Пигмалион

               


     Иногда жена выступала с претензиями. Павел Эмильевич вскакивал со своего дивана, отбрасывал томик Кафки и кричал:
     - Да пойми же, да пойми же ты! Ты - рабочая лошадь, ты - крестьянская  лошадка! Для такой доли ты и рождена! Да! Да!
     Жена притихала. Павел Эмильевич возвращался на диван, а ноги в новых носках закидывал одну на другую:
     - Она меня попрекает! А что ещё делать простой сельской бабе, - начинал он «строить» жену, - когда развеялись ее сексуальные чары? Пахать, пахать и пахать! Арбайтен унд дисциплинен! Я же, с тех пор, как развеялись мои сексуальные чары, могу, наконец, творить!
     - Творить! - взвизгивала жена.
     - Представь себе. Я же читал тебе свою новеллу «Пан Балабан» - это только начало.
     - А жрать!.. - не унималась жена.
     Павел Эмильевич опять вскакивал с дивана:
     - Да пойми же ты наконец! - кричал он, вылупив глаза. - Бернард Шоу, нищий, молодой, никому не известный юнец, не бросился в схватку с жизнью, но кинул в неё свою сестру-калеку и мать-старуху! А сам двадцать лет кряду кропал не приносящие ни фартинга пьески! Понимаешь ты это? Бернард Шоу! В Лондоне! Это Англия! Дети в забоях, младенцы на панелях, горы голодных трупов - ты почитай, почитай у Джека Лондона, в «Людях из бездны», что там творилось! А у тебя на Сенном что - забой? Или панель?
     Жена хлюпала носом, вытирала  слёзы и хлопала дверью. На Сенном рынке она торговала носками, похищенными с чулочной фабрики.
     А Павел Эмильевич, попив чайку, залегал на  диван и включал «Американского воина-ниндзю».


         2018 г.


Рецензии