Казна

Шел 1626 год, 12 мая от Рождества Христова. Погода стояла солнечная, и лучи, проникая сквозь позолоченные купола Успенской церкви, отражались на макушках деревьев, создавая игру солнечных зайчиков.

Воротник Мишка Батюшков, расположившись на тёсаном бревне, прищурив глаза, наблюдал за этой волшебной игрой. Крепостные ворота были надёжно закрыты берёзовым засовом, и Мишка мог бы понежиться, но долг охранника всегда был на первом месте. Он был не простым воротником, и ворота, которые он охранял, тоже были не из простых.

Башня, которую он защищал, имела три сажени в высоту, а другая стена — тоже три. Расстояние от этой башни до Спасских ворот составляло 32 сажени. Сами Спасские ворота были четырёхсаженными, но без крыши. Под башней находилась опальная тюрьма, предназначенная для бояр и служивых людей, сосланных в город Солигалич.

Мишка был занят своими мыслями, и одна из них не давала ему покоя. Она, словно заноза, застряла в его сознании. Обходя вдоль ворот свои владения, его взгляд останавливался на входе в церковь Успенья. Мишка знал о тайном входе в подземелья церковного тайника, где хранились церковная и городская казна, а также 12 пудов пороха, 2 пуда свинца и ядер, полковая пищаль, лёгкая железная пушка и 19 затинных пищалей, 50 ручных медных пищалей и 30 железных полковых пищалей.

У стен крепости сновал служивый народ, занимаясь повседневными делами. Церковных служб в этот день не было, и только служки занимались мелкими церковными делами: варили воск и делали свечи для церковной службы. Через час должны были вывести на прогулку застенных опричников и ссыльных, закованных в железные кандалы.

Мишка проверил пищаль, повертев её туда-сюда, заглянул в ствол, а затем дунул в него, и ствол издал свист. Он виновато огляделся по сторонам, подумав: «Хоть бы кто не увидел, а то поднимут на смех, окаянные». А в голове его зрел злодейский умысел.

Мишка уже всё обдумал, и время для этого было подходящее. В крепости оставалось мало людей, некоторые уехали за реку в город. Время, как ему казалось, шло медленно, и это усиливало его смятение: «Только бы всё удалось, да без пролития крови».

Он задумал взять казну, и ему должны были помочь пушкарь Родька Соловьев и Тренка Кузнецов, который служил мечником под той башней, где охранял опальных и ссыльных. Они должны были помочь ему, а затем бежать вместе до засек.

И вот вывели ссыльных. Тренка шёл сбоку, а спереди и сзади шли другие охранники. Подошёл и Родька, и Мишка дал всем знак. Он тщательно осмотрел стены и башни крепости, на которых стояла охрана. Тренка заранее освободил трёх ссыльных, и Мишка подал знак, как бы невзначай поправляя шапку.

Загодя до этого момента Мишка отодвинул тяжёлый засов на воротах, оставив небольшую щель-лазейку, через которую должны были совершить побег ссыльные. Родька приготовил шумовой пороховой заряд, чтобы отвлечь крепостную охрану и привести в смятение всё население крепости. Он пробрался к схрону под крепостной стеной, где спрятал заряд, и дрожащими руками из кремнёвых камушков иссёк искру. Фитиль занялся огоньком и медленно потлел к заряду. Родька, пригибаясь к земле, чтобы его не заметили охранники, большими шагами направился в сторону Мишки.

Когда прогулочные арестанты и их охрана поравнялись с воротами, один из ссыльных опальных бояр резко выбежал к отвору ворот. Мечники, не ожидавшие такого поворота, не сразу сообразили, что к чему. Но когда они пришли в себя и ринулись за убегающим опальником, раздался взрыв. Мечники от испуга рухнули на землю, а бежавший ссыльный боярин был уже далеко от крепости и точно следовал указаниям охранника Тренки Кузнецова.

В крепости лежал густой дым (Родька на заряд наложил соломы), и начался переполох. Охранники на стенах крепости забили тревогу, отбивая в тревожный колокол сигнал тревоги. Служивые метались у крепости, принимая боевой вид, а церковные служки побежали в укрытие. Ссыльных загнали в башню и заперли там. Только ещё двоим опальникам так и не удалось вырваться на свободу — охранники пресекли их побег.

Тренка в этот суматошный момент примкнул к своим товарищам, которые спешили к заветному тайнику. «Давай скорее, поспешай», — кричал Мишка. Тренка, держа пищаль на прицеле, заикаясь, давясь слюной, процедил: «Ща.а.а.аси.....п..о..о..ого..ть». Мишка с Родькой добрались до заветного места. Они возились возле кованной двери, отпирая её заранее изготовленным кузнецом Макаркой ключом, который был отпечатан на глиняной пластине дьяком Филимоном, который был в сговоре с лихими. 
— Поспешай, Родя! Не медли, времени мало — не успеем! — Мишка с нетерпением теребил Родькин рукав, а тот, пытаясь высвободиться, ворчал: — Отстань ты, не мешайся, словно баба треплешься.

— Вот-вот, наконец-то открыл, кажется! — радостно выдохнул Родька, и Мишка, потрепав его по волосам, облегчённо вздохнул: — Всё, давай, Родя, бери скорее казну!

Прокладывая себе путь в тёмном безмолвии подземелья, освещая путь свечой и подхватив кованный сундук размером 2х4 пяди, друзья поспешили к выходу.

— Слышь, Мишаня, а куда Тренка вылез и подевался? Воротник ему в зад! — выругался Родька.

— А кто его знает! — буркнул Мишка, пригибаясь и с трудом таща сундук.

Наконец они выбрались из подземелья. У выхода их встретил Тренка, что-то бормоча себе под нос и опуская глаза. Времени для споров не было.

Тренка подхватил сундук у Мишки, и все тайными тропами направились к Дмитревским воротам. Возле колодца к ним присоединился дьяк Филимон, который всё это время наблюдал, чтобы никто не узнал и не задержал его друзей.

В крепости начал утихать переполох: повсюду сновали городовые, десятники и сотники.

— Всё, — подумал Мишка, — сейчас накроют!

Но дьяк Филимон был хитрым и предусмотрительным — он всё продумал, чтобы пройти. Если бы на их пути встали мечники, у него был заготовлен свой отговор. Но никто не обращал внимания на людей, тащивших на себе гроб.

У ворот стояла подвода, в которой их ждал кузнец Макарий. Все молчали. В тишине легче переносить тревогу. Положив гроб на подводу, Макарий дёрнул вожжи, и лошадка потихоньку тронулась. Четвёрка последовала за гробом. Встречный люд при встрече с подводой снимал шапки, крестился и молился за упокой души усопшего. Лишь одна тётка спросила: — Как имя усопшего?

Дьяк, крестясь, отвечал: — Молись, матушка, за упокой раба Божьего Тренки, мечника крепости Макария. Тренку аж всего передёрнуло от этих слов, а Родька ехидно улыбнулся. Макарий подстегнул лошадку, и она пошла быстрее. Перед мостком через речку Кострому Макарий свернул в сторону, где стояла другая телега с углём. Оглядевшись по сторонам, все быстро перегрузили сундук в телегу с углём. В те времена обжигали берёзовый уголь. Гроб спрятали в зарослях крапивы и чепыжа, а подводу оставили. Макарий тронул телегу с углём, и лошадка, напрягаясь, потянула её и сидевшего в ней Макария в сторону кузни.

А Мишка с товарищами поплыли на лодке к устью рек Костромы и Светицы. Туда же держал свой путь и кузнец с ценным грузом. В том месте их поджидал беглый опальник — новгородский боярин Владимир Морозов, которого посчитали опальником за несогласие с царствованием Михаила Фёдоровича. Он держал наготове заранее приготовленные лодки.

Город Соль-Галицкая начал постепенно приходить в себя после переполоха. Шло разбирательство случившегося, но никто даже в мыслях своих не мог представить, что на самом деле произошло. Пропажа откроется только на третий день после ограбления. Весь городской сыск будет рыскать по городу и его окрестностям в поисках воров. Будут казнены невинные, как бы признавшие свою причастность к ограблению. Даже указывали место, где якобы спрятали казну. Но все поиски были безуспешны, так как казна не была найдена. Искали и бобыля Мишку Батюшкова, который якобы утонул в реке, опалившись на пожаре и тушив себя водой. Нашлись даже свидетели, которые видели этот случай. Родька с Тренкой, якобы, погнались за беглыми разбойниками, да так и не вернулись — знать, погибли от рук душегуба. А дьяк, наверное, утоп в колодце. Весь колодец проискали да прощупали, так и не найдя тела дьяка Филимона.

А разбойники и воры были уже далеко от Солигалича. По Светице волоком речным держали они путь к Вологде, к дремучим северным лесам да непроходимым болотам. В казне оказалось сто тысяч золотом. Мишка впервые себя чувствовал свободным, богатым человеком. Ему хотелось петь и крикнуть на всю округу: — Я люблю тебя,  волюшкаааа!!!

Речка Светица, с её заросшими ивою берегами да разноголосием птиц, спокойным своим течением, чистой, прозрачной ключевой водой, навевала душевное спокойствие. Лишь иногда встречались чёрные омута, которые так и хотели своим вьюном забрать в свою чёрную омутовую воду лодочников. Обходя эти места, Мишка с Тренкой налегали на вёсла, отгребаясь от злого водяного, стараясь не попасть в его чрево. Выплыв на чистую, спокойную гладь воды, можно было ослабить своё напряжение и уже спокойно грести вёслами. Друзья подходили к берегу только для ночёвки. Они не старались выходить к деревням и людям, обходя их стороной. Родька так говаривал: — Была бы соль да огниво, а еда сама в силки придёт.

— Ладно, дьяк раздобыл спички — три больших коробки, а то бы так и щёлкали камушками огнеными, но и их беречь надобно. Размышлял про себя Мишка на одном из привалов, сидя у костра, на котором на вертеле жарились зайцы, пойманные в петли, да уха варилась в котелке. Рыбы в реке было много.

Разбойная четвёрка делила добычу. Дьяк Филимон разделил всем поровну. Из всей четвёрки только дьяк был обучен грамоте, за то его и ценили друзья. Золото, как известно, может затмить разум, его много не бывает. И всем казалось, что кто-то здесь лишний. И вот с этого вечера началась охота друг на друга. Первым это выказал Тренка. Он как-то особливо сидел в сторонке от остальных, поглядывая на дымящийся костёр и на людей, собравшихся возле его, при этом он странно теребил пальцы, как будто что-то подсчитывал. Потом, отводя взор от костра, долго размышлял, глядя на звёздное небо. Первым это заметил Родька, который с подозрением и недоверием относится к Тренке. Привстав, отгоняя рукой едкий дым костра, Родька подошёл к Тренке, подсевши на корточки, положил руку на Тренкино плечо. Тренка от неожидонности вздрогнул. Родька начал беседу: — Что, друг, баешь, блазнишь злато? Всем вредище хочешь? Родька, привстав с корточек, толкнул Тренку. Тот, удержавшись на ногах, одной рукой упёрся о землю, а другой прихватил лежавшую рядом с ним палку. Родька пытался кулаком ударить Тренку по голове, но не успел. Палка с ломающим хрустом прошлась по Родькиным ногам. Родька всем телом рухнул на землю. Тренка, вскочив на ноги, обломком палки размозжил голову Родьки. Всё было залито кровью. Родька, скокожевшись, лежал бездыханный. От разбитой головы осталось месиво. Тренка бросился к песщали. Схватив окровавленными руками пещаль, он начал кричать приближающимся к нему Макарке и Боярину. (Мишка с Филимоном были на реке — проходили бреднем, слышали шумные голоса, думы не было о какой-то беде. Думали, так мужики шуткуют.) Тренка направлял ствол то на Макария, то на Боярина. Брызгая окрававленной слюной, он орал: — Стойте, сукины псы! Всех порешу, упырии! Всё моё! Я — хозяин добра! Все сдохните! Макарий с Барином остановились, первым начал говорить Макарка: — Остынь, Тренка! Не бери ещё один грех на душу, брось пещаль, никто тебя не тронет. Давай разойдёмся с миром.

Но Тренка не унимался: — Не-ет, Макарка, так не выйдет. Пусты твои слова, засунь их снова в свою поганую глотку! Орал Тренка, становясь всё злее и злее. Боярин Владимир тоже что-то хотел сказать, да не успел — выстрелом повалило его на земь. Из-под сердца потекла струйка крови. Владимир лишь успел промолвить: — Вот и обрёл я свободушку. И больше голоса его Макарий не слышал.

Мишка и Филимон не на шутку напугались. Вытащив бредень на берег и пробираясь осокой,  Когда они тайком выбрались на берег, их глазам предстала страшная картина. - Тихо, Мишанька, — прошептал Филимон, прикладывая палец к губам. — Видишь, что происходит? Тренка хочет погубить всех. Давай обойдём его, а я попробую незаметно подобраться к нему.

Мишка пополз по высокой сырой траве в сторону, где бушевал Тренка. Филимон, затаив дыхание, ждал подходящего момента, чтобы напасть на него. - Макарка, как бы этот нелюдь его не прикончил, — думал он.

Макарий, пятясь назад и вытянув руки перед собой, бормотал: - Очнись, Тренка, образумь свою злую гордыню. Но Тренка и не думал останавливаться. Вытащив из-за голенища нож, он двинулся на Макарку. Макарка шарил взглядом по траве, ища какое-нибудь оружие, но, как на зло, ничего подходящего не попадалось.

- Что же делать? Не бросишься же на нож, — размышлял он. — Хоть бы что-то да подвернулось под руку, да и Филя с Мишкой где-то притаились.

В отчаянии Макарка закричал: - Мишкаааа! Помоги! Убивают!!!

Мишка, конечно же, услышал его. Он уже видел стриженный затылок Тренки и, сжимая в руке тяжелую дубину, ждал подходящего момента для нападения. И в этот момент Макарка споткнулся об поваленное дерево и, взбрыкнув ногами, рухнул спиной на землю. Тренка, не дав Макарию опомниться, всем телом бросился на него и вонзил нож в горло. Кровь брызнула в глаза Тренки, и он начал судорожно протирать их от крови. И в этот момент сильнейший удар положил Тренку возле Макарки. Мишка стоял с окровавленной дубиной в руках.

- Что ж это такое, разве об этом я думал? Я же не хотел крови, а оно как вышло, — произнес вслух Мишка.

- Филяяя! — окрикнул он.

- Да вот он я, — прохрипел Филимон, вылезая из-под берега. — Я, Мишаня, напужался, оторопел и не знал, что делать. Прости, что не смог помочь Макарию, упокой Господь его невинную душу.

- Да ладно, чем ты мог помочь, Филимон? Не гневи себя. Что делать-то будем? — Мишка присел на корточки, опираясь на дубину.

- Надо сначала схоронить их, а после уходить с этого гиблого места. Вот я дивлюсь, Миша, как этот злодей таких здоровых мужиков загубил? — Филимон осматривал тела убиенных, останавливаясь перед каждым. Произносил молитву и крестился. Только когда поравнялся с телом Тренки, он плюнул на него и произнёс: - Будь ты проклят! Гореть тебе в аду, в гиене огненой, мы его хоронить не будем — пусть звери разорвут его на куски.

- Так тому и быть, — согласился Миша с предложением Филимона.

Филимон грустно смотрел на тело Макария и, вздохнув тяжело, промолвил: - Вот кого мне больше всех жаль, так это Макария. Душевный был человек, хоть и силен телом, а душою чист и кроток.

- Он точно никого не сгубил бы, Мишаня. Это ж он тогда с подводами-то придумал, да как всё складно вышло. И вот что сполучилось-то, надоть ему большой крест поставить, да имя его вырубить.

На том и порешили — похоронили они товарищей своих рядком, а над Макарием холмиком крест большой поставили с надписью: "Упокой душу смиренного преподобного Макария, что с Соль-Галицкой". К полудню, собрав пожитки и сложив всю казну в рогожу, поплыли Мишка да Филимон дальше испытывать свою судьбу — теперь уже судьбу разбойников.

Река извилистой змейкой протекала сквозь заросшие лесом берега. Леса были непроходимы, в основном это был смешенный лес, в коем было много грибов и ягод. Да ещё в тех Солигаличских лесах водилось много дичи и зверя. На речной глади вдоль берегов красовались бело-розовые лилии и жёлтые кувшинки, на которые то и дело садились стрекозы, поблёскивая на солнышке своими прозрачными крылышками.

Эту спокойную идиллию прервал Мишкин голос: - Вот что я думаю, как нам тепереча быть? На берег к людям нельзя — себя напоказ выставим, а люди разные, могут и десятнику донести. Наушников на Руси всегда хватало. Да и провизию как-то надо пополнить, а то у нас всё на исходе. Надо будет версты через две к берегу подойти, да денька два-три поохотиться, можь какого зверя завалим. Да рыбки поедим. Что-то никого по реке не встречали, а по Светицы купцы с Вологды ходят. Что думаешь об этом, Филя?

Филя слушал Мишку, не вставляя своих слов в Мишкину речь, поёрзывая на сидельной досщечке. Филька ответил другу: - Да что тут говорить, всё ты правильно сказал, а первые купцы должны вот-вот пойти по реке, я думаю, ты правельно говоришь. Надо дня два-три отсидеться на бережку, а там, можь, и купцы появяться, нам бы с тобой, Михаило, оружие да припасов съестных раздобыть. Дай-ка я подсоблю тебе["— ](fix::) Филька потеснил Мишку, усевшись рядом, взял у него второе весло, и они, не напрягаясь, медленно зачерпывали вёслами воду. Лодка медленно плыла по глади реки.

- Раздобыть-то всего этого надобно, да вот где? — поддержал разговор Мишка: - А что про купцов-то, где о них слыхал, что они в эту пору по реке плывут?

- Так они к нам в крепость в эти дни заходят, да в церкве Успенья моляться. Всяк подарки привозят, а от нас соль берут, басниют, что в это время на реке спокоино, да и разбойный люд купцов поджидает в июне-июле. Вот так, Михаило! — ответил Филя на вопрос Мишки.

- Так что решили, Филя!? — Мишка пристально, сверлящим взглядом, посмотрел в глаза Фильки. Филька усмехнулся.

- Что делать? .. Брать добро будем! — оба рассмеялись — за всё время их «разбойного похода» у них было хорошее настроение. Впервые они не ведали, как будут вести себя далее — шли они на русский «авось». Только иногда они вспоминали погибших друзей:"Вот они бы нам пригодились в трудное время, когда б на купцов нападати надо[" — ](fix::) размышляли друзья. Осматривая берег, они подбирали для ночёвки место. А покуда солнце ещё не село за лес, надо причаливать к берегу, чтоб засветло наловить рыбы, да, может, зверь какой в силки попадёт. Да и Мишка охотник хороший — особо из лука хорошо стрелами метает. Лук под рукой, да и колчан полон стрел.

- Ничего, брат Филька, не пропадём! Ты главное молись, чтоб Бог нам удачу спослал, — Мишка дружески обнял друга.

- Молюсь, брат Михаило. Можь, он меня простил за грехи-то мои, да исполнит наши желания, — Филька улыбнулся.

На берегу приметилось хорошее местечко — бугорок возвышался над речкой, да полянка поодаль с кудрявой развесистой берёзой. Вот самое то, что нужно для ночлега. И вид на реку с бугорка отличный. Просматриваются все стороны реки, да и берёзка, где можно укрыться от непогоды, да и просто заночевать под её зелёным шатром. Подплыв к берегу, друзья соскочили с лодки в воду, подхватив верви, вытащили лодки на берег (вторая лодка прозапас)..). Срубили из ивы колышки, вбив их в землю, привязали на них верви, чтоб лодки не снесло. Отдохнув немного под берёзой, принялись обустраивать свой быт. Сперва заготовили дров для костра, затем пошли в лес добывать себе пропитание. Мишка взял лук, а Филька пошёл расставлять петли на зайца. Мишке сопутствовала удача, правда, эта удача чуть не закончилась для него переломом ног. В перелеске в траве Мишка заприметил кабана. Кабан был не большой и мирно ковырял рылом землю, выбирая себе корешки. Мишка осторожно подкрался поближе, нацелевался, чтоб точно попасть под сердце или в голову. До кабана оставалось сажени две.
Ветер дул в сторону Мишки, унося запахи, и кабан не чувствовал присутствия человека рядом. Теперь важно было не промахнуться, иначе бы опасность настигла и настигла, если не удастся убежать.

Выбрав подходящий момент, Мишка прицелился и, натянув тетиву, пустил стрелу. Она точно попала кабану под лопатку, и тот, подпрыгнув на месте, рухнул на землю, продолжая брыкаться копытцами. Мишка поспешил к нему, чтобы перерезать глотку.

В этот момент с другой стороны вихрем пронёсся ещё один кабан, и Мишка еле успел увернуться. Если бы не его ловкость, то, вероятно, был бы сбит. Расправившись с кабаном, он привязал вервь к его ногам и потащил к поляне. Кабан был не слишком большим, и Мишка надеялся, что сил хватит.

Подходя к поляне, он вытер рукавом пот со лба и начал звать Фильку: «Филькаа, подмогни, а то запарился, боюсь, не дотяну». В это время Филька разжигал костёр и, услышав громкий голос, поспешил к Мишке.

— Вот это да! Как же ты его сумел завалить? Вот так нам повезло, теперь мы попируем. Так и рыбу тогда брендить не будем. Что зря в воде бултыхаться.

Друзья вдоволь наелись молодой кабанятины. Ливер сварили, а мясо зажарили. Соорудив шалаш под берёзою, они улеглись отдыхать. Несколько кусков туши положили в рогожу и отпустили в воду, а часть оставили при себе — на всякий случай, чтобы не остаться без мяса. На утро они поджарят и закоптят его, чтобы в дороге было что поесть.

Сытые и счастливые, немного уставшие, они уснули. Тлели коряги в костре, где-то поблизости рыскал зверь, и только зелёные огоньки его глаз метались поблизости, боясь приблизиться ближе. Наступило утро, и зорька поднималась из-за леса. Над рекой стоял белый туман, слегка меняясь в сине-прозрачный оттенок. Квакали лягушки, стрекотали сверчки — природа пробуждалась. Вместе с ней пробудились и наши друзья.

Мишка встал первым, сходил до реки и проверил, на месте ли мясо. Оно оказалось на месте и никем не тронуто. Ополоснувшись холодной водичкой, он зачерпнул в котелок воды и направился по берегу к костру. Филька уже разжигал костёр, положив береста на ещё тлевшую корягу. Наклонившись над ней, он пытался раздуть пламя. Наверное, с четвёртой попытки ему удалось выбить пламя, подложив сухих еловых веток. Костёр разгорелся. «Как там наш «улов» на месте?» — обратился он к Мишке. «Да всё на месте. Пойди окунись в прохладной водичке».

— Так тому и быть! — и Филька побежал вниз с бережка к туманной речке. Мишка заварил брусничного чаю и глядел на играющие язычки пламени, думая о чём-то своём.

Испив брусничного чаю, друзья думали о дальнейших делах. Мишка, переворачивая палочкой не догоревшие в костре сучки, размышлял вслух:

— А всё же, Филя, непонятно — почему они нас не ищут? После такой пропажи все дороги и реки перекрыли бы. А тут тишина, как и не было ничего. Что скажешь?

— То и скажу, что деньги-то ворованные, я это знал. Вот почему так легко и согласился грабить казну. Я знал, что особо они не станут разглашать эту пропажу. Скажут, что похитили казну, в которой десять, а может и пять тысяч лежало, а не сто. Вот так получается.

— Это что ж, мы обворовали воров? Я-то ещё думаю: что-то всё спокойно, знать, чего-то не так. Вот теперь всё понятно. — улыбнулся Мишка.

— Мы, наверное, пойдём дальше по реке. Жрачка у нас есть, а там, может, кто-то и повстречается нам на пути. Что, к полудню и соберёмся в дорогу? — Филька подложил ещё дров в костёр, чтобы закоптить мясо.

К полудню всё было готово, и друзья поплыли вверх по течению ближе к Вологде. Какое-то странное место — ни разбойников, ни купцов. С первыми им не желательно было встречаться: тем что ты разбойник, что купец — всё равно ограбят, да и лишить жизни могут. А в этих местах разинцы промышляют, те, что таятся в Сонежских болотах.

— Самогонки или медовухи хочется, — гребя вёслами, промолвил Филька.

— Ишь ты, самогонки захотел. Может, тебе ещё и бабу? — улыбнулся Мишка. — Да с нашим-то богатством любая бы к нам прильнула. Мы вот с тобой, Филя, в бобылях ходили, а отчего? Ты, понятно, вера не позволяла. Хотя, закрыв иконку, всё равно, наверное, блудил. Так оно было?

— Чего таится, конечно, блудил. Мужику нужна баба, а бабе мужик — как оно без этого? А ты пошто в бобылях ходил? Так мы с тобой, Михаило, ещё и не стары. Вот сколь тебе годков-то?

— Тридцатый идёт тот Рождества Христова. А тебе сколь годков?

— А мне сороковой. Так мы ещё с тобой ого-го-го-го. — рассмеялся Филька.

— Суши вёсла, Мишаня, кажись, впереди струга к нам плывёт. Вот только б знать, кто на ней: лихие, ушкуйник или купец.

— Давай золотишко от беды на верве в воду отпустим, а сами ближе к берегу причалим — так, на всякий случай.

Мишка подчалил ближе к берегу и осушил вёсла.

— Надо оружие приготовить — как ни как, а защищаться будем. Мишка и Филька положили возле себя сабли, пищали, Мишка лук приготовил. Стоят в ожидании.

На их радость, струга оказалась купеческой. Впереди, держась за небольшую парусную мачту, стоял толстый, с бородой — по виду купец. Красная ситцевая рубаха отдовала атласным блеском — словно стяг, чёрные добротные сапоги — всем своим видом говорили о хозяине.

Струга поубавила ход, и купец с палубы окликнул, завидев незнакомых людей: «Чьи будите, люди добрые?» — и, прислонив к уху ладонь, вслушивался в тишину, дожидаясь ответа.

— Я, Михаило, с ним сам побеседую, — проговорил Филька. И, привстав на лодке, отозвался: «Так мы здешние, с Борисовки, рыбку бредим». А ты, добрый человек, кем приходишься? Как в наши просторы попал?

— Иваном меня кличут, Тимофеевым по батюшке. Купец я, Морозов. А дела у меня в Соли торговые. За солью плывём. А вы чьих кровей да мастери будите?

— Да мы с белокаменной слободки, известь добываем, — соврал Филька.

— Так я б и извести у вас взял бы. Подплывайте ко мне да на стругу поднимайтесь, беседу вести будем. Возле купца стояли три здоровых детины, однако здесь не забалуешь.

Мишка с Филькой опустили вёсла в воду и поплыли к струге. Взобравшись на стругу, поздоровались с купцом Иваном Тимофеевичем Морозовым. Тот предложил им присесть на скамеечки, принесённые богатырями откуда-то снизу струги. Усевшись поудобней на скамеечки, начали беседу: «Так как вас звать-величать, добры молодцы?»

— Меня Филаретом кличут, — отозвался Филька.

— А меня Михаилом кличут, — назвал Мишка своё имя.

— Так, значит, вы белым камнем промышляете, а у какого купца служите?

— Так нет купца-то. Симонову монастырю всё принадлежит, да над тем местом приказчик Мичурин поставлен, — держал ответ Филька.

— И то верно сказываешь, а то я гляжу, вы не из холопских будите — руки у вас не мозолисты, да и речи складны. Кем же вы там служите? — потирая ладони, допытовался купец.
Вот он, — Филька указал на Мишку. — Сторожит на тех белых камнях, чтобы белую известь не доставали из ям. И у меня хранятся бумажные часы из монастыря.

"Да ладно, я верю тому, что говорят", — Иван Тимофеевич встал со скамейки и махнул рукой. "Хорошо, что ты не бандит. Может быть, выпьем заморское вино за наше знакомство и нашу встречу?"

— Мы не откажемся от такой услуги, — радостно согласились друзья в один голос. Вино действительно было хорошим, сладким, с приятным вкусом. Видимо, у Фильки и Мишки, которые давно не пили, разболелась голова. А купезнай все разливал и расхваливал заморское вино:

— Как вам этот напиток? Чай, не пей это. Мне его подарил торговец из Италии. То, что ты пьешь, доставляет удовольствие.

— Да, вино благородное, где уж нам пить такое вино, мы все упиваемся медовухой, — осушив бокал, с удовольствием сказал Мишка. Оба друга подумали про себя об одном и том же: "Не зря торговец пьет их вино. Он напал не на тех людей. Тебе нас не одурачить". Так подумал Филька и продолжил выяснять намерения торговца.

"Вы, хороший человек, Иван Тимофеев, не просто так пригласили нас к себе домой, и вы угощаете нас заморским вином, так что же вы хотите нам сказать?""У меня есть для вас предложение, не буду этого скрывать", — произнес Иван Тимофеевич."И тот факт, что я вас заметил, поэтому вы показались мне не теми, на кого вы клевещете. Вы не обычные люди, которые от кого-то прячутся. И мне все равно, что и как. И если это так, то я хочу предложить вам дело, как бы на выгодных между нами условиях. Что вы скажете в ответ?"Филька и Мишка переглянулись, Мишка кивнул головой:"Поздоровайся, Филька".

— Твоя правда, купец, меня зовут Филимон. Мы не просты, как ты сказал: если мы скроем себя от нечистого, строгого ока, то не узнаем своей судьбы, поэтому всем будет спокойно. Так что знайте, что вы задумали, какую помощь хотите позвать на помощь?

Иван Тимофеевич налил всем по бокалу вина. Он просто стоял, не садясь на скамейку. Посмотрев на Мишку и Фильку, потягивающих вино, он произнес слова:"Я благодарю вас за правду, ту, которую вы мне сказали, за то, что у вас не было секретов против меня. Я хочу предложить вам не простое дело, а бусурманское. Вы, как я вижу, местный житель, и вам знакома лесная и речная местность. И я решил перекор боярам установить свой собственный контроль на реке Святице, отнять таможню у других купцов. Итак, я встретил тебя на пути. По-видимому, Господь указал на тебя Своим перстом. Если вы согласны, то мы обсудим наше дело дальше, а если вы откажетесь, то идите с миром. Я не сделаю вам зла. Что вы скажете?"Филька и Мишка внимательно слушали. Предложение было заманчивым, но нужно ли им попадать в такую немилость с таким богатством? И если они действительно ищут их, то богатство пропадет даром, нужно думать о другой жизни."Мы выслушали тебя, Иван Тимофеев. Мы не можем дать ответ сразу, нам нужно обсудить все между собой, это непростой вопрос.

— Да, я не тороплю тебя с ответом, подумай об этом как следует, чтобы дать мне ответ позже. Я поспешу обратно через три-четыре дня, жди меня здесь, и я оставлю тебе еду и заморское ружье. На этом мы как раз и решим."Погрузив в лодки свои медикаменты и забрав из-за океана оружие, попрощавшись с купцом, друзья отправились на берег, чтобы обсудить предложения Ивана Тимофеевича.

Они устроились на берегу у костра и стали обдумывать предложение купца. Мишка начал разговор первым:"Прежде всего, нам с тобой нужно обеспечить наше будущее, Филия, если оно у нас есть. Нужно тратить деньги и хорошие вещи, но хоронить их в надежном месте. Давайте поедем в Первый купец в Белозерске, где мы построим себе особняки на Белоозере и наймем людей присматривать за фермой, пока мы служим. Было бы неплохо привести в дом мою жену, во всяком случае, мы могли бы оставить кому-нибудь наше богатство, когда у нас появятся дети. Да, грамата нужна, на имена других людей. И как ты решил? Он повернулся к Фильке.

— Итак, но на все это уходит много времени, если найти надежных людей, чтобы особняки были построены и все в порядке содержалось. И поэтому мне нравится твоя идея.

— Да, но где мы можем так быстро найти жену? Неуверенно спросил Филька Мишку.

— Надо было бы искать любовь, а на любовь нет времени, поэтому нам придется брать ее натиском. Они оба улыбнулись. Главное, чтобы дети народились, а потом слюбится.

А на второй день пошел дождь, так что мне пришлось сидеть в хижине, поддерживая небольшой костер. Шли дни, дождь сменился солнечным светом. Вглядываясь в сторону Соль-Галицкой, они ждали Стругу и купца.

В Солигаличе и его окрестностях повсюду рыскали люди из Симонова монастыря, Рождественского собора и Успенского собора в крепости. У всех монастырей была казна. Это были лишние деньги, которые припрятали настоятели монастыря. Но все их поиски не принесли успеха.

От причала Воскресенского монастыря отошел плуг, груженный солью. Иван Тимофеевич остался доволен торговой сделкой. Он пользовался уважением монастырского духовенства, и ему всегда делали скидку. Да, и он не забывал, дарил монастырю дорогие подарки, и эти взаимовыгодные отношения устраивали всех. "Тогда с Богом! В путь", — Иван Тимофеевич отдал команду.

Перекрестившись на святом месте, насельники монастыря благословили его, пожелав Ангелу-хранителю доброго пути.

Плуг по реке Кострома шел до устья рек Светица и Кострома. На Светице плуг шел против течения, плыть было довольно трудно, и в воде было много соли.

Чтобы сэкономить немного сил для своих гребцов, купец нанял местных мужчин, которые сопровождали груз до Селезенево. За эту работу крестьяне получали по десять копеек каждый и ведро медовухи.
На этот раз их путешествие было более коротким, поскольку им пришлось сопровождать груз только до Дноушева, а затем гребли другие гребцы. Иван Тимофеевич хорошо заплатил им за всю дорогу.

Наконец, долгожданная струга появилась на горизонте. Лишь на пятый день Мишка и Филька смогли дождаться купца. Струга остановилась в назначенном месте, и друзья, подплыв на своей лодке, поднялись на палубу судна.

Их встретил Иван Тимофеевич, купец, который тепло обнял их и предложил присесть на скамейки. Он налил по бокалу вина и произнес: «За встречу!» Все выпили.

Мишка и Филька рассказали ему о своих планах. Выслушав их внимательно, Иван Тимофеевич немного помолчал, словно погружаясь в свои мысли, а затем ответил:

— Я вас понимаю, но, честно говоря, у меня много вопросов к вам. Вы считаете, что я должен построить вам дома и найти жён в обмен на моё предложение? То ли я в вас ошибся, то ли что-то не понимаю или чего-то не знаю.

— Ты не знаешь того, что тебе и не нужно знать, — ответил Филя. — Мы сами построим себе дома и сами выберем жён. Только помоги нам найти плотников и купить лес, а остальное — наша забота. И не забудь про грамоты.

Такой уверенной наглости купец не ожидал. На мгновение он даже лишился дара речи, но вскоре его гнев начал закипать. Его лицо покраснело от прилива крови, но Мишку опередил его: «За твои услуги и заботу прими от нас подарок». Мишка протянул мешочек с монетами. «Возьми от нас этот подарок от чистого сердца».

Иван Тимофеевич взял мешочек, развязал тесёмочку и заглянул внутрь. Его лицо сразу изменилось, глаза засверкали, а на губах появилась улыбка.

— Спасибо за подарок. Вот уважили так уважили. Теперь-то мои догадки оправдались. Вы и есть те воры, что взяли городскую казну. Я мог бы сдать вас городовым, и там вас пытал бы особый сыск. Но нет, я этого не сделаю, да и грабить вас не буду, поскольку у вас с собой ничего нет. Вы умные, расчетливые и наглые, а я уважаю таких людей. Что ж, мы, наверное, договоримся, если вы мне ещё столько же добавите. В казне, наверное, немало было. Тогда вам и дома добротные будут, и грамоты на других людей. А дома в Белозерске я вам и так найду, и строить не надо — свои продам. У меня как раз у Белоозера имеются такие. Так что?

Филька переглянулся с Мишкой, и ответ держал Мишка: «Хитёр ты, купец, ещё две тысячи к тому, что дали, и дома подешевле нам отдашь, да в грамотах запишешь нас купцами. Службу мы тебе сделаем, на то и наша в этом есть выгода. Что? По рукам?» Купец одобрительно кивнул: «По рукам!» И все пожали друг другу руки. Иван Тимофеевич был человеком слова — хоть и жаден до денег, но всегда свои обещания выполнял.

По пути к Вологде купец показал место, где надо держать таможню, — это напротив Селезенево, на устьях рек Светицы и Мерзкой. «Вот здесь-то и проходит главный водный торговый путь. Мы поставим здесь заставу и будем брать налог за проход по реке, гарантируя купцам их безопасность от лихих людей. Соберём три дружины: первую здесь поставим, вторая пойдёт по реке Мерзкой к Медвежьему — там проходит сухопутный путь на Тотьму. Вот и там также будем держать контроль. Вам решать, кто где будет контроль держать. Снаряжение воинское самое отличное дам и жалование хорошее назначу. А далее всё обсудим в Белозерске». На третьи сутки струга и её команда были уже на месте. Прошло время, месяц как Филька и Мишка прибывали в Белозерске.

Они приобрели добротные полукаменные дома, что в то время было роскошью, которые им и продал Иван Тимофеевич, как и договорились, по сходной цене. Готовили первые дружины на устья рек Светицы и Мерзкой. По жребию Светица досталась Мишке, а сухопутный путь — Фильке. Дружина Мишки будет держать под контролем Светицу. Купцы будут исправно платить дань. Да они были не против, поначалу возмущались до той поры, покуда Мишка с дружиной не отразили нападения лихих разбойников на купца Силивана. Вот с тех пор и пошло доверие к таможенной дружине.

Мишка получил проезжую грамоту (паспорт) и звался теперь Митрий Бочкарёв — купец. Мишка — Дмитрий женился на красавице Елене, племяннице Ивана Тимофеевича, брата его Сергея Тимофеевича, тоже купца. По прошествии лет Елена родила Мишке (Дмитрию) двух детей: дочь Настю и сына Мишу. Дмитрий Бочкарёв стал знатным купцом. Он построил новый в два этажа каменный дом. Поставил на реке Светице часовню в честь убиенного мученика Макария — на том месте, где он принял мученическую смерть. А также были…
На этой странице увековечены имена двух убитых: Родьки Пушкаря и Владимира Новгородского боярина.

Судьба Фильки остаётся неизвестной. Он служил верой и правдой, но после забросил все свои дела на таможне, продал дом и ушёл в Кирилло-Белозерский монастырь. Там он стал известен как святой Ферапонт и все свои деньги жертвовал монастырю.

Так сложилась судьба двух друзей, связанных общим делом — воровством. Каждому из них жизнь уготовила свой путь.