Один сосуд с удачей на двоих

Елена Алергант
               
                Один сосуд с удачей на двоих

                Сказка для взрослых


Муж с женой прожили душа в душу три года. Всё у них было: и хозяйство крепкое, и здоровье, и соседи дружные. Всё было, кроме одного. Дети не появлялись.  Будто не тянуло малышей под тёплый кров, к нежным, заботливым родителям, да вкусным ягодам и фруктам, в изобилии растущим в саду. И надоумил кто-то женщину, а звали её Гертрудой, отправиться к прорицательнице. Пусть подскажет, чем и как детишек в дом заманить.
Старуха поколдовала, пошептала над гостьей и говорит:
 – В нужный срок родишь, милая, двух девочек.  Красивых, умных, старательных, но проживут они непростые жизни, потому что получат в дорогу один сосуд с удачами на двоих. Чем больше одна из него зачерпнёт, тем меньше другой достанется. И не просто будет тебе устоять перед соблазном вмешаться в их борьбу, помочь той из них, кого сочтёшь достойней, или слабее. Много мудрости для этого понадобится.
Пошептала ещё немного, полистала какую-то волшебную книгу, заглянула в стеклянный шар и вздохнула:
– Уж и не знаю, милая, что сказать. Боюсь, не справишься с такой задачей.
В положенный срок родила женщина двух дочерей. Одна краше другой. Да и имена муж подобрал им на редкость звучные. Ту, что первой появилась на свет, назвал Глорией, а вторую – Авророй.
Глория выбиралась на свет медленно и старательно, а Аврора выскочила по проторенной дорожке так энергично, будто все девять месяцев только о свободе и мечтала.
Гертруда любовалась прелестными крошками и размышляла о предсказании: «Зачем злая старуха бочку с мёдом дёгтем испортила? Будто миссию наложила. Да как я смогу уследить, кто из сестёр из общего сосуда больше зачерпнул? А если и замечу, что должна делать? По рукам шлёпать и требовать, чтобы обратно положила? Глупость какая-то».
Тут подошло время кормления. Молодая мама решила поступать по справедливости. Левая грудь будет для Глории, а правая – для Авроры. Но тут обнаружилось, что молока у неё недостаточно. На одного ребёнка с лихвой бы хватило, а вот для двоих скапливалось маловато. Первые две недели она действовала, как решила. Каждая девочка высасывала материнское молоко из предназначенной для неё груди, а на закуску получала бутылочку с разведённым коровьим.
Но однажды, купая малышек в корыте, Гертруда обратила внимание на разницу в весе. Несмотря на то, что съедали девочки одинаковые порции, тельце Авроры показалось более крепким и упругим. Да и понятно. Глория, проложившая дорогу на свободу для них обеих, потратила так много сил, что до сих пор не может восстановиться, а значит ей необходимо усиленное питание. На мгновение женщина вспомнила о предсказании, но тут же отбросила сомнения в сторону. Сейчас речь идёт не об удаче, а о выживании. С тех пор Глории доставался весь запас материнского молока, а Авроре – коровье из бутылочки. Девочка сперва капризничала и возмущалась, но потом смирилась. Казалось, была даже рада. Зачем трудиться, вытягивая жалкие остатки молока из материнской груди, когда из бутылочки оно течёт щедрым потоком? Глядя на малышку, вцепившуюся в соску, Гертруда думала: «Неужели ребёнку еда важнее моего тепла и запаха?»
Недели летели одна за другой, а Глория, по сравнению с Авророй, по-прежнему казалась ей слабой и недокормленной. И тут у женщины промелькнула крамольная мысль: «Предсказание провидицы – не пустяк. Еще находясь в материнской утробе эта маленькая захватчица втянула в себя почти все соки, выделенные на двоих. Уже тогда черпала пригоршнями здоровье и силу из общего сосуда!» Она заглянула в распахнувшиеся ей навстречу глаза малышки и застыдилась. Откуда только подобная чепуха в голову лезет?

Месяцам к шести девочки выровнялись. Обе упитанные, здоровые, подвижные. Лица были у них одинаковыми, а характеры разными. Аврора постоянно находилась в движении, переворачивалась на животик, хватала игрушки, била ручонками по колокольчикам, висящим над кроваткой и радовалась их серебристому перезвону. В отличие от неё, Глория была всегда спокойна. Она с любопытством следила глазами за мамой, сновавшей по комнате туда-сюда, и радостно гулила и тянула к ней ручки, когда та, пробегая мимо, гладила её по головке, или чмокала в лобик. 

В полтора года обе девочки уже передвигались самостоятельно. Изредка на четвереньках, но чаще на своих двоих, и кормить их теперь приходилось с ложки. Забот у женщины стало ещё больше: приготовление детского питания, бесконечная смена штанишек, купание, стирка и глажка. А справляться со всем приходилось одной, потому как денег на прислугу пока не хватало.
Её мужу достался в наследство большой надел плодородной земли, и он развернул на ней фермерское хозяйство. Прикупил коров, овец и птицу. Деньги, полученные от продажи продуктов, вложил в строительство маслобойни и собственной лавки, чтобы не платить перекупщикам. Так что за детей и порядок в доме отвечала жена. В течение дня он лишь несколько раз забегал домой, любовался девочками, качал на руках, целовал в щёчки и опять убегал по делам.  Вечерами, делясь с женой планами на будущее, говорил:
 – Хочу, чтобы мы ни в чём не нуждались. Разбогатеем, войдём в местное высшее общество, дадим дочкам соответствующее образование и выберем для них самых престижных женихов.
Жена полностью одобряла его планы, а потому не жаловалась и трудилась, не покладая рук. А хлопот всё прибавлялось. Одно кормление отнимало кучу времени. Если Глория послушно открывала ротик и аккуратно слизывала с ложки кашу, то Аврора постоянно шалила. Набирала полный рот еды, надувала щёки и выпускала фонтаном маме в лицо. При этом её глазёнки искрились от счастья. Думала видать, что радует её и веселит. Но маме было не до веселья: в корыте скопилась куча нестиранного белья, а на кухне – гора немытой посуды.

Со временем часть нагрузки отпала. Аврора охотно пользовалась горшком и самостоятельно орудовала ложкой. Так что количество грязного белья поубавилось, а подкармливать приходилось только Глорию. Однажды муж, любуясь самостоятельной Авророй, погладил её по голове и радостно обратился к жене:
– Смотри, какая умница у нас подрастает! Скоро помощницей будет.
Вроде всё правильно сказал, но женщина вспомнила об одном сосуде на двоих и похвала, полученная одной из дочерей, больно царапнула её душу. Она тут же поспешила восстановить справедливость и радостно заявила:
– А Глория у нас – тоже молодец! Мы сегодня смотрели картинки в книжке, и она с первого раза правильно показала всех зверушек. И зайчика, и мишку, и собачку.
Отец ласково погладил шелковистую головку второй девочки и назвал её «умницей и красавицей».

Дни и месяцы пролетали над головой так быстро, что родители едва успевали замечать смену времён года. Девочкам недавно исполнилось четыре года. Они сидели на полу и во что-то играли, а Гертруда прилегла на диван, пытаясь справиться с головной болью. Она прикрыла глаза и даже чуть-чуть задремала, когда раздались крики ссорящихся сестёр. Они не могли поделить какую-то деревяную лошадку.  Мать, разбуженная громкими голосами, не вникая в суть ссоры, сердито прикрикнула на Аврору (возможно, её голос звучал громче):
– Отдай Глории лошадку и замолчи!
Девочка попыталась защитить свои права:
– Это не лошадка, а белый конь для принца. Он должен спасать принцессу. Я взяла его первая, а она отнимает.
Мать, морщась от нового приступа головной боли, приказала тоном, не терпящим возражений:
– Перестань орать и отдай игрушку!
Выкрикнула и зажмурила глаза. А зря. Лучше бы досмотрела сцену до конца. А конец был таким: Аврора обиженно швырнула лошадку на пол и ушла в другой угол комнаты, а Глория, радуясь победе, водрузила на неё зайца, потом мишку, но, так и не решив что с этим делать, отложила трофей в сторону и уткнулась в книгу.
Бедная женщина не могла знать, что за каждым действием следует последействие. Не догадывалась, что четырёхлетний ребёнок не умеет думать логически. Он познаёт мир интуитивно. В тот злополучный день Глория приобрела первый опыт ведения войны за свои права. Надо кричать жалобно, но не громко. Кто громче кричит, тот проиграл! А ещё… почувствовала, что мама – на её стороне. Со временем она научилась успешно использовать эту стратегию. Стоило лишь обиженно запищать: «Мама, она опять у меня отнимает…», как тут же получала желаемое.

Девочки росли, а с ними росло и благосостояние семьи. Муж оказался человеком энергичным, изобретательным, но не авантюристом. Каждую новую идею тщательно взвешивал, готовя для каждого «а если…» запасной план действий. В итоге, за казалось бы невероятно короткий срок, его скромное фермерское хозяйство превратилось в процветающее предприятие. Теперь он торговал не только молочными и мясными продуктами, но поставлял на рынок высококачественное подсолнечное масло и великолепную шерсть от овец особой породы. На месте доставшегося от отца скромного домика появилась усадьба с террасами и садом, а семья, как он и мечтал, заняла подобающее место в обществе.
Жена не обладала деловыми качествами мужа, зато природа одарила её тонким художественным вкусом. Убранство дома и сад с цветами, фонтанчиками и таинственными гротами, выполненными по её эскизам, вызывали восхищение, а иногда и зависть каждого побывавшего там гостя. Она взяла на себя ответственность не только за красоту и уют, но и за образование дочерей. Девочки, как и положено было в обществе, обучались хорошим манерам, танцам, живописи, музыке и верховой езде. Не остались без внимания даже алгебра с геометрией и риторика.

Насколько сёстры внешне походили друг на друга, настолько же отличались характерами. Аврора унаследовала энергию, изобретательность и логичное мышление отца, а Глория – мечтательность и художественный вкус матери. Обе девочки относились к учёбе с большой серьёзностью. Учителя хвалили их способности и усердие, но увлечения их очень разнились. Аврора была азартной наездницей, могла целыми днями танцевать, распевать весёлые песенки и читать книги про пиратов. В отличие от неё, Глория предпочитала живопись, любовные романсы и стихи. Окружающие даже прозвали их в шутку, мечтательницей и воительницей. Но внимательный наблюдатель за мечтательной беззащитностью Глории сумел бы рассмотреть решительный и твёрдый характер. 

Девочкам исполнялось двенадцать. Подготовка к празднику, на который родители созвали множество гостей, началась чуть ли ни за месяц. Составлялось меню, начищалось до блеска все, что должно блестеть и сверкать, но главное внимание уделялось, конечно же, нарядам дочерей. А как иначе? Ведь народной молве надлежало заранее внести их в список перспективных невест. 
Глория, придирчиво выбиравшая шёлк для нового платья, ткнула пальцем в ткань, идеально подходившую к цвету её глаз и волос:
– Мне нравится это.
Портниха одобрила вкус девочки и любезно сообщила, что это – последний рулон и тут хватит как раз на платья обеим. Но Глории такая перспектива по вкусу не пришлась. Повернувшись к матери, она заявила:
– Мы с Авророй и без того слишком похожи. Нас постоянно путают. Поэтому незачем носить одинаковую одежду и делать одинаковые причёски. Пусть она выберет что-то другое.
Мать слегка растерялась. Ей уже не раз бросалось в глаза воинственное выражение лица Глории, когда речь заходила о сестре. В особенности об их похожести. Но тут… В присутствии постороннего человека… Неприятное ощущение промелькнуло и исчезло, вытесненное другими воспоминаниями.
Оживлённое личико Авроры, постоянно окружённой сверстниками, и задумчивая Глория, одиноко сидящая в беседке с книжкой в руках. И вновь в ушах прозвучало предсказание вещуньи: одна из сестёр присвоит себе успех и удачу, отпущенную судьбой на двоих.
Женщина повернулась к Авроре, которую вновь мысленно назвала захватчицей, и строго сказала:
– Глория права. У каждой должен быть свой стиль. Выбери себе что-то другое.
Пробежалась взглядом по разложенному на прилавке товару и указала на ткань скромного, блекло-зелёного цвета:
– Смотри, какая прелесть! Лёгкая, свеженькая, как травка весной. Ты будешь смотреться в этом просто очаровательно.
Аврора бросила в сторону Глории злой взгляд, пожала плечами и сухо ответила, даже не взглянув на мать:
– Можно и это. Мне всё равно.

Новые платья были доставлены в срок. То, что предназначалось Глории, было, как и ожидалось, очень нарядным, а второе… Портниха проявила на этот раз чудеса изобретательности. Освежила лиф тонкими кружевами, а на острие треугольного выреза укрепила искусно выполненную бледно-розовую водяную лилию. Платье выглядело на редкость воздушным и романтичным.
Отец пришёл в восторг, увидев принарядившихся к балу дочерей, и очередной раз расхвалил вкус жены:
– Надо же всё так замечательно продумать! Теперь романтичная Глория брызжет энергией, а неугомонная Аврора кажется таинственной феей. 
Но жену не порадовала похвала. Портниха, не спросив разрешения, самовольно изменила придуманный ею фасон, и тем ещё больше подчеркнула привлекательность той, кого матери хотелось слегка отодвинуть в тень. Неприятные мысли галопом пронеслись в голове: «Что-то идёт не так. Прорицательница дала мне задание, а заглянув в стеклянный шар, засомневалась. Как она тогда сказала?»
– Много мудрости для этого нужно.  Боюсь, не справишься с задачей.
Женщина продолжила немой спор со старухой: «А как я могу справиться, если в игру всё время вмешивается третья сила? Не её ли ты в тот день рассмотрела в своём проклятом шаре?  Или сама втихаря балуешься краплёными картами?»
 Подавив вспыхнувшую в душе досаду, Гертруда поблагодарила мужа за похвалу и ответила не неё весёлым голосом:
– И не говори! Наши девочки – подлинные красавицы. Уверена, сегодня всё кавалеры будут у их ног!

За годы. пролетевшие с момента появления на свет сестёр, скромное поселение, в котором началась их жизнь, разрослось в красивый город. Маленькие домишки уступили место двухэтажным особнякам из бледно-розового песчаника, горбатые улочки сменились широкими мостовыми, выложенными замысловатой мозаикой из стекла и прибрежных камушков, скромные лавочки и мастерские превратились в торговые дома и доходные предприятия. А на деньги общины были выстроены три церкви с золочёными и голубыми куполами, театр и даже картинная галерея. Каждый мужчина, желавший работать, находил себе дело по душе и умению. Отец наших героинь тоже не сидел без дела. В последние годы он не только продавал тончайшую шерсть, но прикупил фабрику, производившую из неё великолепные ткани. Его мечты сбывались. Семья вступила в ряды респектабельной аристократии города.
 В тот год Авроре и Глории исполнилось шестнадцать. Обе были на редкость хороши собой, образованны и умны, но отношения между ними явно не ладились. Девочки не только носили разные платья и причёски, но и не заводили общих подруг. У каждой был свой маленький клан, и кланы эти относились друг к другу с пренебрежением, называя за глаза «те, которые…».  Гертруду, с одной стороны, огорчало такое противостояние, а с другой, успокаивало: чем меньше общих интересов, тем меньше конкуренции.
 На Рождество был запланирован традиционный бал, который по сути являлся ярмаркой женихов и невест. Приятельница матери, жена рыбного магната, тоже впервые вывозила на смотрины свою старшую дочь. Она выразилась по этому поводу грубовато, но забавно:
– До сих пор наши принцессы плескались на мелководье. А там что можно словить? Плотвичку, да окунька. А теперь мы вывозим их в открытый водоём. Там водятся и зеркальные карпы, и радужная форель, и даже настоящие осетры. Главное, умело забрасывать сети и не зевать.
Сравнение с рыболовством было простоватым, но убедительным. Любящая мать поняла, что пора приступать к подготовке сетей, то есть к выбору сногсшибательных туалетов. На этот раз она решила не обращаться к услугам местного «Дома мод», а отправиться в соседний город к француженке, получавшей товары последнего сезона со своей родины. Цены у неё были несравненно выше, чем у местных портних, но, пользуясь рыболовным жаргоном, хочешь поймать осетра, не экономь на сетях.

Глория внимательно изучила альбом с моделями и сделала свой выбор. Через несколько минут француженка уже снимала с девушки мерки.
Альбомом завладела Аврора. Она задержалась на какой-то странице, потом перелистнула назад, и снова вернулась к предыдущей. Наконец, когда портниха освободилась, показала два понравившихся платья. Мать всплеснула руками: одно платье стоит целое состояние, а эта транжирка решила заказать сразу два!
Но дочь успокоила её простым объяснением:
– Не тревожься. Мне не нужно двух платьев. Просто хочу скомбинировать.
Взяла листок бумаги и быстро нарисовала свою задумку. Француженка вскинула брови, пожала плечами и задумчиво протянула:
– На бумаге выглядит смело, а вот как будет в реальности… не знаю. Но, если хотите, можем попробовать.
Едва выйдя на улицу, Глория презрительно передёрнула плечами и с издёвкой в голосе поинтересовалась:
– С французскими модельерами захотелось силами померяться? Не боишься людей насмешить?
Аврора, изобразив на лице полное равнодушие, ядовито ответила:
– Ещё посмотрим, кто последним посмеётся.
Мать до сих пор не привыкла к перепалкам сестёр.  Ну чего им не хватает? Но, так и не найдя ответа, погрузилась в мысли о предстоящем бале.

Платья доставили в указанный срок. Девочки распаковали коробки, полюбовались новыми нарядами и тут же натянули их на себя. Глория стояла перед зеркалом, поворачивалась к нему то одним боком, то другим, поднималась на цыпочки, крутила головой и пыталась рассмотреть вид со спины.
В то же время неугомонная Аврора кружилась по комнате в ритме вальса, приседала в менуэте и прыгала, изображая танец дикарей. Глория искоса наблюдала за её манипуляциями, а потом обратилась с необычной просьбой:
– А надень теперь моё платье и потанцуй. Хочу со стороны посмотреть на него в движении.
Просьба была весьма неожиданной. Когда-то Глория сама наложила запрет на обмен личными вещами, но Аврора в эту минуту была настолько поглощена успехом придуманного ею наряда, что, не долго думая, облачилась в платье сестры и опять закружилась по комнате.
Глория несколько минут любовалась летящей, переливающейся в лучах солнца тканью, а потом задумчиво произнесла:
– А знаешь, моё идёт тебе гораздо больше твоего собственного. Если хочешь, можешь взять себе. А я, так и быть, поеду в твоём.
Эти хитрости сестры Аврора знала с детства. Когда-то, пользуясь её доверчивостью, Глория выторговывала у неё новые игрушки, отдавая взамен надоевшие старые. Но время наивной доверчивости осталось в прошлом. Сегодняшняя Аврора лишь ехидно ухмыльнулась, поблагодарила за щедрость и сказала, что смешить публику нелепым нарядом будет сама.
Гертруда, наблюдавшая эту сцену, очередной раз задалась вопросом: «Откуда взялась у Авроры такая враждебность к сестре? Та ведь не сделала ей ничего дурного. Наоборот, предложила надеть платье, которое считала более красивым».

 Бал прошёл великолепно. Молодёжь без устали танцевала, уважаемые матроны обсуждали достоинства предъявленных обществу женихов и невест, оценивая шансы тех и других на скорый и выгодный брак. Аврора и Глория были единогласно признанны самыми привлекательными дебютантками сезона. Они пользовались успехом как у «окуньков и плотвичек», так и у серьёзных претендентов. 
Самым завидным из них был двадцатипятилетний Эгон. Сын местного магната в третьем поколении, владельца каменоломни, снабжавшей розовым и жёлтым песчаником не только округу, но и заморские страны.
Молодой человек был хорош собой, обаятелен, образован и элегантен. В обществе славился едкими эпиграммами, высмеивающими пороки человеческие, прячущиеся под показной добродетелью. Сплетники поговаривали о его романах с замужними дамами, но, как известно, людская молва снисходительна к мужским шалостям.
На балу Эгон много танцевал, уделяя внимание как дебютанткам, так и опытным светским львицам. В течение вечера он дважды пригласил Глорию и столько же раз Аврору. Девочки вернулись домой не только счастливыми, но и по уши влюблёнными.
Эта зима была богата праздниками, балами, приёмами и прогулками, и наш герой принимал во всех развлечениях самое активное участие. А весной произошло то, на что родители Глории и Авроры даже не смели надеяться. Семья Эгона во главе с сыном приехали сватать одну из дочерей. Пока только не было ясно какую из двух.
Торжественный приём гостей проходил в гостиной. Девочки, как и положено невестам, остались снаружи. Ждать пока их позовут, вернее, позовут только одну из них. Закрывая дверь в зал, где решалась судьба, мать оглянулась и встретилась с перепуганными глазами Глории. Увидела её сложенные в немой мольбе руки и трясущиеся губы.
Беседа велась в соответствии с правилами этикета. Поговорили о политике, погоде и новостях культуры и только после этого перешли к делу. Глава семьи выразил почтение хозяевам дома, их репутации в свете и в мире коммерции и наконец попросил в жёны своему сыну их дочь… Аврору.
У Гертруды перехватило дыхание. В памяти всплыло бледное, умоляющее лицо Глории, и, даже не успев сообразить, что делает, она выпалила на одном дыхании:
– Ваше предложение – для нас огромная честь, но, к сожалению, Аврора уже просватана. А вот Глория – свободна… пока.
Отец Эгона недовольно заёрзал на стуле, посмотрел на жену, а потом на сына, но тот, не выразив особого разочарования, бодро заявил:
–  Почему бы и нет? Глория – прелесть. Уверен, она станет мне прекрасной женой.
Отец девочек удивлённо вскинул брови, но в присутствии гостей не произнёс ни слова, а мать с горечью подумала о том, что Эгон женится не по любви, а под давлением родителей, и ему в сущности безразлично на ком. Подходя к двери она услышала, как дочери, подслушивавшие у замочной скважины, шмыгнули за занавески и притихли, будто их тут и близко не бывало.
Едва гости съехали со двора отец устроил жене допрос. Когда и за кого она, не посоветовавшись с ним, просватала вторую дочь? В ответ жена, загадочно улыбнувшись, пообещала в ближайшее временя открыть секрет.
Аврора тоже не осталась равнодушной. Уткнулась в мать колючим взглядом и с наигранным спокойствием поинтересовалась:
– Так за кого же ты успела меня просватать?
Гертруда ответила фальшиво бодрым тоном:
– Несколько очень респектабельных семей выразили серьёзные намерения. Осталось только решить, кто из женихов тебя более достоин.
И тут произошло то, чего мать в глубине души опасалась с самого начала. Аврора, не отводя от неё взгляда, чётко произнесла:
– Лгунья! Я тебе этого никогда не прощу!
Резко развернулась на каблуках и выбежала из комнаты. А Глория… Она тоже не выглядела счастливой. Кому приятно быть запасным вариантом?
Мать стояла молча, скорбно поджав губы. Она понимала, что в этот момент произошло нечто, что резко изменит их жизнь. Но более всего возмутила реакция мужа. Вместо того, чтобы заставить бунтарку извиниться, он смотрел на жену с явным непониманием и укором.
Гертруда давно осознала, что Аврора унаследовала внутреннюю суть отца, тогда как Глория была её копией и продолжением. Мать воспринимала её радости и разочарования, как свои собственные, в то время, как Аврора становилась ей всё менее понятной. У девочки в последние годы проснулся не свойственный женщинам интерес к коммерции. Она часами просиживала у отца в конторе, обучаясь таинствам бухгалтерии и делопроизводства. Мать болезненно переживала зарождавшееся отчуждение, но изменить ничего не могла. Как говорится, сердцу не прикажешь.  И сейчас между ними произошёл окончательный раскол.
Вечером Глория проскользнула к ней в спальню и, забравшись под одеяло, стала жаловаться, что оказалась для жениха вторым сортом. Мать принялась её успокаивать и переубеждать:
– Ты всё неправильно поняла. Эгон видел вас обоих только на праздниках и на гуляньях. За внешней похожестью не успел рассмотреть разницы в характерах. Вот вы и представлялись ему одним целым. Вернее, был увлечён одновременно обеими. Поверь, узнав тебя поближе, он наверняка влюбится по-настоящему, и будет благодарить бога, что досталась ему именно ты.
Глория облегчённо вздохнула, ещё немного пошепталась с мамой и убежала к себе. В то же самое время Аврора сидела в кабинете отца и жаловалась на мать, которая у неё вечно всё отнимала и отдавала Глории. Отец сам замечал эту несправедливость, но говорить плохо о жене не хотел. Успокоил дочь иными доводами:
– Не переживай. Оно может и к лучшему. Семья Эгона, да и он сам – люди высокомерные. Мы для них – простолюдины, только-только выбившиеся в богачи. Ты с твоим вольнолюбивым характером вряд ли с ними ужилась бы. Моментально встала бы на дыбы. Глории тоже будет непросто, но она, надеюсь, сможет приспособиться. Что по мне, я не отдал бы им ни одну из вас. Нужно родниться с семьями, близкими по духу. С людьми, сколотившими состояние своими руками, а не получившими по наследству.
Аврора покорно выслушала доводы отца, печально вздохнула и побрела к себе.

Вскоре у ворот вновь появились сваты. На этот раз, как и мечтал отец, люди, добившиеся успеха собственными силами. Глава этой семьи когда-то унаследовал маленькую столярную мастерскую, которую за двадцать лет превратил в мебельную фабрику, приносившую приличный, стабильный доход.
 Их сын Рольф, в отличие от Эгона, не привлекал внимания барышень красотой. Юноша был коренаст, танцевал неуклюже, мешковато сидел в седле и не писал колючих эпиграмм. Зато вызывал уважение и симпатию людей разумностью суждений и доброжелательностью.
На вопрос матери, нравится ли ей жених, Аврора отреагировала так же, как когда-то на предложенное ею блекло-зелёное платье:
– Можно и этого. Мне всё равно.

Начало семейной жизни Глории было очень счастливым. Родители Эгона подарили молодожёнам новый фешенебельный дом, и Глория с энтузиазмом взялась за его благоустройство, собираясь со временем превратить в цветущий оазис. Так же, как это сделала в своё время её мама. Ведь, по мнению окружающих, они обе обладали тонким художественным вкусом.  Вскоре она с гордостью предъявила мужу первые эскизы, но, вместо ожидаемой похвалы, получила унизительную критику. С сочувствием глядя на жену, Эгон заявил:
– Детка, это очень трогательно. Я бы даже сказал пасторально. Но совершенно не подходит для нашего особняка. Я уже договорился с профессионалами, и в скором времени они покажут свой проект. Сможем посмотреть вместе.
Следующий, более жёсткий выговор, она получила от свекрови. Семья была приглашена к соседям на чай. Глория принарядилась, как ей казалось, элегантно и красиво, но свекровь, окинув её взглядом, поджала губы и язвительно заявила:
– Милочка, эти украшения подходят к вечернему приёму при свечах, а не для чаепития в саду под открытым небом. Похоже, тебя предстоит ещё многому учить.
В ближайшие несколько месяцев такого рода замечания сыпались на голову девушки почти ежедневно. Иногда, страдая от унижений, она бежала жаловаться матери. Та ей от души сочувствовала, но советовала смирить гордость и учиться жить по их правилам:
– Возможно, мы ещё не усвоили всех тонкостей этикета, но ты со временем постигнешь эту нехитрую науку. Ещё им сто очков вперёд дашь. И потом… Как только родишь наследника, всё переменится. Сама станешь хозяйкой в доме.
Вскоре Глория объявила о долгожданной беременности, но жизнь её от этого лучше не стала. С одной стороны, постоянные тошнота и головокружение, а с другой – бесконечные наставления свекрови. Почтенная матрона считала себя специалистом по вынашиванию младенцев. Ей довелось произвести на свет пятерых. Четырёх мальчиков и одну девочку. И не важно, что до сего дня дожили всего двое – дочь, которая уже замужем, и поныне здравствующий Эгон. Остальные мальчики ушли из жизни, не достигнув подросткового возраста, но это отдельная история. Как говорится, Бог дал, Бог взял. Главное, все её дети появились на свет крепкими и здоровыми.
И теперь она досаждала невестке бесконечными советами что нужно есть, что пить, на что смотреть и о чём думать, чтобы родился сын. А ещё Глорию обижала реакция мужа. Он каждый раз брезгливо поджимал губы, замечая, что её мутит, что талия расплылась, а губы припухли. Единственным, что  согревало, была надежда на появление наследника.

Семейная жизнь Авроры и Рольфа протекала иначе. Выбор сделали родители. Они лишь подчинились. Народная мудрость гласит: «В доме, где не побывала любовь, не поселится разочарование». Молодая пара знакомилась постепенно и каждый раз удивлялась, обнаруживая друг в друге очередные достоинства. Со временем между ними возникла симпатия, а потом и дружба.
 В последние годы у Рольфа с отцом участились профессиональные споры. Отец по-прежнему производил массивную мебель из тёмных сортов дерева, пользовавшеюся успехом у старого поколения, а сын предлагал расширить ассортимент, дополнив его современным дизайном, способным привлечь молодых покупателей.
В итоге, отец выделил ему часть капитала, дав возможность претворять в жизнь собственные идеи. Рольф часами делился с женой мыслями и планами, а она с интересом слушала, вникая в нюансы нового для неё бизнеса. Иногда, пользуясь опытом, приобретённым у отца, даже решалась давать советы. Свёкр со свекровью были вполне довольны невесткой. А как иначе? Девушка оказалась серьёзной, не требовала от мужа ни дорогих нарядов, ни украшений, зато относилась к нему с уважением и пониманием. Вскоре и Аврора сообщила семье радостную новость.
Её беременность, в отличии от Глории, проходила без осложнений. Ни тошноты, ни обмороков, ни головокружений. А Рольфа не раздражала её изменившаяся внешность. Даже наоборот. Он с любопытством прикладывал руку к округлившемуся животу, удивляясь движениям и толчкам зарождавшейся в нём жизни.

В положенный срок Глория произвела на свет долгожданного младенца, но не наследника, а наследницу с крошечными ручками и мягким пушком на голове. Эгон едва взглянул на дочь, презрительно фыркнул и вышел из комнаты. Что тут скажешь? Жена разочаровала его в очередной раз. Семейная жизнь молодой женщины дала первую трещину.
По ночам Гертруда плакала от жалости к дочери и проклинала ту минуту, когда сосватала её этому нелюдю в жёны. Лучше бы не спорила с судьбой и отдала ту, за которой приехал.
Три месяца спустя ситуация накалилась окончательно. В положенный срок Аврора произвела на свет мальчика. Крепкого, ширококостного с крупными ручками и ножками, как у отца. Рольф не спускал его с рук, а его родители засыпали невестку дорогими подарками.
Отец тоже от души поздравил любимую дочь с рождением сына, а Гертруда, представив себе грустное, бледное личико Глории, очередной раз мысленно назвала молодую мать захватчицей.

Два года спустя сёстры вновь ожидали прибавления. Для Глории опять наступило время надежд и террора свекрови. После рождения внучки та постоянно корила невестку. Та, яко бы, ей назло, не на то смотрела и не о том думала, потому и оплошала. Поджав губы, упрямая дама выражала надежду, что на этот раз Глория будет умнее и станет добросовестно выполнять указания.
Все девять месяцев молодая женщина тряслась от страха, но… В положенный срок вновь родила девочку. Эгон, даже не взглянув на дочь, выбежал из дома, громко захлопнув за собой дверь.
В тот же день Аврора подарила  мужу второго сына.
Гертруда не понимала фанатичной упёртости семьи Эгона. Ну появились на свет первые две девочки? В чём проблема? Потом, как горох из ведёрка, посыплются мальчики.  На первых двух детях жизнь не кончается. Но мать Эгона думала иначе. Для неё речь шла о сохранении династии в четвёртом поколении, о продолжателе семейного бизнеса. Пока муж с женой молоды, пока жизненные соки бьют ключом, они производят здоровое, умное и жизнеспособное потомство, и это должны быть сыновья. Много, с запасом на всякий случай. Позже, выполнив долг перед предками, могут наплодить хоть дюжину девиц.
Однажды за чаем мать Эгона ядовито заметила:
– А ведь мы тогда сватали Аврору. Знали, что от неё больше проку будет. Она то приносит в семью мальчиков. А вы подсунули нам бестолковую Глорию.
У Гертруды перехватило дыхание. Хотела ответить не менее язвительно, сказать, что может дело не в ней, а в Эгоне, который успел израсходовать мужскую силу на гулящих женщин, и жене теперь достаются лишь жалкие остатки. Хотела сказать, но не сказала. Зачем лишними скандалами осложнять и без того непростое положение дочери?

Жизнь шла своим чередом, щедро поставляя каждой из сестёр свои трудности. Планы Рольфа воплощались в действительность не так быстро, как рассчитывал. Предприятие, в которое он вложил отцовские деньги, приносило очень скромную прибыль. Семья была вынуждена экономить на всём, без чего можно обойтись.
Гертруда замечала, что Аврора и Рольф стали редко появляться в свете, что дочь не блистает в новых нарядах, а носит перешитые платья прошлого сезона. От её внимания не ускользнули побледневшие щёки и усталость, поселившаяся в глазах дочери, но знала, что та, рано или поздно, выкарабкается. Запустит очередной раз руку в общий сосуд и зачерпнёт полную пригоршню удач. 
Дела Глории шли хуже. По городу пошли слухи о похождениях Эгона с актрисами и дамами полусвета. Даже поговаривали об одной молодой вдове, родившей ему сына. Дорогу в спальню жены он забыл окончательно.
Однажды Глория прибежала к матери, обливаясь слезами. Муж в состоянии похмелья пригрозил развестись с ней и признать бастарда законным наследником, если она в течении года не родит ему сына. Но не может же она зачать ребёнка от святого духа!
Гертруда несколько дней взвешивала все «за» и «против» и, наконец, решилась. Надела шляпу с густой вуалью и отправилась в церковь на окраине города. Там, по слухам, в дальнем, тёмном углу висела странная икона. Когда-то её подарил городу капитан, чудом избежавший кораблекрушения.  Венец на голове святого, изображённого на иконе, был выложен драгоценными камнями, плащ оправлен в серебро, а в руках он держал крест из чистого золота. Несмотря на спокойные, умиротворяющие краски фона, икона вызывала у прихожан неприятное чувство. Взгляд святого казался тяжёлым и зловещим. Потому то священник и поместил её в самый дальний угол, чтобы реже попадалась верующим на глаза.
Гертруда нашла икону, зажгла перед ней свечку, опустилась на колени и поведала о своём горе. В конце рассказа пламя свечи вздрогнуло и слегка наклонилось, будто святой кивнул головой. И тогда она решилась обратиться с просьбой. Вернее с двумя:
– Уйми алчность Авроры. Пусть перестанет опустошать общий сосуд и оставит немного счастья для Глории.
Свеча зашипела и пламя её качнулось влево. Гертруда облегчённо вздохнула и перешла ко второй просьбе:
– А ещё сделай так, чтобы Эгон вновь протоптал дорожку в спальню жены, и она наконец подарила ему долгожданного наследника.
На этот раз пламя свечи испустило сноп искр и качнулось вправо. Значит святой услышал её мольбу и обещал помочь.
Женщина вышла на улицу, откинула с лица вуаль, набрала полные лёгкие воздуха и бодра зашагала домой.

Через неделю в склад, где хранилась древесина для новой партии мебели, ударила молния. Вспыхнул пожар. Пока люди боролись за склад, огонь перекинулся на контору. Слава Богу, в тот момент там никого не было, но все бухгалтерские книги и договоры с поставщиками и покупателями, заключённые на год вперёд, сгорели дотла. Рольф не хотел идти на поклон к отцу. Ведь тот с самого начала не верил в его затею. Предпочёл объявить себя банкротом. Чтобы расплатиться с кредиторами пришлось продать за гроши оставшуюся готовую мебель и двухэтажный дом, полученный Авророй в приданное. На оставшиеся деньги семья приобрела небольшой домишко на окраине города в квартале для бедняков. Руку помощи попавшим в беду протянул тесть. Дал зятю работу в своей конторе. Денег хватало на скромную жизнь, но не на прислугу. Все хозяйственные заботы легли на плечи Авроры.
Однажды муж, рассказывая Гертруде о Рольфе, печально сказал:
– Он – грамотный и добросовестный парень, но мне порой кажется, огонь уничтожил не только имущество, но спалил им обоим души. В них не осталось ни воли, ни энергии, ни сил, чтобы снова встать на ноги.
Гертруду мучили угрызения совести, но она оправдывалась тем, что не просила святого угодника наносить дочери столь серьёзный ущерб. Просила лишь умерить аппетиты. Тут зловещая икона явно перестаралась. Хорошо хоть, что не оставила без внимания вторую просьбу. Эгон вновь стал уделять внимание жене, и вскоре она оказалась в радостном ожидании. На этот раз беременность проходила без тошноты и головокружений, а это давало надежду, что в ней зрел и наливался соками мальчик.

В положенный срок на свет появился долгожданный наследник… крошечный, слабенький, едва шевелящий ручками и ножками. Эгон с отвращением взглянул на уродливое, жалкое существо, грубо выругался и исчез из дома. На этот раз на всегда.
В то же самое время бледная, осунувшаяся Аврора безвольно плыла по течению, даже не пытаясь изменить к лучшему свою жизнь.
Глядя на своих, когда-то цветущих, жизнерадостных дочерей, Гертруда осознала, что натворила. Желая добра, погубила обеих.

В отчаянии она брела по городу и сама не заметила, как оказалась у дома старой провидицы. Та встретила её на пороге, впустила в дом и, сердито сверля глазами, спросила:
– Что, ничего умнее не придумала, как к Сатане на поклон идти? И как? Довольна его помощью?
Женщина сперва растерялась, а потом перешла в наступление:
– Ты во всём виновата! Зачем про один сосуд на двоих рассказала, да ещё и задание дала? Не знай я о нём, всё было бы по-другому.
Старуха раскурила трубку, измерила Гертруду презрительным взглядом и нанесла ответный удар:
– А я разве велела тебе в делёжку вмешиваться? Сказала лишь, чтобы за справедливостью наблюдала, а ты, как та ворона, уселась верхом на кувшин и одну дочь клювом от него отгоняла, а другой лакомые кусочки скармливала, да всё мимо пролетало. В итоге, ни той, ни другой счастья не досталось. Да ещё и перессорила сестёр, врагами сделала. А могли бы опорой и поддержкой друг другу быть.
Женщина опустила голову и вздохнула. Не ругаться она пришла, а за помощью. Извинилась за грубость и, умоляюще сложив руки, попросила:
– Научи меня, неразумную, как то, что осталось в сосуде, поровну между дочерьми поделить?
Прорицательница, отложив трубку в сторону, мрачно ответила:
– Да делить то уже нечего. Твой добродетель его расколол, а через трещину всё содержимое в землю и утекло. И помочь тебе ничем не могу. Против Сатаны бессильна. Колдовать не умею. Могу лишь предсказывать.  Вот так-то.
Помолчала, подумала, попыхтела трубкой и, взяв в руки стеклянный шар, сказала более миролюбивым тоном:
 – Попробую разве что в будущее заглянуть. Если повезёт, шар что-либо полезное и подскажет.
Старуха согревала волшебное стекло корявыми пальцами и нашёптывала заклинания до тех пор, пока в нём не появилось бледно-голубое сияние и не зашевелился слабый, зелёный росток. Затем удовлетворённо отложила шар в сторону и строго произнесла:
– Шар сказал что сосуд выздоровеет, трещина затянется и в нём снова начнёт скапливаться жизненный элексир, то есть удача и счастье твоих девочек. Правда, сам не знает, как скоро это произойдет. Придётся запастись терпением. Но главное, не вздумай больше к нему приближаться, а то опять всё испортишь. А теперь иди. Мне добавить больше нечего.

Гертруда уныло брела по дороге, вытирала застилавшие глаза слёзы и размышляла о предсказанье.  Как много времени потребуется проклятому сосуду, чтобы залечить рану? Год, два, а может три? Для Авроры это не так страшно. Ну поживёт ещё пару лет в нищете, но потом у неё опять всё наладится, а вот Глория… Если сыночек помрёт, она может и руки на себя наложить!  Надо что-то делать.
В этот момент прогремел гром, полыхнула молния, а над головой Гертруды раздался возмущённый голос:
– Опять за старое взялась! Доиграешься.
Гертруда поняла, что попала в ловушку: с одной стороны злая ведьма, прикинувшаяся прорицательницей, с другой – сатана, в обличье святого угодника, а посередине она, одна одинёшенька со своим горем. В этот момент порыв ветра сорвал с её плеч платок и, покружив в воздухе, швырнул в придорожную пыль. Хотела было нагнуться, чтобы поднять, но не смогла. Резкая боль обручем сдавила голову.
Женщина упала в траву и погрузилась в тяжёлый сон. Будто кто-то морок навёл, чтобы вернуть в прошлое. Показать заново мелкие ссоры сестёр в детстве и серьёзные столкновения в юности. И то, как она каждый раз решала спор в пользу Глории. Старуха правильно назвала её злобной вороной, взгромоздившейся на сосуд. Вороной, которая одну дочь клювом и крыльями гнала прочь, а другой лакомые кусочки скармливала. Только ни одной из них это не принесло счастья.
Гертруда очнулась от наваждения, перевернулась на спину и взглянула на небо. Грозовые тучи, клубившиеся над её головой, расступились, луч солнца коснулся лица и придал силы измученному телу. Женщина встрепенулась и впервые задала себе простой вопрос: 
– А что на самом деле хранилось в сосуде? Призрачное счастье, или материнская любовь одна на двоих? Матери – всего лишь живые люди, и запас их любви к детям не бесконечен, как не бесконечен запас молока в их груди. Чем больше они отдают того и другого одному из них, тем меньше перепадает другому. Моё сердце выбрало Глорию, оставив Аврору ни с чем. Сперва без молока, а затем без любви. В итоге, одну дочь я непомерно избаловала, а другую ожесточила.
Гертруда вытерла рукавом проступившие на лбу капельки пота и продолжила беседу с самой собой:
– В бедах, постигших моих дочерей, виновата я одна, и нечего пенять ни на ведьму, ни на сатану. Да и помощи от них ждать бестолку. Придётся справляться самой. Помочь Глории пожалуй смогу. Мы с мужем заберём её домой и общими усилиями поставим мальчика на ноги, а там, глядишь, и сосуд залечит раны. Она ещё обретёт своё счастье. А вот как помочь несчастной Авроре? Чем залечить её ожесточённую, выжженную пожаром душу? Что могу я, слабая женщина, против сатанинских козней? Разве что броситься дочери в ноги и молить о прощении?
В этот момент Гертруда впервые ощутила прилив жалости к той, которую с раннего детства прозвала захватчицей. Вздохнула, перевернулась на бок и обомлела. Рядом с её щекой покачивался на тонкой ножке крошечный жёлтый цветочек. И тут же, как наяву, она увидела пальцы провидицы, согревающие стеклянный шар и слабый росток на фоне голубого сияния.
Гертруду осенило: провидица не наказывала меня, а давала надежду. Показала не залечивающий раны сосуд на двоих, а возрождающуюся душу Авроры!
 Она привстала и огляделась по сторонам. Вырвавшееся из плена туч солнце, окрасило жухлую траву в изумрудный цвет, а ветер благосклонно склонил к ней кроны деревьев. Значит всё ещё наладится.
 Гертруда поднялась с земли и, не оглядываясь назад, энергично зашагала к дому.