Деревенская коррида

Эту историю мне рассказала подруга, обладающая, как минимум, тремя замечательными достоинствами: во-первых, она намного моложе меня, во-вторых, у неё есть чудесный дар подмечать всё вокруг, и, в-третьих, несмотря на разницу в возрасте, у неё было настоящее советское детство – правильное и безоблачное, – особенно летом, когда она уезжала отдыхать к бабушке, и начинались самые что ни на есть «трудовые будни».

Дальше я продолжу свой рассказ от первого лица – так, как мне рассказывала свои забавные и поучительные истории моя подруга:

«Моё детство прошло в славном русском городе, расположенном недалеко от Москвы. Наш город славен тем, что его основал князь Юрий Долгорукий всего через семь лет после основания Москвы и назвал в честь своего новорожденного сына Всеволода, позже вошедшего в историю Отечества как «Всеволод Большое Гнездо» за то, что с первой женой Марией он нажил целых двенадцать детей, из них – восьмерых сыновей, большинство из которых выжили и стали княжить на Руси.

А ещё мой город был славен тем, что его дважды разоряли и дважды сожгли почти дотла монголо-татары, но каждый раз он возрождался как феникс из пепла, набирая силу и значимость в экономике Московского княжества. А в начале XVIII века его чудесные деревянные укрепления сжёг православный шляхтич Ян Сапега, возомнивший себя проводником Лжедмитрия на московский престол и при поддержке донских казаков решивший воевать Москву. Деревянные укрепления уже никогда не восстановили, но город мой никто больше захватить не сумел, даже фашисты во Вторую мировую.

Бабушкина деревня находилась всего в сорока минутах ходьбы от моего родного города, и потому мои родители летом тоже частенько ночевали у бабушки, благо м;ста в её хлебосольном доме хватало всем.

В бабушкиной деревне во многих дворах держали коров, которых требовалось паст; на лугу каждый день. Но, поскольку многие «держатели коров» были очень преклонных годов, данная обязанность возлагалась на тех взрослых, кто работал не каждый день, но в первую очередь и по большей части на детей и внуков, отправленных на лето в деревню «отдохнуть и набраться сил».

Коров было целых 24 – приличное стадо – и чаще всех чудесная привилегия пасти это стадо выпадала мне и другим внукам-добровольным помощникам, а также моему отцу, работавшему на железной дороге посменно, через день.

Коровы в этой деревне были чёрно-белые: чёрные с белыми пятнами или белые с чёрными пятнами, а некоторые целиком чёрные, редко целиком белые. Например, корова моей бабушки Зорька была настоящей красавицей: вся молочно-белая, а голова чёрная, и во лбу – настоящая белая звезда. Лишь одна корова в этом стаде была рыжая, и мой первый рассказ как раз о ней.

Каждое утро хозяева приводили своих бурёнок на луг, что тянулся вдоль знаменитого Канала имени Москвы. Многие читатели представляют себе эту водную артерию длиной 128 км, шириной 30 м и глубиной почти 5 м с восьмью шлюзами, выкопанную в 1932–1937 годах лопатами в руках советских заключённых. Берега канала были укреплены огромными железобетонными плитами, под которыми некоторые заключённые упокоились навечно.

Но речь в моей истории пойдёт не о трагической судьбе этих несчастных, а о приключениях наших коров, которые имели собственные идеи о том, где и как им надо пастись и наверняка разбредались бы как зайцы в венгерской сказке про жадного и жестокого короля, если бы мы не следили за ними и не гоняли их целый день, не позволяя уходить далеко или подходить к краю набережной канала.

Коровы превышали нас по массе примерно в 15 раз, а по росту самой низкорослой корове я доставала только до холки. Но мы были очень ответственными и бесстрашными советскими детьми, и своевольные бурёнки, завидев нас, бегущих в их сторону с ветками-хлыстиками, поворачивали в нужном нам направлении, не дожидаясь насилия с нашей стороны.

Рыжая корова, по-видимому, осознававшая свою уникальность, держалась отдельно от остальных, пощипывая траву или жуя жвачку с видом царственного безразличия. Однажды она решила доказать своё превосходство и нарушить все наши запреты: она подошла к самой кромке набережной канала и потянулась за приглянувшимся ей кустиком иван-чая.

И вот рыжая корова, попытавшаяся удовлетворить своё кулинарное любопытство, не удержалась передними копытами на кромке набережной. С грацией балерины, страдающей артритом, она пыталась балансировать разъезжавшимися копытами на гладких железобетонных плитах, но, соскользнув на брюхо, неумолимо помчалась вниз по склону набережной навстречу прохладным водам Канала имени Москвы, громким мычанием отчаянно призывая на помощь. Ничто не могло задержать её неминуемого падения, и рыжая бурёнка рухнула головой вперёд в воды канала, вызвав небольшое цунами, почти достигшее противоположного берега.

Корова недаром считала себя особенной: каким-то чудесным образом она мгновенно научилась плавать, и плавала довольно долго, потому что вытащить её из канала без трактора не было ни малейшей возможности.

Мой папа (слава Богу в этот день он был не на железнодорожной службе) побежал в деревню договариваться с трактористом о спасении коровы. Нелегко было уговорить тракториста дядю Толю бросить работу и помчаться на своём тарахтящем железном коне на выручку непослушной Рыжухе.

Пока люди лихорадочно искали способ спасти несчастную корову, другие коровы собрались на берегу канала, и горестно смотрели на плавающую подругу, всё реже предпринимавшую попытки самостоятельно выбраться из воды. Их скорбное мычание эхом разносилось по лугу.

Мой папа и тракторист дядя Толя привязали к трактору длинный канат, а другой его конец скинули вниз и сами спустились по нему к воде. Они спрыгнули в воду и некоторое время ныряли, обвязывая канат поперёк возмущённой коровы.

Обладательница прежде блестящей рыжей шерсти, теперь была похожа на морскую выдру и издавала жалобное мычание, а её большие красивые глаза умоляли об избавлении от неминуемой гибели.

Нижние плиты набережной канала были покрыты склизкими водорослями и их нужно было сначала отчистить, потому что невозможно было подняться по скользким плитам, даже держась за канат. Мужчины отчистили от водорослей и слизи несколько огромных железобетонных плит, чтобы самим вылезти из канала и избавить из водного плена уставшую четырёхсоткилограммовую пловчиху.

Наконец, держась за канат, папа и дядя Толя выбрались на берег. С мощным рывком двигатель трактора взревел, шины его колёс впились в траву луга, и водитель начал медленно вытаскивать несчастную корову из водяной ловушки. Трактор постепенно двигался назад, потихоньку натягивая канат, чтобы освободить непокорную бурёнку из водной стихии.

Собравшаяся на берегу толпа со смесью сочувствия и веселья наблюдала, как трактор, дециметр за дециметром, напрягался, чтобы вытащить огромную рогатую «амфибию» из Канала имени Москвы. Страдалица предприняла несколько судорожных попыток освободиться от стягивавшего её каната.

– Потерпи, Рыжуха! – крикнул один остроумный наблюдатель. – Хватит нырять за жемчугом – весь не переловишь!

Корова ответила презрительным фырканьем, как бы говоря:

– Смейтесь, смейтесь, двуногие шуты. Посмотрела бы я на вас в этом канале!

– Вот и всё, упрямая девочка, – пробормотал мой уставший папа, похлопывая корову по круглому боку, когда она снова встала на ноги. – Надеюсь, ты запомнишь этот урок: в следующий раз стоит быть осторожнее и не походить к краю луга, да?

Корова отряхнулась и фыркнула в ответ, несомненно, обдумывая своё следующее приключение, и медленно пошла восвояси, не обращая внимания на смех, который эхом доносился ей вслед…

Ну, а вторая история, врезавшаяся мне в память с детства – о самой большой чёрной корове в нашем стаде, хозяевами которой были старичок и старушка и приходили за ней после заката. У их Чернушки были крутые рога и белый ромб на груди, но самым удивительным было то, что корова обладала чувством собственного достоинства такого размера, которым наделён не каждый человек. У этой коровы были ещё две удивительные особенности: она обладала особым чутьём и ненавидела людей, надевавших яркую одежду и пребывавших «под мухой», как называли это состояние в нашей деревне.

Каждый вечер почти на закате на луг приходили хозяева и разбирали своих коров по домам. В тот день вернулся из армии младший сын тёти Зины, и она по такому счастливому поводу собрала на стол, созвала гостей, надела новый халат невероятно яркой расцветки и, прежде чем пойти на луг за своей чёрно-белой коровой, пригубила стопочку за счастливое возвращение сыночка. Тётя Зина совсем забыла об особенностях бдительной Чернушки, не переносившей яркую одежду и запах алкоголя.

Позже я узнала, что зрение у коров чёрно-белое и быки на арене реагируют не на красный плащ тореро, а на боль, которую им причиняют пикадоры, и на раздражающие движения плаща перед самым носом. Но Чернушку никто и никогда не раздражал и не обижал – себе дороже.

И вот тётя Зина в новом ярком халате немыслимой расцветки пришла забрать свою бурёнку, а та заартачилась и не торопилась покидать цветущий луг. Зинаида уговаривала свою корову, а Чернушка заметила новый наряд женщины и, потянув носом воздух, почуяла праздничную атмосферу и забила по земле копытом. 

– Хорошая моя, Звёздочка, идём домой! – продолжала уговаривать свою бурёнку Зинаида, ничего не замечая вокруг. Но у её коровы, похоже, были другие планы на вечер.

Внезапно фыркнув, Чернушка опустила голову и пустилась к Зинаиде, набирая скорость и стуча копытами по мягкой земле. Зинаида, продолжавшая уговаривать свою корову вернуться в родные пенаты, стояла к стаду спиной, и не видела, как Чернушка неумолимо приближается к ней: массивная голова коровы опустилась, а ноздри раздувались от гнева. Я толком ничего не успела понять, когда услышала крик папы:

– Зина, беги!

Зинаида обернулась на крик, узрела Чернушку, галопирующую в её сторону, и, издав пронзительный крик, понеслась прочь от своей коровы, уводя грозную Чернушку подальше от кормилицы.

Зинаида бежала, сбросив половину прожитых лет, её короткие полные ноги мелькали с немыслимой скоростью. Если бы поблизости случайно оказались судьи Олимпийских игр, я уверена, что тётю Зину непременно взяли бы в Олимпийскую сборную СССР по лёгкой атлетике.

Мы сочувствовали тёте Зине, но не могли сдержать хохот, наблюдая, как нехуденькая немолодая женщина бежит вдоль канала, как испуганная полевая мышь.

Зинаида бежала по лугу изо всех сил. Она чувствовала себя газелью, которую преследует свирепый лев, её ноги двигались так быстро, как только могли, а распахнувшийся многоцветный халат развевался за ней как победный штандарт. Чернушка, однако, оказалась на удивление проворной для своих размеров и быстро сокращала расстояние между ними.

Я никогда не видела, чтобы человек бежал так быстро. Но рекорд олимпийского чемпиона в забеге на 100 м – 9,6 с, на 200 м – 19,2 с. А максимальная скорость коровы – 40 км/ч. Против нашей Чернушки не выстоит ни один чемпион мира и олимпийских игр в одном лице.

Сердце Зинаиды бешено колотилось, когда она мчалась по высокой траве, а разъярённая корова скакала за ней по пятам. Женщина металась влево-вправо отчаянными зигзагами, чтобы избежать приближающихся рогов обезумевшей Чернушки. Все шпильки из её пучка давно повылетали, и её рыжеватые волосы развевались на ветру как у Жанны д’Арк, преследовавшей англичан в битве за Орлеан.

«Это мне снится! Этот кошмар мне снится!» – стучала единственная мысль в висках Зинаиды, отчаянно перебирающей ногами в попытке спастись от скачущей за ней чёрной коровы с огромным выменем, полным молока. Было похоже, что проклятием семейства Баскервилей стала не только огромная адская собака, но и огромная адская корова.

Чернушка время от времени издавала громкое мычание, и из её огромного рта вылетала слюна. Зинаида вскрикнула от ужаса, едва избежав прямого удара и отскочив в сторону. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле: сначала была радость от возвращения сына, праздник, а теперь мучительное бегство в попытке спастись от жаждущей мести Чернушки.

Вдруг Зинаида заметила впереди слева большую грязную лужу, ей в голову пришла коварная идея, и она помчалась прямо к луже. Когда чёрная корова приблизилась почти вплотную, хитрая тётя Зина внезапно резко изменила направление, и массивное животное, не в силах остановить своё движение, с мощным всплеском врезалось в лужу, тут же покрывшись толстым слоем грязи. Впрочем, на чёрной шерсти Чернушки тёмно-коричневая грязь была почти незаметна.

Зинаида торжествующе хихикнула:

– Поделом тебе, бифштекс-переросток! – Но её радость длилась недолго. Разъярённая Чернушка быстро отряхнулась и возобновила погоню, разбрасывая копытами комья грязи во все стороны как боевой конь под кавалеристом.

Маленькие глаза Зинаиды расширились от ужаса, когда она увидела огромную чёрную корову, мчавшуюся прямо на неё. Вскрикнув, она стремительно бросилась прочь большими скачками как могучий тушканчик.

Но вот Чернушка настигла, наконец, Зинаиду со спины, поддела её на скаку рогами и подкинула назад. К счастью, расстояние между её рогов оказалось достаточным, чтобы женщина проскочила между их остриями и шмякнулась на широкий Чернушкин лоб – попой прямо на белую звезду – и несколько секунд как заправский ковбой скакала на голове огромной чёрной коровы, пытаясь ухватить её за рога.

Чернушка не ожидала такого бесчинства и резко мотнула головой вправо, да так, что Зинаида улетела в сторону метров на пять, а её яркий халат – знамя то ли победы, то ли поражения – остался висеть на рогах коровы. Чернушка энергично замотала головой, стремясь избавиться от ненавистной тряпки, которая соскользнула сначала с левого рога, а потом с правого и, спланировав на летнем ветерке, раскинулась на луговых цветах, затмив их нелепым сочетанием чересчур ярких красок.

Зинаида, оглушённая падением, приоткрыла один глаз, потом другой и, ошеломленная, обнаружила, что она жива и почти невредима: ей очень повезло и не повезло одновременно: слетев со лба Чернушки, Зинаида приземлилась не на твёрдую почву луга, а на огромный муравейник, заботливо выстроенный крупными рыжими муравьями. Разрушения, причиненные Зинаидой муравьиному замку, казались катастрофическими, и муравьи не остались в долгу.

Посмотрев вниз, тётя Зина в нижнем белье издала пронзительный крик, заметив ряды разъярённых муравьев, широкими потоками охватывающих её ступни и лодыжки.

– А-а-а-а, снимите их, спасите! – закричала она, подпрыгивая на одной ноге, как обезумевшая прима-балерина, в то время как муравьи продолжали атаковать её другую ногу.

Муравьи, ощутив её неистовые манёвры, ещё больше заволновались, и их крошечные челюсти сжимались с удвоенной силой. Зинаида чувствовала себя так, будто её посадили за стол со злыми голодными насекомыми, и она стала главным блюдом их кулинарного шоу.

Яростно размахивая руками, она пыталась смахнуть муравьев с ног, со спины и с груди, но они упрямо цеплялись крошечными челюстями за её кожу, и их болезненные укусы множились с каждой секундой.

– Ой-ой-ой! – кричала тётя Зина. – Ай-яй-яй! – И её голос повышался с каждым восклицанием, переходя на отчаянный визг, который, казалось, достиг пределов нашего славного города, основанного Юрием Долгоруким.

В отчаянной попытке освободиться от злых насекомых Зинаида начала кружиться и подпрыгивать, её полные руки вращались, как лопасти ветряной мельницы в ураган. Увы, это лишь придало задор рассвирепевшим насекомым, которые с радостью присоединились к причудливому танцу тёти Зины, стимулируя деревенскую танцовщицу новыми укусами.

Могучая чёрная корова торжествующе фыркала, наблюдая, как несчастная Зинаида танцует на лугу настоящую джигу-дрыгу, отбиваясь от разъярённых муравьев, объявивших ей священную войну. Глаза Чернушки блестели от неудержимого веселья, как будто она с самого начала планировала неистовый танец Зинаиды.

– Му-ха-ха! – казалось, хохотнула корова, и её массивная голова покачивалась вверх-вниз как жест истинного ликования. Отчаянные попытки женщины в нижнем белье освободиться от муравьёв, видимо, только усилили удовольствие коровы от удавшейся ей сладкой мести.

Она равнодушно наблюдала, как безумный танец Зинаиды становился всё более комичным, а её движения – всё более хаотичными.

Внезапно корова издала глубокое, долгое «Му-у-у-у!», как будто бросая вызов несчастному человеку:

– Му-у, – промычала корова, и удовлетворение растеклось по её коровьей физиономии. – Му на тебя!

Собрав то немногое достоинство, что у неё осталось, Зинаида начала отступать, стараясь не наступать на руины муравейника. Но с каждым шагом чувствуя уколы десятков крошечных челюстей, она, наконец, разразилась таким потоком красочных ругательств, от которых покраснел бы и бывалый морской волк, и видавший виды железнодорожник, и мой папа потянулся ко мне в тщетной попытке прикрыть мои уши.

Зинаида бросила на Чернушку испепеляющий взгляд, проклиная свою беспечность. А Чернушка, явно удовлетворенная своей победой, ещё раз издала торжествующее «Му-у-у», и, развернувшись, с триумфальным видом побрела назад к стаду, бодро покачивая массивным выменем.

А Зинаида, подхватив и напялив на себя слегка потрёпанный и надорванный шедевр советского текстильного искусства, подпрыгивая и почёсывая искусанные муравьями места, бодро зашагала по лугу, позабыв о своей корове, в направлении, противоположном деревне…

Наверняка было ещё много историй, связанных с коровами, но эти две стали, пожалуй, самыми яркими впечатлениями лета моего советского детства, проведённого с родителями в гостеприимном доме моей любимой бабушки в ещё неразрушенной советской деревне, сохранявшей патриархальные традиции и преемственность поколений».