3 ч 12 гл Подмена формы
Подмена формы — чан для засолки рыбы
Подмена формы
В прошествии, некоторого времени я обратился к Назарову, напомнив ему, что мне пора выдать новый комплект формы, на что Назаров сказал, что так часто менять форму одно расточительство и можно что-то подобрать из подменки, а в той дрянненькой, что я хожу, можно ещё ходить и ходить. В наших горных условиях одежда буквально горела на теле, если собственник того тела занимался ежедневным трудом, а не просиживал время за телеграфным ключом.
Я подумал, что он шутит (как это ходить с заплатами на заднице и коленках) и приготовился, что он отправится со мной на вещевой склад, но он мне сказал, что я свободен. Как правило, той форме, в которой служил я, сносу не было, а я бы вероятно исключением. Но на мне форма горела как на огне. И отчасти виноват я был сам, не осторожничал, таская брёвна из тайги себе на дрова для кухонной печки. Лазил по скалам, собирая птичий пух по гнёздам для прошитых стелек в сапоги.
Ходил в той же форме обследовать территорию вокруг нашей точки на расстояние в среднем до 5 километров - река Демби 7 км, река Луговая 5 км. Ещё ходил с Бессоновым к озеру на Первой заимке за три острова и за четвёртое правое колено реки Нельмы, что составляло примерно три километра. Там у него была изба напротив четвёртого острова почти у правого берега, но с реки её видно не было. Там он шкерил по-тихому икряных лососей и мыл в тазике какие-то мелкие жёлтые камешки, говорил мне глупому, что это блёстки пирита...
Там же когда-то промышлял по его словам и прапорщик Саяпин тот ещё был браконьер! Может, по этим соображениям его оттуда и спихнули в Совгавань.
А я как раз уже донашивал первую часть срока из трёх ношения обмундирования. Ведь китель и брюки для сапог выдавались по уставу три раза за два года службы. Третий раз немного заходил за двухлетний срок, потому что иногда, что солдаты переслуживали по разным причинам. Так же было и в моём случае, когда всё испортил пришедший с моря сильный туман помешавший приземлению вертолёта, и я остался на точке свыше полутора месяцев, а потом пришлось улетать с остальными ребятами на самолёте АН 2. И всё из-за часто приходящих туманов, а лётчики-вертолётчики опасались сажать машину в условия молочной видимости. А ведь по стечению обстоятельств я один из четверых дембелей нашей точки кто должен был улетать с билетом на пассажирский самолёт, формировавшийся на Урал, но не случилось, и это было даже к лучшему.
В общем, мне самому пришлось думать, как добывать себе форму. Однажды я увидел, что вещевой склад открыт и решил посмотреть, кто там находится. Я осторожно подошёл к входу и услышал разговор Назарова с местным рыбаком из артели, командир как раз торговался с ним по поводу каких-то шмоток. Я осторожно просочился в склад и спрятался за висящими шинелями. Просидел я там недолго, дельцы скоро вышли и Назаров закрыл складскую дверь, на замок, предоставив мне выбрать всё, что я захочу. Хотя времени у меня после обеда было вагон, я всё же поспешил взять то, что мне положено по праву.
Аккуратно перебрав все комплекты формы, я нашёл свой сорок восьмой размер с четвёртым ростом и примерил его. Новая форма пришлась мне впору. Потом я занялся сапогами, подбирая себе удобный сорок четвёртый размер, потому что не все они были подходящие для стопы. Случалось, что не все сапоги были сшиты как по заказу, были и криво сделанные, что в них можно было все ноги испортить.
Конечно, и форма и сапоги были новые, но при умелом обращении их можно было несколько состарить до неузнаваемости. Постирушка с малым процентом хлорки и дроблёным мылом со штампованной звездой смывает соломенную краску хаки до фронтового окраса, а последующая стирка в бензине смягчает цвет формы до восьмимесячной фактуры. Потом опять стирка в горячей воде чтобы вымыть бензин, потому что если этого не сделать, то работа возле печки может закончиться для меня плачевно. Частые случаи возгорания постиранной в бензине формы у солдат чему-то всё-таки учат. И только после такой процедуры невозможно было отличить новую форму от старья. Разве что она была намного крепче подменки.
С голенищами сапог поступают так же, каблуки немного стирают на носках и пятках, а саму подошву протирают наждачной бумагой, срывая весь верхний блеск сапожной целки. Далее слой ваксы покрывает кожаную часть стопы, пропитывая её буквально насквозь до синевы на портянках, чтобы протянуть в печке над пылающими углями. Кожа в результате такой операции немного стягивается, не давая в будущем воде проникать внутрь, после чего натирается до кошачьего блеска, а кирзе на голенище ничего не делается.
Если хочется сделать гармошку, то это уже индивидуально, но молодому солдату, по иерархической лестнице не положено. Потом когда-нибудь, да и то при выходе в город нужно сторониться патруля, а то сразу заграбастают в комендатуру рвать сапоги на портянки. А здесь на точке гармофан был совсем ни к чему, баб нет, так что не перед кем фасонить в своих кирзовых лаптях.
Дьяченко тоже что-то там пытался сделать со своими сапогами — с гармошкой и каблуками, но он был коротышка и некоторый набор высоты за счёт подкладки под каблук ему был кстати. Но на таких высоких каблуках только себе позвоночник ломать и я об этом даже думать себе запретил. Ходить на таких ходулях было неудобно тем более по тайге и это на его кривых ногах.
Когда я находился на складе я услышал какой-то разговор возле двери. Осторожно сняв сапоги я прокрался босыми ногами по деревянному полу послушать кто там разговаривает.
— Ну я же видел этого бесёнка собственными глазами как он зашёл на склад, — уверял Пиго Дьяк.
— Ну дверь-то на замке значит он вышел вместе с Назаровым, — сказал ему Пиго.
— Подозрительно всё это и его самого нигде нет, — сказал Дьяк и постучав в дверь позвал меня через дверь по имени. — Серёга, ты давай не ссы мы уже в курсе что хочешь себе полушубок прибрать, открой окно со стороны моря.
— Ага, щас! Держи карман шире! — ответил я ему мысленно. А про полушубок он сам себе выдумал, лишь бы вызвать меня на разговор. И как он меня только гадёныш такой увидел и откуда! И тут вспомнив одну историю как разыграл Дьяка и как тот по своей наивности купился на свои кривые ноги.
— Я знаю как твои ноги выпрямить на зависть всем полковым щеглам, — сказал я Юрке на полном серьёзе когда тот по своей привычке зашёл на кухню перехватить пока меня нет одну-другую котлету, а я на месте оказался.
— А как? — заинтересовался Юрка.
Я объяснил ему что нужно всего лишь немного прогнуть кости ног ниже колен и дать немного зажить. Проще простого и это уже проверено на практике, система Елизарова!
— Дело конечно твоё, ходи кривой как ходил. Вот к примеру я, видел какие были у меня ноги, а ведь тоже были кривые от рождения. Мне их прапорщик Зверев выпрямлял. Он же до того как стать прапорщиком был врачом как раз по таким болезням.
Юрка прибыл на точку на много позднее чем я и мои "кривые" ноги просто видеть не мог! Юрка выпучил глаза представляя как ему будут прогибать кости ног и какая боль его ждёт. Я же сделал вид что мне всё равно ноги его, а не мои. Тогда Юрка отправился искать Зверева, а когда нашёл стал выпытывать как он выпрямляет ноги. Зверев сначала не понял чего он него хочет этот кривоногий коротышка но когда тот сказал что это я его послал к нему понял что над Юркой пошутили и стал ему накладывать лапшу на уши уже от себя.
— Ну это просто, — сказал ему Зверев. — Во время банного дня пропариваешь в крутом кипятке ноги, а потом когда они прогреются и размягчатся позовёшь меня гнуть кости. После прогиба ноги нужно держать в холодной воде и ждать когда кости затвердеют. С первого раза ничего не получится, так значит гнуть нужно каждый банный день чтобы кости после процедуры твердели в местах прогибов и побольше лежать. На это время нужно бросить курить и пить молоко. Ну, а посрать на горшок или в тазик, ходить-то ведь на больных ногах нельзя. Только никому ничего не рассказывай, это ведь я по дружбе делаю но уговор сначала поколешь чурки на поленья. Повар мне ваш брёвна на чурки распилил по незнанию что брёвна мои, а ты их поколешь и будем квиты, зато потом орлом будешь ходить и все бабы будут твои.
Дьяк поразившись сказанному решил непременно начнёт лечиться в первую же субботу и попросил показать ему фронт работ.
— Так я щас нагоню молодых они мигом их переколят, — сказал радостный Дьяк.
— Погоди, какие молодые, ты что хочешь что бы меня командир наказал за привлечение военнослужащих на работы к комсоставу, так не пойдёт сам поколешь и сложишь дрова в сарай. А нет так и ходи на своих кривых, я же тебе как врач хотел помочь, а ты меня подставить хочешь, ну тогда до свидания.
Дьяченко тут же согласился и схватив колун стал им раскалывать чурки по на поленья.
— Как закончишь дрочить доложишь замполиту, — сказал он Юрке и засунув в карман чекушку отправился ко мне в столовую.
— Ну ты прямо как раз под руку подсуетился, — сказал мне Зверев когда я с ним встретил ся возле родника где охлаждался компот. — Этот дурак сейчас чурки колет которые ты мне попилил.
Зверев рассказал с какой просьбой к нему пришёл Дьяченко.
— Ну так я только пошутил, — сказал я.
— А я так и понял что его кто-то надурил, у меня вот чего есть давай чего-нибудь сгоноши закусить, у меня с собой Комсомолец имеется, — сказалЗверев доставая из кармана чекушку.
Я собрал на стол и закрыл дверь на крюк.
Ну это было до этого дня когда я озаботился своей формой Юрка тогда узнав что его крепко надули угрожал Звереву подпалить его сарай вместе с ДОСом.
— Ну и присядешь на дизель, а за умышленное убийство дадут двадцать пять, а то и расстрел по сто второй в область левого уха и контрольный. Тебе это надо Серёга по не знанию попилил мои брёвна, а ты знал да ему не сказал, только ходил и посмеивался. Так на кого ты обижаешься? — спросил Зверев.
Дьяк понял что его раскрыли и отказал ся от своего мщения, а потом сам хохотал как его здорово разыграл прапорщик.
— А я тебя к нему не посылал, ты же сам пришёл и напросился на дрова. Тут любому стало бы понятно что так ноги не выпрямляют, а ты и повёлся чудило, — сказал я ему.
И пока Пиго с Дьяком шептались возле двери я сидел на складе и посмеивался над Дьяком. Потом они опасаясь что их может заметить Ромка очкастый филер Назарова и доложить отцу что они что- то замышляют ушли.
Отобрав себе комплект формы, я положил его в прорезиненный мешок и, поднявшись на лестнице на чердак босым, вылез через чердачное окно на скат крыши со стороны моря. Зная что резина подошвы оставляет чёрные полоски на шифере я благоразумно снял сапоги и чуть съехал ужом к краю крыши и спрыгнул вниз, едва не поломав себе ноги о камни в траве. Спрятав мешок среди валунов, я засыпал его прибрежным щебнем, чтобы забрать ночью, когда все улягутся спать.
Новую не постиранную форму я пока надевать не спешил, всё ждал удобного случая, чтобы меня пустили в склад порыться в подменке, где я бы себе что-то нарыл из старья и сделал подмену формы на новую. И такой случай представился. Когда я получал продукты на три дня, Назаров приказал разобрать ящики с мясными консервами, но я сослался что форма у меня одна, а подменки на хозяйственные работы нет. Тогда он, кряхтя от досады, позвал меня на вещевой склад порыться в подменке.
— Мне ещё сапоги нужны, мои внизу голенищ протёрлись, — сказал я ему.
— Ну, так выбери, но новые не трогай!
Я, конечно, порылся, набрав целый мешок всякого тряпья и сапожной обуви. Присмотрев ещё себе на всякий пожарный белый полушубок. Если распороть его на части, то можно было отправить по частям в посылках через вертолётчиков домой или попросить начальника аэродрома Васильева с тушкой горбуши для запаха что нам разрешалось. Но дело в том если отправить посылку в полк, то там её вскроют и возможно сожрут содержимое и обнаружат факт хищения. И поэтому мало кто так рисковал и все свои посылки мы старались отправлять через третьи руки. Даже на Назарова не было никакой надежды, этот долговязый сам был не дурак порыться в чужих посылках, и почитать чужие письма, изображая какую-то сверх секретность.
— Куда столько-то, — удивился Назаров, проявляя и в этом свою прижимистость, когда я появился перед ним с огромным мешком тряпья.
— На тряпки, на хоз. работы… для себя нашёл кое-что из хорошего, что оставили дембеля, попробую привести в порядок.
— Да там есть из чего выбрать… постирай, повесь на чердаке, чтобы крысы не поели и больше не проси.
— А когда выдадите новую форму? — спросил я.
— Ещё не время, потом.
Получив продукты, я оставил командира списывать то, что он уже решил продать своим добытчикам зимней пушнины и ушёл на кухню готовить подделку своей будущей формы.
Спустя какое-то время я занялся тряпьём, взятым на складе, и демонстративно стал стирать при кухне на виду у всех. А потом, заменив, комплект новой формы на это гнильё, продолжил обработку дроблёным мылом уже под видом старой. После стирки постирал в бензине и снова в горячей воде с мылом, до «фронтовой белизны». После сушка на пропеллере дизеля выбила все остаточные запахи бензина. Всё это было продумано ещё до меня до мелочей, и развести командиров на такую плюху было делом техники.
Скоро я как бы случайно засветился в новой форме, на что Назаров несколько удивился.
— Ну вот я же говорю что из того тряпья можно что-то себе подобрать. Дембеля сдают на склад почти новое, выбирай, не хочу, а тебе свою форму, ещё носить и носить, а то ходите, стоните форму вам новую подавай!
Решив проблему с формой, я занялся старыми сапогами, всячески показывая, как я их привожу в порядок, чтобы потом надеть уже новые спижженые и доведённые до ума как я уже описывал выше. Сапоги Назарова тоже смутили с не протёртыми голенищами. Правда, каблуки я немного протёр, чтобы не казались слишком новыми, и успел погулять в лесу в сапогах, слегка пообтрепав их по кустам.
А вообще в советской армии экономили на солдатах очень жестоко, отчего они просили выслать из дома какую-то дополнительную одежду. Шерстяные казённые носки в армии я никогда не видел и не слышал, чтобы их кому-то выдавали. И что такое трусы и майка по два комплекта на год — позорище! Посмотрел бы я, как министр обороны Советского Союза щеголял в одних семейниках целых полгода с протёртыми дырами на шарах! И спросил — ну как оно там всё, нормалёк, коки не жмёт?
Чан для засолки рыбы
Однажды я прогуливался по пирсу на случай попросить рыбаков привезти мне какую-нибудь диковинную рыбу, чтобы изготовить сувенирную поделку на дембель. На мою просьбу откликнулись и посоветовали попробовать поймать на закидушку морского бычка похожего на морского чёрта с широкими грудными плавниками и большой головой.
И ещё показали на большой засольный ангар на десять тысяч центнеров рыбной продукции, где располагались огромные деревянные чаны для засолки рыбы. Так же сказали, что когда-то Нельминский рыбный комбинат или как его ещё называли консервный завод, обслуживали девять МРСов. Эти суда покрывали территорию вылова от Александровска до Владивостока.
А на счёт всякой диковиной рыбы сказали зайти в засолочный цех там, мол, в тазу, плавают всякие чудища выловленные из ловушки. Я посмотрел, но половина страшилищ уже померла, а те, что были ещё живые, были слишком массивные телом и на сувенирную обработку не годились и я пока они совсем не дали дуба выпустил в бухту. На выходе из ангара проходя между чанами по узкой дорожке, я поскользнулся и свалился в чан с ледяным тузлуком. И хорошо, что чан был не полный, чтобы доски не рассыхались, а залит только на половину, но и этого мне хватило, чтобы при высоте до трёх метров я там не утонул. Наоравшись, зовя на помощь, я охрип и только мог колотить руками по стенкам. Один такой чан вмещал в себя до 10 000 кг рыбы и надо думать что в такой ёмкости можно было засолится на смерть не хуже Тутанхамона.
Скоро я задубел и уже не мог шевелиться и тут на моё счастье кто-то прошёл от входа вглубь ангара и я, собрав последние силы что-то прокричал. Зашедший рыбак подошёл ко мне и, посветив фонарём спросил.
— Ты что там делаешь?
Но сообразив, что я вот-вот отдам концы, позвал товарищей, они меня вытащили и унесли к краю пирса, где надели на пояс верёвку с петлёй и столкнули в воду, чтобы я прополоскался от соли. Я, испугавшись патрулирующих под пирсом акул, стал барахтаться и кричать насколько позволили охрипшие связки. Но рыбаки только держали верёвку, полагая, что мои дёрганья в петле помогут мне хорошо отстираться. Акулы, стоящие напротив меня были молодые и на меня никакого внимания не обратили, зато я так испугался глядя на полуметровых хищников, что погрел себя собственной мочой.
Потом я грелся возле горячего дизеля и отхлёбывал из кружки налитую рыбаками подогретую водку.
— Почаще бы ты, нырял в чан, — сказал Дьяченко, допивая остатки противной тёплой водки.
Ага, какой молодец, я ныряю, а он водку пьёт! После того ныряния я в ангар с чанами без сопровождения никогда не заходил разве что когда была там работа во время путины. После прогрева я отправился на кухню, где уснул за столом.
Старлей Азанов спустившись с ПРЦ, по привычке зашёл на кухню попросить булку хлеба и, толкнув меня, ощутил крепкий запах водки. Хорошо, что Юрка, сидевший в теньке возле кухни, сказал ему, что это мне рыбаки дали водки после моего нырка в чан. Азанов посмеялся, но Назарову ничего не сказал, а после тот и сам узнал от рыбаков, как я барахтался на верёвке рядом с молодыми акулами, но уже намного позже.
А своего первого чёрта я потом поймал и засушил над печкой, предварительно расправив ему плавники с помощью ниток и спичек. После брызнул на него пылью бронзовой пудры и покрасил художественным прозрачным лаком, который мне дал по этому случаю Бессонов. Это он подсказал мне, что обычный строительный лак для этого не годится и выпросил бутылёк у местного художника. Как-то я выловил саргана с огромными глазами и длинным узким, как и сама рыба, ртом, усеянным острыми иглами зубов. Так эту рыбину у меня слёзно выпросил замполит, как будто сам не мог, живя у моря сделать такое же чучело, что и подтвердило, что у офицеров нет рук. А ведь я её хотел привезти маме, но бес попутал и отдал этому безрукому коммунисту.
Продолжение следует...
.
Фото: дальневосточный бычок (по народному - морской чёрт)
Свидетельство о публикации №224092601661