Командировка в прошлое. Часть 2. 14 октября 1991 г

Командировка в прошлое. Часть 2. Самое жаркое место на планете.


                Ливийский дневник


14 октября 1991 года



          Сегодня, ливийские мастера-дублёры, вышли из отпуска и всем вновь прибывшим советским специалистам предстоит с ними познакомиться. Валера в центр не поехал, он оказался ещё штатным водителем нашего директора и остался в городке, чтобы отвезти вчерашних представителей в Триполи. Судя, по ночным задорным песням и пляскам, высокие гости остались очень довольны, своей проделанной работой.


          Утром на плацу стояли ливийские мастера производственного обучения, в  зелёной военной форме, вооруженные автоматами. Зелёные ливийские флаги развевались на ветру, военный оркестр в белых мундирах играл национальный гимн.

 
           Ливийцы зашли в коридоры мастерских строем и к моему большому удивлению с огромным знанием русской ненормативной лексики. Было в этом, что-то комичное, слышать от ливийцев богатый русский язык с различными непристойностями. Слова звучали громко, иногда с большими фонетическими неточностями, но пахабный смысл и направленность физических воздействий, вполне угадывался. Десятилетия общения с советской технической интеллигенцией давали свои плоды.


          В мастерскую вошли небольшого роста два молодых араба, лет двадцати пяти и незнакомый мне, совсем юный советский переводчик, внешне очень похожий на татарина. Выйдя из-за кафедры, пошёл им на встречу. Валера очень точно описал их внешность и характер, это помогло мне без труда определить, кого как зовут.

 
          Стройный Камал, общительный, жизнерадостный, с голубыми искрящимися  глазами, очень шустрый и добрый араб, позитивно настроенный к советским специалистам.

 
          Мухаммад, явная его противоположность, коренастый, с темными, как уголь, злыми глазами, абсолютно уверенный, что русские всех наёбывают.

 
          Приветствия у арабов немного отличается от традиционного русского - «здравствуйте», хотя повседневно, спеша по своим делам, мы часто произносим гораздо короче - «здрасьте». Арабский этикет исторически строится на кодексе чести бедуинов и этических нормах ислама и в нём очень много всевозможных ритуалов. Если человек подошел к группе людей, он всегда представляется первым. Поэтому, приблизившись, я громко, как-то даже по театрально-пафосному, произнёс:


- Ас-саляму алейкум, асдыкаи! ( Мир вам, друзья!) Ахлен ва сахлен! (Добро пожаловать!) Ана мудариб, исм Владимир. (Я мастер, имя Владимир) - Кейф хали, антума? Коис? ( Как дела, ваши? Хорошо?) Поочерёдно пожал всем руки и, приложив ладонь к сердцу.


- Шукран, коис! Фурса саида! (Спасибо, хорошо! Рад знакомству!) – ответил радостно Камал, широко улыбнулся и ответил тем же жестом.

- Томам. ( Нормально) – тихо, с какой-то настороженностью ответил Мухаммад, вероятно заподозрив во мне американского шпиона.

- Владимир, тебе, зачем я нужен? – произнёс с удивлением переводчик, представившись Маратом Юнусовым.

- Их двое, и нас двое, так легче отмахаться, это можно не переводить, - как можно серьёзней произнёс я и кивнул головой в сторону Мухаммада, подозрительно заглядывающего во все углы мастерской, вероятно проверяя, не стырили русские уже какой-нибудь станок.

- И часто это бывает здесь? – растерянно произнёс Марат.

- Ты, что первый день? – произнёс я шёпотом и крайне настороженно, стараясь всем видом дать понять, что от проверки Мухаммада зависит наша жизнь.

- Да, вчера приехал, может, я тогда пойду, - растерянным голосом ответил переводчик.
 
Мне стало понятно, что парень просто сдрейфил.

- Да, не бзди, Марат, я пошутил! Будем работать вместе. Ты где арабский изучал?
 
- Я два изучал, арабский и французский в Универе в Питере.

- Ну-ка, скажи что-нибудь по-французски?

-Коман сова? (Как идут дела?) – произнёс Марат.

- Же не манж па сис жур. ( Я не ел шесть дней) – печально произнес я известную фразу из гайдаевской комедии.

          С чувством юмора, судя по растерянному лицу, у переводчика были проблемы. Жалобная просьба, Кисы Воробьянинова, у меня вышла весьма убедительной. Я понял, что его нужно выводить из ступора и спросил:


- Как ты умудрился, за месяц арабский выучить?

- Почему за месяц?

- Так он в сентябре только Санкт-Петербургом стал.

- А, ну, да в Ленинграде, - оглядываясь по сторонам, ответил переводчик, вероятно опасаясь нападения сзади.

          Мухаммад, закончив обход мастерской, с недовольным лицом уже был подле нас и внимательно пытался понять смысл нашей беседы. Неожиданный переход в разговоре на французскую речь, вероятно, вызвало в нём подозрение работы нас на службу внешней безопасности Франции. Я попросил Марата поговорить с Мухаммадом и постараться понять причину его раздражения, а сам направился побеседовать с Камалом.
 
          Он сидел за кафедрой, листая какой-то журнал, но быстро убрал его в стол, когда я подошёл. Камал оказался разговорчивым, добродушным и вполне приятным в общении. Мы с ним поговорили о системе оценок местного образования. Он пояснил, что в Ливии знания и умения учеников оценивают по стобальной системе, связанной с этической мыслью в исламе, к так называемой оценке «пяти категорий».


Непозволительная оценка (харрам) – 0-19 баллов, это наш кол.

Нерекомендуемая оценка (макрух) - 20-49 баллов, наша двойка.
 
Безразличная оценка (мубах) – 50-74, наша тройка.

Рекомендуемая оценка(мандуб) – 75-89, наша оценка четыре.
       
 Обязательная оценка (ваджиб) – 90-99, наша оценка пять.


          По словам Камала, сто баллов ставить никому нельзя, так как на сто баллов знает только один Аллах.

 
          Остальное время я посвятил знакомству с оборудованием мастерской, программой подготовки, планом выпуска спец. продукции и личными делами зачисленных учеников.

 
          Закончив работу, поинтересовался у Камала, что за журнал он спрятал в стол. Он вдруг засмущался, помолчал, и, озираясь по сторонам,  медленно выдвинул ящик стола. Из открытого журнала  Playboy кокетливо улыбалась, стоящая у теннисной сетки с голым задом,  пышногрудая блондинка, модель месяца - Шерил Бахман.