Крыса
Бывают, конечно, очень грустные истории, когда на забой идет поросенок, с которым ты успел подружиться. Или очаровательный, почти ручной, петух — красивый и игривый — с ним даже слегка в футбол можно было поиграть. И вот — они в супе. А перед этим ты не хочешь смотреть, как будет вонзаться нож или сверкать над головой топор.
Ладно… Я не об этом, не о сентиментальных штучках, которые можно вспомнить каждому. Или почти каждому.
Я об особом случае. О том, как я убивал крысу. И как помню об этом всю жизнь. Мне тогда было лет четырнадцать, а сейчас шестьдесят четыре. Значит помню я ту крысу пятьдесят лет.
Помню за отвагу. Помню за ум. И себя помню — мог бы отпустить уже. Но все ж убил. Чувство смятения, жалости и азарта одновременно. И почему-то все-таки плохо и грустно, когда все ж убил.
Та крыса попортила зерно в бочке. Разоряли, выматывали нервы они, крысиные банды,в ту весну. И кукурузу попортили, и пшеницу. Ещё и умудрялись целыми выводками ходить и сдвигать тяжелые крышки над бочками, придавленные кирпичами.
И вот тут одна попалась. И выскочить из бочки не может. (Хотя, кто её знает, может и смогла бы, но я сшибал её попытки черенком лопаты, сбрасывая опять на дно). Крупная особь была. Под штыковыми ударами черенка вертелась, как бразильский футболист, выделывая финты-обманки. Когда случалось опереться на борт бочки, делала попытки меня атаковать. И я видел её морду. Близко. В моменте даже очень близко. Вот морду её я больше всего и запомнил. Она была с очень богатой мимикой. В ней была и ненависть, и досада, и отчаяние, и мольба и снова ярость атаки. Прямо какая-то человеческая гамма эмоций.
А потом она лежала в пшенице на дне - окровавленная, маленькая (вдруг стала меньше, чем казалась) и тихая, как тихим бывает всё мертвое.
...В жизни чего только не было. Люди гибли на моих глазах. И не по одному. Почти всех помнил долго, но все-таки эмоции и образы притупились. А вот морда той крысы и эмоции помнятся ярко.
Пятьдесят лет помню. Вот ведь. Крысу. Пятьдесят лет.
Свидетельство о публикации №224092701344