Шлем

Я сел на мягкую косметологическую кушетку – и сразу затрясся. Запрыгали, завибрировали мои напряженные мускулы. Боялся до жути, до тошнотворного нетерпения. Крутило, сминало беспокойный от животного страха живот.
– Не волнуйтесь вы так, это безболезненная процедура, – сказал беспечный, укатывающий вдаль голос.
Зыбкие, плывущие лампочки на однотонном потолке мелким блеском отражались в моих блуждающих зрачках.
– Представляете, как-то раз явился один своеобразный пациент… – продолжил обволакивать меня голос, дабы отстранить от пугающих сознание вещей.
Тем временем обескураженный я глядел на стоящий у стены монитор, за которым находился светловолосый, худощавый доктор с остроносым лицом. Перед его взором крутились снимки головного мозга, какие-то цифры, проценты, скатывающиеся в беспросветную пропасть зигзагами графики… На моей спине выступила гусиная кожа.
– …со спелым ирокезом на голове. Представляете?
Слух учуял еле уловимый сдерживаемый смешок. Впрочем, об этом я сразу забыл, ведь поджарый мужчина в клетчатой рубашке дернул вправо озабоченным лицо и сказал:
– Вы готовы?
Он обратился ко мне через плечо и затем вновь сжал вместе две половинки бескровных, сосредоточенных губ, отвернувшись к бирюзовому экрану.
Я слабо и незаметно кивнул – по большей части самому себе, – коснувшись подбородком колыхающейся, прыгающей груди.
Раздался хруст и треск, прокатилось по кушетке бесшумно содрогание. Сердце падая с верхов ушло прямиком в низовье пяток. Я не чувствовал озябших пальцев, особенно мизинцев, – люто онемели.
Начал с рокотом спускаться серебристый из железа шлем. Я крепче вцепился неосязаемыми руками в подлокотники и пытался перечислить про себя объекты видимого в обычной жизни мира: молчаливую природу, тихий шепот утренней квартиры, стройную фигуру девушки за кабинетом, скульптурой прислоненную к стене…
Не помогло. Я умоляюще кидал свой взгляд на ручку двери и влажными ладонями тер, все тер и тер до изнеможения, разогревая пальцы, подлокотники.
Вдруг шлем остановился: сбой дала новая программа. Какой-то скрученный провод качнулся у моего носа, замахнувшись на пролетающую мимо муху.
– Не крутите головой, – остановил мое непреднамеренное любопытство доктор.
Он долго стоял у монитора и чесал в морщинах лоб. Я превратился в слух.
– Кажется, это от чрезмерного волнения… – сказал он шепотом в свою закрывающую рот ладонь.
Невысокий доктор сунул кисть с манжетой в стол. В ящике блеснуло что-то. От вида тонкой иглы пересохло в горле.
– Что, что вы делаете? – хрипло вскрикнул я как мог – и замолк.
На лбу выступили крупицы ледяного пота. Шлем нависал надо мной нимбом, как над святым мучеником.
– Плохо действует лекарство. Я вам сделаю повторную инъекцию, – сказал доктор.
– Это допустимо? – спросил я, чуть не сорвавшись голосом, чуть не потеряв от испуга все доступное сознание.
– Вполне. До четырех раз считается уместным.
Тишина. Игла мягко протыкала острием пласты обнаженной кожи. Образовавшаяся в процессе пауза позволила медленно оттаять пальцам.
– Продолжим, – коротко сказал доктор, с его лица сползла стальная маска, которую надел он, когда в руках его ожил шприц.
Шлем снова загудел, мягко полностью осел на мою голову и закрепился, высунув три изнеженных язычка – приставленных к вискам и затылку.
– Отлично. Закройте глаза. Старайтесь во время процедуры их не открывать.
Шлем завибрировал. Соленые капельки пота стекали по моему носу на бледные губы водопадом.
– Долго ли проходит операция? – спросил напоследок я.
– Нет, буквально миг пройдет, и вы забудете ее.
Я опустил веки – и в упавшей темноте зашагали великаны. Под их ногами трещал, гудел, извергался мир. Вопил холодный, стылый ветер. Во тьме один за другим носились кошмарные создания, земля разъехалась и ушла из под ног. Все глубже и глубже я тонул в мутной воде. Ноги коснулись податливого дна, а перед лицом причудливыми рыбами проплывали огни. Я чувствовал, как жгло кончик носа, видел, как сквозь веки, будто через шторы, пробивался свет.
И свет этот вскоре распахнулся пылким солнцем, бурными волнами вылился к моим ногам и разбился о них золотисто-белой пеной. Я ясно увидел нас с тобой, воспоминания нахлынули с прежде небывалой силой: твои качающиеся бедра, липкий песок на загорелых тонких ножках, растрепанные волосы, усыпанные отблеском горящей в чистом небе, сияющей звезды…
Слепя глаза, вспыхивали огни – и тут же гасли, как кометы в ночи. На закрытых веках пятнами раздувались затемнения, стирая магию тебя и записанного на ленту памяти лета.
– Почти все… – сказал страшный голос великана из невидимых за горизонтом бесконечных глубин.
Я вспомнил, как мы купались в спокойном, теплом синем море. Осыпанные перламутровыми блестками, мы выходили на озаренный золотом, мерцающий пленительным голубоватым маревом, от посторонних глаз укрытый, пляж и радостно бежали по горячему, упругому песку, вдыхая раскаленный воздух.
Смутные, сакральные образы быстро и сладко проносились мимо, как встречные машины по ночной трассе. Море неумолимо ползло к горизонту, сумрак охватывал собою небо. Мои влажные щеки пылали от слез, прощаясь с этим местом.
– Стираю последнее… – стрекотал ступающий оголенными ступнями по утекающему пляжу мрак небытия.
Тихий морской ветер уносил за горизонт каждую мою слезинку.
– Стой! Не уходи! – забыв о страхе, оглушительно воскликнул я, когда увидел, как ты в прощальном воздушном поцелуе развеялась в поднявшихся песочных вихрях навсегда.
С диким воплем и телесным содроганием я распахнул красные, намокшие глаза – и устыдился своего неуместного, странного выкрика.
– Успокойтесь, все в полном порядке, – снисходительным тоном заверил меня доктор. – Я с вами.
Язычки отодвинулись от виска и затылка. Одежда промокла вся до нитки.
– Вы?.. – вяло сказал я и от охватившей усталости и слабости растекся на кушетке, напрягая каждую ячейку памяти. – Отчего же я кричал?..
Доктор отцепил шлем и широко, по-доброму улыбнулся, ответив мне так:
– Вы боялись того, что будет больно.