Книга длиною в жизнь. Том 2. Глава 9

                Глава 9.
                Отпуск, поездка к родителям.

    Когда сынишке исполнилось три годика, молодые Зорины с ним впервые поехали в отпуск: сначала к родителям Митрофана, потом и Катиным. Братья Митрофана, Ефим и Игнат, отслужив в армии, вернулись в родной дом к отцу с матерью. Почти с разницей в год потом оба женились на местных красавицах, из их же деревни. Мать на этот счет всегда им говорила: стоило ли им чуть ли не денно и нощно «шастать» в поисках невест по ближайшим деревням и селам, только время зря тратили и все ноги исходили!

А ведь все равно в жены взяли своих же односельчанок! И теперь вместе живут под одной крышей в доме отца и матери. Потихоньку, помаленьку братья расширили отцовский дом, сделав, пристрой каждый для своей семьи. Конечно, пристрой возводили вместе, да и их отец Прохор Андреевич в меру своих сил помогал им. А мать Мария Захаровна была рада своим невесткам, и наконец-то, сбылась ее давняя мечта – в доме появились для нее помощницы.

Но вот только беда, жизнь-то совсем другой стала, не как при царском режиме: летом с утра и до позднего вечера невестки всегда на колхозном поле были. Работали на благо родного колхоза, зарабатывали свои трудодни. Правда, в жаркие дни или когда там шли проливные дожди, возвращались в дом переждать непогоду, а потом опять уходили на работу. Так что для Марии Захаровны ничего не изменилось, она по-прежнему одна управлялась со всеми домашними делами, которые к тому же даже еще и прибавились.

Зато зимой снохи, да и сыновья тоже, большей частью времени были дома и сами занимались всеми домашними делами, и Мария Захаровна была почти вроде как не у дел. Невестки: Светлана и Ирина, оказались, кстати, хорошими и работящими. С уважением и почтением относились к свекру и свекрови, родителям своих мужей.

Иногда молодухи шли и к своим родителям, и помогали им по хозяйству. Благо неподалеку жили друг от друга. Если надо было, привлекали к этому делу и своих мужей, не все же им сиднем сидеть на печи! При этом их «тестюшки» (отцы их жен) не скупились и по завершении дел всегда щедро выставляли угощение и «магарыч» на стол. В общем-то, жили дружно: оказывается, есть определенные преимущества жить поблизости! Вскоре с небольшой разницей у обоих сыновей появились свои первые детишки на радость обоим бабкам и дедкам.

Так что жизнь на селе продолжалась!
И вот после перерыва почти в два с лишним года Митрофан прибыл в отчий дом. Мать, Мария Захаровна, при встрече сына, снохи и внука сильно расплакалась, да и сам Прохор Андреевич не удержался и тоже пустил скупую мужскую слезу. Но все равно, это были только слезы радости от встречи, счастливые слезы! Митрофан с Катей привезли с собой всем подарки, включая и племянников. О них, как впрочем, и о многом другом узнавали из писем.

Митрофан с домом переписывался регулярно. Братья при встрече крепко обнялись, потом сильно «барабанили» руками друг друга по плечам, проверяя на крепость и стойкость. Так уж получилось, что все братья Зорины до сих пор ни разу не видели жен друг друга. Вот и пришла, наконец, пора перезнакомиться. К вечеру за столом собралось в кои веки все семейство Зориных из одиннадцати человек! Окинув общий стол взором, каждый из них подумал, что когда-то будет за столом сидеть больше народу за счет внучат. Лучшие времена еще впереди! Дай-то Бог!

Вот теперь счастье-то бабке с дедкой действительно на старости лет привалило, так привалило! Они, наконец-то, увидели всех своих внуков! Эти дни в доме стоял шум и гам до потолка от игравшей там мелкоты. Хорошо, что ребятишки были почти одного возраста. Случались, конечно, между ними и разные размолвки, ну как же без этого! Но потом возникший «инцидент» между ними быстро гасился.

Пацаны сами благоразумно приходили к «мирному урегулированию конфликта». После чего игры вновь возобновлялись к их удовольствию, да еще с удвоенной силой! А бывало и так, что иногда приходилось возникшие недоразумения между ними решать взрослым, которые были вынуждены разводить «конфликтующие стороны» даже по разным углам! И только при достижении ими «консенсуса» или просто «мирового соглашения» взрослые разрешали им продолжить свои игры!

А чтобы остудить пыл, благо погода стояла теплая, их отправляли играть и на улицу во дворе дома. И тогда неугомонная бесштанная команда из трех маленьких сорванцов шумно носилась по всему подворью. А вместе с ними бегала и их дворняга по кличке Дружок. Пес был среднего размера, по окрасу пестрым из-за разных пятин и крапин, которые располагались неповторимым узором на всем шерстном покрове пса. Ему без дела надоело целыми днями сидеть у своей конуры, вот он и ходил потихоньку «туды-сюды», а тут такое счастье подвернулось: пацаны с криками стали носиться по всему двору.

Дружку ой как завидно стало, и он ринулся со всех своих лап с визжанием и веселым лаем к ним. Мальчишки не испугались и приняли его в свою бесштанную команду, здраво рассудив, что Дружок-то тоже без штанов! Два сорванца Жорка и Вовка (дети Игната и Ефима), которые проживали здесь, знали Дружка со дня своего рождения, да и пес уже давно привык к ним. И с первых же дней приезда они познакомили своего двоюродного братика Гену с Дружком. Пес с головы до ног обнюхал его и сделал вывод: «Этот паря вроде ничего, ладно тогда кусать не буду, пусть не боится!»

И с тех пор пацанва брала его в свои игры. Пес был настолько дружелюбен с ними и верен им, что готов был в «одностороннем порядке» выступить на защиту своих маленьких друзей от случайных посягательств, всяких там соседских гусей или индюков. Да и хозяйскому петуху Ричарду не давал воли! А Ричарда, по всей видимости, раздражала и не устраивала эта малышня со своими криками и играми. И он каждый раз норовил при случае клюнуть кого-нибудь из них в самое незащищенное место, где отсутствовали штаны, попросту говоря, – в зад мальчуганов.

Являясь чуть старше их, пес не претендовал на свое верховодство в их «стае», а то вдруг еще чего не возьмут в свои «дурацкие» игры! Но, тем не менее, ждал их с большой охотою. А со своими обязанностями игрока пес справлялся на отлично. И время от времени он прекращал свои «бега» и поглядывал на них, убеждаясь, что мелюзга не против его участия и, по-прежнему, рада ему. Но всему бывает предел! И дворняга на себе это ощутил: они, мальчишки, в конец перебегали и измотали пса так, что тот, бедный, время от времени, плелся к своей конуре и ложился у нее на «передых», с открытой пастью и вывалившимся языком, и дышал так тяжело, что видно было, как бока его ходили ходуном!

К вечеру, когда братья с женами собирались все дома после работы, баня и ужин уже их ждали! Митрофан каждый день подтапливал баню. Сначала шли в баню, потом все садились ужинать за стол. А Катерина с Марией Захаровной к их приходу тоже каждый день варили в большом чугунке щи или просто куриный бульон и успевали наделать целый тазик пирожков – то из капусты, то из картошки. А иногда пекли и сладкий пирог из какого-нибудь варенья или делали шаньги или ватрушки.

 И все это съедалось за милую душу и оставалось еще и на завтрак! Порой Прохор Андреевич выставлял на стол для своих сынов деревенский самогон. Выпивали по чарке-другой за ужином. Крепкий самогон, кто хотел, запивал домашним холодным квасом. Деревянный жбан с квасом тоже находился на столе. Для снох Мария Захаровна выставляла домашнее некрепкое вино. За столом вели общие разговоры на разные темы, была создана уютная семейная обстановка, которая, безусловно, всем нравилась, но долго не засиживались, ведь завтра молодежи надо рано вставать и опять идти за трудоднями.

А мужчины в промежутке между разговорами, а когда и просто так, выходили на завалинку, делали из газеты «козью ножку» и курили самокрутку все за теми же разговорами. Прохор Андреевич по такому случаю угощал всех своим хорошим самосадом, душистым и крепким в меру. Он с давних пор выращивал табак у себя в огороде на грядке, которую ему выделяла каждый раз Мария Захаровна. Табачной рассадой занимались еще его отец и дед.

Так что Прохор Андреевич знал все премудрости и тонкости выращивания табака, давно подобрал сорта, которые ему больше всего нравились. Производил полив, рыхлил, удалял сорняки, делал защитную обработку от вредителей и болезней. Мария Захаровна не раз ему выговаривала, что лучше бы также трепетно и нежно относился и к другим огородным растениям. От этого было бы больше проку!

Хотя ради справедливости надо отметить, что ворчания Марии Захаровны были напрасны. Но в силу своей какой-то житейской «вредности» она всякий раз норовила его задеть, если, к примеру, видела, что огурцы еще не политы, а картошка не окучена, зато грядки табака в полном порядке! И они «противные» только и надсмехаются над ней! Как всякий сельский житель, выросший на земле и все знающий о ней, Прохор Андреевич ни в чем не уступал своей жене, что касается ведения дел на ней.

А иногда и сам находил какие-то промахи в ее работе. И тут уж берегись, дорогая Мария Захаровна, получишь сполна за свое сердитое недовольство. Вот этими препираниями все и ограничивалось. А так жили и работали по большому счету дружно и справно! Хотя чего греха таить работа в деревне всегда была однообразной, все время одинаковой, монотонной, не знающей новизны, а потому и несколько утомительной, не каждый может выдержать, если не скрасить ее шутками, песнями, поддевками и т.д.

Старые Зорины это давно все усвоили и прошли! Сейчас песен, конечно, не пели, когда трудились у себя на огороде, но вносили в свою «яркую» сельскую жизнь некоторое разнообразие в виде беззлобного ворчания друг на друга. Кто как и кто во что был горазд, тот так и забавлялся, лишь бы веселее было всем!

Погостив несколько дней у родителей Митрофана, молодые Зорины дальше поехали навестить Катиных родных. Это давно следовало бы сделать, да все как-то не ладилось! И Катя уже просто сходила с ума и не находила себе места! По ней было видно, как она соскучилась по своему дому и родным! И ждала с нетерпением, когда же тронутся в путь!

   Провожали в дорогу семью Митрофана все домочадцы. Вот подошло время и печальным слезам расставания. Мария Захаровна тихо плакала, сама того не желая, и ей ничего не оставалось, как только вытирать слезы кончиками своего платка, повязанного по-старушечьи поверх головы. У Митрофана тоже сильно защемило сердце, и на душе далеко не радостно стало! И его спокойствие, которое он хранил до последнего, куда-то вдруг пропало. Он, наконец-то, увидел воочию и осознал, что в этом мире нет ничего вечного: родители еще больше постарели и сдали. Руки у матери чуть заметно тряслись, когда она хотела обнять его, но у нее сразу это не получилось. Очевидно, от волнения, решил он.

 Тогда сам обнял ее, и она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его сильную грудь, чуть всхлипывая при этом. И так постояли минуту-другую! Потом он осторожно и с нежностью отстранил ее от себя и взял руки матери в свои ладони и внимательно, с любовью посмотрел на них. Чуть позже поднес их к своим губам и плотно прижал! Раньше он не замечал, чтобы руки у матери тряслись, хотя бы чуть чуть. А тут, увидел впервые.

Да, мать совсем седая стала и волосы у нее тонкие и редкие… Кожа на ее лице была сухой и морщинистой, а на шее – почти дряблой… Отец тоже не лучше выглядел со своими редкими волосами, убеленными сединами, да еще и с глубокими залысинами на висках и старческой кожей на своем лице, которая была тоже вся морщинах… У обоих родителей даже осанка изменилась, исчезла прежняя их стать, и вроде бы сами ростом ниже стали и появилась небольшая сутулость. Потерялась куда-то некогда им присущая упругость, гибкость и легкость в движениях… Оба стали прихрамывать. Отец, так тот давно уже не расстается с клюшкой. Да уж старость не в радость! Потом он крепко по-мужицки обнял отца!

Митрофан также обратил свое внимание на натруженные и обветренные руки родителей. Эти крепкие и добрые, ласковые и нежные руки он помнил с детства, которые всегда были рядом и приходили на помощь: хоть когда ему было всего пять лет, хоть десять, хоть двадцать лет. Руки, когда-то научившие его ходить, которые кормили, одевали и водили за руку его везде, вдруг с годами стали такими: грубыми, жесткими, почти дубовыми и к тому же испещренными, почти что изрытыми глубокими морщинами! Внутренние контуры морщин на их руках выделялись своими тонкими линиями, словно нарисованные цветом простого карандаша, и заметно контрастировали с основным цветом кожи!

Это точно также, как у людей с тонкой и светлой кожей, сквозь которую можно рассмотреть на теле жилочки вен. Так и здесь с морщинами на руках! Только лишь с той разницей, что будто в эти тонкие линии въелась вся их жизнь с многолетними трудами, бедами, заботами и хлопотами; удовольствиями, радостями и восторгами! Да мало ли чего еще там наберется? Ведь они этими руками строили и делали свою жизнь такой, какой она стала теперь! Вырастили детей, дождались первых внуков и живут теперь без всяких там прикрас. Да им этого и не надо уже стало, они к прикрасам не привыкли! Жизнь как у всех была, так и осталась – не лучше и не хуже!

Провожали Митрофана и их два маленьких внука Жорка и Вовка. Братья с женами попрощались еще вчера поздним вечером и сегодня уже поутру ушли на работу. Митрофан и Катя расцеловали напоследок своих племяшей и отца с матерью. Их маленький Генка вдруг расплакался и заявил, что не хочет уезжать от своих вновь обретенных «братанов»! Братаны в свою очередь тоже враз и в унисон заголосили,
«ходатайствуя» своим плачем перед Митрофаном, чтобы тот оставил с ними Генку.

 Дружок был тоже здесь у калитки дома рядом со всеми. Он не мог понять, в чем дело, почему вдруг пацанва вся расплакалась и находится не в игривом настроении? Пес тихонько повизгивал, вилял хвостом, то и дело подбегал к мальчишкам и сразу же отбегал, как бы приглашая забыть все их домашние невзгоды и поиграть с ним! Видя, что этот прием на пацанят никак ни катит, он поменял способ своего приглашения: подбегал к ним, сгибался наполовину и ложился мордой на свои передние лапы и потом с хитрой мордой вдруг срывался и стремительно с лаем отпрыгивал в сторону, давая мелюзге понять, что они его теперь ни за что не догонят! И делал он это неоднократно, не прокачав всю ситуацию до конца.

 Прохору Андреевичу и лай собаки, и рев внучат порядком стал надоедать, тогда он сердито цыкнул на пса, и тот сразу угомонился, поняв, что дело уже становится нешуточным и приобретает весьма серьезный оборот, и что игр сегодня не будет! Дружок не осмелился переспросить, в чем тут дело и что за прихоть, но здраво рассудил, что хозяина лучше сейчас не тревожить разными дурацкими «вопросами», а то не ровен час и хуже станет! Ведь против своего домовладельца не попрешь, враз из конуры выгонит! А тем временем подъехала конная подвода одного из сватов семьи Зориных, с которым договорились заранее, что он вывезет их на Бирский тракт, где можно будет поймать попутную машину в сторону Родыгино.

Прохор Андреевич с Митрофаном успокоили ребятишек, да им, собственно говоря, уже и самим надоело так канючить! А Генка, так тот вообще, как только увидел лошадь с телегой, сразу успокоился, ведь не каждый день пацаны катаются на телеге! Вытерев слезы рукавами своих рубашек, ребятня с интересом и делово подошла и осмотрела сначала телегу, а потом и лошадь.

Потом один из малышей по-хозяйски пнул по колесу телеги, а второй руками, ухватившись за спицу, попробовал потрясти другое колесо, как это делают иногда взрослые. Стало понятно, что растет Зоринская порода: до всего им есть дело! Потом подошли к лошади и хотели уже постучать ее по бокам, намериваясь дальше подергать за узду, но хозяин лошади, громко предупредил, что Буцефал не любит этого от незнакомых и может покусать или даже ударить копытом. После этого им что-то сразу расхотелось близко подходить к ней.

Справедливо рассудив, что ничего хорошего для них из этого не выйдет. «Троица» явно была не готова к обострению отношений! И глядя с опаской на Буцефала, мальчишки все же отошли чуть в сторонку и стали о чем-то важном перешептываться между собой, иногда даже размахивали руками! Наверняка, шел серьезный мужской разговор, и не исключено, что это напрямую касалось строптивого коня со странной кличкой Буцефал!

И вот, наконец, подошло время прощания! Митрофану, Катерине и их маленькому сынишке все пожелали счастливого пути! Ребята, глядя на взрослых, тоже на прощанье обнялись и даже пожали друг другу руки, как взрослые! А мать с отцом, перекрестив семью Митрофана, еще долго стояли рядом вместе у калитки дома и смотрели вслед уходящей повозке.

Прохор Андреевич одной рукой держал клюшку и опирался на нее, а второй приобнял слегка за плечи Марию Захаровну. Она опять тихонько всхлипывала, то и дело вытирая слезы, кончиками своего уже нового платка. На голове Прохора Андреевича тоже был надет новый картуз. Оба родителя обновки надели сегодня впервые, чтобы порадовать сына со снохой. Ведь как-никак это были все же их подарки! А два «братана», уже забыв обо всем на свете, тут же побежали во всю прыть играть со своим Дружком.

                ***
Катя после сравнительно длительной разлуки с домом не раз мысленно представляла себе, как вернется домой и как произойдет ее долгожданная встреча с родными. И это сильно будоражило и волновало ее! Все бы ничего было, но она помнила, как пошла против воли своего отца и матери, которые были не в восторге от скоропалительного ее решения и скорейшего желания выйти замуж за Митрофана. И не то, что он им не понравился! Вовсе нет!

 А то, что Катя, их дочь, тогда, по их мнению, безрассудно и опрометчиво позволила вскружить себе голову какому-то наглому и треклятому ироду, который только и делал, что охмурял их бедную и доверчивую девушку. И они винили только его одного! Даже слышать не хотели о какой-то там влюбленности, которая возникла между молодыми людьми, их дочерью и Митрофаном! А он даже набрался наглости и передал через Катю, что придет к ним в гости посвататься и просить благословения. На что Фрол Алексеевич ответил в сердцах дочери:

 – Нече приходить ему полы здесь нам топтать! Сразу скажи, что, мол, я, Фрол Алексеевич, даю ему полный от ворот поворот, и пусть твой касатик разлюбезный идет лесом! Все понятно. И далее уже оба вместе продолжали:

– Помилуй бог, Катерина, разве ж так можно? Только и всего-то три раза виделись, всего ничего и сразу замуж! Эко, как тебе некогда стало! Разве ж это мыслимо? Знамо дело, обвертеть вокруг пальца тебя он хочет! Что тебе тут не ясно! Ты, Катенька, зря ему раскрыла так быстро свое сердце и душу перед ним. Ой, как зря! А ему, супостату этакому, известное дело, что надо от тебя. Только одно поиграть, да позабавиться тобой! А там жди, обрюхатит, да и бросит. Как пить дать! А потом еще и посмеется потешно над тобой! И твоей наивностью!

 Дура, ты, дура, Катька! Забыла нешто, как у Тараськи с Васькой, что в соседней деревне получилось, сначала были также шурымуры, трали-вали, а чем все закончилось? Напомнить тебе – потом и бросил брюхатую-то! Родители не знают до сих пор от стыда, как людям в глаза смотреть – ведь ославил, чертяка, на всю округу! И тебя твой хахаль Митрошка не ровен час бросит и мигнуть не успеешь! Вот попомнишь потом нас, да поздно будет, останешься у разбитого корыта с израненным сердцем, измученной душой и вдобавок еще и с маленьким ребятенком!

 Верно, Катя, тебе говорим, не гоношись и не спеши! Забыла что ль пословицу: семь раз отмерь – один раз отрежь! Вот-вот и напоминаем тебе ее для пущей важности! Разве ж тебе мы плохого хотим? Нет, Катенька, помилуй бог, нет и еще раз нет! Познакомьтесь нормально, получше узнаете друг друга. А там потом и видно будет! Женитьба – ведь дело нехитрое, ежели с бухты-барахты; но и нешуточное, ежели всерьез.

 А ежели у вас это всерьез, то и торопиться пока не след. Покуда надо выждать и все тут! Че торопитесь? Или уж замуж невтерпеж, или что? Можно и подождать. А пока баловство одно промеж вас, да и только! И скажи своему Митрофану, чтобы не напирал на тебя с энтим делом и держал себя в руках. Короче, не будет вам пока нашего родительского благословения! И все тут. Больше не об чем нам лясы точить боле, да баять попусту. Вот тебе наш и весь сказ!

Отец после этого встал из-за стола сердито и вышел из дому во двор, а мать, как могла, стала успокаивать Катерину и увещевать по-всякому! Да куда там, Катя, едва успокоившись, но как только начинала говорить, тут же сызнова появлялись слезы на грустных глазах, а потом и не могла, да и не хотела больше сдерживать своих горьких рыданий. Всхлипывая, пыталась опять в который раз объяснять матери и уговаривать ее, чтобы та еще раз переговорила с отцом, что он заблуждается в своих суждениях об их взаимоотношениях.

И что у них с Митрофаном все по-серьезному, и он непременно женится на ней! И это решено, он сам сделал ей такое предложение. И Катя никак не могла понять, почему родители никак ни угомонятся, не хотят принять ее доводы насчет женитьбы, даже запретили Митрофану прийти в их дом и объясниться, и снять все вопросы.
А мать подсела к дочери, обняла ее за вздрагивающие плечи и почувствовала по-матерински всю боль в сердце и страх в душе своей Катеринки! А слезы душили и уже текли вовсю, не переставая, по ее раскрасневшемуся лицу.

И Варвара Марковна жалела и гладила свою дочь, когда по рукам, а когда по щекам, вытирая слезы. И действительно она только сейчас почувствовала всем своим материнским и родным сердцем – отчаяние и уныние, горесть и печаль дочери! И только успела сказать:

– Поплачь, поплачь и не жалей слез, дочка! Авось полегчает, когда проплачешься. Ведь нельзя же изводить себя так, Катенька! И только успела это сказать, как сама навзрыд тоже заревела. Так и сидели еще долго за столом мать и дочь, попеременно успокаивая друг дружку!

                ***
  Вот такой последний и крайне нелицеприятный разговор с родителями, который состоялся, вспомнила Катерина в дороге к своему дому. Да, собственно, он из ее головы и не выходил с тех пор. А в памяти отчетливо возникали лица всех родных и близких, включая, конечно, и лица матери и отца. И неужели они остались, также непоколебимы в этом вопросе и по сей день? Вроде бы письма от ее подружки Ольги Климовой, у которой она и познакомилась с Митрофаном, говорили об обратном.

 Ольга нет-нет, да и навещала по старой памяти мать Катерины и установила неплохие отношения с ее младшими сестрами: Таськой и Ленкой. Напрямую Ольга не решалась спросить об этом саму мать, а вот девчонки поведали, что родители вроде бы уже смирились и даже простили уход Катерины из дома.
Ладно, думала она, осталось совсем немного ждать и все станет ясно с родителями! Чем ближе было к родным местам, тем все чаще Катерине вспоминались дом и улица, на которой проживала, пруд, где купалась вся деревенская детвора, подружки и много чего еще вспомналось и разом проносилось в голове.

Это ведь были радостные воспоминания и ни с чем не сравнимые, потому что они шли из самого детства, юношества… И тут же в памяти возник образ ее мамы: милой, мягкой, уютной и доброжелательной! И захотелось поскорее прижаться лицом к ее груди, чтобы услышать стук ее доброго сердца и почувствовать на себе ее ласковые руки, пахнущие когда травами, а когда молоком или хлебом… И потом возникала фигура отца с его располагающей к себе всех и вся улыбкой… сильного и надежного, и заботливого, любящего свою семью; когда веселого, когда в меру строгого и никому не дающего спуску, но справедливого…

Особенно вспомнился и дом Климовых, где впервые познакомилась с Митрофаном и пришла первая любовь… И она этими воспоминаниями о прожитой жизни, всего-то каких-то двадцать с небольшим лет, очень дорожила и наслаждалась ими, когда они сейчас и потом возникали в ее памяти! А впереди еще вся жизнь…

А тем временем попутная машина их довезла до развилки Бирского тракта к деревне Родыгино, в которой и проживала семья Соловьевых. Дальше семь верст молодая семья шла пешком. Маленький Генка, когда сам шел, иногда даже бежал и при этом громко гудел, изображая из себя работающий мотор машины. Если встречался на дороге какой-либо пригорок, Генкин гул становился еще громче, а как иначе, ведь машина пошла на подъем, значит ей надо добавить сил и обороты. И весело обгонял мать с отцом, но, в конце концов, утомился и перестал бегать, и сел на пыльную обочину дороги, поджидая их.

А после того, как подошли к нему родители: он на полном серьезе заявил, что все – у него бензин в баке закончился и дальше машина не поедет! Делать нечего, Митрофан взял у Катерины небольшой чемоданчик с вещами, который она несла, а она взяла на руки незадачливого водителя, у которого неожиданно и так скоро бензин закончился! Правда пришлось несколько раз останавливаться в пути: ведь Генка был упитанным малышом и без полного залитого своего бака весил достаточно много.

И Катерина, было видно по ней, шла уже с трудом, шатаясь, и едва переставляя ноги, просто устала – ведь, в конце концов, она никогда не ассоциировала себя, например, с лошадью! В отличие от своего сына, который выбрал в пути предметом своего подражания машину, которая, к сожалению, уже сошла с дороги! Митрофан видел, что жена едва несет сына и выбивается из последних сил.

 Он здраво оценил, что на буксир жену и сына он взять теперь не сможет, по самой что ни на есть простой причине, не потянет! А быть ему «чудной» помесью машины и лошади даже чисто гипотетически сейчас не хотелось, если кому-нибудь вдруг внезапно пришла бы эта шальная мысль, ну, разумеется, не считая его самого и его сына! Ведь Генка души в отце своем не чаял и верил всегда в его силы, и что тому все по плечу! Невозможного для его батьки в этом мире ничего не существует! Но, увы, сыновни надежды на отца в тот день не оправдались!

От переносимой поклажи силы его замечательного родителя тоже были почти на исходе или близки к этому. Ведь Бог ему дал, как ни крути, не железные руки, и они уже изрядно устали и чуть ли не отваливаются! Похоже, этот день был для их семьи «не их днем», когда у сына вдруг внезапно кончился бензин, у матери начали подкашиваться ноги, а у самого Митрофана отваливаться руки! Вот ведь дела, какие! Несомненно, требуется остановиться и передохнуть всем. Так и сделали в очередной раз!

Но в этот раз поступили довольно-таки мудро: устроили перекус тем, что взяли с собой в дорогу. Сами закусили, а Генка, так тот вообще с большой охотою и со всем своим удовольствием навернул пару больших пирожков и выпил целую кружку топленого молока. Малыш, разумеется, считал, что это ему вкусное кушанье передал зайчик из леса, которого он недавно видел в поле, перебегавшего через дорогу прямо перед ними.

Родителям только и оставалось это подтвердить! А после этого к парню вернулись прежние силы, не говоря уж и о его родителях к их великому удовольствию! А Генка сам, самостоятельно без чьей-либо помощи бодро зашагал аж до самой деревни! Но, правда, шел уже как обычный, пеший. Ведь мотор его так и не дождался бензина: зайчик-то вместо него по ошибке принес ему молоко! И мальчишка про себя все-таки решил поругать и поругал зайчишку в назидание ему наперед такими словами:

 – Вот растяпа ты какой-то, длинноухий, и откуда такой только взялся! Это ж надо бензин с молоком перепутал! Косой, так больше не делай!
Но долго на этом не стал заморачиваться и бойко пошел под песню, неоднократно слышанную им по радио. При этом напевал ее своим детским чуть картавым голосом, но с выражением, и сопереживая всем коллизиям юного барабанщика, что случались с ним в песне.

Пел, как мог, во весь свой голос громко, так, чтобы слышали мать с отцом:

Мы шли под грохот канонады, Средь нас был юный барабанщик, Мы смерти смотрели в лицо.
В атаках он шел впереди, Вперед продвигались отряды С веселым другом барабаном, Спартаковцев, смелых бойцов.
С огнем большевистским в груди.

Ну, и так далее. У Генки хоть и не было с собой барабана, но он без устали и в такт своими ручонками, мысленно воображая барабанную дробь, сумел все же пропеть до конца эту популярную песню тех годов.

                ***
И вот, наконец, показалась и изгородь у входа на краю деревни и вскоре дальше появились и первые хозяйственные строения сельчан по обе стороны их единственной улицы, которая была одновременно и дорогой, насквозь проходящей через всю деревню. И в ряд выстроились дома со своими длинными заборами, с большими огородами и палисадниками, в которых росли кусты сирени, жасмина или георгинов.

 Возле ворот с калитками почти у каждого дома располагались непременные атрибуты сельской жизни – скамейки, без них никак нельзя, с какого еще места себя можно показать и на других посмотреть? На врытых с давних времен отцами или дедами в землю скамейках могли располагаться и стар и млад, чтобы пощелкать семечки или просто посудачить с соседями, или, в конце концов, просто понаблюдать за жизнью всей деревни со стороны!

Улица, или дорога, была довольно-таки длинной, по которой Катерина стократ без устали бегала и одна, и с сестрами или подругами, да и просто с деревенской детворой. Когда все выходили со своих подворьев, чтобы вместе поиграть или просто пообщаться! Вот на ум пришла зима, когда взрослые вместе с ребятней построили и залили в разных концах деревни две ледяные горки, с которых потом весело каталась, и не только деревенская детвора, но и удалые чуть подгулявшие мужики! А вот ее уже по снегу на санках быстро тянет собака или ребятишки бегут скопом наперегонки с другими санками. В голове пронесся целый калейдоскоп тех дорогих, а потому и незабываемых, и даже завораживающих до боли, событий ее детства.

Тут места на центральной улице хватало всем: и весело бегающей своре дружелюбных деревенских собак и бестолковым, но самодовольным индюкам со всем своим выводком, естественно, включая сюда и саму их самку, куда ж без нее? И роскошным петухам с их необычной цветной окраской, с гривами и гребнями самой причудливой формы, а потому и заслуживающей, вне всякого сомнения, внимания всех из-за такой необычности. Они важно прогуливаются и посматривают на своих дам свысока.

Но, увы, их дамы, все как на подбор – с «куриными мозгами»; а может, оно и к лучшему, что бог им не дал других? А посматривают просто так, на всякий случай, чтоб чего, по простоте душевной с ними не случилось, не самим, же потом сидеть на яйцах! Не петушиное это дело! И гусям и уткам, пощипывающим здесь травку вдоль дороги и тут же бессовестно гадящим землю своим пометом. Как говорится, не отходя от кассы! Надо было всем сельчанам поистине быть ювелирными в пешеходном деле и предельно внимательными, чтобы случайно не наступить ногами в повсюду разброшенные «мины».

Иногда подобные «мины» соответствующего, конечно, размера расставляло на дороге и стадо коров, идущих с полей домой. Ну и куда же без овечек и баранов, им тоже здесь места хватало с лихвой, их «горох» повсюду тоже был рассыпан здесь на земле! А вот таким милым созданиям, как хавроньи, места на центральной улице не нашлось: рыла свои они там не показывали, и славу Богу! Зато ими были облюбованы почетные земли за огородами домов. Народ им в этом деле нисколечко не чинил препятствий! Как говорится, вольному воля! И лиха беда начало – туда «на вольные хлеба» вскоре стали также перемещаться постепенно и все деревенские утки и гуси. И на главной улице деревни стало гораздо чище и безопасней!

Таким образом, все указанная живность была любима населением и в полной безопасности! И им, по их желанию, были предоставлены равные и уникальные возможности на нахождение в любой точке в Родыгино. Зря что ль совершалась в семнадцатом году революция? Впрочем, если это и не так и не соответствует в какой-то мере исторической действительности, то надо всегда помнить, что во все времена человек всегда дружно уживался с этими замечательными и полезными созданиями природы!

                ***
Вот уж Катерина и подумать не могла, что когда вступит только на родную землю, так у нее сильно забьется сердечко и в душе возникнет целый шквал самых разнообразных воспоминаний о прожитых ею здесь годах! И вот, наконец-то, показалось с пригорка Родыгино во всей своей красоте, где ей с самого детства все было так мило и знакомо. Время было едва после пополудни, и на улице почти никого не было.

Вот уже несколько дней в Родыгино стояла невыносимая жара! Все, кто только мог, попрятались в тень под листву деревьев, хозяйственных построек или просто сидели в доме, не выходя из него. И только кошки и коты всей деревни держали себя в эти дни вполне сносно, уверенно и благополучно! И вели себя тоже весьма прилично – никуда не прятались, а наоборот, вызывающе дерзко, иногда даже демонстративно разваливались, где придется, лишь бы не в тень!

И лежали, как-то по-особенному, развалившись, чуть ли не пластом, и часто на виду у всех, под последними жаркими лучами солнца уходящего лета!И так валялись почти до одури самозабвенно, лениво и красиво! Только иногда позволяли себе перевернуться с бока на бок, и не более того. При этом просто не обращали никакого внимания на провокационные и зазывные шорохи и писки мышей! И всем, по деревенским понятиям, становилось ясно, что «цап царапки» послали недвусмысленный сигнал:

«Идите к черту, волки позорные! – тут же спохватились и поправились, – пардон, переборщили малость, конечно же, вы «мыши позорные» и волками вам никогда не быть! Достали вы уже своей мелкой мышиной возней! Ну, погодите, сейчас не до вас!».

А сами тем временем продолжали счастливо впитывать тепло и нежиться на щедром солнце, ведь впереди уже маячила осень!
Ладно, хоть иногда неожиданно появлялся легкий ветерок, и остальной контингент деревни, включая сюда, конечно, и ее основных жителей, родыгинцев, тоже ему, ветру, по-своему были рады и благодарны!

Особенно радовалась любому дуновению ветра в такие дни и воздавала ему хвалу до небес старая бабка Авдотка. Об этом тоже помнила Катерина. По словам бабки Авдотки, надо обязательно пить, и при том почаще, обычную воду, но не очень холодную! И в жару лучше не раздеваться, а наоборот, одеваться в свободную одежду, максимально закрывающую все части тела, и не стесняться носить платки, кепки, панамы и шляпы.

 И показывала это на своем личном примере, надевая на себя кучу разной одежды с головы до пят! И при этом говорила:

– Слава тебе, Господи, хоть ветром-то немножко обдувает!
Значит, жить дальше в такое пекло можно!
И, перекрестившись, тут же поднимала незаметно свои юбки, чтобы произвести хоть какой-то обмен воздуха внутри той кучи одежды, которую напяливала на себя. Оригинально, необычно, чудно! Или просто бабка Авдотка проявляла в очередной раз сумасбродство – расценивайте это как хотите. Но ее пример, особенно для женщин в возрасте, оказался подходящим.

Почему так люди ее называли, никто уже не помнил! И не заморачивались над этим: Авдотка, да Авдотка и все тут! Ее знало все Родыгино и жители других близких деревень. С детства она никак не сверкала, а попросту не отличалась красотой. Не она первая и не последняя! Бывает так, ну уродилась девчонка некрасивой, и что с того, но не уродиной же? А люди всегда говорили – значит, в чем-то в другом ее бог не обидит!

И сейчас она, к своим шестидесяти с небольшим годам, стала довольно-таки полной женщиной. Невысокого роста, с увядшими и утратившими всякую свежесть волосами рыжего цвета на голове и крупным родимым пятном на одной из щек. С давних пор бабка Авдотка, почитай лет как двадцать, живет совсем одна-одинешенька на всем белом свете! На окраине деревни в доме, который ей достался от деда и родителей. Все ее родные и близкие, и это было немудрено в ту пору, погибли! Кто в годы революции, кто в гражданскую, а кто просто от голода в начале двадцатых годов.

                ***
  Однако вернемся в Родыгино, к старой бабке Авдотке. Катерина вдруг вспомнила о ней, проходя мимо ее дома. Ничего в этом странного нет, она хорошо знала старую бабку и историю её жизни. Из-за затворничества некоторые сельчане были склоны считать ее чудачкой и сумасбродской, даже ведьмой и колдуньей. А бабка Авдотка с годами просто стала знахаркой, перехватив эту «эстафету» от своей бабки и матери. Конечно, она действовала примитивными способами лечения, включающими в себя средства народной медицины и различные ритуалы, заговоры и молитвы.

 Она была знатоком трав, собирала их во множестве и готовила из них разные лечебные снадобья и отвары, а также и домашние мази на их основе. И использовала их для лечения людей, кто к ней обращался с болями, простудой, мелкими травмами и т.д. Кому-то давала свои приготовленные препараты для приема внутрь, а кому-то наружно. Одним препараты помогали, другим не очень или совсем нет. Но другой возможности получить медицинскую помощь на селе в ту пору, все равно не было.
Она редко кому в деревне открывала свою душу. Но при всем при этом бабка Авдотка с людьми всегда старалась быть приветливой и в меру покладистой.

Никогда не отчаивалась и не обижалась или только делала вид, что нет. Как могла, так и жила, радуясь своим маленьким радостям, в особенности, когда ей удавалось изгнать хворь из человека и поставить его на ноги. В меру своих способностей и сил как могла помогала и делала добро людям! А в общем, она была довольно-таки доброй старушкой. Но у сельчан к ней все равно складывалось двоякое отношение, у одних было чувство уважения, как у Катерины, у других она вызывала ничем не обоснованный страх. Сколько людей – столько мнений!

А что Вы хотите? Но и они, ее порицатели, в своих тяжелых жизненных ситуациях обращались именно к ней за советом и помощью. И она не чуралась, не помнила обиды: всем помогала в меру своих сил и знаний и всегда полностью отдавала их, ничего не требуя взамен, несмотря на то, что многие просто пользовались ее добротой!

  После того как все ее родные канули в вечность, она пустила в дом одну девушку татарку, со странным для русского уха именем Акчечек. Она была не намного старше Авдотки по возрасту. На ее родную небольшую деревеньку, по-татарски авыл, с названием Кызыл-Сыкуч на почве голода в начале двадцатых годов обрушился сыпной тиф. Тогда волна эпидемии брюшного и сыпного тифов захлестнула весь прилегающий край. Не было избы или двора, где не было бы заболевшего человека! И эта подлая и скверная болезнь буквально выкашивала местное население.

Акчечек по чистой случайности в разгар повальной хвори не было дома. Она уже как почти месяц находилась на излечении в районной больнице с заболеванием уха. И продолжала сейчас еще и амбулаторное лечение после выписки из больницы. Все это время она жила в доме у своих родственников. А тем временем в Кызыл-Сыкуч все ее родные, с кем она проживала, к сожалению, не избежали этой злой беды – померли от тифа почти враз, один за другим.

  И когда она добралась до своего авыла, насторожилась, когда увидала двух охранников. Почувствовала, что они здесь стоят неспроста. Еще в райцентре она слышала, что из-за заразной эпидемии повсюду будут выставлены военные посты на разъездах для пресечения распространения тифа. Акчечек со всей своей осторожностью и поодаль в стороне от него миновала выставленный заслон охраны на въезде в свой авыл. И направилась огородами к своему дому. Почувствовала что-то неладное, людей на единственной их деревенской улице, которая хорошо просматривалась в обе стороны, не было.

  Да и обычный лай собак не доносился, кругом стояла мертвая тишина! Сердце у Акчечек сильно забилось от этой зловещей тишины, да и на душе стало совсем неспокойно! Она напряглась и ускорила шаг, почти побежала. Вскоре оказалась на задах своего большого огорода, но родного дома не было. Она своим глазам сначала не поверила и приняла все это за какое-то наваждение! Но действительность была, к сожалению, таковой, что вместо дома увидела лишь пожарище с одиноко стоящей печкой и трубой, с сильно поврежденной кирпичной кладкой и покрытой черной копотью от некогда бушевавшего огня!

Прибывшие санитары из медицинского отряда должны были продезинфицировать весь дом и сжечь в огне все домашние вещи, с которыми могли контактировать умершие. Так поступать им предписывали действующие инструкции на этот счет! Но санитары, как оказалось, были пьяны и не ведали, что творили. И в результате сгорел весь дом и часть хозяйственных построек, которые находились прямо рядом у самого дома.

Славу Богу в тот день было совсем безветренно и огонь не получил распространения на соседние подворья других сельчан! В другое время люди бы справились с таким пожаром и потушили бы его в самом зародыше, но, увы, некому было тушить… здоровых-то оставалось раз-два и всего ничего – авыл потихоньку вымирал! А на следующий день, словно в насмешку над селом, прошел сильный ливень и уничтожил последние остатки тлеющих угольных огоньков, которые то и дело, раз за разом то тут, то там вспыхивали на погорелом месте.

И никто тогда не мог точно сказать: был ли это умышленный поджог со стороны санитаров или это произошло по их разгильдяйству и расхлябанности. Одним словом, по пьяному делу. В общем, власти разбираться не стали и виновных не искали. А че их искать, вот они, голубчики, никуда и не скрылись – бери обоих красавцев за хобот и ставь в стойло! И все дела! Но не тут было! Некому было настаивать на расследовании дела. Единственной оставшейся в живых жительницы сгоревшего дома Акчечек не оказалось в то время в авыле. И дело попросту спустили на тормозах, а вскоре и вообще замяли и забыли!

Молодая девушка пришла на место, где некогда стоял ее родной дом и она жила в нем с родителями, братьями и сестрами. А сейчас от дома и других построек осталось только погорелое место, да и воздух все еще был пропитан гарью пожарища. Она расплакалась навзрыд и ничего не могла понять, что случилось и где все ее домашние? Воздев руки к небу и сквозь слезы что-то бормоча на своем родном языке, Акчечек как неприкаянная ходила по всему подворью.

Она не знала, что делать, и не находила себе места. И даже не заметила, как к ней, только учуяв ее, с радостным лаем и виляя хвостом, из уцелевшего от пожара сарая давно уже выбежал их дворовый пес по кличке Султан. Он тоже не мог понять, почему Акчечек до сих пор не обратила на него своего внимания. И как прежде, не потрепала его по загривку, не почесала ему грудь или вокруг ушей и вообще не сказала ни одного ласкового слова. А она, Акчечек, продолжала неосознанно все ходить и ходить вокруг да около пепелища, что-то говоря, то и дело поднимая руки к небу!

   Тут вдруг вышла женщина из соседнего дома с ведрами на коромысле и пошла к колодцу за водой. Увидев Акчечек, женщина остановилась, потом подошла ближе к забору и окликнула ее. Акчечек не сразу поняла, что зовут ее, и только потом, когда залаял пес, она увидела свою давнишнюю соседку апу Зейнаб. И апа с глазами полными слез сказала, что на все есть воля Аллаха! И Акчечек должна проявить стойкость, смирение и выдержку, быть терпеливой, сдерживать себя и предаться молитвам Всевышнему, и только потом сообщила скорбную весть о потере всех ее родных!

  И тут же добавила, что уже как неделю нет никого в живых – все преданы земле. А пес сидел все это время у ног Акчечек с виноватым видом и смотрел украдкой на нее. И каждый раз, когда их взгляды встречались, он поспешно опускал свои глаза, чувствуя ее укоризну, и как будто просил прощения:
«Акчечек, виноват я перед тобой! Прости меня, старого пса, что не недосмотрел и не уберег твоих! Не прогневайся и не гони меня, буду дальше служить тебе верой и правдой!»

  Также апа Зейнаб поведала о случившемся пожаре. И наконец, сказала, если Акчечек не боится заразиться, то может пожить какое-то время у нее. Только сразу предупредила, что в доме все плохо, и что Аллах только ее молитвы услышал и дал ей силы против страшной болезни. А атая и ану, ее родителей, а также старого абзыя Забира и апы Тансылу уже нет в живых. Остальные лежат в лежку, тяжело болеют и ждут своего, по всей видимости, смертного часа!

Хотя один Аллах знает, что с ними будет! И потом еще раз подтвердила, если Акчечек некуда идти, то может пока у них остаться и пожить в их сарае. И только сейчас апа Зейнаб заметила, что буквально на ее глазах черные волосы, прежде как смоль, у бедной девушки совершенно поседели!

  Акчечек посмотрела на апу Зейнаб своим отрешенным и бессмысленным взглядом и ничего не ответила и отошла от забора вглубь своего двора! Она была просто потрясена до всей глубины своей души и сломлена случившимся, вот и поседела. Ладно хоть не лишилась разума. Чуть погодя она оказалась полностью в подавленном и угнетенном, если не сказать даже ошеломленном состоянии! У нее наступил полный упадок сил, и возникло безразличное отношение ко всему! Она не ведала, что творит и делает. В ее голове было только одно: скорее прочь уйти отсюда! И покинула это место, где произошла трагедия всей ее семьи! И пошла, куда глаза глядят, преданный пес увязался за ней!

Вот в таком состоянии обессиленная и голодная Акчечек дошла до Родыгино и оказалась у дома Авдотки, которая после известных давних несчастных событий жила абсолютно одна. Авдотка пустила обоих и, по сути, приютила их на долгие годы. Вскоре они подружились и жили вдвоем, что называется душа в душу, до тех пор, пока судьба их однажды не разъединила.

  Последняя и единственная ее подруга Акчечек по настоятельной просьбе старых родственников переехала в райцентр для ухода за ними. Кстати, на нее было оформлено завещание на владение их домом и всем имуществом в случае их смерти. Авдотка тяжело пережила разлуку.
А больше Авдотке судьба не дала возможности, к великому сожалению, вновь обрести родственную душу.

                ***
А тем временем Катерина, вороша в памяти все это, шла по улице своей родной деревни. И подходила со своей семьей все ближе и ближе к своему дому и увидала, что двое каких-то незнакомых малышей – мальчик и девочка сидят одни на скамейке у палисадника под кустом ветвистой сирени, которая давала тень, и во что-то играют. Сердце у нее сильно екнуло, она догадалась, что это ее младший брат и сестра – Виктор и Галина. Они были погодками, родились почти друг за другом, сначала Виктор, потом менее чем через год Галина.

Просто некому было быть, кроме них, здесь на этой скамейке у их дома! Ведь когда она покинула этот дом, им было всего ничего – от года до двух лет. А сейчас они уже подросли, правда, были младше своего двоюродного брата Генки, сына Катерины и Митрофана. Так бывает в многодетных семьях, когда разница между первым и последним ребенком довольно-таки большая. Так вот и получилось, что ребенок Катерины оказался старше ее брата и сестры!

 Маленькие Витек и Галюня тоже заметили идущих по дороге людей с чемоданами и маленьким мальчиком и с интересом наблюдали за ними. Не каждый день можно было увидеть людей, одетых ну прямо как на праздник, идущих по их центральной улице! Да еще и с большими красивыми чемоданами! Наконец, Зорины поравнялись с домом, свернули с дороги и подошли к скамейке с детьми. Екатерина поздоровалась, взяла и подняла на руки сначала свою маленькую сестренку, а потом и братика, поцеловала обоих! Дети тот же час засмущались и подумали – вот дела, че это тетя себе позволяет?

А Катерина попутно расспросила на всякий случай, как их зовут, как у них дела и кто в доме сейчас есть. Конечно, и сама представилась как их старшая сестра, познакомила с Митрофаном и Генкой. А Генка сразу по-взрослому протянул руку Витьке, тот немного опешил, смутился и неумело пожал ее. Ему обмениваться рукопожатием редко когда приходилось! После этого Витька, отдернув руку, побежал со всех ног в дом предупредить мать о том, что к ним приехала какая-то их старшая дочь Катя с каким-то дядькой и маленьким мальчиком.

И Катерина взяла уже на руки свою младшую сестру и все вместе пошли во двор дома. Там на крыльцо дома только что вышла предупрежденная маленьким Витькой Варвара Марковна с дочерью Еленой. Отца Фрола Алексеевича не было дома. Он поутру еще с одной их дочерью, Таисией, пошел в лес наломать веники для бани. Дома родные да и все в деревне ее звали просто Тася. Благо сегодня был воскресный день и можно было заняться своими делами. А так сам отец и молодая Таисия, ей уже исполнилось 17 лет, все будние дни работали в колхозе, выполняли ту работу, какую им назначал бригадир.

  Катерина и Варвара Марковна, увидав друг друга, тут же немного расплакались от радости. И крепко обнялись и троекратно поцеловали друг друга в щеки, помня и следуя старой традиции, принятой и сохранившийся в России до нынешних времен. При этом обе говорили какие-то слова, подходящие для этого случая! Не правда ли, знакомая история для моих дорогих читателей? Так все время происходят встречи после долгой разлуки!

Конечно, слезы на глазах появились и у Леночки, ее сестрицы, которую она, Катя, по существу и вырастила, собственно говоря, и сестру Таисию тоже вырастила она, помогая матери с отцом. Недаром обе называли ее с детских своих времен только Леля! И не только они! Потом также ее стали называть и младшие ее брат с сестрой: Виктор и Галина! И редко кто из них звал Катерину настоящим именем. А так всегда только и слышно было: Леля да Леля или Лелька, и так всю жизнь!

 Напомню: лелеять это значит – ласкать, нежить, холить, заботливо ухаживать, оберегать... Таким добрым именем (помимо настоящего имени, которое дали родители) с давних пор в России назывались женщины, которые занимались воспитанием детей!

Еще не успели слезы на щеках обсохнуть, как тут же Катерина обнялась и со своей сестренкой Еленой и также взаимно троекратно облобызались! А в это время Варвара Марковна и Митрофан, как ни трудно было для обоих, поприветствовали друг друга точно таким же образом! Катя это украдкой увидела, очень обрадовалась, и у нее чуть легче стало на сердце!

  Славу Богу, хоть мать приняла Митрофана, как родного! А это уже, как не крути, хорошая примета и дорогого стоит! Дело теперь осталось за отцом! И ей что-то внутри подсказывало, что и отец уже тоже где-то смирился и наверняка не будет осуждать их обоих за тот дерзкий поступок, когда Катерина ушла из дому, так и не получив родительского благословения, к Митрофану!

А тут, наконец, дошла очередь и до Генки, который все это время стоял, застенчиво прижавшись к ногам матери. Катерина сказала, что Варвара Марковна – это тоже его бабушка, как и Мария Захаровна, у которой они только что были в гостях! И что бабушек и дедушек надо любить! А бабушка Варвара с интересом рассматривала внука и без конца что-то причитала, суетилась и задавала, по мнению Генки, массу ненужных вопросов: на кого похож, как подрос уже, у кого такие красивые глазки, носик и ротик, как зовут, сколько годиков и покажи их на пальцах и т.д.

И все по тому же Генкиному мнению, подобные вопросы, как правило, задают только маленьким детишкам! А он ведь уже большой и как этого не видит и не понимает новая его бабушка! А «новая» бабушка все никак не унималась и тискала его со всех сторон и целовала такого сладкого, уж очень ей понравился внучок! И потом, взяв, наконец, своего внука на руки и со словами: у, какой ты уже тяжелый, повела всех за собой в избу!

Мать показала дочери комнату, которую они могут занять и остановиться в ней и сказала, что до прихода отца они могут отдохнуть после дальней дороги. Катерина успела отметить, что в доме, как и прежде, везде у матери порядок, все аккуратно разложено по полочкам, по коробочкам… А Варвара Марковна пошла на кухню хлопотать и готовить обед на всех.

Катерина и Митрофан решили пока не переодеваться в домашнее и остались в одежде, в которой пожаловали сюда. Остались в комнате и первым делом сняли свои пиджаки, в которых покуда шли, запарились из-за жаркой погоды. Но с самого начала шли и терпели, уж очень обоим хотелось показаться родителям в самом что ни на есть приглядном и подобающем виде. Одним словом, оба хотели выглядеть не просто прилично, а потрясающе прилично и даже шикарно!

 О, как не скромно! Но не скажите, когда на кону стоит признание матери с отцом, что в их молодой семье все в порядке и благополучно! И тут все средства хороши, в том числе и внешний вид! И в первую очередь пусть увидит отец, что у них все в полном ажуре, как и положено! И постараться убедить его всеми способами в том, что он был тогда далеко неправ, не дав им своего родительского благословения!

И, кроме того, чего здесь таить: Екатерина просто хотела как всякая молодая женщина похвастаться своим новым нарядом. Ей непременно хотелось показать всем свое красивое слегка приталенное платье и пиджак с широкими плечами! Платье и пиджак были сшиты по последней моде, по крайней мере, так уверяла знакомая модистка, которая и исполнила сей заказ!

  И Катерине, конечно, хотелось показать, что они живут в достатке и обеспечены семейным благополучием. И пусть об этом знают ее родители и ее сестры, да и все знакомые в деревне! Одним словом, образно говоря, Катерине не терпелось произвести на всех неизгладимое и благоприятное впечатление! И не надо судить ее строго за это – сия слабость свойственна абсолютно всем женщинам! Ну, наверное, и мужчинам трудно в стороне от этого остаться! Наверняка, только спят и видят, как они производят впечатление на кого-нибудь! Ну, шельмы! Уж если мужчины без этого никак не могут, что тогда говорить о слабых женщинах?

– Ну, пусть теперь, Катенька, встречают нас твои родители по одежке, а проводят, как по пословице! А ума у нас с тобой палата на двоих, хоть отбавляй! – так не раз в шутку говорил Митрофан, когда собирались в свою поездку в отпуск!
Потом быстро распаковали свои чемоданы, достали подарки, которые были куплены заранее и специально для отца, матери и, конечно, всем сестрам и брату Виктору, еще у себя там, в Чураево! Хоть в Родыгино стояли жаркие дни, Генку тоже не стали пока переодевать, решили, пусть до прибытия деда побудит во всей своей красе в матросском костюмчике с бескозыркой, который ему очень шел!

Конечно, обувь всем пришлось снять перед входом в дом. А такой потрясающий наряд без туфель навряд ли будет красиво на ней смотреться, – здраво рассудила она. И тут сработала чисто женская хитрость: она отправила своих младших опять на скамейку, строго наказав, если кто первым из них увидит, что их отец уже на пригорке показался и скоро будет дома, пусть сразу бежит быстро к ней и скажет об этом.

   А взамен оба «дозорных» получат по вкусной конфетке! И на всякий случай отправила им еще в помощь и своего Генку, которого тоже проинструктировала, хоть он деда и никогда не видел, но должен будет осуществлять надзор за «дозорными». Доверяй, но проверяй, как говорится! А что хотите, ведь дело-то очень важное!
Катерина должна встретить отца при полном своем параде и в туфлях!
А сама тем временем пошла на кухню, помогать матери с сестрой готовить обед и собирать на стол.

Через некоторое время спустя отец с дочерью Тасей возвращался домой с ветками для веников, которые наломали в лесу. И вот они показались на пригорке и пошли к дому. Первым их заметил Витька, как и наказала ему Катерина, стремглав кинулся в дом предупредить ее!

                ***
   Вся его радостная и стремительная прыть выражала только одно: «Ну, Лелька, готовь скорей свои конфетки!» За точность, конечно, не ручаюсь, но с большой долей вероятности эти слова могли быть произнесены! Катерина быстро вытерла руки о фартук и сняла его, быстро отдала братишке обещанные конфеты на всех, кто выполнял порученную ею почетную миссию дозорных.

 А сама в комнате надела свой пиджак с широкими плечами, поправила прическу и растолкала мужа со словами:

– Митроша, а Митроша, вставай быстро и пошли отца встречать, сейчас он уже скоро будет!
Митрофан не заставил долго себя упрашивать, тем более уже Катерины из комнаты и след простыл, тут же поднялся с кровати, надел на себя тоже свой пиджак и следом прытко вышел за ней к порогу дома. Прежде чем им надеть обувь, Митрофан протер влажной тряпкой от придорожной пыли. Учитывая важность предстоящего момента, во многом судьбоносного и никак не меньше, оба не мешкая спустились с крыльца и выскочили на улицу к ребятам поджидать отца.

А Фрол Алексеевич сегодня утром пошел в ближайший лес, который находился, собственно говоря, неподалеку от их деревни. Но чтобы в него попасть, надо было пройти через всю деревню. А что делать, другой дороги все равно нет. Себе в помощь взял дочку Тасю. Там в лесу часть прутков он срезал с дуба, часть с берез, а часть с лип! По-другому никак нельзя!

Надо было обеспечить хоть какое-то разнообразие веников: так сказать, чтобы были на любой вкус! И принять во внимание пожелания всех домашних. Сам он предпочитал с маленьким сыном Витькой париться дубовыми вениками, у Варвары Марковны были в почете березовые, а вот их девчата любили веники непременно из липы. Но вот незадача, как оказалось, на уровне роста человека годных веток для веников уже совсем не осталось. Почитай, вся деревня ходит сюда за вениками. И каждый норовит снизу наломать веток, а кому охота лазить на деревья, тем более старым людям это просто не под силу!

  И вот теперь за ветками Фролу Алексеевичу пришлось залезать на деревья. Работа спорилась: отец срезал ветки наверху и сбрасывал вниз, а дочь собирала сброшенные ветки в кучи по сортам. И так переходили от дерева к дереву. Но уже в самом конце дела, он чуть было не упал, когда под ним вдруг неожиданно обломился сук, на котором стоял. Хорошо что хоть успел рукой быстро зацепиться за другой сук, но при этом поранил руку в кровь и порвал рукав рубашки.

  И славу Богу, не поранился ножом сам, когда тот неожиданно выпал из его руки при обломе сука. И самое главное, что нож не попал в Тасю, когда полетел вниз! Как раз в то самое место, где только что стояла она, но к счастью, в это время она отошла за ветками. Тася помогла отцу спуститься на землю и пошла искать подорожник. Найдя его, приложила к ссадине на руке отца. И потом перевязала это место небольшой тканью, которую тут же оторвала от простыни. Потом они вместе завернули собранные ветки в два узла из старых простыней: один побольше отец понес сам, другой – его дочь.

   Возвращался домой отец злым на весь белый свет. На весь белый свет – это, конечно, громко сказано, но на свою неловкость – это уж точно! И корил себя, когда шел, за то, что создал угрозу для своей дочери! От одной только мысли, что могло случиться с Тасей при падении ножа, ему становилось страшно и бросало в холодный пот. Бррр! Вот поэтому он и возвращался сердитым сам на себя! Их дворовый пес по кличке Букет, чувствуя, что с хозяином что-то не ладно, чтобы не нарываться на грубость или не попасть под горячую его руку, плелся неспешно домой позади их.

Выйдя на улицу, Митрофан встал в сторонке неподалеку от скамейки и закурил. А Катерина присела на скамейку к детям и начала с ними общаться. Но вскоре увидела отца с сестрой, которые уже спускались с пригорка и сейчас пойдут по дороге к дому. У Катерины сильно забилось сердце, и она вместе с Митрофаном пошла навстречу им. Генка оказался между ними, и тоже когда шел сам, а когда просто баловался: подожмет свои коленки и повиснет на их руках, так и шли, неся его какое-то расстояние! Митрофан делал ему замечание, чтобы он прекратил вести себя так и шел нормально. А Генка только заливался смехом от своей шалости и продолжал дальше озоровать! А что здесь сказать и нечего по большому счету: пацан на то и есть пацан!

Тася первая заметила Катерину и сказала об этом отцу. Отец прищурил глаза и всмотрелся вдаль более внимательно. Он всегда так делал последнее время, когда нужно было рассмотреть далеко вперед что-то! Так и не удосужился до сих пор показаться окулисту. Ведь надо было ехать в районную больницу, а пока по разным причинам не удавалось это сделать. Фрол Алексеевич пристально вгляделся и действительно узнал, что навстречу им идут Катерина и Митрофан со своим маленьким сынишкой.

   На какое-то время ему радостно стало, но только на чуть-чуть! А потом на душе у него стало как-то неспокойно и неуютно, даже тоскливо и грустно, а на сердце, честное слово: словно кошки скребли и оно заныло!
У него давно возникло двоякое впечатление, и оно было в его душе и сердце и копилось с того самого дня, когда Катя ушла из дому, и до сих пор. Он не раз думал и памятно возвращался вновь и вновь к событиям того дня. И после многочисленных раздумий продолжал непоколебимо пребывать все с той же давнишней и прежней своей точкой зрения, что Екатерина была неправа!

   Правда, только до того момента, как не увидел их, идущих им навстречу, счастливых и радостных! С одной стороны, он был уже безмерно рад встрече со своей старшей дочерью. А с другой, – и это вызывало главную неудовлетворенность и портило настроение: он никак не мог до сих пор смириться и простить Катерине ее ослушания и неповиновения! Как она посмела так поступить и пойти против их родительской воли, его воли?

Это он так считал! А Варвара Марковна с самого начала такого сильного давления на дочь со стороны мужа не одобряла и потом не раз заводила разговор и просила его, чтобы он не относился к дочери так строго! Особенно на этом она стала настаивать после того, как получила благоприятную весточку, что у Катерины с Митрофаном все, славу Богу, нормально!

– Дурак ты, Фролушка, старый, ой какой дурак! Белый свет таких больше не видывал! Че ты, как бык упертый, вбил себе в голову одно и то же и теперь колом не выбьешь! Разве ж так можно? Вот погляди: а ведь время само всех рассудило и все поставило на свои места. Почитай уже как три, если не четыре года Катерина с Митрофаном живут отдельной семьей, и у них, славу Богу, все нормально. Вот и ребеночка, внука-первенца, нам с тобой родили!

  Уймись и сбей с себя, наконец, свое высокомерие уже, будь человеком! Хватит сердиться, прости ты их! А вспомни свои закидоны и причуды, мало их было в жизни? Сколько моих из-за тебя, чертяки рыжего, горьких слез пролилось! Напомнить? Че молчишь, язык что ли проглотил? Вот тото! Послушай меня: где это видано, что бы отец так на дочь долго сердился и не принимал ее. Тем более сейчас, когда все сам знаешь о них. Так что твои опасения не подтвердились и славу Богу, чего тебе еще надо?

  А он ни слова на это не мог сказать или просто не хотел, а только сильно в ответ скрипел зубами, так он всегда делал, когда был недоволен, прежде всего собой, и тем более, когда ему напрямую указывают на его неправоту и заблуждения! Как сейчас в очередной раз это сделала Варвара Марковна! Но каждый раз их разговор заканчивался одним и тем же, Фрол Алексеевич, ни слова не говоря, просто вставал и уходил. Разве можно его было в чем-то переубедить, черта окаянного рыжего, вон, сколько гонора и спеси в нем!

«Ну, ничего страшного, – думала Варвара Марковна! – Ладно, в этот раз не согласился, так я не гордая, в другой раз продолжу. Никакого спуска теперь тебе, дорогой мой муженек, не будет! Все равно не мытьем так катаньем, а своего добьюсь и помирю вас!»

И сейчас внутри его души начались разные сомнения и колебания на свой счет! Что тут говорить, действительно, как ни крути, а четыре года она с Митрофаном прожила, и вот подарили им с Варварой Марковной первого внука! И сразу признался сам себе и этого он никак не мог отрицать, что нередко скучал по ним обоим: по дочери и внуку! Хотя до сих пор ни разу его не видел, но всем сердцем уже полюбил, чувствуя, что во внуке есть и его кровь.

  Ох, уж эти мужики, и как для них это важно: так и хотят подчеркнуть свое кровное родство – мы с ним одной крови! О рождении внука он узнал от домашнего сарафанного радио – со слов своей жены, которой в свою очередь сказала ее дочь Тася, а ей самой – лучшая подруга Катерины Ольга Климова.

И вот сейчас Фрол Алексеевич шел и лихорадочно думал, как ему поступить!? Может быть, уже пора сменить, наконец-то, свой гнев на милость или как? Шел и смотрел нахмуренно на дочь и видел, что идут они все такие приветливые и радостные,а его внук с ними, держится руками за обоих родителей и озорничает на дороге. И, по всей видимости, не слушает «запреты» Митрофана, на свое такое поведение. И его детский веселый и заливистый смех звучал громко и доносился до него с Тасей, и был ими услышан. Конечно, от них не ускользнуло, что все Зорины хорошо одеты и держатся с достоинством.

  Тася сказала:
– Ничего себе, пап, смотри, смотри, какой голосистый внук у тебя растет, а Катя с Митрофаном как хорошо выглядят и разодеты-то, словно на праздник собрались!
Фрол Алексеевич, приглядевшись к обоим, успел про себя отметить, что Катя из вчерашней девушки превратилась в настоящую замужнюю женщину, с чуть округлыми формами фигуры, которые нисколько не портили ее, а наоборот, придали ей привлекательный вид! Чего же здесь скрывать, он порадовался за дочь, есть на что поглядеть! Да и Митрофан тоже выглядел подобающе, хорошо; было видно, что тоже немного поправился и приобрел вполне солидный вид женатого мужчины!

 И тут же про себя подумал: ну не может ребятенок просто так смеяться, если бы он не был счастлив со своими родителями! Это и растрогало до глубины его израненной души, но вместе с тем и окончательно решило, расставив все на места! Да, как была права Варвара Марковна на этот счет, когда говорила, что время само всех рассудит и все поставит на свои места! Так и случилось! И тут поневоле Фрол Алексеевич признал, что его женушка как всегда мудра, в чем он убедился лишний раз!

Почему он и сам не осознал, но в одночасье ему вдруг стало как-то легко и свободно! Словно он сбросил с себя тонну груза! И сердце и душа были готовы удалить и удалили уже все прежние его сомнения! И вот с этого самого момента опять стали открытыми для взаимной привязанности и безграничного доверия между дочерью и отцом, которые были прежде. И, безусловно, сразу нашлись в них заветные места и для внука!

  Ну и куда тут деваться, надо и Митрофана где-то в них пристроить! Наверняка, в его душе и сердце найдется «скромное» местечко и для своего нынешнего зятя, и дай бог, чтобы для единственного! «Пока только скромненькое местечко, и нечего так быстро гнать лошадей», – подумал Фрол Алексеевич. В дальнейшем все будет зависеть только от них самих. А жизнь, как и время, покажет справедливость этого!

Катерина, взяв за руку маленького Генку, побежала навстречу отцу и сестре, хотя оставалось идти всего ничего. Митрофан шел за ними, чуть ускорив свой шаг. Он понимал, как и Катерина, что сейчас произойдет, может быть, самое важное в их жизни. У отца, наконец-то, наступит благоразумие, и он их примет такими, какие они есть! Отец с Тасей остановились и поджидали их.

   Катерина, не выдержав своих эмоций, невольно расплакалась, и слезы безудержно потекли по ее щекам. И прижалась к отцу, то и дело целуя его и в шею, и лицо, куда придется, покрывая его своими радостно-горькими слезами! Ее слезы радости, перемешивались с горькими слезами! Потом прижалась к его груди, обвив шею своими руками, и шептала сквозь слезы:

– Папочка мой, миленький, прости меня! Видит бог, я не хотела обидеть вас мамой. Так получилось, чего в жизни только не происходит! Не надо сердиться и зло на нас держать! У нас все с Митрошей хорошо, сам увидишь! Вот внука тебе привезли показать. Ты бы знал, как я скучала по вам обоим! Мочи моей уже нет! Давай простим друг другу все.

И тут же продолжала:
– Ну, не молчи, ради бога, папочка, скажи хоть что-то! Рад нам и внуку?
Отец хоть и считался крепким мужиком, но тут тоже не выдержал, и на его глазах стали появляться слезы, которых вовсе не стыдился. Это были скупые мужские слезы, в которых тоже все перемешалось: и ожидания и сомнения, и радость и горечь, и волнение и упоение, неверие и отчаяние, и еще один бог знает, что скопилось у него там в душе и сейчас вытекало скупо со слезами.

– Подожди, Катюшка, лапонька моя. Лучше помоги снять этот треклятый узел! Все скажу, только дай тебя сначала обниму и расцелую. Соскучился, верно, этого не буду скрывать! Похоже, дочка, я тогда тоже был неправ, переборщил малость! Ну и ты хороша, вильнула хвостом и ушла. Ну ладно, об этом хватит. Все, забыли! Лучше скорее знакомь меня с внуком!

Митрофан стоял здесь же подле них и наблюдал всю встречу отца с дочерью. И у него сразу почти с самого начального момента их встречи напряжение падало, а к концу их диалога совсем спало. И ему стало настолько радостно, свободно и легко, что если это сопоставлять с мерой тяжести, то он тоже тонну груза сбросил с плеч долой и никак не меньше. И он мысленно похвалил Катю за то, что она нашла нужные слова и необходимую интонацию речи, а также и соответствующее свое поведение, которые в совокупности благим образом повлияли на отца: сначала смягчили его сердце и потом, через мгновение, устроили полный переворот его души.

   Фрол Алексеевич их, наконец-то, простил и отныне не будет больше вспоминать и держать на них зла! Митрофан в своем воображении уже потирал руки и готов был расцеловать тестя! Все – больше между ними недопонимания и недомолвок впредь не будет! Он уж постарается! И надеется на взаимность со стороны отца Кати!
А Генка стоял рядом с матерью, прижавшись к ней и обняв ее за ноги. Иногда поднимал глаза и смотрел на деда. И про себя удивленно отметил, ни фига себе, а дед-то оказывается, рыжий! Катерина слегка подтолкнула его к деду.

   А дед, несмотря на свою перебинтованную руку, показывая свою радость, стал вовсю тискать Генку. И одновременно начал задавать, опять же по мнению внука, массу ненужных и опять же никчемных, даже порой иногда и глупых вопросов, как давеча это делала бабушка! И Генка не вслух, а про себя вдруг как бы невзначай выпалил:

«О господи, дед, как ты не можешь понять, что твой внук уже совсем не маленький! И почем за зря здесь лясы точить не советую! Ну, еще пара глупых таких вопросов и ты, дед, рискуешь испортить мое впечатление о тебе со всеми вытекающими… Прекращай, говорю тебе, по-хорошему, свои вопросы!»

«Ну и малышня нынче пошла!» – неожиданно подумал дед, когда «услышал» внутренний голос внука, вовремя спохватился и прекратил задавать дальнейшие вопросы.

   А Генка как мог, по мере поступления, односложно отвечал на часть вопросов, на которые считал сам нужным ответить, а часть просто игнорировал и пропускал мимо своих ушей! А потом пытался вывернуться из дедовых объятий, но дед, хоть и одной рукой, держал крепко. Генка понял, что у него нет никаких «перспектив» сладить с дедом, по крайней мере в ближайшие десять лет, и тогда он сделал конкретное заявление, как подобает мальчугану, который оказался в подобном не устраивающим его положении:

«Деда, хватит, отпусти меня сейчас же. Я хоть и большой уже, но мне же больно! Кончай тискать, в конце концов!» А чему тут удивляться, ведь мальчуган не зря себя считает уже большим и здраво рассуждает! Вот оно как, и дед понял, что не на того нарвался, и его внук, без преувеличения, есть серьезный малый и за словом в карман не полезет! И тогда дед как самый послушный из всех мужиков на всем белом свете безоговорочно и поспешно выполнил просьбу внука! А куда деваться!
Примерно такой диалог мысленно состоялся между дедом и внуком, они понимали друг друга без слов.

  Теперь очередь дошла и до Митрофана. Он скромно ждал тут же, когда на него, наконец, обратит свое внимание Фрол Алексеевич. Они враз встретились глазами, и Митрофан почувствовал, что все, уже пора и надо сделать шаг навстречу. Тем более ничего страшного теперь уже нет, всякие недопонимания между ними остались позади! Не то чтобы Митрофан боялся в прямом смысле этого слова, нет, конечно, но страх был только в одном, как бы не усугубить ситуацию совсем. К счастью, все разрешилось самым замечательным образом!

Оба только что приобрели свой законный статус по отношению к другому: Митрофан стал зятем, а Фрол Алексеевич его тестем! Это произошло всего-то спустя каких-то четыре года! Вот уж действительно: лучше поздно, чем никогда! «Новоиспеченные» родственники тепло и дружелюбно поприветствовали друг друга, обменялись крепким рукопожатием, слегка приобнялись и даже похлопали друг друга по плечам. До лобызания пока дело, правда, не дошло! Все впереди, а ныне сойдет и так!

   А Катерина и Таисия после долгой разлуки на нынешней встрече доказывали глубокую привязанность и безмерную любовь друг дружке всеми общедоступными и известными способами, но не переходящими норм дозволенного этикета, взяв за основу и ориентируясь, прежде всего, на обычные рамки вежливости и преданности, которая так свойственна при родственных отношениях! Выполнив вышеописанный ритуал, сестры вскоре угомонились и перестали лобызаться и обниматься.

   Тася совсем ненадолго взяла на руки своего племянника, чмокнула его и тут же опустила на землю. Потом потрепала его за обе щечки и наказала, иди, мол, поиграй и не мешай. Генка, однако, успел про себя подумать, какая же хорошая тетя Тася – не тискает и не лезет с разными дурацкими расспросами!
И сестры быстро перешли к долгожданному и непринужденному, порой даже несколько неожиданному, но весьма оживленному разговору о том, о сем! И вообще, обо всем
понемногу! При этом, не стеснялись перебивать друг друга и весело хохотали. Одним словом, обе показали себя неплохими мастерицами поболтать!

  Генка не знал, чем себя занять, и опять встал, но уже подле отца, который решал какие-то важные дела с дедом. Встав рядом с отцом, Генка тем самым подчеркнул, что он далеко не маменькин сынок.

После того как официальные мероприятия по встрече были закончены, все направились к дому. Митрофан взял у тестя узел с ветками, а две сестры понесли вместе другой узел. Генка посчитал, что он хорошо воспитан, чтобы не помочь женщинам, и кинулся к ним помогать нести их поклажу. Но только путался у них под ногами, затрудняя им движение. Мать не выдержала и сказала со смехом:

– Сыночек, дорогой ты мой! От тебя пользы нам как от козла молока! Видишь, дед плохо идет и у него рука болит. Иди лучше возьми его за руку и идите вместе!
Генка неохотно прекратил оказание своей навязчивой услуги, был недоволен, чуть тихо поворчал, что его помощь оказалась невостребованной, а он ведь так старался, так старался… не оценили. И тут же больше не стал заморачиваться.

 Раз не получилось руками, стал думать головой над словами матери, что означает: пользы как от козла молока; и как так, у деда рука болит, а идет он плохо; причем здесь рука и нога, какая связь между ними? После некоторого раздумья, справедливо рассудил: может быть, мама просто ошиблась? И сам себе ответил: да, точно, оговорилась, не могла его мама так лопухнуться! Уж кто-кто, а его мама точно знает: где рука, где нога!

  Сам не раз слышал от нее, когда был еще совсем маленьким: что не раз она говорила, трогая у него: у, какая ножка, а чья такая ручка! С этим ему стало все ясно, и поспешил к деду, раз тот идти хорошо не может из-за своей больной руки. Похоже, вот от кого, действительно, пользы как от козла молока, раз идти сам не может. Вот и стал обузой, и Генка должен его вести, чтобы не сдерживал всех! Вот еще, как так у деда стали и рука, и нога болеть! Ну и дела!

С этими недетскими, не по годам, размышлениями Генка подбежал к деду, протянул ему руку и они споро пошли вместе! И вот эта, небольшая кучка людей, состоящая пополам из Соловьевых и Зориных, с гордостью шествовали к своему дому по единственной и главной дороге Родыгино. Они были радостны, веселы и шли в приподнятом настроении. А Катя так вообще готова была взлететь, она себя от счастья чувствовала уже на седьмом небе!

  Сельские все знали о размолвке Кати с отцом, ведь шила в мешке не утаишь, а тут такое дело в семье произошло, вся деревня знала! И теперь, кому просто по чистой случайности сейчас повезло, те с интересом наблюдали за этой встречей, а потом и за шествием: кто из окон своих домов, а кто просто выходил на улицу и смотрел! И когда шествие проходило мимо них, как и принято в деревне, тепло приветствовали друг друга!

  Если были среди них старики, те непременно снимали свои картузы в знак приветствия. При этом и сам Фрол Алексеевич тоже с почтением в ответ снимал свой головной убор. И они, старики, даже успевали переброситься парой слов. Это касалось и самой Катерины, если ей была предназначена это пара слов!
В деревне развлечения стали совсем редки, по крайней мере сейчас, в летнюю пору, когда совершенно не до них. Все «развлечения» деревенских переместились на колхозные поля, на скотный двор или пастбище! Днем в деревне остаются только старики и молодое подрастающее поколение.

  Но и среди них тоже хватило любопытных, чтобы посмотреть на развязку семейной драмы Соловьевых, которая разыгрывалась прямо сейчас на их глазах, здесь, на главной деревенской улице! Редко кто бывал из них на спектаклях и поэтому не был приучен к аплодисментам. А то бы свое отношение к завершению финальной части одобрили бы не просто аплодисментами, а бурными овациями!

  Нет сомнения в том, что скоро все Родыгино с удовлетворением узнает о счастливом исходе размолвки в семье Соловьевых! Почему с удовлетворением? Да потому что все сельчане, поголовно, к семье Соловьевых относились весьма доброжелательно и все тут.

А тем временем Фрол Алексеевич со всеми приближался к своему дому и вел за руку Генку! Осталось каких-нибудь всего десять-пятнадцать метров, как вдруг Витька и Галинка сорвались со скамейки и побежали навстречу. Добежав, оба стали отталкивать Генку от их отца. Чтобы погасить «разгорающийся» конфликт между детьми, отец, чуть прикрикнув на них, взял их обоих за руку другой своей рукой, так и пошли все вчетвером! Витька и Галинка тоже шли вместе, держась руками друг за дружку.

  Дома Варвара Марковна с дочерью Леной приготовили обед и все собрали на стол. За готовкой обеда они немного посудачили, что может произойти и чем закончится встреча. Ими рассматривались разные варианты: от худшего до лучшего! Нет ничего хуже на свете, чем находиться в неопределенности, тем более от них сейчас ничего не зависит. Им оставалось только томительно ждать. Мать со вздохом посмотрела на часы и сказала:

– Наверное, уже скоро все будут, верно, уже где-то на подходе. Надо поторапливаться, Лен, а Лен, а что еще нам осталось сделать?
На что дочь ответила:
– Мам, да не волнуйся уже так! Все у нас готово, вот только чугунки из печки достанем и хлеба нарежем.

  Через какое-то время во дворе дома стало шумно от веселого разноголосья и оживленного смеха пришедших людей. Она только и успела с замиранием сердца подумать, – раз смех, значит все хорошо! И он, этот смех, стал обнадеживающим для Варвары Марковны, и вскоре это подтвердилось. Первым в дом громко вошел Фрол Алексеевич, да не один, а со всей ребятней, и с порога почти ликующе крикнул:
– Мать, че расселась, давай встречай дорогих гостей и накрывай поскорее на стол, сейчас трапезничать будем!

  После столь долгожданно-радостного указания от мужа, пусть и высказанного ей в несколько грубоватой форме, на что она давно перестала обращать внимание, у Варвары Марковны окончательно не осталось никаких сомнений в том, чего ожидали почти целых четыре года – свершилось: отец с Катей, наконец-то, помирились! И все теперь станет, как и прежде; в их большую семью вернутся лад и согласие, и жизнь войдет в привычное русло.

   Если честно сказать, Варвара Марковна другого и не ожидала! Она знала своего мужа и его любовь к детям, и что он еще тот ворчун старый, каких надо поискать! И примирение мужа с дочерью поставила в заслугу, прежде всего, самой себе! И это была чистая правда: ведь недаром она своего несговорчивого Фрола Алексеевича так долго «окучивала» и добилась-таки своего!

  Теперь в дом вошли и остальные. Радостная Катерина первым делом подбежала сразу к матери и на ухо успела шепнуть, что все хорошо, отец больше не сердится ни на нее, ни на Митрофана! И чмокнула от счастья мать в щеку! И сразу побежала в отведенную им комнату, где поджидал ее Митрофан с сыном! Решили из одежды снять пока только свои пиджаки, но переодеть Генку, а то не ровен час мальчишка испачкает свой замечательный матросский костюм за столом. Не одевать же ему, в самом деле, слюнявчик! Да он его и не даст надеть, стыдно будет перед Витькой и Галинкой.

  И он ведь уже не маленький, как они, а будет даже чуть постарше их!
Варвара Марковна с Леной приготовили на обед щи и картошку в разных чугунках и оставили перед закрытой заслонкой в печи для продолжения томления. Причем картошку в чугунке обильно сдобрили подсолнечным маслом и укропом. Отдельно нажарили рыбу, которую вчера, как раз кстати, наловил Фрол Алексеевич. Жареную рыбу выложили в большую глубокую тарелку и сдобрили ее сметаной, накрыли крышкой и тоже поставили рядом с чугунками!

   Также приготовили свежие овощи: помидоры, огурчики, зеленый лук, чеснок, хлеб и тоже разложили их по отдельным тарелкам. Кренделькам, ватрушкам, карамели и вареньям двух видов тоже уготовили место на общем столе! Топленое молоко, квас и сваренный компот из своих сухофруктов – все это тоже было приготовлено и уже было разлито в кувшин, жбан и графин. Ну и само собой мужчины, если захотят, разожгут самовар. А так уже заварник и чайник с горячей водой стояли под «парами» в печи.

Получив указание от мужа, Варвара Марковна не заставила себя долго ждать, и ловко орудуя ухватом, достала оба чугунка из печи и выставила их на деревянные подставки на стол. А дочери Тася и Лена все остальное споро расставили на столе, а сладости и вкусняшки остались ждать своего часа на столешнице буфета. Посмотрев на столешницу, Варвара Марковна не утерпела и поставила еще туда и баночку меда, редкого продукта у них здесь, в Родыгино, которую берегла для особо торжественных случаев! А чем не торжество у них сегодня в доме? Торжество, да еще какое!

За стол в доме Соловьевых садились давно строго в заведенном порядке, воспринятом Фролом Алексеевичем и Варварой Марковной от своих родителей. Правда, с течением времени до сегодняшнего дня от прежнего порядка осталось совсем немного из того, что было прежде, до революции.

                ***
А здесь немного позволю себе опять слегка окунуться в историю! Избави меня Бог, быть знатоком всяких исторических процессов и претендовать на это, я лишь только готов констатировать, что произошло, и не более того! Да, большинству людей в нашей стране это и известно, тем более многое происходило на глазах старшего поколения! Но тем не менее…

С установлением Советской власти начались известные гонения на церковь и многие религиозные действа, обряды и т.д. почти перестали соблюдаться! Какие там обряды, когда само имя Бога должно быть начисто забыто, особенно среди молодежи! Жизнь коренным образом поменялась во всем. Исчезали традиционные многовековые ценности, на смену им приходила в противовес пропаганда марксистско-ленинской идеологии, которая шла по стране семимильными шагами с первых же дней революции. И это помогало, но, увы, по историческим временным меркам всего ничего, каких-то несколько десятилетий!

Но, конечно, отдельной строкой стоит и выделяется неувядаемая Слава и героизм, обагренные кровью без преувеличения всего нашего народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

  Не отрицая всех тех огромных завоеваний и свершений страны Советов, порой очень грандиозных и не знающих подобных примеров, аналогов и масштабов в мировой цивилизации, можно утверждать, что все вернулось опять на круги своя! Живя всей страной, образно говоря: «без бога в душе и без царя в голове» и потеряв свои собственные нравственные ориентиры, взяв за основу дальнейшего развития западную модель и начав преклоняться перед ним, западом, полностью и во всем, начисто забыв свою многовековую историю, – не смогли долго протянуть!

   И как результат: страна развалилась в 1991 году и вместо диктатуры пролетариата/рабочих, пришел диктат денег с жадными ростовщиками и олигархами! А вместе с их деньгами и продажными правителями полностью был разрушен суверенитет страны. Но это так, для напоминания, своего рода маленькая ремарка…
А посему лучше с удовольствием продолжу доводить до Вас, мой уважаемый читатель, жизнь как у всех – семьи Зориных!

                ***
Фрол Алексеевич и Варвара Марковна особо не настаивали и тем более не усердствовали в насаждении религии своим детям. Хотя и рассказывали им, что сами знали об основах религии, христианства. Растолковывали им пути познания и осознание веры, дороге к покаянию, смирению и отвращению от грехов. И их дети потихоньку вырастали, что-то принимали, чему-то следовали или придерживались и повторяли те взгляды, правила и убеждения, что усвоили и восприняли от родителей. Это и не могло пройти бесследно для них.

   По крайней мере Фролу Алексеевичу не приходилось делать «титанических» усилий для соблюдения детьми всего лишь только некоторых правил поведения, хотя бы взять поведение за столом. В принципе они это воспринимали со всей серьезностью и ответственно, в конце концов: не ими было заведено, а значит и не им нарушать!

Перед началом трапезы Фрол Алексеевич и Варвара Марковна по своему обыкновению всегда молились вместе со своими маленькими детьми: с Катей и Тасей, и потом каждый осенял себя крестным знамением и только, после этого садились за стол. Время шло, а с ним менялось многое в соответствии с реалиями! Потом по мере рождения у них других детей они стали свои молитвы перед едой вслух произносить все реже и реже. И, наконец, перешли к произношению их про себя, мысленно. Собственно, дети это видели и к этому уже привыкли и поступали также. Неизменным оставалось после прочтения молитвы только крестное знамение каждым и вознесение благодарности Богу.

Первым садился во главе стола Фрол Алексеевич, хозяин дома. Варвара Марковна садилась за стол только с разрешения своего мужа (по крайней мере в присутствии их детей) и после того, как еда была уже поставлена на стол. Все остальные садились после и каждый на свое место. И пока Фрол Алексеевич первую ложку не попробует, ни дети, ни жена не смели притрагиваться к еде.

  Фрол Алексеевич всегда пробовал и ел жидкую пищу и каши своей деревянной ложкой, которая была у него и служила исправно несколько лет. Он ее берег как зеницу ока и дорожил ей! Варвара Марковна тоже иногда пользовалась своей деревянной ложкой, но благодаря веяниям «нового» времени не чуралась использовать в обиходе, как впрочем, и ее дочери, другие столовые приборы: ложки и вилки.

Только их единственный сын Витька, глядя на отца и подражая ему, ел тоже деревянной ложкой! Да что тут говорить: и во всем остальном старался походить на него, беря пример! Но иногда его так заносило, что он налетал на полном серьезе на кого-нибудь из сестер или на всех сразу. Ясное дело, что отец здесь был явно ни при чем: не было подобных примеров! Но налеты-то продолжались! И все думали и гадали: откуда малец мог нахвататься такой «агрессии»? Потом выяснили, что во всем виноват их домашний петух Петька!

  И действительно, такого драчуна и забияки во всем Родыгино было не сыскать! Их Петька с упоением и рьяно дрался с остальными деревенскими петухами. Дрался так, что никаких шансов им не оставлял, разносил их, как говорится, в пух и прах! И действительно, порой бывало, с них только перья и пух вовсю разлетались, и они позорно бежали с поля битвы, с главной улицы деревни, на которой теперь безраздельно властвовал только их Петька! Он триумфально и победно вышагивал по улице с гордо поднятой своей головой, на которой боевито чуть колыхался его большой и мясистый гребень алого цвета.

  И зорко поглядывал по сторонам своими красными округлыми глазами, видимо, убеждаясь, что соперников больше не осталось! И в этой победной запарке однажды и маленькому Витьке тоже досталось от их драчливого петуха. Дело было так: Витька возвращался по тропинке к своему дому с соседнего двора, где играл с таким же по возрасту мальчишкой. Услышав шум позади себя, Витька обернулся и обомлел, у него чуть было не замерло сердце – наклонив голову за ним во всю свою прыть несся Петька.

  У Витьки никаких сомнений не осталось, что сейчас он подвергнется нападению. Петька свою атаку производил по всем требованиям искусства ведения петушиных боев. Витька успел в последний момент забежать в калитку своего дома и закрыл ее, выдохнул и облегченно перевел дух! А Петьке от досады ничего не оставалось, как сложить свои крылья и постепенно гасить свой воинственный пыл! Но все равно находясь все еще в возбужденном состоянии, стал слоняться перед калиткой, сильно кудахтая, выражая свое негодование от позорного бегства Витьки и клеймя его! Ну как же, сразиться-то ведь не удалось!
 
   А Витька в отместку закрыл калитку на засов и решил не пускать его во двор и спрятался на всякий случай еще в сарай. Он так испугался своего петуха, но и сидеть долго в сарае ему надоело. И он усвоил на долгие годы вперед, что нападение – лучший способ защиты, нежели оборона.

Сестры к его наскокам относились по-разному, в той или иной мере, и у каждой был свой подход. Иногда смеялись от его очередной дерзкой выходки, порой до упаду, если, конечно, было настроение, и Витька находился в рамках дозволенного и не переборщил! Очевидно, тут проходила тонкая грань и соблюдалось условие – что позволено Юпитеру, не позволено быку. Витек этого, конечно, не понимал в отличие от своих многочисленных сестер! А если им было все же не до смеха, то сразу пресекали выходку, шлепая не сильно по губам и гораздо сильнее по заднему месту, если не понимал слов!

Также они практиковали и назидательно-поучительные беседы из области – что такое хорошо, а что плохо! Потом просили его повторить, проверяя, как он усвоил преподанный урок, и брали слово, что так он больше не будет себя вести! Слава Богу, хоть торжественную клятву не брали! Чувствуя игривость сестер в этом, Витька то ли действительно забывал, что давал
«слово», или по каким-то только ему одному известным причинам – опять нарывался! И все начиналось сначала! А что они глупые, хотели: пацан слово дал, пацан слово забрал! Оно же его! Очевидно, так он думал!

Наконец, вся большая семья собралась у стола. Но прежде чем сесть за него и приступить к объявленной трапезе Катерина с Генкой начали раздавать подарки. Они, конечно, были не замысловатыми, но ведь важнее и дороже было оказанное внимание своим родным.

   Отцу подарили красивую курительную трубку и к ней табак двух марок «Золотое руно» и «Флотский» в небольших картонных коробках.
Матери досталась башкирская теплая шаль с длинным кудрявым пухом. Катя здраво рассудила, что ее можно носить на плечах, вместо шарфа и в качестве головного убора – три в одном разве плохо, ни шапка, ни шарф уже были не нужны!

  Сестрам Таисии и Елене подарили по шелковой косынке яркого цвета: пурпурного и красного. Тут уже все зависело от их фантазии: можно было носить, повязав ее на голове или на шее, или просто накинуть на плечи.
Виктору преподнесли в подарок несколько оловянных маленьких фигурок бойцов-красноармейцев и краснофлотцев. Генка при этом отдавал их крайне неохотно и искал разные причины, чтобы они остались у него. Даже пытался всплакнуть было, но мать пристыдила и все же пришлось отдать красивую коробку с бойцами Красной Армии и Флота. Генка их отдавал, как будто что-то отрывал от своего несогласного и недовольного сердца! Явный деспотизм со стороны матери!

   А что прикажете делать ему, подневольному, если любимая мама санкциями пригрозила, а это чистой воды экстремизм? Теперь оловянные солдатики перешли под командование нового командира Витьки Соловьева! Славу Богу, все закончилось мирно, и произошла бескровная смена командования с передислокацией всего личного состава!

А Галинке досталась самая что ни на есть настоящая кукла с длинными волосами и одетая в пионерскую форму. Чем не подарок для двухлетней девчонки, да еще с пионерской формой?

  Катерина при покупке сильно переживала за подарки, понравятся ли они? Но как оказалось, напрасные были переживания, – всем угодили! В ответ получили ожидаемую благодарность в виде прекрасного слова «Спасибо»! В этом слове Зориными были услышаны со стороны Катиных родных доброта, уважение и любовь! И подаренное друг другу прекрасное настроение от взаимного внимания.

Фрол Алексеевич усадил рядом с собой Митрофана. Катя села рядом с мамой, остальные тоже сами расселись и усадили детей по лавкам у стола. И Фрол Алексеевич тут же озорно «приказал» жене:

– Варвара Марковна, давай кое-чего выставляй на стол, нешто не знаешь ты, как и чем встретить дорогих гостей? Наварила картошки, успокоилась и думаешь ладно! Давай, говорю, самогону! Да и себя, и Катю не забудь! Достань и наливку, что сидеть- то будете обе сухими за столом?

А Генке тем временем надоели все эти церемонии и застольные разговоры, а кушать было ох как охота. Он увидел, что Витька приготовился есть деревянной ложкой и потребовал, чтобы ему дали тоже такую же. Катерина выполнила просьбу сына. Получив такое «орудие труда», Генка решил его сразу испытать, и ни слова не говоря, полез ею в чугунок за картошкой. Но не тут-то было. Фрол Алексеевич, увидев это, сразу показал, кто в доме хозяин, и своей замечательной ложкой легонько треснул по лбу Генке!

  Генка опешил, в недоумении посмотрел на всех и расплакался со словами:
– Ты че, деда, спятил, у меня мама никогда воши не бьет ложкой!
Но не нашел никакой поддержки и солидарности, остальные взрослые не оценили несправедливость содеянного, а только дружно рассмеялись! «Вот нравы какие здесь за столом царят, пришли в гости – и на тебе сразу ложкой по лбу!» – только и успел подумать Генка, но вслух не успел сказать: мать опередила его, подошла и взяла на руки. И при этом успокаивая, наставительно объясняла ему, что дед – самый главный и хозяин в доме!

  И никто не смеет раньше него притронуться к еде, таков порядок и его нарушать никак нельзя! Генка быстро успокоился, ведь он уже большой и негоже показывать Витьке и Галинке свою минутную слабость, а тем более слезы! На всякий случай потрогал голову, шишки нет.

  Фрол Алексеевич наконец-то поднял ложку, не забыл и рюмку, произнес тост за приезд дорогих гостей, и трапеза началась. Еда действительно оказалась вкусной, и все с удовольствием ели. Взрослые не единожды поднимали рюмки под закуски, Фрол Алексеевич кряхтел от крепкого самогона, но не отказывался от очередной рюмки. Не раз они с Митрофаном выходили из-за стола и шли во двор перекурить. Тесть пытался пробовать покурить трубку и говорил, что это все баловство, но потом приноровился и дела пошли: выходил только с трубкой.

  Попутно рассказал, что его отец и прадед жили в Костромской губернии. Однажды помещик, у которого они были крепостными, проиграл их в карты. Помимо них и еще двадцать одну семью. Потом не помнит, маленьким еще тогда был, когда ему рассказывали, как они оказались в Башкирии и поселились в деревне, которую между собой называли Костромой. Ну и потом случилась революция, гражданская война и пришел голод. И вот они с начала двадцатых годов поселились в Родыгино!

  А в доме за столом пошла непринужденная беседа и разговоры про все на свете: и о том, как они с Митрофаном, устроились в Чураево, какая замечательная Клавдия Ивановна, хозяйка дома, в котором они снимают жилье, о работе в МТС, забавные случаи о маленьком Генке и т.д. В свою очередь домашние рассказали, что и какие дела в их колхозе, о домашних делах и о заготовке сена; о соседях, с которыми Катерина была знакома; расспросили, как поживают Климовы, у которых познакомились с Митрофаном. Застолье продолжалось не один час, маленьких отправили поиграть. Они сами без помощи взрослых успели подружиться и дела у них пошли!

  Быстро пролетела неделя. Митрофан в отсутствии Фрола Алексеевича что-то ремонтировал по дому и на подворье. Катя помогала сестрам готовить еду, хлопотала с матерью по хозяйству, кормила скот, вместе с Митрофаном работала на огороде и т.д. Мелкота их сдружилась настолько, что никаких распрей между ними не возникало, наоборот, каждое утро, проснувшись, первым делом, неслись друг к другу и строили грандиозные планы на день! Катя успевала побегать и по своим подружкам. Один раз все вместе, включая и Генку, ходили в гости к Ольге и Косте Климовым.

  Вообще, надо сказать, у них насыщенно дни проходили!
И вот подошло время отъезда. Мать с отцом накануне, перед их отъездом, собрали опять хороший стол. Отец по этому случаю забил курицу, получился наваристый куриный бульон и курятина ко второму. Пальчики оближешь, говорили все!
Утром следующего дня расставались довольно-таки тяжеловато. Конечно, это в первую очередь касалось Катерины. Да и матери с отцом было нелегко отпускать свою дочь с внуком.

   Взяли слово, что они теперь почаще будут приезжать в гости. Варвара Марковна собрала небольшой презент Клавдии Ивановне и строго наказала Катерине, чтобы та не забыла передать его. Чуть поплакали все, даже Фрол Алексеевич пустил скупую мужскую слезу, когда взял на руки своего внука Генку, чтобы попрощаться. А Витька, как закадычный друг на прощание крепко, насколько хватило сил, пожал руку Генке! Вскоре подъехал к дому Костя Климов, друг Митрофана, и повез семью Зориных на колхозной конной подводе к Бирскому тракту.

  По дороге Митрофан пообещал Костяну при первом же удобном случае переговорить с начальником МТС о трудоустройстве его на работу. На том и тепло расстались. А дальше Митрофану надо было ловить попутку. МТСовские машины здесь хоть и редко, но проезжали! Шанс был почти стопроцентным, что до Чураева доберутся автостопом, только стоял вопрос времени.

Продолжение следует...