Зачем говно соцсетей, если есть Джулия Перрин?

     Феминистический отвес возложенного с привесом бааальшого такого прибора Толика, соответственно, с прибором, был выметен со съемочной площадки решением Соловьева, просто шуганувшегося в те непростые годы перестройки на такое неистовство, ведь любой из пока еще остающихся на Старой площади цензоров махом бы вкурил всю предательскую сущность отвеса, а двурушничество Толика вновь привело бы его в дурдом, где он и располагался в день похорон Брежнева.
     - Для вящего замыливания отсутствующих мозгов советского кинозрителя, - радовался взаимопониманию с товарищем со Старой площади режиссер, зная очень даже хорошо, что те, кому положено, прекрасно ведают о статусе родного папы, во времена товарища Сталина подвизавшегося военным советником самого Ким Ир Сена, в чем, разумеется, и крылась гнусная мажорность всех диссидентов и несогласных, - запулим саундтреком Гребня.
     - Гребень говно, - задумчиво молвил цензор, недовольно морщась, - падаль ваш Гребенщиков, мразь, х...та и погань. Время - то какое, Федор ! - вскричал идеологический товарищ, недоуменно и снисходительно посматривая на Соловьева. - Можете даже Леннона или Моррисона втычкнуть, хрена вам сратый по горбу Гребенщиков ?
     Режиссер мог бы упомянуть пьянку с Гребнем, случившуюся накануне, мог бы даже позвонить их общей подстилке или, как вариант, показать очередь в кооператив, где они, кто бы сомневался, располагались в непосредственной близости, но зная о таком же модус вивенди товарищей со Старой площади, благоразумно промолчал. А Толик с прибором, начитавшись Коротича, глушил мирно бухающего советский шампунь Абдулова и никакую Друбич разоблачениями павших режимов, пеняя страшной далекости от народа уже даже и не власти, что привычно тута с осени семнадцатого, когда иудобольшевики навеки отделили мух от котлет, а и творческой интеллигенции, по уму подкормленной и прирученной.
    - Спецполиклиники, - загибал резиновые пальцы на банке с поспевающей брагой Толик с прибором, - спецмагазины, спецраспределители. Короче, одни спецы. А люди где ?
    Абдулов, деланно сняв солнцезащитные очки, внимательно осмотрел сидевших с ним за столом собутыльников и, покачав головой, ответил :
    - Не вижу никаких людей.
    Толик встрепенулся было, считая себя человеком, но прилетевшая в его гудящую голову мысль вновь отбросила на стул, где он и торчал мальца пьяненьким мудаком - демагогом. " А что он имеет в виду ? - зудела мысль. - Может, люди подразумеваются по понятиям. А если и так, то каким именно. Воровским, философским, а там, опять же, и стоики, и киники. Что же он имеет в виду ? "
    Абдулов ничего не имел в виду. Он просто хотел захмелиться, а потом отодрать жену режиссера в жопу. Чисто так присунуть, наполнить прямую кишу Друбич чорной спермой фашизма, а затем идти пить вино и ездить на рыбалку. Все, короче, как завещал великий Бурков.
    Толик, выбежав в коридор, мацал тяжко вздымающуюся грудь, нащупывая беспокойное сердце, пил корвалол и сосал валидол, Абдулов и Друбич трахались, а стремный пацан и главный герой мечтал о море. Он стал моряком, мать вашу так ! Вот где п...дец - то окончательный, еще в конце восьмидесятых отвративший крайне требовательного к качеству любой продукции коалу от дальнейшего просмотра советско - руссиянского говна. Чего никому не желаю и не советую, нехай каждый изберет себе смерть по вкусу и росту. Как говорится, иди и умри, сволочь.