Тавромахия

Как я люблю Испанию! Грандиозная история! Взлёты и падения! Я где-то читал, что характер русского человека и испанца схожи. Суть характера и отношение к жизни ковались в борьбе. Испания веками с юга защищала Европу от мавров. Русь веками с востока – от степняков. Да, мы разные. Но мы воины, защитники. Я люблю бывать в Испании, знакомиться с её историей, культурой и архитектурой. Во время одного из моих путешествий по этой стране, я остановился на самом её юге, в Малаге. Я всегда стараюсь тщательно готовиться к своим странствованиям и заранее планирую посещение тех или иных мест. Так вот, находясь в Малаге, я в какой-то момент решил посетить небольшой, но крайне для меня интересный городок – Ронду. Он знаменит тем, что в нём в XVIII веке состоялась первая коррида по тем правилам, которые существуют и сегодня. Коррида! Поединок человека и разъярённого быка! Забава, известная с древности. Тавромахия (состязание человека с быком – греч.язык)! Дикое и могучее животное, ярость неукротимой силы и безумство природы покоряется умением и ловкостью человека! Коррида сейчас запрещена в некоторых регионах Испании. А раньше её проводили даже на юге Франции! Мне всё это было крайне интересно. В Андалусии коррида в почёте и в какой-то вечер я отправился в небольшой городок возле Малаги побывать на корриде, прочувствовать её. Коррида происходила в Торремолиносе, что не более получаса на машине от Малаги. Я приехал заранее, припарковал машину неподалёку от арены, где это всё должно было состояться. Билеты я купил у агентов заранее, так как знал, что собственно в Торремолиносе это будет сделать невозможно. Настолько коррида популярна в Андалусии. Билеты я взял в контрабаррьерас (возможно, на русском языке я пишу неверно). Для непосвящённых поясняю, что это второй ряд арены. Первый ряд имеет наименование баррьерас, но там и цены заоблачные, да и выкупаются они за полгода вперёд. И мне в тот вечер удивительно повезло! Одним из матадоров была сама Кристина Санчес! Единственная в мире женщина, которая стала матадором! То есть самой яркой звездой Испании. Женщина! Это было неслыханно! Женщина-матадор! Вторым матадором в тот вечер был некий Мигель-кордовец, а имя третьего матадора сейчас, по прошествии нескольких лет, я, увы, не могу вспомнить.
Арена гудела! Арена кипела! Толпы народа рассаживались по местам, ожидая начала этого действа. Я сидел в непосредственной близости от сцены, так назову то, что предстало перед моими глазами. Ярко жёлтый песок на фоне южного фиолетового андалусийского неба, которое вот-вот покинет жаркое солнце. Знаменитые матадоры имеют в Испании большее почитание и поклонение, нежели звёзды футбола. Толпы поклонников перемещаются за ними от города к городу, не считаясь ни с денежными тратами, ни со стоимостью билетов на корриду. Они увлечены лишь одним – ещё раз увидеть своего героя, мечту их ночных грёз на арене! И вот я среди них. Сижу на втором ряду большой арены и ожидаю начала боёв быков. Соседний сектор занимал духовой оркестр. Как мне показалось, человек восемьдесят. Они вовсю играли совершенно ни с чем не сравнимую испанскую музыку, главным лейтмотивом которой была Малагенья – есть такая знаменитая песня. Арена была переполнена, даже в проходах сидели люди. Начался парад участников корриды. Они прошли по кругу арены под приветственные крики публики. Я пока ничего не понимал. Внезапно оркестр стих, и на арену вышел главный распорядитель сегодняшнего вечера. Он был одет во всё чёрное с белоснежными кружевами по краям своего одеяния, и в белых гольфах. Я поймал себя на мысли, что я будто бы попал в восемнадцатый век. На арене и на трибунах воцарилась абсолютная тишина. Мне показалось, что я слышу жужжание мухи где-то неподалёку. Все замерли в ожидании. Распорядитель оглядел собственно арену, затем трибуны и махнул рукой. Кстати, должен сказать… Арена была абсолютно круглой. По четырём её сторонам возле её стен, были расположены очень крепкие толстые деревянные щиты, метра два-три длиной, за которыми был узкий проход на трибуны. Расстояние между щитом и стеной арены было сантиметров пятьдесят, что позволяло человеку спокойно проскочить между щитом и стеной, а огромный бык туда не смог бы протиснуться. Итак, распорядитель махнул рукой, давая старт действию, и я только сейчас заметил, что справа от меня, в боковой стене арены, была большая металлическая дверь, за которой билось что-то могучее. Служащие за цепи отворили эту дверь, и на арену вырвался бык. Огромный! Красивый! Серого окраса. Под тонну весом. Надо отметить, что коррида в Испании бывает с участием небольших, молодых бычков, весом до полутоны, а бывает с громадными, взрослыми боевыми быками. Их специально выращивают только для боёв в горах Андалусии. Я попал именно на такую корриду, со взрослыми быками. С громадными быками. И вот одного из них выпустили на арену. Резко, быстро он бегал по кругу и поперёк арены, выискивая врага. Сильное и красивое животное. На его рогах были повязаны разноцветные ленты. Бык носился по арене, а весь стадион молчал и ждал действия. И он началось. Из-за щитов выскакивали помощники матадора – бандерильерос. Они дразнили быка, показываясь на арене. Бык, увидев их, кидался на них, но они прятались за щитами. Бык пытался сломать этот щит, бил его своими огромными и острыми рогами, щепки летели во все стороны, но сломать его он не мог. Из-за другого щита выскакивал новый помощник, бык кидался на него, но бандерильерос снова прятались, и бык не мог выместить на них свою ярость. Так продолжалось некоторое время. Затем несколько бандерильерос выскочили на центр арены, а в их руках были маленькие шпажки, бандерильи, с крючками на окончании. Бык кидался на них, но бандерильерос, подняв над головой шпажки в виде рогов,  ловко уворачивались от животного, а когда он проносился мимо, не задев их своими острыми рогами, они ловко вонзали эти шпажки ему в холку. Кстати, потом я купил такой сувенир, и сейчас у меня дома хранится такая шпажка-бандерилья. Быку было больно от вонзающихся в него шпажек, и он свирепел. В результате этих игр, в спине у быка были воткнуты десять-двенадцать маленьких шпажек. Некоторые торчали в спине быка вертикально, а некоторые свисали, но не выпадали из-за крючков. Бык был в ярости. Столько много врагов, а он, сильный и могучий никого не может подцепить своими острыми рогами! Потом вышел матадор. Было страшно смотреть на его танцы перед носящимся туда и сюда быком. В следующем эпизоде битвы на арене появился пикадор. Здоровенный мужик на коне, обученном не бояться рассвирепевшего быка, и закрытого с боков толстыми соломенными щитами. Бык кинулся на этого коня. Пытался подкинуть его своими мощными ударами рогов. Конь невозмутимо терпел эти удары, хотя иногда бык приподнимал его на десятки сантиметров над землей. У пикадора в руках было острое копьё. Он выжидал, когда бык оставит попытки поразить коня. В какой-то момент бык оказался в положении параллельном коню. Пикадор поднял своё страшное оружие и с силой вонзил его в спину быка. Примерно туда, где торчали бандерильи. Жало копья глубоко вонзилось в плоть животного. Пикадор вытащил копьё и снова с силой вонзил его в то же место. Потом ещё и ещё. Потом он стал раскачивать своё оружие, всё более и более углубляясь жалом в тело быка. Кровь хлынула ручьём. Она фонтанировала из жуткой раны, которую пикадор нанёс животному. Я замер в ужасе. Всё происходило метрах в пяти от меня. Жёлтый песок арены был залит кровью могучего быка. И тут на арене снова появился главный герой этого эпизода. Я рассмотрел его более внимательно. Высокий и красивый, даже я, мужчина, не мог этого не отметить, Мигель-кордовец. В сиреневом тореодорском костюме, в изящных туфельках и чёрной шапочке. Стадион взревел от восхищения. Рядом со мной сидела прекрасная юная испанка, горячая, черноволосая. Она не сводила глаз с Мигеля, прижимая руки к своей груди. Мне показалось, что если я сейчас обниму и поцелую её, она этого даже не заметит. Настолько она была поглощена происходящим на арене. Мигель держал в руках мулету – кусок ярко-красной материи, которой он начал дразнить истекающего кровью быка. Бык кинулся на матадора. И Мигель-кордовец начал играть с быком. Он дразнил его мулетой, он грациозно уворачивался от его острых рогов, он становился к животному то лицом, то спиной. Бык кидался на него, но в последнее мгновение человек оказывался быстрее быка. Публика на трибунах ревела от восторга, наблюдая эту смертельную игру. Мигель был великолепен. Он наслаждался игрой со смертью, и тем самым вводил публику в ликование. В какой-то момент Мигель подошёл очень близко к быку, немного нагнулся и поцеловал его голову между острыми рогами. Видимо, это был его излюбленный приём, которого ожидала публика. Юная испанка, которая сидела рядом, инстинктивно вцепилась в мою руку, и, как мне показалось, застонала от восторга. Признаюсь, мне это понравилось. Да, это было великолепно! Потом игра Мигеля с быком продолжилась. Его стройное тело всегда за долю секунды до движения быка изгибалось в дугу и избегало смертельного поражения. Наконец, бык устал. Он потерял много крови, которая залила всю его спину. Мигель, играя, подвёл быка прямо к нашему сектору стадиона. Я был в пяти метрах от решающего момента. Бык уже ничего не понимал и не сопротивлялся, не кидался, сломя голову на мулету. Слюна свисала с его морды. Кровь перестала фонтанировать из дикой раны, которую сделал пикадор. Вся спина быка, да и песок вокруг стали  алыми от крови. Я видел его мутный взгляд в никуда. Всё было рядом со мной. Бык  замер в ожидании. Я всё это видел. Стадион молчал, ожидая развязки. Распорядитель вышел на арену и передал Мигелю длинную специальную шпагу, искривлённую у её окончании. Я понял, что сейчас произойдёт. Мигель встал в характерную позу метрах в пяти от быка. Снова воцарилась абсолютная тишина. Юная испанка крепко сжимала мою руку. Мигель ждал. Он ждал вдохновения на убийство. Он поднял шпагу, чуть качнулся назад и быстро подбежал к быку. На ходу, вкладывая всю инерцию своего движения, он вонзил искривлённую шпагу в спину быка до самого эфеса. Остреё шпаги вышло где-то внизу живота животного. Мигель сделал оборот на 360 градусов и смотрел на быка. Повторюсь, всё это происходило в пяти метах от моего места на трибуне. Бык опустил голову, подогнул колени и опустился на землю. Но он был ещё жив. Первый помощник Мигеля подскочил к поверженному быку с треугольным коротким стилетом в руках, поднял его над головой и резко ударил им в затылок умирающего животного. Бык вздрогнул и замер. Всё. Он был повержен. Стадион несколько секунд молчал, юная испанка, что сидела рядом, сжала мою руку ещё сильнее. А потом все взревели от восторга. Оркестр снова взорвался Малагеньей. Все вскочили со своих мест, что-то кричали. Юная испанка уткнулась мне в плечо, но мою руку не отпускала. Помощник Мигеля отрезал уши убитого быка. Победитель кланялся во все стороны. Видимо, возбуждение боя ещё не покинуло его. Помощник передал ему уши быка и подал ему бокал. Потом кто-то подбежал к ним с бурдюком вина. По аплодисменты и крики, под звуки оркестра Мигель начал обход арены. Время от времени он останавливался, увидев на трибуне красивую женщину, подставлял бокал, в который помощник театрально, свысока, тонкой струёй наливал кроваво-красного вина. Матадор поднимал наполненный бокал в сторону женщины и выпивал его до дна. Это было величественно. В конце концов, Мигель, сделав круг по арене, вернулся к нашим местам, увидел испанку, что до сих пор не отпустила мою руку, поднял бокал, в который ему помощник снова налил вина, и осушил его в её честь. И он, и она были в восторге. Но потом, Мигель достал отрезнное ухо быка и демонсративно кинул его моей соседке. Это было оказанием её великой чести. Девушка грациозно поймала окровавленное ухо и послала матадору воздушный поцелуй. Потом она завернула кровавый подарок в платочек и спрятала его в сумочке. Мне сначала это показалось диким, но я тут же подумал... Мужчина рискует жизнью, мужчина побеждает быка, мужчина пьёт вино в честь приглянувшеёся ему девушки, девушка с благосклонностью оценивает его подвиг. О! Испания! Ты великолепна! А юная испанка, сидевшая рядом со мной была столь прекрасна, что я поймал себя на мысли… А не выйти ли мне на арену? Не сразиться ли мне с каким-нибудь быком? Только для того, чтобы заслужить благосклонную улыбку такой вот пылающей красавицы. Да уж, в этом что-то есть! Может быть сама жизнь?
-Ты сможешь уснуть сегодня, милая девушка? - волнуясь, спросил я соседку.
- Конечно, нет, - ответила она.
- Да как звать тебя, юная красавица?
- Изабелла.
- Как вашу знаменитую кастильскую королеву?
- Да, - ответила она, - а как тебя зовут?
- Алехандро. Ты первый раз на корриде?
- Нет, не первый, А ты?
- А я в первый раз.
- И тебе нравится?
- Да, нравится. Я в восхищении от искусства матадора. Но вот убить умирающего быка стилетом в затылок… Я бы не смог.
- А ты рыцарь, я смотрю! Этим ты похож на моего отца.
- Польщён… Я отвезу тебя домой потом? Ты не против?
- Хорошо, потом отвези, Алехандро, - таков был ответ.
После этого она вообще не отпускала мою руку ни на миг.
Затем на арену выехала четвёрка белых как снег андалусийских коней. Вокруг рогов убитого быка обмотали цепи, и кони сделали круг почёта по арене. Поверженному быку воздали последние почести.
Выбежали слуги, заровняли вздыбленный битвой песок, зачистили в том числе и кровь. Арена была подготовлена для следующей схватки.
Второй вышла сама Кристина Санчес. Все трибуны взревели от возбуждения. И я тоже был возбуждён и с упованием ждал схватки этой великолепной женщины с быком. Всё повторилось. Гром оркестра, выход распорядителя, абсолютная тишина, жужжание мухи. Затем игра бандерильерос, появление пикадора, фонтанирующая кровь из жуткой раны на спине быка, мельтешение мулеты, грациозность Кристины Санчес, распорядитель и кривая длинная шпага. Мне было интересно, как женщина, пусть и выдающаяся, сможет повторить решающий удар, который под силу не каждому мужчине. Но Кристина всё сделала, как предписывают правила корриды. Театральная стойка, изгиб стройного, но теперь уже женского тела, резкое движение в сторону быка, и удар. Как? Как в женских руках может быть столько уверенности и решимости? Грациозная женщина уверенным движением вонзает смертоносную шпагу в тело быка. Но это произошло. Кристина хладнокровно убила могучее и прекрасное животное. Такова жизнь… Увы. Изабелла сильно переживала этот бой. Чисто по-женски, поддерживая женщину на арене. Затем круг почёта поверженного быка за четвёркой коней. И новая схватка. Я окончательно не понимал – нравится ли мне это действо или нет. Я был, безусловно, восхищён смелостью и решительностью матадоров. Но всё-таки, чувствуя определённую однозначность театральности происходящего, испытывая восхищение перед мужеством матадоров, где-то в душе я не одобрял первобытную жажду крови в происходящем. Изабелла сидела, прижавшись ко мне, не выпуская мою руку ни на миг. Я чувствовал, чем скорее это всё окончится, тем спокойнее я стану. Да и она тоже.
Представление длилось долго. Одному быку повезло. Он столь яростно кидался на деревянные щиты, что в какой-то миг сломал себе рог. Бой остановили. Распорядитель велел заменить быка. Всего в тот вечер три матадора покорили шесть могучих быков.

На следующий день рано утром я отправился в Ронду. Город имел богатую историю, уходящую в глубокое прошлое. Этими землями владели и древние иберы, и кельты, и финикийцы, и греки, и римляне, и арабы. В ходе Реконкисты Ронду отбили у арабов только в 1485 году, всего за 7 лет до падения Гранады, последнего арабского бастиона в Европе.
Прежде всего, меня в Ронде интересовала Арена для боя быков и, расположенный в стенах Арены, музей Тавромахии. Мой путь из Малаги пролегал через горный массив. Машина, натужено гудя, преодолевая несложные серпантины, поднимала меня всё выше и выше. Буйная растительность побережья сменилась на более скромные растения и деревья, а потом и вовсе исчезла. Камни, камни, камни… В самой высокой точке перевала была небольшая смотровая площадка. Я остановил машину и подошёл к краю крутого каменистого склона. Внизу зеленела долина. И вдруг я увидел пару орлов… Они летали где-то внизу. Это было необычное зрелище. Орлы, парящие под тобой. Я двинулся дальше и вскоре въехал в город по мосту, перекинутом через глубокую пропасть. Трудно представить, как можно было построить такой мост. Оставив машину на стоянке, я отправился к Арене, перед которой стоял памятник огромному боевому быку. Кстати, Арена в Ронде – самая большая по площади в Испании (но не по числу мест). Осмотрев Арену, я пошёл в музей Тавромахии. Он был интересен своими экспонатами. Костюмы знаменитых тореодоров, шпаги, знамёна, бандерильи, плакаты. Я обнаружил здесь даже картину Гойи, что придавало музею особый шарм.  В самом дальнем углу была витрина с древними манускриптами. Рядом стояли греческие и финикийские вазы. Один из манускриптов крайне заинтересовал меня, так как я неожиданно увидел греческие буквы. Описание экспоната у витрины сообщало, что это письмо одного молодого человека своему отцу. Манускрипту, а это был пергамент, посеревший от времени, было две с половиной тысячи лет. В те далёкие времена на юге Современной Испании были небольшие греческие колонии. Сюда греки привезли и свою культуру. Манускрипт был исписан мелкими буквами, и при этом, некоторые места текста практически не читались. По крайней мере, было крайне затруднительно, склонившись над витриной, пытаться разобрать, что там написано.
Я когда-то часто и подолгу бывал в Сухуми. В те времена там было много греков. И они были среди моих друзей. Я часто бывал у них в гостях, а в семье они говорили на греческом! Как это было необычно! Греческий язык безумно красив, сочетания букв уникальны, а длинные фразы на нём меня просто завораживали. Мне так захотелось уметь на нём говорить, что я упросил друзей-греков учить меня греческому языку. Это было очень трудно. Но через несколько месяцев я довольно сносно говорил на нём. Только потом я выяснил, что это был понтийский диалект греческого языка. В самой Греции сейчас говорят на языке, который именуется «новогреческий». А вот понтийский диалект ближе к древнегреческому, который заметно отличается от современного. 
Как это ни удивительно, но мне оказалось легче понять манускрипт, чем современному греку.
- Сеньор, - позвал я служителя музея, - есть ли у вас перевод этого текста?
- Да, конечно, - ответил любезный служитель, - он в научном отделе музея. Но только заведующий отделом сейчас в отпуске, он будет через неделю.
- Через неделю я буду уже далеко отсюда, - задумчиво пробормотал я. И тут у меня родилась идея. – Сеньор, я должен сфотографировать этот текст. Мне он нужен для научной работы, - для важности добавил я и уставился на служителя.
Тот, оказавшись добрым и отзывчивым человеком, и сознавая важность, что от него зависит моя научная работа, согласился помочь мне. Он сбегал за специальными перчатками и ключами от витрины. Потом притащил в зал небольшой стол, а также тёмную скатерть, и зажёг все светильники и люстры в зале, чтобы добавить света. Посетителей в музее было немного, но чтобы и они не мешали, Артуро, так звали служителя, натянул красную ленту на входе в этот зал, что всем стало ясно – здесь ведётся научная работа. Я был благодарен Артуро. Затем он достал лист пергамента из витрины, бережно положил на стол и учтиво сделал шаг назад. Я настроил свой зеркальный аппарат, приблизив текст, сделал несколько крупных фотографии текста и под разными углами, и в разных режимах, которые только может предоставить сейчас подобная цифровая техника. Затем Артуро перевернул текст, и проделал то же самое с обратной стороной пергамента. Я был очень рад тому, что мне удалось сделать хорошие снимки текста. Поблагодарив Артуро, я собрался в обратный путь. Рядом был ещё музей средневекового оружия, но времени на него у меня уже не было, так как я опасался ночью ехать по сложной горной дороге, и хотел засветло преодолеть перевал горного массива.
Несколько следующих дней я провёл с прекрасной Изабеллой, которая показала мне все заметные достопримечательности Малаги. Музей Пикассо, Римский театр, главный собор города, Ла-Манкита, что означает «Одноручка». У собора только одна башня, а вторую так за века и не построили. Особенно мне понравился крепость Алькасаба на горе. Крепость прекрасно сохранилась. Она довлела над городом, напоминая о тех временах, когда здесь властвовали арабы. Мы провели с Изабеллой здесь замечательный день, который я никогда не забуду. Мы с ней много беседовали, поднимали десятки тем, рассказывали друг о друге, и даже разыгрывали шуточные сценки, в которых она выступала в роли христианского воина, а я, соответственно, был её противником. К моему великому удовольствию, она всегда меня побеждала. Мне с ней было легко. И как-то светло… Так что, времени заняться текстом у меня и не было. А вскоре я улетел домой. Да… Печально… Вот так…
Наконец, дома я стал исследовать текст. Читать его мне было несложно. Главная проблема заключалась в том, что многие буквы, а то и целые слова, просто были стёрты или осыпались с пергамента. Поэтому мне что-то приходилось просто домысливать. Текст был на древнегреческом языке, но моё знание понтийского диалекта сильно облегчало работу. Я думаю, что мне было намного легче, чем человеку, который знает только новогреческий язык. Прочитав текст, я был сильно взволнован. Сделал некоторые записи и перечитал ещё раз. Текст представлял собой письмо сына отцу. Судя по всему, оно было написано около 500 года до нашей эры, Впрочем, я непрофессиональный историк. Позже я попробую обратиться к ним, чтобы попытаться более точно оценить возраст текста. Это был удивительный текст. Удивительный и печальный. Судите сами. Вот он, с небольшими дополнениями в тех местах, где буквы и слова были уничтожены временем. Поверьте, мои дополнения никак не исказили общий смысл письма, которое дошло до нас из глубин времени.

Здравствуй, мой дорогой отец! Да продлит Зевс твои годы! Да удержит он Танатоса от посещения тебя! Как наша драгоценная матушка? Здорова ли она? Отец, я пишу тебе, и мои руки трясутся от волнения, а сердце преисполнено горькой печали. Я опишу тебе всё, что случилась со мной и моим братом, Диотимом ,  с той злополучной минуты, когда мы, не послушав тебя, уехали из родного дома. Прости меня за тот неблаговидный проступок, которому нет оправдания. Родившись с ним в один день, мы были очень похожи во всём с самого детства. Ты об этом знаешь. Диотим старше меня, на самую малость, так как он первым появился на этот свет. Так уж повелось, что я всегда его слушался. Поэтому, когда он предложил мне покинуть наш Крит, вопреки твоей воле, я не смог отговорить его, более того, с воодушевлением последовал за ним. Отец, ты знаешь, что мы с ним всегда были доблестными воинами и первыми в тавромахии, которая столь популярна с древности у нас на острове. Увидев нас с ним во время последнего представления, в котором мы с ним участвовали, к нам подошёл один из тех богачей, Гимилькон, который отплывал в Тартесс (1),  и вёл с ним прибыльную торговлю. Он соблазнил нас тем, что там, на чужбине, мы будем на вершине почитания за счёт нашего умения и доблестей в тавромахии. Эта забава там весьма завоёвывает популярность, но таких мастеров, как мы с братом, там нет. Поэтому, мы, с помощью Гимилькона, собирались открыть там школу или гимнасий, в котором обучали бы местных юношей этому древнему искусству. Поддавшись на уговоры, мы покинули Крит. Путешествие в Тартесс было приятным. Море было светлым. Упругий ветер уверенно нёс нас в сторону самой дальней точки, куда когда-то добирался могучий Геракл. Немного не доходя по морю до неё, и был расположен Тартесс, почти на краю света. Город и государство – богаты. Торговля процветает. Гимилькон – свой человек во всех местных кругах. Он нас не обманул. Сразу же были устроены несколько представлений, где мы с Диотимом проявили своё искусство тавромахии во всём блеске. Мы сразу же заработали много денег. Гимилькон всячески помогал нам. Все доходы мы честно делили на три равные части. Вскоре мы открыли свою школу и стали богаты. Ты, отец, должен был это почувствовать, так как мы несколько раз отправляли тебе на Крит изрядную меру золота и серебра. Мы сами многократно выступали на подобных представлениях и наша слава, как лучших представителей этой профессии, росла с каждым месяцем. Однажды к нам в школу привели мальчика, Хамилькарта. Он был строен и ловок. Казалось, он станет прекрасным акробатом и, после обучения, будет показывать чудеса ловкости. Его отец был очень богат и был поклонником тавромахии. Всё бы ничего, мало ли таких юношей приводили к нам в школу… Но с ними вместе пришла и сестра Хамилькарта, Элисса. Она была безумно красива. Совсем не такая, как наши греческие девушки. От самого её имени исходило какое-то чарующее притяжение. В ней было что-то от колдуньи, которая своими чарами может покорить мужчину. Так и произошло. Диотим влюбился в неё до безумия. Он часто стал бывать у них в гостях, чтобы только взглянуть на Элиссу. Она же была благосклонна к нему, но мне не казалось, что она к Диотиму испытывает искренние чувства. В её взгляде было что-то порочное. Не знаю что… Я много раз пытался внушить Диотиму, что Элисса хитра и коварна, но он и слушать меня не хотел. Как-то к нам заглянул Гимилькон. Я поделился с ним своими опасениями. И Гимилькон подтвердил все худшие мои подозрения. Элисса сплошь состояла из порока! Она своими чарами околдовывала, притягивала мужчин, но поиграв какое-то время с одним, переключалась на другого. Она была ветрена и опасна. Мы с Гимильконом в два голоса убеждали Диотим оставить её, но он был глух к нашим уговорам. В один из жарких дней конца лета Диотим пришёл домой в подавленном состоянии. Он сказал мне, что Элисса не хочет с ним больше встречаться и просит его не появляться в их доме. Я, как мог, просил его успокоиться, хотя сам в глубине души был этому рад. В канун осеннего праздника в честь Деметры были назначены большие игры. Тавромахия была основной частью этих игр. Мы хорошо подготовились к ним, но я опасался, что последние дни брат ходил в подавленном состоянии. Но к празднику, как мне показалось, он пришёл в себя, и я надеялся, что мы прекрасно на нём выступим. Мой дорогой отец! Всё случилось не так. Когда началась тавромахия, мы с Диотимом, чувствуя каждое наше движение, прекрасно справлялись с яростью быка, которого выпустили против нас. Бык кидался на нас, но за мгновение до его решающего броска на нас, мы успевали перепрыгнуть через него, иногда в прыжке сесть на него, вызывая его ярость ещё больше. А иногда, схватив его за рога, используя дикую силу быка, получив от него энергию его свирепости, удавалось сделать сальто и приземлиться за его спиной. Диотим был неотразим. Мы уже изрядно вспотели, играя с быком подобным образом. Внезапно брат остановился, как вкопанный. Я проследил за его взглядом и сам увидел, что на празднике появилась Элисса. Я кинулся к Диотиму и успел вовремя его встряхнуть, так как бык был всего в пяти локтях от нас. Мы кинулись в разные стороны, и бык пролетел мимо нас. Брат пришёл в себя, и мы продолжили выступление. Оно шло к успешному завершению, как случилось непредвиденное. Я увидел, как рядом с Элиссой сел какой-то воин, и по тому, как они стали мило беседовать, мне стало понятно, что они давно и определённо знакомы. Он не отрываясь смотрел на Элиссу и на то, как она что-то шептала на ухо воину, а тот, взяв её за руку и глядя на неё восторженным взором, отвечал ей. Лично у меня не было никаких сомнений относительно их отношений. К моему ужасу, Диотим снова замер, побелел и не сводил взгляда от влюблённой пары. Напрасно я кричал ему, что это опасно, напрасно я пытался вернуть его к действительности. Брат ничего не слышал и не видел, кроме Элиссы, которая нежно перешёптывалась с воином. Бык, словно чёрная гора, приближался к Диотиму. Брат даже не заметил, как длинный рог чудовища вонзился ему в грудь чуть правее сердца. Бык подкинул его к небу, словно пушинку, и понёсся дальше. Присутствующие закричали от ужаса. Я подскочил к распростёртому на земле брату. Кровь лилась как из груди, так и из его спины, где рог быка вышел с другой стороны его тела. Он умирал. Я обнял его, прижал к себе его, но он в последнем усилии приподнял голову и взглянул на публику. Он затухающим взором смотрел, как Элисса с воином куда-то уходят с представления. Он что-то хотел сказать, но в этот момент душа его покинула тело.
Отец, прости нас, прости меня, что мы тогда уехали с острова. Мы виноваты. Я скоро вернусь к родному очагу. Мы уехали вдвоём, а возвращаюсь я один. Да простят мне боги этот поступок.
 
Была уже глубокая ночь. Я несколько раз перечитал это письмо. Оно вернуло меня к тем далёким временам, когда Эллада не была ещё притяжением всего мира. Она только становилась центром культуры и основой для последующих цивилизаций. Я не знаю, вернулся ли сын к отцу, дождалась ли его мать? Каково же было окончание этой трагедии? Мне стало как-то грустно от того, что светлое чувство любви стало причиной гибели молодого и смелого юноши, пусть он и жил за две с половиной тысячи лет до меня. Я долго думал о том, что прочитал сегодня ночью. И только лишь одна мысль ободряла меня. Через неделю я вылетаю на Крит. Я увижу Кносский дворец – лабиринт, в котором царь Минос прятал свой стыд и позор – Минотавра. Я увижу его древние фрески, на которых изображена тавромахия и которым более трёх с половиной тысяч лет! А самое главное, что за полчаса до моей посадки в аэропорту Ираклиона, там приземляется рейс из Малаги! Она будет ждать меня. И я снова встречусь с Изабеллой! Так мы договорились… 

 
Примечания:
1. Тартесс – древний город, а позднее государство на юге Испании


Иллюстрация - фреска в Кносском дворце на Крите. Фото автора