26 Арм дневник срочника СССР 3 часть 12 гл

Глава двенадцатая

Подмена формы — чан для засолки рыбы

1. Подмена формы

В прошествии, некоторого времени я обратился к Назарову, напомнив ему, что мне пора выдать новый комплект формы, на  что Назаров сказал, что так часто менять форму одно расточительство и можно что-то подобрать из подменки, а в  той дрянненькой, что я хожу, можно ещё ходить. Я подумал, что он шутит и приготовился, что он отправится со мной на вещевой склад, но он мне сказал, что я свободен.

А я как раз уже донашивал первую часть срока из трёх ношения обмундирования. Ведь китель и брюки для сапог выдавались по уставу три раза за два года службы. Третий раз немного заходил за двухлетний срок, потому что иногда, что солдаты переслуживали по разным причинам. Так же было и в моём случае, когда всё испортил пришедший с моря сильный туман помешавший приземлению вертолёта, и я остался на точке свыше полутора месяцев, а потом пришлось улетать с остальными ребятами на самолёте АН 2.  И всё из-за часто приходящих туманов, а лётчики-вертолётчики опасались сажать машину в условия молочной видимости. А ведь по стечению обстоятельств я один из четверых дембелей нашей точки кто должен был улетать с билетом на пассажирский самолёт, формировавшийся на Урал, но не случилось, и это было даже к лучшему.

В общем, мне самому пришлось думать, как добывать себе форму. Однажды я увидел, что вещевой склад открыт и решил посмотреть, кто там находится. Я осторожно подошёл к входу и услышал разговор Назарова с местным рыбаком из артели, командир как раз торговался с ним по поводу каких-то шмоток. Я осторожно просочился в склад и спрятался за висящими шинелями. Просидел я там недолго, дельцы скоро вышли и Назаров закрыл складскую дверь, на замок, предоставив мне выбрать всё, что я захочу. Хотя времени у меня после обеда было вагон, я всё же поспешил взять то, что мне положено по праву.

Аккуратно перебрав все комплекты формы, я нашёл свой сорок восьмой размер с четвёртым ростом и примерил его. Новая форма пришлась мне впору. Потом я занялся сапогами, подбирая себе удобный сорок четвёртый размер, потому что не все они были подходящие для стопы. Случалось, что не все сапоги были сшиты как по заказу, были и криво сделанные, что в них можно было все ноги испортить.

Конечно, и форма и сапоги были новые, но при умелом обращении их можно было несколько состарить до неузнаваемости. Постирушка с малым процентом хлорки и дроблёным мылом смывает соломенную краску  хаки до фронтового окраса, а последующая стирка в бензине смягчает цвет формы до восьмимесячной фактуры. Потом опять стирка в горячей воде чтобы вымыть бензин, потому что если этого не сделать, то работа возле печки может закончиться для меня плачевно. Частые случаи возгорания постиранной в бензине формы у солдат чему-то всё-таки учат. И только после такой процедуры невозможно было отличить новую форму от старья. Разве что она была чистой и проглаженной со стрелками на рукавах и спинке.

С сапогами так же поступают. Голенища валяют в грязи, каблуки немного стирают на носках и пятках, а саму подошву протирают наждачной бумагой, срывая весь верхний блеск сапожной целки. Далее слой ваксы покрывает кожаную часть стопы, пропитывая её буквально насквозь до синевы на портянках, чтобы протянуть в печке над пылающими углями. Кожа в результате такой операции немного стягивается, не давая в будущем воде проникать внутрь, после чего натирается до кошачьего  блеска, а кирзе на голенище ничего не делается.

Если хочется сделать гармошку, то это уже индивидуально, но молодому солдату, по иерархической лестнице не положено. Потом когда-нибудь, да и то при выходе в город нужно сторониться патруля, а то сразу заграбастают в комендатуру рвать сапоги на портянки. А здесь на точке гармофан был совсем ни к чему, баб нет,  так что не перед кем фасонить в своих кирзовых лаптях.

Дьяченко тоже что-то там пытался сделать со своими сапогами — с гармошкой и каблуками, но он был коротышка и некоторый набор высоты за счёт подкладки под каблук ему был кстати. Но на таких высоких каблуках только себе позвоночник ломать и я об этом даже думать себе запретил. Ходить на таких ходулях было неудобно тем более по тайге. 

Отобрав себе комплект формы, я положил его в прорезиненный мешок  и, поднявшись на лестнице на чердак босым, вылез через чердачное окно на скат крыши со стороны моря. Зная что резина подошвы оставляет чёрные полоски на шифере я благоразумно снял сапоги и чуть съехал ужом к краю крыши и спрыгнул вниз, едва не поломав себе ноги о валуны в траве. Спрятав мешок среди валунов, я засыпал его прибрежным щебнем, чтобы забрать ночью, когда все улягутся спать.

Новую не постиранную форму я пока надевать не спешил, всё ждал удобного случая, чтобы меня пустили в склад порыться в подменке, где я бы себе что-то нарыл из старья и сделал подмену формы на новую. И такой случай представился. Когда я получал продукты на три дня,  Назаров приказал разобрать ящики с мясными консервами, но я сослался что форма у меня одна, а подменки на хозяйственные работы нет. Тогда он, кряхтя от досады, позвал меня на вещевой склад порыться в подменке.

— Мне ещё сапоги нужны, мои внизу голенищ протёрлись, — сказал я ему.
— Ну, так выбери, но новые не трогай!

Я, конечно, порылся, набрав целый мешок всякого тряпья и сапожной обуви. Присмотрев ещё себе на всякий пожарный белый полушубок. Если распороть его на части, то можно было отправить по частям в посылках через вертолётчиков домой или попросить начальника аэродрома Васильева с тушкой горбуши для запаха что нам разрешалось. Но дело в том если отправить посылку в полк, то там её вскроют и возможно сожрут содержимое и обнаружат факт хищения. И поэтому мало кто так рисковал и все свои посылки мы старались отправлять через третьи руки. Даже на Назарова не было никакой надежды, этот долговязый сам был не дурак порыться в чужих посылках, и почитать чужие письма, изображая какую-то сверх секретность.

— Куда столько-то, — удивился Назаров, проявляя и в этом свою прижимистость, когда я появился перед ним с огромным мешком тряпья.
— На тряпки, на хоз. работы… для себя нашёл кое-что из хорошего, что оставили дембеля, попробую привести в порядок.
— Да там есть из чего выбрать… постирай, повесь на чердаке, чтобы крысы не поели и больше не проси.
— А когда выдадите новую форму? — спросил я.
— Ещё не время, потом.

Получив продукты, я оставил командира списывать то, что он уже решил продать своим добытчикам зимней пушнины и ушёл на кухню готовить подделку своей будущей формы. 

Спустя какое-то время я занялся тряпьём, взятым на складе, и демонстративно стал стирать при кухне на виду у всех. А потом, заменив, комплект новой формы на это гнильё, продолжил обработку дроблёным мылом уже под видом старой. После стирки постирал в бензине и снова в горячей воде с мылом, до «фронтовой белизны».  После сушка на пропеллере дизеля выбила все остаточные запахи бензина. Всё это было продумано ещё до меня до мелочей, и развести командиров на такую плюху было делом техники.

Скоро я как бы случайно засветился в новой форме, на что Назаров несколько удивился.
— Ну вот я же говорю что из того тряпья можно что-то себе подобрать. Дембеля сдают на склад почти новое, выбирай, не хочу, а тебе свою форму, ещё носить и носить, а то ходите, стоните форму вам новую подавай!

Решив проблему с формой, я занялся старыми сапогами, всячески показывая, как я их привожу в порядок, чтобы потом надеть уже новые спижженые и доведённые до ума как я уже описывал выше.  Сапоги Назарова тоже смутили с не протёртыми голенищами. Правда, каблуки я немного протёр, чтобы не казались слишком новыми, и успел погулять в лесу в сапогах, слегка пообтрепав их по кустам.

А вообще в советской армии экономили на солдатах очень жестоко, отчего они просили выслать из дома какую-то дополнительную одежду. Шерстяные казённые носки в армии я никогда не видел и не слышал, чтобы их кому-то выдавали. И что такое трусы и майка по два комплекта на год — позорище! Посмотрел бы я, как министр обороны Советского Союза щеголял в одних семейниках целых полгода с протёртыми дырами на шарах! И спросил — ну как оно там всё, нормалёк, не жмёт?

2. Чан для засолки рыбы

Однажды я прогуливался по пирсу на случай попросить рыбаков привезти мне какую-нибудь диковинную рыбу, чтобы изготовить сувенирную поделку на дембель. На мою просьбу откликнулись и посоветовали попробовать поймать на закидушку морского бычка похожего  на морского чёрта  с широкими грудными плавниками и большой головой.

И ещё показали на большой засольный ангар на десять тысяч центнеров рыбной продукции, где располагались огромные деревянные чаны для засолки рыбы. Так же сказали, что когда-то Нельминский рыбный комбинат или как его ещё называли консервный завод, обслуживали девять МРСов. Эти суда покрывали территорию вылова от Александровска до Владивостока.

А на счёт всякой диковиной рыбы сказали зайти в засолочный цех там, мол, в тазу, плавают всякие чудища выловленные из ловушки. Я посмотрел, но половина страшилищ уже померла, а те, что были ещё живые, были слишком  массивные телом и на сувенирную обработку не годились и я пока они совсем не дали дуба выпустил в бухту. На выходе из ангара проходя между чанами по узкой дорожке, я поскользнулся и свалился  в чан с ледяным тузлуком. И хорошо, что чан был не полный, чтобы доски не рассыхались, а залит только на половину, но и этого мне хватило, чтобы при высоте до трёх метров я там не утонул. Наоравшись, зовя на помощь, я охрип и только мог колотить руками по стенкам. Скоро я задубел и уже не мог шевелиться и тут на моё счастье кто-то прошёл от входа вглубь ангара и я, собрав последние силы что-то прокричал. Зашедший рыбак подошёл ко мне и, посветив фонарём спросил.
— Ты что там делаешь?

Но сообразив, что я вот-вот отдам концы, позвал товарищей,  они меня вытащили и унесли к краю пирса, где надели на пояс верёвку с петлёй и столкнули в воду, чтобы я прополоскался от соли.  Я, испугавшись патрулирующих под пирсом акул, стал барахтаться и кричать насколько позволили охрипшие связки. Но рыбаки только держали верёвку, полагая, что мои дёрганья в петле помогут мне хорошо отстираться. Акулы, стоящие напротив меня были молодые и на меня никакого внимания не обратили, зато я так испугался глядя на метровых хищников, что погрел себя собственной мочой.
Потом я грелся возле горячего дизеля и отхлёбывал из кружки налитую рыбаками водку.
— Почаще бы ты, нырял в чан, — сказал Дьяченко, допивая остатки водки.

Ага, какой молодец, я ныряю, а он водку пьёт! После того ныряния я в ангар с чанами без сопровождения никогда не заходил разве что когда была там работа во время путины. После прогрева я отправился на кухню, где уснул за столом.
Старлей Азанов спустившись с ПРЦ, по привычке зашёл на кухню попросить булку хлеба и, толкнув меня, ощутил крепкий запах водки. Хорошо, что Юрка, сидевший в теньке возле кухни, сказал ему, что это мне рыбаки дали водки после моего нырка в чан. Азанов посмеялся, но Назарову ничего не сказал, а после тот и сам узнал от рыбаков, как я барахтался на верёвке, но уже намного позже.

А своего первого чёрта я потом поймал и засушил над печкой, предварительно расправив ему плавники с помощью ниток и спичек. После брызнул на него пылью бронзовой пудры и покрасил художественным прозрачным лаком, который мне дал по этому случаю Бессонов. Это он подсказал мне, что обычный строительный лак для этого не годится и выпросил бутылёк у местного художника. Как-то я выловил саргана с огромными глазами и длинным узким, как и сама рыба, ртом, усеянным острыми иглами зубов. Так эту рыбину у меня слёзно выпросил замполит, как будто сам не мог, живя у моря сделать такое же чучело, что и подтвердило, что у офицеров нет рук. А ведь я её хотел привезти маме, но бес попутал и отдал этому безрукому коммунисту.
.
Продолжение следует...
.
Фото: дальневосточный бычок (по народному - морской чёрт)