Муха

Снова эти мухи каким-то образом просочились между стёкол. И ладно, если бы они просто проникали туда, но ведь они там умирали, чем портили вид из окна кухни Степана Игоревича.

Очень легко отличить живую муху от мертвой. Мертвая всегда лежит на спине, поджав к брюшку свои лапки, а живая... живая никогда не будет заниматься такой ерундой – жизнь не такая уж и длинная, чтобы потратить ее на лежание на спине. Никто бы и слова плохого не сказал этим мухам, которые ложатся на спину и умирают – это их дело, но что за мода умирать между стекол окна?

Степан Игоревич недовольно поморщился. Конечно же, эти несколько мух не представляли собой приятного зрелища, когда он после обеда иди завтрака, с кружкой чая в руках хотел посмотреть в окно, но и критической массы они еще не достигли, когда смотреть на ровный слой насекомых уже становится до тошноты противно. Когда такое случалось, Степан Игоревич, вооружившись отверткой, вынимал штапики, доставал стекло и тщательно вычищал внутреннее пространство окна от мертвых телец. Затем он смахивал их на совок, выходил во двор, бросал на землю и садился неподалеку, наблюдая за тем, как к кучке слетаются воробьи, чтобы полакомиться легкой добычей.

Ко всем птицам он относился равнодушно, но к воробьям испытывал легкую неприязнь, считая их падальщиками, покушающимися на мертвых насекомых вместо того, чтобы добыть их в честной охоте. Но воробьям было всё равно, что о них думает Степан Игоревич, а мухам и подавно.

– Считаете, что их ещё недостаточно для чистки окна? – раздался голос за спиной Степана Игоревича, от которого он вздрогнул и разлил чай на скатерть.

Обернувшись, он увидел перед собой Смерть. Она стояла посреди кухни в своем привычном и даже стереотипном одеянии – темная ткань струилась вдоль ее бесплотного силуэта, скрывая от человеческого глаза всё, кроме двух огоньков глаз, поблескивающих голубым светом из глубокого провала капюшона. Коса была зажата в правой руке, ее лезвие покачивалось из стороны в сторону, будто от дуновения неосязаемого человеком ветерка.

Сначала Степан Игоревич хотел возмутиться бестактному поведению незванной гостьи, кем бы она ни была, затем он вдруг почувствовал животный страх, который тут же сменился отчаянием и даже каким-то смирением. Вся эта гамма эмоций подобно рязряду электрического тока прошла через его тело, на время лишив способности говорить. Он невпопад кивнул, а затем также невпопад мотнул головой из стороны в сторону. Смерть же, привыкшая к таким своеобразным проявлениям чувств, шагнула к столу и молча уселась напротив мужчины, не отрывая взгляда от высохших мух.

– Маленькая незаметная жизнь... Никому не нужное никчемное насекомое, – произнесла она и медленно повернула голову к мужчине, вперившись в него мерцающими огоньками своих глаз. – Как вы относитесь к мухам?

Степан Игоревич, еще не отойдя от шока, вызванного ее появлением, шумно сглотнул, протер ладонью лицо и откашлялся.

– Я...

Он хотел сказать правду – что плевать хотел на всех мух планеты с высокой колокольни, но вдруг поймал себя на мысли о том, что в контексте того, кто именно задает ему этот вопрос, над ответом лучше хорошо подумать, прежде, чем его озвучить.

– Да, подумайте, – произнесла Смерть, будто прочитав его мысли, и на время потеряла к нему интерес, снова занявшись созерцанием мертвых насекомых.

«Зачем она задала мне этот вопрос?» – заметались мысли в голове Степана Игоревича, – «Не просто так. Мухи. Мертвые мухи. Что она спросила, когда появилась? Недостаточно ли их для чистки окна? Чистки окна... Что значит – чистка окна?»

Он бросил быстрый взгляд на гостью. Кажется, она совсем забыла о нем – с таким любопытством она рассматривала прижатые к тельцам лапки и расправленные крылья.

«А вдруг она умеет читать мысли? Когда я решил, что лучше подумать над ответом, она сказала: "Да, подумайте". Ты слышишь меня? Ты знаешь, о чем я думаю?»

Смерть даже не пошевелилась.

«Мухи... Хорошо, допустим, я скажу, что они мне нравятся. И что? Что это изменит? Если она пришла за мной, то нет никакой разницы, как я отвечу на этот вопрос. А если не за мной? А за кем тогда? Я один здесь живу, вряд ли она ошиблась адресом. А что, если я скажу, что не люблю мух? Что, по большому счету, это изменит? Не пощадит же она меня? Какой сложный вопрос...»

Смерть аккуратно приставила косу к холодильнику и, покосившись на Степана Игоревича, чей лоб уже покрылся крупными каплями пота от небывалой мозговой активности, снова погрузилась в изучение мертвых телец.

«Может, молитву прочитать? Боже, я и не знаю-то ни одной. Господи, пожалуйста, пусть она уйдет. Я прошу тебя! Давай не сейчас? Давай позже? Я обещаю, что выучу все молитвы на свете!»

– Вот эта еще живая.

Длинный костлявый палец Смерти протянулся к стеклу и указал на одну из мух. Она тоже лежала на спине, но ее лапки еще слабо шевелились.

– Да? – спросил Степан Игоревич и снова сглотнул, часто заморгав.

Смерть всё так же медленно повернула голову к мужчине и, выждав небольшую паузу, произнесла:

– Да.

Степан Игоревич резко поднялся из-за стола и, опершись на него руками, наклонился к подоконнику, чтобы рассмотреть живую муху. Затем он сделал шаг назад, задев стул ногой и чуть не покатившись с ним по полу, после чего зачем-то извинился, попытался улыбнуться, а потом снова сел на свое место. Смерть с интересом наблюдала за его хаотичными движениями, а когда тот успокоился, снова уставилась на живую муху, потеряв к мужчине интерес.

«Что? Что мне нужно делать? Ну и что с того, что она живая, черт бы ее побрал!»

Степан Игоревич так сильно сжал челюсти, пытаясь найти ответы на незаданные вопросы, что даже больно прикусил щеку зубами. На его лице не осталось ни одного сухого места. Пот катился градом не только со лба, даже рубашка на спине и подмышками уже сочилась выделениями его потовых желез. Он вытер ладонью лицо, но оно тут же снова стало мокрым.

– Шевелит лапками, жить хочет, – произнесла Смерть, не отводя взгляда от мухи.

– Может... может, ее спасти?

Смерть равнодушно пожала плечами, а Степан Игоревич тут же бросился к ящику с инструментами. Трясущимися руками нащупав в нем отвертку, он ринулся к окну, пытаясь попасть ею в зазор между штапиком и стеклом. Долго время у него ничего не получалось, он возился у окна, то протирая глаза от пота тыльной стороной ладони, то роняя на подоконник отвертку и снова ее поднимая. Наконец, последний штапик был извлечен. Степан Игоревич аккуратно вынул стекло и положил его на стол, чуть не выронив из одеревеневших рук. Смерть сидела неподвижно, наблюдая за действиями мужчины из-под черного капюшона.

Немного уняв дрожь в руках, Степан Игоревич попытался взять муху, подцепив ее двумя пальцами, но, справедливо решив, что таким действием он скорее добьет ее, чем спасет, он метнулся к кухонному шкафу, вытащил из него газету и, оторвав от нее маленький кусочек, вернулся к окну. Аккуратно подложив бумажку, он, легким дуновением перенес муху на нее и, переложив насекомое в свою ладонь, с нескрываемым восторгом посмотрел на Смерть.

– Вот... – произнес он, продемонстрировав ей содержимое своей ладони с такой радостью, будто он держал в ней не муху, а только что родившуюся дочь.

Смерть не шелохнулась, продолжая молча наблюдать двумя голубыми огоньками за человеком.

– Наверное, ее нужно на солнышко вынести или чего-нибудь сладкого дать? – неуверенно предположил он. – Так это я сейчас, мигом.

Держа в одной руке муху, другой он набрал в стакан воды из-под крана, насыпал в нее несколько ложек сахара и энергично перемешал. Затем, опустив палец в стакан, он поднес его к голове мухи и аккуратно дотронулся, оставив на ней каплю сладкой воды. Муха слабо зашевелила лапками.

– Живая! – радостно вскрикнул человек и с глуповатой улыбкой уставился на Смерть. – Живая, видишь?

Та молча смотрела на него, но уже не голубыми огоньками. Под капюшоном тускло мерцали два оранжевых глаза. Степан Игоревич инстинктивно почувствовал неладное и отступил на шаг от своей гостьи.

– Ну живая же... – прошептал он, перевел взгляд на свою ладонь и снова покрылся холодным потом – муха лежала без движения.

Он коснулся ее пальцем, но та никак не отреагировала. Смерть медленно поднялась со стула, взяла в руки косу. Заметив это, Степан Игоревич приблизил ладонь ко рту и часто-часто задышал на насекомое, пытаясь отогреть его своим дыханием. Смерть сделала шаг к человеку. Оранжевые огоньки раздулись и стали ярче.

– Нет-нет! Я спасу ее, подожди! – не своим голосом вскрикнул он и задышал на муху еще быстрее, одновременно пытаясь кончиком указательного пальца нажимать ей на брюшко, видимо, решив, что таким незатейливым образом сможет запустить сердце насекомого.

Смерть вплотную приблизилась к человеку, который, постепенно отступая, уперся спиной в стену.

– Но она была живая, ты же видела!

Степан Игоревич упал на колени, опустил голову и поднял над собой ладонь с мертвой мухой.

– Она была живая! – всхлипнул он, задрожав всем телом.

– И всё же, как вы относитесь к мухам? – тихо спросила Смерть.

– Я люблю их! Очень-очень! Я никогда не буду их обижать, обещаю! – затараторил Степан Игоревич, глядя на Смерть снизу вверх.

– Маленькая незаметная жизнь... Никому не нужное никчемное насекомое... – задумчиво повторила она свои слова, разглядывая сжавшегося в комок мужчину. – Забавное существо, правда?

Степан Игоревич зажмурился и быстро-быстро закивал, продолжая держать мертвое тельце на ладони. Смерть переложила косу в левую руку, а кончиками пальцев правой аккуратно подцепила насекомое и приблизила ее к капюшону.

– Её время пришло, только и всего, – равнодушно произнесла она.

– А моё? – прошептал человек, вжавшись в стену спиной.

Смерть наклонилась к нему, протянула руку и пальцем приподняла подбородок Степана Игоревича так, чтобы видеть его глаза. Затем втянула невидимыми ноздрями воздух и покачала головой.

– А твоё ещё нет.

– Что же ты?.. – сбивчиво залепетал Степан Игоревич. – Зачем же ты тогда всё это.. что же получается, ты за мухой что ли приходила?

Оранжевые огоньки погасли и снова сменились двумя голубыми звездочками.

– Я не прихожу за кем-то. Я прихожу за жизнью.

– За жизнью мух тоже?

Смерть издала какой-то клокочущий звук, лишь отдаленно напоминающий смех, а затем вложила мертвую муху в ладонь Степана Игоревича.

– Всего минуту назад ты многое отдал бы за жизнь обычного насекомого. Когда я рядом, вы изображаете любовь к жизни в любом ее проявлении, но стоит мне отвернуться, как вы начинаете кривляться, словно маленькие непослушные дети за спиной у родителей. Вы и есть дети. Глупые несмышлёныши, которые шкодят, пытаясь мне подражать, но плачут лишь от одного моего строгого взгляда. И когда вы уже повзрослеете?

Огоньки её глаз потухли, мир вокруг на секунду стал чёрным, а затем тьма будто втянулась в капюшон и растворилась без следа, оставив Степана Игоревича одного в своей кухне. Он воровато осмотрелся по сторонам, брезгливо отбросил от себя мертвую муху и облегченно выдохнул.

Жизнь продолжалась. Его жизнь.

©ЧеширКо