Ангел-хранитель

Позвольте представиться: я – ангел, ангел-хранитель.  Считается, что Бог любит детей и дураков, и это действительно так, а тех и других на свете столько, что его любви на остальных просто не хватает. Точнее, не любви – ее сколько угодно, рук не хватает. К тому же, он не хочет делать грязную работу, а моя работа именно грязная, потому что я ангел хранитель пьяниц.
Представьте себе, если соединить все три категории – дети, дураки и пьяницы, – то это получится 95% населения Земли! Да, да, я это знаю не понаслышке – сам проверял. Конечно, критерий оценки двух последних категорий несколько размыт, но по специально разработанному Божественному циркуляру я точно знал, кого к ним причислять. Собрать подобные статистические данные среди без малого семи миллиардов человек дело не простое, даже для ангела. Специально для этого мне была выделена в подчинение целая армия более-менее толковых душ (не брезговали даже грешниками, лишь бы с головой был порядок), которыми руководили ангелы саном пониже моего. Вот вся эта орда и произвела в кратчайшие сроки оценку и разделение людей по категориям.
Вынужден признать – в процессе работы выяснилось, что население Земли давно уже проделало подобный труд, но не мог же Господь полагаться на данные, полученные его грешной паствой с помощью каких-то непонятных электронных устройств, называемых компьютерами, а потому мне пришлось провести эту работу самому и до конца. Скажу вам по секрету, что результаты не сильно разошлись, а с учетом неоднозначности критериев оценки, можно сказать, что вообще сошлись полностью. После этого люди сильно выросли в моих глазах. Но сейчас не об этом.
Так вот, самой многочисленной категорией оказались пьяницы. Они тоже были разделены на группы типа: употребляющие по праздникам; по праздникам и выходным дням; бытовые пьяницы; алкогольно-зависимые; алкаши и т.д. и т.п. Не хочу утомлять вас этими малосимпатичными подробностями моей работы, но некоторые ее детали сообщить просто необходимо, хотя бы для того, чтобы не возникло путаницы и непонимания по ходу повествования.
Когда классификация была завершена, Господь, как уже говорилось, взял себе детей и («Черт с ним!» – да, да, он так и сказал!) дураков – огромное количество людей, немыслимое в числовом исчислении – но на то он и Бог! Нам же, ангелам различных рангов, поручил разобрать себе хотя бы по сотне тысяч особей из оставшейся категории, что мы немедленно и исполнили. И закипела работа!
Наши функциональные обязанности состояли всего из одного пункта (впоследствии обросшего множеством подпунктов и дополнений), а именно: оберегать охраняемые объекты от нелепых случайностей, которые могут привести к преждевременному exitus letalis , а так же к причинению непоправимого вреда здоровью или подобным последствиям в бытовом обиходе, которые изменят взгляды персоны до степени невозможности или нежелания жизнь продолжать. Тут, конечно, требовалось узнать у Морте , когда запланированный срок ухода из жизни всех, кто был взят под нашу защиту.
Надо сказать, это вызвало бурное негодование Госпожи, возникло некоторое недопонимание между сторонами, но Создатель, узнав об этом, прикрикнул на нее, пригрозил секвестированием в рядовые бесы, и все встало на свои места. Работа пошла.
Но тут выяснилось, что Ангел, даже самого высокого уровня, это далеко не Бог (да простит мне Создатель это неуместное сравнение), который с легкостью может охранить миллионы и миллиарды людей. Сотня тысяч для нас оказалась непосильной задачей. Началась настоящая путаница – то не успеют кого-то спасти, то спасут не того, то спасают того, но не от того, чего нужно и так далее. Какое-то время мне, как старшему над ангелами-хранителями, удавалось поддерживать некоторое подобие порядка в действиях подчиненных, и Вседержитель ни о чем не догадывался и ничего не подозревал. Но и в рядах святых угодников водятся свои «крысы» – кто-то донес до Господа о сбое в системе и о том, что я, некоторым образом, покрываю нерадивых его служителей.
Я, в целом, интересуюсь жизнью людей, и как-то прочел у одного начинающего писателя (то ли Пахоменко, то ли Пархоменко) фразу: «Бог становится особенно страшен, когда пытается спасти мир». О, как это оказалось верно подмечено. Пытаясь оберечь несчастные отбросы человеческого общества, он так разгневался на ближайших своих помощников, а в особенности на меня, что мы всем скопом чуть не попали прямиком в преисподнюю. Лишь сообразив, что сверши он все свои угрозы и обещания в отношении нас, сам останется один на один со всеми проблемами созданного им Мира, он несколько успокоился.
Но что-то надо было делать, точнее, менять. Для этого ему не понадобилось семь дней. Отобрав из безгрешных (вернее сказать, прощенных, ведь безгрешных не бывает) душ несколько миллиардов – благо их тут пруд пруди – он наскоро произвел их в ангелы. Процедура канонизации в Раю сильно упрощена по сравнению с тем же ритуалом в земных условиях. Потом к каждому мирскому неудачнику приставил по своему ангелу-хранителю. Нас же, первородных, наказал тем, что и мы получили по одному только объекту опеки. Тем самым он уровнял нас с ангелами выскочками, ставшими святыми благодаря невозможному до сели случайному стечению обстоятельств. Гореть в геенне огненной, конечно, похуже, но и такое проявление Божьей немилости мы переносили очень болезненно.
Своего недотепу получил и я. Собственно, мой рассказ отсюда и должен был начаться, но вышеизложенная прелюдия, как уже говорилось, была необходима для внесения некоторых пояснительных моментов. Итак, я начинаю.
Этого охламона я принял под свою опеку, когда ему стукнуло восемнадцать. До двенадцати он был ребенком, потом еще шесть лет дураком, все это время находясь под защитой Бога, и вот в день своего совершеннолетия первый раз в жизни попробовал алкоголь. Опьянел, на удивление, не то чтобы быстро, но основательно. Потом ухитрился поссориться с девушкой, к которой питал самые нежные чувства, наговорил ей кучу гадостей, за что и получил собственной своей гитарой по голове.
«Вз-зинь» – тонко пискнула лопнувшая струна. Я едва успел среагировать, скорректировав ее полет – щека под правым глазом развернулась красными лепестками розочки, теплые струйки скатились к подбородку и залили рубаху на груди.
– Идиотка! – крикнул мой подопечный, влепил девушке пощечину и быстро пошел прочь, оставляя за собой кровавые пятна.
Вообще-то, струна летела в глаз и неминуемо должна была его выбить, после чего парня, скорее всего, отчислили бы из военного училища. Как сложилась бы его дальнейшая судьба сказать трудно: потеряв любимую девушку, глаз и место в престижном учебном заведении, оправиться не так просто. Кстати, и с девушкой их через недельку помирил тоже ангел-хранитель, решив довести этот блистательный спасительный вираж до логического конца.
«Да-а, – думал я, – с ним надо быть повнимательнее – трудно ловить лопнувшую струну».
Напрасно я надеялся на длительную передышку. Следующий раз, когда мне представился случай выступить в своем амплуа охранителя, не заставил себя ждать. И двух недель не прошло, как мой подопечный с двумя своими дружками ввязался в драку. Надо отдать им должное, с вдвое превосходящими силами противника они вполне себе справились без моей помощи, я даже некоторое чувство гордости испытал. Но когда на помощь подоспела бригада из двенадцати человек, вооруженная палками, цепями и арматурой, пришлось вмешаться и перевести противостояние с заранее известным концом из области физического разбирательства в словесное полемизирование. Все закончилось благополучно – стороны разошлись если и не довольные собой, то, во всяком случае, мирно.
– Я думаю, – рассуждал мой герой, потягивая пиво из горлышка бутылки, на кухне у одного из друзей следующим утром, – у каждого пьяного есть свой ангел-хранитель.
Если бы я не был бестелесным духом, то наверняка упал, услышав такое заявление.
– Вот вчера, – продолжил он, – если бы те сходу налетели – трендец нам! Но ведь что-то заставило их начать разговор, хотя мы вели себя очень воинственно.
«А он умнее, чем мне показался поначалу, – единственный вывод, который можно было сделать».
Сюрпризы сыпались, как из рога изобилия: то он нырнул в Неву с парапета и заплыл дальше, чем рассчитывал – прибрежное течение, раскрутив пловца, неизбежно должно было выкинуть его на середину реки, я спас – рыбак неожиданно для себя самого протянул удилище, когда парень на скорости «пролетал» мимо гранитной набережной в последний, вероятно, раз; то поздно вечером в метро нарвался на уставившееся в живот дуло обреза двустволки и посчитал ниже своего достоинства отступить, схватился за ствол – щелк! щелк! – двойная осечка – вот это удача!!! То «по пьяной лавочке» затеялся заступиться за девушку, на которую наседали два здоровых кавказца и вырубив одного, чуть не получил удар ножом в поясницу от другого – клинок угодил в армейский кожаный поясной ремень, а внезапно вспотевшая ладонь абрека, соскользнула с рукоятки на лезвие и изрезало тому пальцы в кровь. Опять повезло! Надо же!
Я не мог понять жизни этого человека, ход его мысли, как в его голове зарождаются шальные идеи?!
А он продолжал удивлять меня своим поведением. Где речь идет о браваде перед девушкой, там окончательно исчезает логика, здравомыслие, а уж о чувстве самосохранения вообще никто не вспоминает. Выпив для куража стакан водки, и повиснув на руках на нижней планке ржавых перил железнодорожного моста на высоте пятнадцати метров от бурлящего по камням водного потока, он подтягивался больше десятка раз. Старая планка начала проворачиваться, еще секунда и пальцы сорвутся – удержал, не дал изломанной куклой быть выброшенному со стремнины в какую-нибудь тихую заводь с кувшинками и хлопьями белой пены.
Когда он вместе с лихими своими друзьями шел на очередную разборку, его спросили:
– Ты чего такой спокойный? Совсем не страшно?
– Стакан вина – лучшее успокоительное, – ответил, – а мой ангел-хранитель всегда со мной!
И рассмеялся. Представляете – рассмеялся!
Я стал закипать. Создавалось впечатление, что ему точно известно про меня. «Кто-то сказал, проговорился, – метался я в пароксизме обиды и раздражения, – может, даже намеренно предал!» Конечно, немного остыв и успокоившись, я обретал ясность мысли – такое просто не возможно. Но выходило, что не я помогал ему – он пользовался мной!
Недостойная святого духа мысль змеей заползла в мою… а куда? наверное, душу – пусть так. Отомстить!
И вот в одной из очередных его авантюр я сам перед собой сделал вид, что не успел вмешаться в ситуацию. И представьте мое удивление – паренек прекрасно справился со всем без моей помощи! Поймал себя на мысли о том, что к раздражению добавилось еще какое-то чувство. Гордость за подопечного? Это уже было… Что же? Что же?.. И вдруг я понял – уважение! Этого еще не хватало! Какое может быть уважение к пьянице и хулигану?
Как бы там ни было, теперь я регулярно испытывал его на прочность. Нет, нет, я не спускал с него глаз и всегда был готов прийти на помощь, но и не вмешивался. Ему приходилось туго, порою очень туго. Три сотрясения мозга, два перелома носа, треснувшие ребра, я уж не говорю о вывихах, ушибах, гематомах. Он стал осторожнее, но продолжал твердить своим уже повзрослевшим друзьям:
– Ангел-хранитель по-прежнему меня бережет.
Как это меня злило! Да простит Господь мне это недостойное чувство. Зато теперь я точно был уверен, что он не знает о моем существовании – ведь последние годы я был лишь молчаливым статистом в его жизни.
Взрослая жизнь принесла и взрослые проблемы. Теперь он не выпендривался перед женщинами подтягиваясь над пропастью и не стремился затеять драку, стал умнее, осмотрительнее, много читал, начал писать стихи. Беда пришла с той стороны, откуда меньше всего я ожидал ее увидеть – он оказался слишком чувствительным. Разрыв с женой сначала вогнал его в алкогольный штопор, а потом уложил на больничную койку.
Что там гитарная струна, ножи и кастеты, водная стремнина и двуствольный обрез, упертый в живот – все это показалось мне мелочью по сравнению с тем, из какого Ада пришлось доставать его сейчас. Я не на шутку перепугался. Из страха ли перед Божьим гневом или из какого другого чувства, но я старался так, как никогда в своей прошлой жизни и нынешнем существовании. Слава Всевышнему – получилось! Но вот горе – из больницы выходил совсем другой человек. Нет, внешне такой же, даже лучше прежнего – отъелся, впалые щеки округлились, на губах блуждала непонятная улыбочка. И я вдруг понял: по набережной Фонтанки по направлению к метро шагал циник и эгоист.
Для него началась вторая молодость, только уже с уклоном во взрослость – кабаки, пьянки с сомнительного поведения женщинами, денежные аферы, редко, но случались – драки. Мне было все равно, я рад был видеть его живым и здоровым, а не исхудавшим, с запавшими глазами и безразличным взглядом на больничной койке. Я, как и в ранней юности, спасал его всякий раз, как только видел грозящую ему опасность. Наверное, хоть это было невероятно, в тот момент я любил его! А он в ресторане, хлопая по крутому бедру очередную бедовую подружку, позерствовал:
– Мой ангел-хранитель всегда со мной!
И вот когда, вытащив его из очередной передряги, вдруг окончательно уразумел, что в его жизни не осталось места любви, а может и чувствам вообще, когда цинизм его не лишенных интереса высказываний стал зашкаливать и, более того, не с лучшей стороны касаться Бога, я решился на беспрецедентный шаг – явиться ему и поговорить.
Однажды, когда он явился домой с очередной раскрашенной пассией, поставил на стол пакет с продуктами и бутылками, сказал ей, чтобы накрывала, а сам прошел в спальню переодеться в домашнее, я предстал перед ним.
– Ты кто?
Реакция меня и удивила, и озадачила.
– А разве не видишь? У меня ведь крылья за спиной.
Он пожал плечами.
– Я не знаю никого, у кого бы крылья росли на животе.
– Не паясничай, я ангел. Ангел-хранитель, про которого ты так часто любил говорить своим друзьям.
Он долго смотрел на меня, потом повернулся, достал из шкафа вешалку, повесил пиджак. Рывком стянул тонкий бадлон – покатые плечи, хорошо развитые грудные мышцы, мощный торс – и сел в кресло.
– Хочешь поговорить? – не столько спросил, сколько констатировал он, – валяй! Только у меня там дама…
– Не беспокойся, мы в другом временном диапазоне.
– А-а-а…
– Я всю жизнь оберегал тебя, помогал. Не знаю, чувствовал ли ты мое присутствие или говорил об этом наобум, но я действительно находился всегда рядом с тобой. Не могу сказать, чтобы ты мне был очень симпатичен в молодости, но то, во что ты превратился сейчас, просто ужасает.
– Может в этом есть и твоя вина? – он не спорил, и именно поэтому я почувствовал некоторую правоту в его словах.
– Может быть, – фраза далась мне с трудом, – но сейчас не об этом.
Он потянулся и налил себе виски из стоящей на журнальном столике бутылки, не как обычно – на два пальца – налил полный стакан, щелкнул по нему пальцем. Звук получился глухой.
– Может, об этом? – вопросительно вскинул брови.
– То, что ты пьешь – это, конечно, плохо, но я не нарколог и не собираюсь читать тебе лекции о вреде алкоголизма; и кстати не думай, что у тебя delirium tremens  – все происходит взаправду. Я призван оберегать тебя…
– Что-то у тебя это не очень получалось, – перебил он, постучав себя пальцем по чуть искривленной носовой перегородке, и тем опять заставил меня смутиться.
Как-то так получалось, что не я, а он выступал в роли обличителя.
– Да, – признался честно, – на некоторое время я оставил тебя без внимания. Но сколько раз я спасал тебя! Десятки, даже сотни! Начиная с того момента, когда сохранил твой глаз от лопнувшей гитарной струны, а после помирил тебя с девушкой…
– Ангел!! – он резко поднялся, – ты ошибся в самом начале! Пришел ко мне пристыдить, сказать, что я стал черствым и бесчувственным, наверное, показать это на примере – редко навещаешь родителей, мало уделяешь времени сыну – как-то так? Эгоист, не считающийся с чувствами других? Циник? Навешиватель беспощадных ярлыков, добивающий своими словами случайно оступившихся так, будто вколачиваю гвозди в крышку их гроба? Бабник и пьяница? Бузотер, драчун и сплетник?
Он замолчал. У меня отвалилась челюсть, мужчина почти слово в слово повторил задуманный мной монолог.
– Улетай на небо, ангелочек, Боженьке привет, – продолжил он, – а мне нет смысла меняться.
Я понял, что моя миссия с треском провалилась, но все же спросил:
– Это почему же?
– Я больше не хочу к кому-то привязываться. Жить хотелось так, чтобы умереть в один день с любимым человеком, а так не бывает.
– Как ты можешь знать это? – удивился я, – к тебе приставлен ангел-хранитель, значит впереди у тебя долгая жизнь! Именно ее я призван охранить.
– Нельзя сберечь то, чего уже нет. А одному спокойней – чем меньше друзей, тем меньше потенциальных предателей.
Он залпом выпил стакан виски, плюхнулся в кресло.
Мне стало скучно, я сказал:
– Знаешь, за время, что мы провели вместе, я испытывал к тебе разные чувства – безразличие, гордость, раздражение, уважение!, ненависть и даже любовь!! Я думал, что этим исчерпывается вся гамма чувственных ощущений, но сейчас я испытываю нечто новое – отсутствие интереса. Да, ты мне не интересен! Но прежде чем я покину тебя навсегда, ответь: какую ошибку я допустил в самом начале?
Он широко зевнул, прикрыл глаза и, проваливаясь в сон, ответил:
– Не надо было меня мирить с той девушкой… А за глаз… спасибо.
Я едва расслышал последнее слово. Улетая, оказал ему последнюю услугу – клофелин, подмешанный его вечерней гостьей, потерял свою убойную силу. Счастливо повеселиться, неудачник!
_________________________________________

Прибыв в небесную канцелярию, доложился по форме – так, мол, и так, задание провалил, готов понести суровое наказание, но на милость Господню уповаю. Неожиданно легко отделался, перевели на более низовую работу – души по степени греховности сортировать, но без права выноса решений, первичная, так сказать, обработка. Да! Доступ на Землю отныне был мне закрыт.
Нельзя сказать, что не думал о судьбе своего бывшего подопечного – и думал, и переживал, и даже угрызениями совести мучался. По здравому размышлению, кое в чем он был прав. Вот только неверия я ему простить не смог. И то сказать – у нас здесь все только на вере и построено, а ну как каждый начнем сомневаться? Это же бардак, ересь! Да, за такое на костер! Ой, простите, увлекся.
Пятьдесят лет пролетели как один день. У нас тут время особого значения не имеет, я вообще о нем говорю, только чтобы понятней было, а то, как объяснить непосвященному, что здесь расстояния между событиями меряются не временными интервалами, а пространственными. Неважно. Эмбарго на посещение Земли с меня сняли, как с искупившего ратным трудом на дела Божественные, а тут как раз командировочка нарисовалась в тот адрес.
Спустился я, значит, на Землю, дела все быстренько порешал, даже с Папой Римским встретился, хотя это было и не просто – понтифик принимает не каждый день и строго по предварительной записи. Ну, и перед вознесением решил заглянуть к моему бывшему. Понятно, живым увидеть его не надеялся, но могилку посетить – святое дело!
Отыскалась она быстро, на Северном кладбище за городом. Ухоженная такая, гранитная стела в метр высотой, широкая только; вся могила обнесена гранитной же оградкой правильной формы.
Подлетел поближе – вот тебе на! Не одинокая это могилка – двое тут лежат, а стелу посередине напополам делит крест, католический почему-то. Хотя, какая разница – это тут на земле различные религии и конфессии, а на небе-то Бог один, как его не называй, поверьте, я это точно знаю.
На правой стороне выбито благообразное лицо мужчины лет 60-65-ти – еле узнал его, я ведь когда улетел, ему под сорок было. Пригляделся – умер совсем недавно! Дату рождения из даты смерти вычел, аж обомлел – года до девяноста лет не хватило! Ну, дал мужик жизни, ну, удивил.
На левой стороне гранитной плиты приятное лицо женщины, выглядит помоложе моего бывшего объекта охраны, да и родилась на десять лет позже. А вот даты смерти одинаковые. Мог бы я плакать – разрыдался бы. Сбылась его мечта! Поверил, значит, словам моим и видать даже золотую свадьбу в аккурат спраздновать успел! Радостно, радостно мне стало. Хороший я все-таки был ангел-хранитель.
Уже было совсем вознестись собрался, но к кресту присмотрелся, а там надпись через всю горизонталь: «Съел, ангел-хранитель?» А вот тут обиделся, поначалу, даже разозлился, но призадумался и вдруг понял – он под моим присмотром чуть больше двадцати лет ходил, да и то, я его не все время прикрывал, а счастлив-то толком никогда и не был. А без меня полтинник копеечка в копеечку разменял (не знаю как, но по всему видно, что неплохо жил) и даже умер счастливый, как и мечталось ему!
Задумался я, сомнения одолели – а так ли уж мы нужны людям? Ересь какая, теперь, выходит, и меня на костер надо? Воспарю в небеса обетованные, полетаю там пару сотен лет, подумаю… А Бог? Что Бог – у него впереди вечность – подождет.