Августовский лед 3

        Ну вот, кошки готовы! Коля поставил Сергея с Леной сзади, братьев — посередине, сам пошел в первой связке с Володей. На «галстуке» лед не крутой, с мягким выносом, - можно идти одновременно без страховки.

Приятная вершина Корона! Шесть отвесных башен, а между ними — ледник крутыми, зелеными наплывами спадающий в аксайский цирк. Зубовым овладело давно знакомое, так и не ставшее привычным, чувство праздника, которое он испытывал выходя на маршрут, независимо от того, шел ли он на новую вершину или вел новичков на зачетную «единичку». Но сейчас праздник омрачался горьким сознанием, что все это — в последний раз.

Под первой башней Коля собрал всех вместе, достал запасную веревку.
 
-Пойдете с Сашей, - сказал он Андрею. - Навесите перила.

-Я бы лучше с Володей пошел, или с Сергеем, - мрачно ответил Андрей, и все посмотрели на Сашу.
 
Саша безучастно сидел на корточках, прислонясь спиной к скале и закрыв глаза. Лицо его было бледно, колени мелко дрожали.

«Горняшка? - подумал Коля. Да нет, ведь третье восхождение. Скорее всего, просто устал. Не по нему эта лошадиная работа. А Лена — молодец, держится...»

-Николай Федорович! - сказал Сергей. - Я пойду с Сашей, а Володя пусть идет с Андреем вешать перила.

Зубов взглянул на Сергея: хорошо сказал, и главное — вовремя.
 
-Хоп! Ладно! - Он встал и задрал голову к скале. - Сейчас все равно будем на одной веревке, как чебаки, болтаться.
 
Часа через два на маленькой скальной полке между башнями они пили чай, приготовленный тут же на примусе. Примусом, как и всей «кузней», заведовал Володя. В его руках любая железка становилась послушной и безотказной.

Укладывая примус обратно в рюкзак, Володя на секунду потерял равновесие — и рюкзак полетел вниз, кувыркаясь и ударяясь о скалы.

-Раззява! - сплюнул Андрей.

Володя виновато и растерянно захлопал глазами, не находя слов.

-Спокойно, мужики! - вмешался Зубов. - Бывает и хуже.

-Там ледовые крючья! - нажимал Андрей.

-Это я брал на всякий случай. Они нам не понадобятся. Главное — не портить друг другу кровь на маршруте.

На перемычке они сменили последнюю записку. Теперь оставалось «свалиться» по крутому ледовому кулуару, свернуть под скалы и замкнуть кольцо маршрута. Солнце уже поднялось высоко, и стало совсем тепло: камни, впаянные в лед, окантовались темным проталинами.

Коля связал все веревки, заложил конец за выступ скалы и задумался.
 
Первым для надежности пойдет он сам. А кого пустить последним? Спускаться последним также опасно и ответственно, как подниматься первым. В случае срыва — хорошего мало; надежда в основном на собственную реакцию.

«Техничнее всех — Андрей, - рассуждал Коля, - но Андрей уже шел первым на скалах. Надо дать и другим отличиться. Значит — Сергей».

-Сережа! - сказал он. - Становись на страховку. Потом крикну — пойдете по одному. На узлах перестегиваться аккуратно: сначала нижнюю веревку вставить, потом верхнюю вынуть. Да не засиживаться, - добавил он, посмотрев на Лену, камни вот-вот пойдут!

Спуск был крут, но прост и монотонен, как длинная лестница. Руки и ноги Зубова работали автоматически, а мысли вернулись к вчерашнему.


Коля вместе с Женькой-сапожником сидели после ужина в палатке и в сумеречном свете уходящего дня обсуждали свои шансы попасть в экспедицию на пик Победы.

Женька был не настоящим сапожником. На самом деле он работал инженером в каком-то КБ. Но его отец был сапожником, поэтому Женька владел дратвой и молотком вполне профессионально, и любой альплагерь принимал его охотнее, чем самого распрекрасного инструктора. Женька латал изодранные о камни ботинки, набивал на них новенькие трехзубовые трикони и, имея массу свободного времени, набирал вершину за вершиной, дойдя уже до кандидата в мастера спорта. Но в высотных экспедициях ему участвовать еще не доводилось.

Зоя вбежала в палатку стремительно, как порыв ветра. Она упала на Колину койку и заревела.

Коля удивленно переглянулся с Женькой и бросился к ней.

-Зойка, что с тобой?

Но она только вздрагивала, прижимая к лицу подушку.
 
Зойка была сестрой Паши Федяева, и Коля знал ее всю жизнь — худенькую сероглазую девочку с вечно ободранными коленками. После гибели брата Зойка еще больше осунулась, серые глаза сделались темными и глубокими, редко-редко испуганной бабочкой на лице появлялась улыбка. Уйдя от Аллы, Коля вернулся жить к родителям, и Зойка часто приходила к нему с одной и той же просьбой — рассказать о Паше. Он вспоминал разные смешные случаи, героем которых неизменно был его никогда не унывавший друг, и постепенно привязался к девочке, стал возить с собой на скальные тренировки, а в этом году взял в альплагерь.

Коля растерянно гладил растрепанные Зойкины волосы, не зная, чем ей помочь, и повторял:

-Ну, успокойся, Зайчонок! Ну, что случилось?

Зойке недавно исполнилось восемнадцать, но Коля все еще относился к ней как к девочке-подростку.

Она вдруг отпустила подушку и уткнулась мокрым лицом в твердую Колину ладонь. Щемящее чувство боли и нежности прокатилось по его телу и комком стало у горла. Быстро и сбивчиво она заговорила:

-Сыромятин… Он хотел… А то, говорит, отчислю за плохую физподготовку… Не ты первая… Еле вырвалась… Кричать стыдно было… Что же это, Коленька? Я думала, такое только в кино бывает…

Коля глянул на замершего в растерянности Женьку:

-Побудь с ней! Воды принеси… - и выскочил из палатки.

Сыромятина он нашел быстро: тот сидел на скамеечке за клубом, слушал транзистор.

-Тебе что, баб мало? - с трудом сдерживая ярость, спросил Коля. - На ребенка позарился?

Сыромятин взглянул на него, усмехнулся, выключил приемник.
 
-Я со своими делами как-нибудь без тебя разберусь, - ответил он, поднимаясь со скамейки. - Без советчиков.

И Коля ударил, не соизмеряя сил, и еще, еще.