религиозные дисциплины, по утрам существовал рынок рабочей силы. Туда приезжало большое количество людей, желающих продать свой труд и те, кому были нужны рабочие руки. Найти необходимого работягу было достаточно просто, человек с лопатой мог рыть яму, с мастерком штукатурить, с пилой пилить, с рубанком строгать, всё в зависимости от инструментов находящихся у него в руках. Наниматель выбирал себе понравившегося работника и договаривался с ним о цене.

 
          Фаит Вагизович, поведал необычайно забавную и интересную историю, произошедшую с его коллегой Рустамом, решившим подзаработать во время своего летнего отпуска. Так, в один из дней, доехав на метро, до станции Дружба Народов и проследовав в сторону медресе, он, разложив нехитрые инструменты сантехника, стал ждать. Через некоторое время рядом прошла, приятной полноты, красивая узбечка. Её густые, черные, с синим отливом волосы были распущенными по плечам и слегка развевались на ветру, как грива у коня. Она повернула в его сторону голову, сверкнула красивыми пронзительными, но какими-то дикими глазами и не остановилась, а проскакала дальше.


           Простояв около часа и уже не надеясь, что сегодня удастся подзаработать, он опять увидел, как он выразился, скачущую на него энергичную кобылку. Она смотрела в глаза, с какой-то дьявольской улыбкой, словно привораживала, даже не сказала, что нужно делать, поманила за собой, а Рустам, ничего не соображая, под действием её чар, поскакал за ней следом. Всю дорогу ехали молча, только в зеркале на Рустама был устремлён острый, как нож, взгляд её восточных, слегка раскосых глаз. Дама  представилась Зухрой, когда чёрная «Волга» въехала во двор её большого дома.

 
          В доме, словно ожидался приезд гостей, стол был заставлен самыми разнообразными блюдами узбекской кухни: посреди стола большое,  с национальным орнаментом, фарфоровое блюдо, наполненное горкой ароматного плова, сверху с большими кусками сочной баранины, посыпанными рубленым зелёным луком. На небольших тарелках салат из свежих кроваво-красных помидор, усыпанных репчатым луком, кинзой и базиликом, нарезанная тонкой соломкой маринованная морковь, запеченные баклажаны с сыром, долма  с белым грибным соусом, лепёшки круглой формы с тонкими серединами и пышными бортами, бутылка армянского коньяка и большая многоярусная ваза с разнообразными фруктами: гранаты, груши, персики, виноград, крупные куски ароматной дыни.

 
           Рустам глубоко вздохнул, глядя на всё это вкусное великолепие, крепко сжал в руках вантус и невольно проглотил слюну.  Неожиданное предложение Зухры, подкрепиться перед работой и разделить с ней ужин, было встречено сконфуженным Рустамом, как-то настороженно. Но разыгравшийся аппетит, после увиденного щедро сервированного стола и настойчивый, властный голос хозяйки, быстро избавил наёмного рабочего от неловкости и отправил мыть руки.

 
          Вернувшись, он застал Зухру в ярко-красном платье в обтяжку, распираемое плотными бёдрами и высокой грудью. Его глаза, словно у загнпнотозированного кролика, устремились на её красивые скрещенные ноги в чёрных колготках.  Она, как удав, сидела, развалившись в кресле, смотрела, не мигая на свою добычу, кусала, то облизывала, пухлыми накрашенными, как кровь губами, то глубоко заталкивала в рот кусочек дыни.  Властная особа, привыкшая повелевать мужчинам, велела открыть коньяк.

 
          Рустам проснулся ночью от того, что кто-то ласково гладил нежными пальцами, его грудь, ладонью живот, затем пальцы просунулись под резинку трусов. Он не шевелился, ожидая сладкого продолжения, это его возбуждало. Затем под простынью произошло движение, и Рустам открыл глаза. В полумраке он увидел устремлённый на него взгляд диких раскосых глаз, чуть ниже висящие над ним, как дыни, огромные груди, круглый, как восточное блюдо, живот и чуть ниже, просвечивающий сквозь тонкую ночнушку, мохнатый пучёк тёмных волос…


          Утром Зухра щедро расплатилась с Рустамом за работу…


- Даааа, живут же люди! – с завистью произнёс Вакин, ковыряя спичкой застрявший в зубах стебель сельдерея.

 
          Все молча, закурили, осматривая скудную закуску на столе.


- Володя, а что дальше было, ты вчера не успел рассказать, - спросил Шелковский.

- Серёж, ты же знаешь продолжение этой истории, - обратился я к Казакову.

- Меня в тот день небыло на занятиях, - ответил Сергей, доставая из холодильника очередную бутылку и разливая самогон по стаканам.

 
          Мы выпили за скорый приезд наших жен, и я продолжил рассказ:


          Изучая в ТашГУ, на восточном факультете, арабский язык, нам всем в группе дали арабские имена, чтобы исключить, даже при обращении друг к другу, русскую речь. Я стал Ашрафом, москвич Сергей – Али, Виктор из Киева – Мустафа,, Володя из Львова – Акбар, Богдан из Винницы – Ахмед, Михаил из Конотопа – Мухаммад. Продолжение этой истории касается Михаила из Конотопа.


           В самом начале учёбы нам пришлось жить не в университетском общежитии, а межотраслевом ИПК, поэтому проживание оказалось платное. Заведующий курсами Хакимов,  объяснял это начавшейся в стране перестройкой,  министерской несогласованностью, что никому мы не нужны и вопрос с оплатой постоянно затягивается в Москве. Это не мешало заведущему, совместно с комендантом гостиницы Машхурой Алимовной, с сочувственным лицом, брать с нас немалые деньги.


          Позднее нам стало известно, что Москва перечисляла за нас деньги своевременно и в полном объеме. Миша, как и многие из нас был, стеснён в средствах и внимательно выслушав историю Фаита Вагизовича, после занятий стал подробно расспрашивать преподавателя о рынке рабочей силы. Через некоторое время с ним произошло, не менее сладострастное, приключение.

 
          В выходной день, он припёрся спозаранку к медресе, в надежде, что к нему обязательно подойдёт Зухра, и он не только сытно покушает, крепко выпьет, насладиться узбекской красавицей, но ещё и хорошо подзаработает.  Вантус он не нашёл, а взял общежитии лопату, с пожарного щита. Ожидая, с огромным вожделением, эту восточную кобылку, его воображение рисовало огромный стол, меню из рассказанных преподавателем блюд, армянский коньяк, искрящийся в дорогой хрустальной посуде, неистово прыгающую на нём властную похотливую самку с её болтающимися около его лица огромными, как дыни грудями.

 
           Он терпеливо стоял с лопатой, в надежде предстоящего наслаждения, время от времени сглатывая обильную слюну. Прошло уже достаточно времени, но Зухра не появлялась. Временами казалось, что он замечал описываемый силуэт в людской толчее, развевающуюся на ветру её чёрную гриву распущенных волос, и он до боли в кисти сжимал черенок лопаты, ожидая своё мужское счастье.

 
          Изрядно подустав, ожидая встречи с восточной красавицей и уже отчаявшись вкусно поужинать, услышал за спиной хриплый мужской голос.

- Мне нужно в саду яму выкопать.


           Повернувшись, увидел небольшого роста, коренастого мордатого узбека, с большими волосатыми руками и игривой усмешкой на раскрасневшейся роже в тюбетейке. Потёртый и выцветший, от времени, спортивный костюм в обтяжку подчёркивал все недостатки его тела. Мясистыми короткими пальцами, с грязными ногтями, он держал согнутый, как рога у горного барана, руль велосипеда «Турист». Велосипед был достаточно старый, с облупившейся на раме краской, обмотанный изолентой, но зато с багажником. Ожидаемая сказка рассыпалась, как хрустальный домик…


- Ну, так, чё, друг? Согласен? - прохрипел мордатый.

- Можно, наверное, - неуверенно, раздумывая, ответил Михаил, - А сколько денег?

- Да, ты не бойся, не обижу, если голоден, накормлю, - усмехнулся мордатый и головой кивнул на багажник, - Присаживайся, поехали!


          Михаил изрядно проголодался, а слово: «накормлю» подействовало на него магически. Он взгромоздился, поджав ноги, на багажник лисапеда, заскрипевшего своими железными частями и прижал к себе лопату.


           Всю дорогу они ехали молча. Мордатый энергично крутил кривыми ногами педали «Туриста», а Михаил старался не задеть, лопатой, случайных прохожих. Городские кварталы, постепенно, сменялись какими-то средневековыми махалями с ужасными задворками, старыми разваливающимися домами, из глиняных стен, которых тут и там торчали пучки соломы, колоритными жителями, ишаками, баранами, чайханами и огромными свалками в оврагах.

 
          Около одного дома велосипед остановился. Мордатый долго возился с замком массивных проржавевших железных ворот, прежде чем они вошли во двор. К удивлению Михаила за воротами был чисто выметенный двор с фруктовыми деревьями, перед входом в небольшой дом большая веранда, с местом для чаепития, застеленное ковром.  Фасад и крыша украшены деревянными резными украшениями в традиционном узбекском стиле. Входная дверь, с мельчайшими национальными орнаментами, представляла настоящее творение тонкой ручной работы мастера резьбы по дереву.

 
          Мордатый прошагал вглубь сада, где оранжевые плоды хурмы нависали над головой как праздничные фонарики, и указал место, где следует копать яму. Михаил с неохотой принялся за дело, справедливо считая, что его должны были сначала сытно накормить.


          Выкинув на поверхность изрядное количество грунта и невыносимо устав, от  непривычной изнурительной работы землекопа, он услышал  сверху, хриплый голос мордатого.


- Пошли кушать, дорогой!


          На низком столе в веранде стояла бутылка водки, два стакана, несколько нарезанных дольками помидор, небольшой пучок зелени и лепёшка. Всё-таки водка волшебный напиток, стоит её только купить или увидеть, настроение мгновенно поднимается, человек уже в предвкушении праздника, начинает шутить, смеяться и радоваться как ребёнок…



- Ну, прямо, как у нас, - засмеялся Шелковский и налил в стаканы самогон.

           Все были уже навеселе, и меткое высказывание товарища поддержали дружным смехом. Мы выпили, запили бенгаширом, закусили долькой помидора и занюхали хлебом.

- Вот, Мишане не повезло, не покушал вкусного плова, коньяка армянского не попил, - с иронией посочувствовал Вакин.

- Зухре не присунул, - добавил, с усмешкой, Шелковский.

          Все опять громко засмеялись. Каждый по очереди старался повторить наиболее смешные моменты комичной ситуации, произошедшей с Михаилом, каждый раз срываясь в хохот.
 
- А, дальше, то что-то, было? – с интересом поинтересовался Вакин.

- Зухра, пришла! – заржал Шелковский и все сидящие за столом.

- Нет, она не пришла, но история имела неожиданное продолжение, - произнёс я, когда все успокоились и продолжил свой рассказ:


          Михаил проснулся ночью от того, что кто-то грубыми шершавыми пальцами, сдавил его горло, а другой рукой гладил живот. Затем мясистые шершавые пальцы просунулись под резинку трусов к его промежности. Михаил открыл глаза и замер от страха. В полумраке над ним нависла огромная красная рожа мордатого, с нахмуренными раскосыми глазами, с оскаленным в жуткой улыбке ртом, с редкими гнилыми зубами. Мерзкий запах изо рта, в вперемешку с алкоголем, подействовали на Михаила словно нашатырь, привели его в чувство и он стал отчаянно сопротивляться грубому насилию…


          Все посмеялись, но довольно сдержанно, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Вечеринка закончилась вскоре после окончания истории. Пить самогон сразу расхотелось, наспех попрощавшись, все быстро разошлись по домам…